Секунды до грозы. Книга 2

Камилль, наконец, перестала возиться у меня на голове, и я осторожно провела рукой по новым «владениям», стараясь обойти стороной волдыри и липкую мазь. На ощупь всё это напоминало не столько прическу, сколько поле боя. Справа – выбритый висок, слева – уцелевшие волосы, переброшенные через плечо, как последний оплот женственности.

– Ах, умыться бы тебе да серёжку в ухо надеть – и станешь ты выглядеть, право, как матёрый маг молнии! – восторженно изрекла напарница, усевшись напротив. – Как ты себя чувствуешь? Отдохнуть бы часок-другой, а затем в путь домой, в Шатодор.

– Нет, – отрезала я, сама немного удивившись, откуда во мне взялась такая решимость. – Говоришь, кроты виновны в кражах? А мы как раз на пороге их логова. Предлагаю проверить и завершить задание, как положено.

– Уверена ли ты в этом, дорогая? Мазь, конечно, сделала из тебя более-менее ходячую, но выглядишь ты так, будто тебя дракон жевал… и недожевал.

– Спасибо, – если бы сарказмом можно было травить крыс, то моего бы хватило на всю башню в помощь Сержио.

Придерживаясь за стену, я поднялась на ноги, правда, без особой грации. А Камилль, почуяв иронию, тут же всполошилась, заверещала, что вовсе не хотела обидеть, и вообще, имела в виду исключительно мою «героическую усталость».

Святые Архимаги, да я же пошутила! Вот же и правда суетливая мартышка. Причём с обострённым чувством вины.

– Моя сумка, я так понимаю, превратилась в дымящуюся горку угля? – осведомилась я с той же степенью надежды, с какой спрашивают у лекаря, можно ли вернуть ногу, если её сожрала акула.

Камилль согласно мотнула головой. Увы.

Эх. А ведь в ней были и ромашка от нервов, и сушёные абрикосы, за которые сейчас я душу бы отдала. Живот урчал громче моих мыслей, что весьма осложняло принятие серьёзных решений. Организм только и намекал: геройствовать на пустой желудок – не только глупо, но и вредно для здоровья.

Я тяжело вздохнула, оплакала в уме абрикосы и уставилась в тёмную глотку пещеры. Оттуда веяло сыростью, дурными предчувствиями и стойким ощущением, что идти туда – идея сомнительная. Но разве меня теперь останавливали подобные мелочи?

– И как же, прошу прощения, нам идти в этой тьме без света? – поинтересовалась Камилль, заранее зная ответ и заранее им недовольная.

– Так и пойдём. Вдоль стеночки. Наощупь. С верой в лучшее и одним кинжалом наперевес.

– Всю пещеру лапать руками?! – возмутилась она, упрямо уперев руки в бока. – Мы ж, боюсь, так до самой старости её на ощупь изучать будем!

– А как ты думала выполнять задания до этого?

– Говорила я тебе, говорила! – вздохнула она, перебирая руками в воздухе, будто прогоняя мысли. – Откуда ж мне было знать, что всё из-за этих проклятых кротов? Вот бы сейчас мага земли – такого, что вслепую лабиринт пройдёт без проблем! А что мы имеем? Два мага, искры силы которых взбунтуют всё жилище! Это безумие!

– А ты потише будь, – шикнула я. – А то с таким успехом, мы и без крикунов привлечём кротов и до старости не доживём.

– Ах, злая ты, когда раненая, – пробормотала Камилль, понизив голос. – Ещё раз скажу… надеяться, что мы тут вслепую что-то отыщем – всё равно, что ожидать с неба не дождя, а вишнёвого сиропа. Чрезвычайно маловероятно!

– А мы на твою удачу полагаться будем, – отрезала я. – Ты же у нас маг огня. Вот и проверим в очередной раз.

Сама толком не понимала, зачем так упрямилась. То ли потому, что не хотела возвращаться в башню побитой и с пустыми руками – стыдно же, – то ли из принципа: надо было довести задание до конца, ведь это была первая миссия, где начальника надо мной не было. Мы с Камилль были на равных, хоть у неё и опыта побольше. И я хотела, прежде всего, самой себе доказать, что справлюсь и нянек мне больше не нужно.

– О, милая, это не так работает, – бросила она с лёгкой усталостью и раздражением, словно объясняя то, что должно было быть очевидно даже для меня.

– А как?

Я вполне понимала, почему Камилль моя затея не нравилась, но спорить дальше она не стала – и, признаться, я была этому несказанно рада. Не уверена, что смогла бы здраво аргументировать свой порыв. Интуиция говорила, что всё получится, и всё тут.

И вот я шагнула вперёд, а когда свет снаружи окончательно уступил место сырой темноте, остановилась и выцарапала кинжалом Камилль на стене небольшой крестик. Будем возвращаться, подсказки послужат нам тактильным ориентиром, что идём правильно.

Затем мы прижались к левой стенке и начали двигаться боком – грациозно, как крабы. Руками ощупывали мягкие, влажные, подозрительно податливые стены, то и дело натыкаясь на корни, торчащие из земли, как чья-то неприбранная прическа. Я, по доброй наивности, сначала пыталась их запоминать, как подсказки к выходу, но минут через десять поняла, что они все одинаковы и ориентироваться на них бессмысленно.

Однако повороты считала при любом раскладе. И про метки-крестики не забывала.

Два налево.

Тишина в пещере стояла такая, что уши начинали подозревать заговор, реагируя на шорох тех самых крикунов – кем бы они ни были.

– А Филипп, между прочим, на тебя глаз положил, – Камилль бросила это умозаключение, словно бабка на рынке: громко, выразительно и так, чтобы их сплетни случайно услышали все, но не в коем случае не подумали, что весть пошла именно от них. Да уж, молчать напарнице явно было тяжело. А шли мы и впрямь утомительно долго – мои ожоги уже почти не ныли, только бок напоминал о себе стабильно и настойчиво.

– С чего ты взяла? – буркнула я. – Он просто мой наставник.

– Ах да, наставник, – протянула Камилль с таким жирным намёком, что я вполне отчётливо смогла представить, как расползлась на её лице ехидная ухмылка. – Наставник, говоришь? Тот самый, что на тренировках таскает тебе вафли, ловит тебя под локоток, как только ты изволишь споткнуться, и взирает так, будто перед ним не ученица, а корзинка с пушистыми котятами, и каждый с бантиком!

– Это элементарная вежливость!

Ну вот, ещё и покраснеть от смущения не хватало! Великолепно. Хорошо, что темно и Камилль не видела этого, а то бы точно вцепилась в эту идею своими цепкими умозаключениями. И хотя я прекрасно понимала, что мелет напарница откровенную чепуху, всё равно повелась на эти сладенькие словечки, как наивная десятилетняя дурёха.

– Он со всеми тактичен и галантен. Или ты хочешь сказать, тебе он руку не подаёт?

– Подаёт, – невозмутимо отозвалась Камилль. – Но при этом не глядит на меня так, словно сам не знает – то ли к алтарю тебя проводить, то ли самому сбежать в лес и умирать от тоски.

Тьфу. Глупости какие. Если бы Филипп действительно за мной ухаживал, я бы уже давно заметила… и пресекла.

– Святые Архимаги, Камилль, ну хватит выдумывать того, чего нет!

Напарница в ответ только фыркнула – коротко, хищно, по-лисьи. Почерк Сильвена. Затащил всё же её в секту ехидных многозначительных фырков.

Я упрямо уставилась в темноту, проклиная и тему разговора, и туннель, и рыхлую почву, которая норовила подставить мне подножку. Земля под ногами то твердела, то проваливалась, и я искренне надеялась, что в следующую секунду можно будет провалиться и самой, лишь бы не продолжать разговор.

Поворот направо.

– Намучаешься ты с этими двумя, – вздохнула Камилль, будто не просто предсказала мне скорую гибель, а уже выбрала место под памятник, заказала надпись и присмотрела горшок под цветы на заднем дворе башни.

А шорохи крикунов тем временем где-то впереди добавляли атмосфере перца. И соли. И ещё целой приправы тревожности. Гораздо легче было бояться того, чего в глаза никогда не видела, но оно было.

– Пусть между собой махаются сколько влезет, – буркнула я, сразу поняв, о каких «двух» речь. – Только меня в свой балаган втягивать не позволю.

– Уже позволила, – хитро и с жирным намёком хихикнула она.

Поворот налево. Потом ещё направо.

Ещё чуть-чуть – и я начну оставлять метки на стенах не кинжалом, а зубами. От злости.

– У меня сестра с детства с мальчишками дружит, – уверенно заявила я, решив, что пора в наш разговор внести хоть каплю здравомыслия. – Поддержка, забота, взаимопомощь – всё это бывает и без ахов, охов и лунных соплей. Это называется дружба. Такое, знаешь ли, тоже существует.

– Ну-ну, – фыркнула Камилль, и я представила, как её глаза закатились аж до затылка. – Дружба между мальчиком и девочкой? Ха! Не бывает её, не бывает! Это всё иллюзии.

– А как же Сержио? – сразу метнула в неё весомый аргумент. – Вы же с ним дружите.

– Ой, ну нашла тоже, кого в пример привести! – сразу заявила Камилль. – Это совсем другое! Он мне в отцы годится – и по возрасту, и по степени заботы и доверия, как ты выразилась.

– Фууу, мерзость какая! – передёрнулась я и, как оказалось, весьма кстати.

Потому что в тот самый момент моя рука нырнула во что-то… жутко подозрительное. Туда, где всё было склизко, мягко и… тёпло? Причём по самый локоть. И, судя по ощущениям, эта… масса ещё и дышала.

– Ну полно тебе, – начала было Камилль, видимо, решив, что я всё ещё про её «дружбу». – Двадцать лет разницы, не прям же меееерзость…

– Камилль, – прошипела я, застыла и сглотнула. – У меня плохие новости. Очень плохие. Очень… скользкие.

Напарница настороженно замолчала. Субстанция, в которую я угодила, вежливо чмокнула меня изнутри и издала звук, с которым обычно высмаркиваются во время болезни.

– Камилль… – хрипло уточнила я. – Я, кажется, засунула руку в нос?

– Куда?! – кашлянула она.

– Святые Архимаги… в чей-то огромный нос.

И тут нечто вдохнуло. Смачно. Глубоко. Затягивая внутрь мою руку по плечо. А потом…

Оно чихнуло.

Чихнуло с такой мощью, что меня швырнуло назад, как пробку из зелья, простоявшего триста лет в подвале. Я впечаталась в Камилль, обе мы повалились, и в завершение нашего чудесного бутерброда нас обдало соплями.

Много соплей.

– Камилль… это… крот?

– Бежим! – рявкнула она, не забыв прихватить меня за раненую руку.

И правильно – в такой ситуации главное не терять ни голову, ни чувство самосохранения, ни подругу, покрытую слизью.

Свободной рукой Камилль создала пару шаров огня и послала их вперёд, чтобы осветить путь. Мы помчались, а за нами – визг крикунов, которые, судя по звукам, считали себя ужасными хищниками, хотя на деле были всего лишь цветами. Чёрные бутоны хлопали, распускаясь в звёздное небо лепестков, а затем захлопывались, издавая новый пронзительный писк, режущий слух. Стебли-лианы цеплялись за потолок и бодали ещё не проснувшихся соседей, предупреждая об угрозе.

– Направо! То есть… левее! – крикнула я на развилке, понимая, что удача – хорошо, но я больше доверяла памяти, когда был выбор.

– Так куда? – спросила Камилль.

– Налево!

Крот дышал нам прямо в спину. А из туннеля справа, который мы уже миновали, донёсся хрюкающий звук, как будто что-то большое и злобное копошилось в нашу сторону и оттуда.

Мы бежали изо всех сил, крикуны орали, кроты за нами, и судя по звукам, они даже сталкивались друг с другом, что замедляло их и давало нам преимущество. Но грохот стоял оглушающий.

– Направо! – указала я при следующей развилке.

Я на ходу сварганила крохотную молнию и швырнула её в этих раздражающих крикунов. Земля с потолка обвалилась, преграждая путь кротам. Но вместе с ней и крикуны, словно дождь посыпались нам на головы, цепляясь за волосы, руки и одежду своими жёсткими стеблями и корнями.

Ладно, идея вышла не самой удачной. Особенно если учесть, что земля – это не преграда для крота, чья профессия – рыть норы и подкапываться со всех сторон. А вот эти вечно вопящие крикуны, сидящие прямо на голове добавляли остроты ситуации.

– Налево! Потом два раза направо! – напомнила я Камилль, хотя та и так уже уверенно лавировала в этом лабиринте.

– Почти! – отозвалась она и рванула вперёд. Я тоже уже видела серое небо впереди, ещё чуть-чуть… Вот-вот!

С истошным криком мы выбрались наружу и в последний момент отскочили в сторону, едва увернувшись от гигантской лапы, которая с силой врезалась в землю там, где ещё секунду назад были мы.

Чудовище помчалось дальше, тяжело перебирая своими когтистыми лапами, оставляя глубокие борозды на сухой земле. Спутанная густая шерсть покрывала всё тело, а короткий хвост отчаянно пытался замести следы. За ним выскочил ещё один, и ещё… Вскоре целая стая из десяти, включая детёнышей, бронекротов мчалась прямо в сторону Шатодора.

– Нам конец, – проворчала Камилль, злостно сбрасывая с плеча крикуна, который тут же, как улитка, пополз обратно в логово. – Лучше бы они нас сожрали, потому что хуже этого, наверное, только попасть на ужин к мадам Люсиль в качестве главного блюда.

– За платьем вернёмся? Задание, всё такое… – я с сомнением глянула в сторону входа в лабиринт, где наверняка жила ещё какая-нибудь живность, кроме той, что мы с себя стряхнули или отправили в столицу империи. Случайно.

– Да ну это платье к Святому Корбо, – вспылила Камилль.

Что ж, весьма доходчиво. Тогда самое разумное, что мы могли сделать, это отправиться в башню, отчитаться о миссии и принять наказание. А со своей интуицией, которая в этот раз подвела, я проведу отдельно воспитательную беседу.

К ночи будем дома.

Арка 5 Секунды до грозы

Болото тянуло гнилью, тяжёлым духом застоя и липкой сырости, которую уже не отличишь от тоски. Где-то в трясине хрипнула жаба, и звук – словно чужая мысль – застрял между кривыми ветвями, где пряталась дрожащая мгла, будто сама ночь замёрзла и боялась дышать.

Гранд-мастер Ордена Инквизиции стоял по щиколотку в болотной жиже. Чёрный плащ прилип к телу, напитанный сыростью, как вторая кожа, а редкий ветер не грел – лишь шарил по нему цепкими пальцами, будто ища, что ещё можно вытянуть: тепло, силу, остатки упрямства. По плечам рассыпались белые, как костяная пыль, волосы. А серые глаза, прозрачные, как утренний лёд, отражали темноту, в которую он смотрел. И ждал.

Он уже давно не ребёнок. Давно стал влиятельным и сильным – вершителем судеб, покровителем воронов, чьему слову внимал даже Верховный Жрец. Но здесь, в этом болоте, он забывал, что вырос. Здесь он вспоминал, кем был. Здесь – обрёл когда-то себя.

Она приближалась медленно. Огромное тело волочилось по болотной жиже, когтистые лапы скользили, выкапывая мягкую землю. Последняя. Так он звал её. Последняя из великих, кто ещё дышал. Дракон, что когда-то сиял оттенками позднего заката, теперь был блёклым отголоском силы. Серые пятна пролегли по сиренево-чёрной чешуе, длинные извилистые рога потемнели. Она едва держалась на ногах, и каждый её вдох казался слишком тяжёлым для этого мира.

Готье… Опять ты.

Голос Последней прозвучал в его разуме слабой вибрацией.

Мальчишка мой упрямый. Неужели снова пришёл?

Он кивнул – жест, ненужный ей, но необходимый ему. Она попыталась рассмеяться, но вместо смеха – горечь и слабость, замещённые слабым рыком.

Когда ж ты уже оставишь меня в покое?

Последняя опустилась на брюхо, голова её дрожала, но взгляд остался таким же ясным. Она смотрела на него как на итог всей своей жизни.

Сгинь, ну. Надоел.

Она замолчала на миг, будто собиралась с остатками сил. Гранд-мастер опустился перед ней на колени. Грязь облепила сапоги, пальцы дрожали, когда он коснулся её морды. Чешуя была холодной. Слишком холодной.

– Я нашёл способ, – сказал он. Голос сорвался. Он стиснул зубы. – Я не позволю тебе умереть, Последняя. Подожди ещё немного. Совсем чуть-чуть.

Глупый. Упрямый. Человечишка.

Последняя вскинула голову, и её крик прорезал тягучую пустоту болот. Но гранд-мастер не шелохнулся. Он знал этот гнев. С детства знал.

Она всегда была такой – яростной, величественной, полной презрения… и всё же прижимала его к груди своими когтистыми лапами холодными ночами, как своего. С первого дня, когда он встретил её здесь в болотах, и когда Последняя своим дыханием в один миг навела порядок в его измученном чужими мыслями сознании, Последняя стала для него всем. И она, несмотря на браваду и слова, защищала его.

Защищала. Обучала.

Любила.

Хотя ни за что бы этого не признала.

– Мы всего лишь жалкие людишки. – Только в разговоре с Последней гранд-мастер не хрустел пальцами. Её это раздражало. – А ты – последняя из своего рода. Твоя магия течёт в наших жилах, и она должна вернуться к тебе. Она спасёт тебя, как только я пойму, как её пересадить.

Приютила глупое существо… теперь вот разгребаю последствия. Даже интересно, как такой жучок, букашка сможет обыграть саму суть природы.

В её голосе мелькнуло нечто почти нежное.

И говори со мной мыслями. Я не настолько слаба, чтобы не выдержать твоей бесполезной болтовни!

Последняя прикрыла глаза. Казалось, она слушала ветер, что проходил сквозь сухие ветки деревье, как смерть пробирается сквозь дыхание.

Мы были созданы не для этого времени. В нас – слишком много мира, которого больше нет.

Готье не отводил взгляда от измождённого тела, которое казалось уже почти растворённым в болотной тьме. Его сердце сжималось, словно каждое её слабое движение отзывалось в груди острым шипом боли. Он чувствовал, как последние искры её магии тают, унося с собой частицы былой мощи и величия.

Последняя была для него не просто воспитательницей – она была спасением. Именно она научила его сохранять рассудок в хаосе чужих мыслей. Она раскрыла перед ним истинные грани его магии, его телепатии. Под её руководством он научился не только закрывать собственный разум, но и глубже проникать в чужие – читать не только мысли, но и чувства. Иногда ему удавалось даже заглянуть в воспоминания, хотя это требовало огромных усилий. Благодаря ей он мог охватить весь Шатодор, сохраняя в безопасности свой рассудок.

Я заставлю магию вновь течь в твоих жилах. Ты будешь сильна, как прежде. Ради тебя я переступлю через всё.

Последняя открыла глаза после его слов, и в них была печаль древнего рода, что знает цену вмешательству.

Чтобы дать, нужно взять. У людей магия живёт в крови и ты это знаешь. Ты хочешь отнимать их жизни ради меня.

Он не ответил. Потому что уже сделал выбор. Потому что в его сердце было место лишь для одной истины: она – та, кто вырастила его, чьей магией он жил, чьей тенью стал в этом мире. Без неё – он пепел.

Я найду тех, кто отдаст по доброй воле.

В голосе звучала уверенность, которую можно было спутать с отчаянием.

Ты, величайшее существо этого мира, Последняя. Многие будут готовы спасти тебя, твоё величие, твоё существование, ценой своего.

Последняя медленно приподняла голову, и в её глубоком взгляде сквозь усталость, сквозь боль, сквозь неизбежность мелькнула искра понимания. Она знала, что Готье не отступит, что его упрямство и нежность – единственные нити, что связывали её с жизнью.

Тогда будь готов платить ту же цену.

Он обнял её морду обеими руками. Наклонился ближе.

Не задумываясь сделаю это после того как своими глазами увижу, как ты паришь в небесах, Последняя.

Её дыхание стало ещё слабее, но голос в его голове снова зазвучал – чуть мягче, чуть ближе.

Мой род пал, и ни жалкие надежды, ни твоя упрямая вера не возродят его. Ты вознамерился взвалить на мои плечи бремя последней – как будто я обязана жить ради твоей человеческой прихоти.

Последняя склонила голову набок, прислушиваясь к слабому биению его сердца. Хвост дёрнулся в тине, и тьма в глазах драконицы сгустилась.

Мы будем рядом лишь на миг – по меркам Вечности твоя жизнь меньше взмаха крыла. Так проживи её, не беспокоя меня своими мечтами о спасении. А я… Я исчезну. Спокойно. Как подобает последней. Так отпусти меня, мальчишка, и не мешай умирать с достоинством.

Он вжал лоб в её морду и хрипло втянул сырой воздух пахнущий илом, влажной корой и памятью. Памятью о первых уроках, о пойманной ею мелкой живности, чтобы его накормить, о том, как она, злобно фыркнув, прятала его под крыло от дождя и чужого ужаса, слышимого только в голове. Он тогда дрожал разрываемый голосами, которых никто, кроме него и неё, не слышал. А она была тишиной. Её дыхание заглушало всё лишнее. Её присутствие собирало его из кусков. И где-то в уголке памяти всплыл смех – её насмешливый рёв, когда она приказывала болотным кепли катать его по озеру, как важного принца.

– Ты ещё так молода, Последняя… – прошептал он уже голосом. – И я не могу просто отступить. Не имею права. Из-за нас, людишек, ты здесь. Это мы веками охотились на твоих. Мы довели до исчезновения. Если бы не мы, вы бы всё ещё парили в небе. Ты бы не была истощена. Пусть это проклятие легенд, пусть наказание свыше – я приму его. И обрушу возмездие на тех, кто заслужил. Я заплачу за всех погибших драконов. За всё.

Её веки дрогнули. Чешуя скрипнула, как старая броня. И где-то внутри, в глубине связи, вспыхнуло знакомое – издевка, почти ласковая:

Так ты определись, глупый мальчик. То ли это твоя благородная воля, то ли кара и расплата. Хотя…

Последняя лениво потянулась, шевельнув когтем.

Я и сама не против откусить пару голов. Для развлечения. Вы, людишки, невкусные, конечно. Тощие, костлявые, ни капли жира. Но как забавно пищите…

– А меня-то чего не сожрала? Для разнообразия? – слабо усмехнулся он, не отводя взгляда от её морды.

Драконица фыркнула, слегка повела носом, будто улавливая в воздухе знакомый запах.

А ты свой. Ты – телепат. Благословлён одним из моих предков. К тому же… я веками не общалась ни с кем через магию. Встретить тебя оказалось неожиданно приятно… и, что уж скрывать, интересно.

– А для меня… честью. – Он склонил голову и на миг закрыл глаза. – Высшей.

Глава 46 Недоразумение

Проснулась я ни свет ни заря. Даже солнце, лентяй этакий, ещё только собиралось вылезти из-под одеяла облаков, а я уже таращилась в потолок, как сова на шум в кустах. Сегодня у меня день рождения. И обычно я встречала его с ожиданием, что весь мир мне в худшем случае пирог должен испечь, а в лучшем – перестанет быть занудой. Но в этот раз… ничего. Ни восторга, ни трепета, ни желания заорать «ура, я стала старше!». Просто тоскливая пустота где-то под рёбрами и чувство, что кто-то невидимый сел мне на грудь и квакает там от скуки.

Без Рене всё это – не день рождения, а жалкое недоразумение. Ни тебе утреннего бурчания в духе «ну вот, ты родилась, как тебе не стыдно». Ни фирменного «ууу, старость подкралась!» с драматичным вздохом. Ни следа беспорядка, который она гордо называла «системой хранения на основе хаоса». Уже несколько недель я не получала от неё весточки. И что самое грустное, связаться с ней не было ни единой возможности.

Я мотнула головой и подскочила с постели так резко, будто пыталась скинуть с себя не мысли, а репейники. Прилипли, гады, и зудели. Нет уж. Начинать день с саможалости – последнее дело. Надо встряхнуться, взбодриться и сделать вид, что всё под контролем, даже если внутри каша из тревоги, одиночества и желания завернуться в одеяло обратно до момента, пока мир не передумает быть таким непредсказуемым.

Распахнула окно и глубоко вдохнула. Осень в Шатодоре была особенной – густая, влажная, с запахом мокрых листьев и едва уловимого дыма. Город последние дни жил ярмарками в честь начала первых этапов соревнований Ори, что всё глубже погружали народ в веселье, вытягивая из тяжёлых будней. Даже недовольства и возмущения в сторону магов временно утихли, ведь именно они устроили представления для людей и участвующих команд. Возможно, начать Ори раньше – это был продуманный ход Архимага, чтобы отвлечь людей от злобы и агрессии, смягчить их чем-то приятным, исходящим от магов. И, надо признать, получалось.

После возвращения с миссии нас с Камилль отчитали так, что у меня уши закрутились в морской узел. Сначала каждая получила по полной от своего гранд-мажа, потом уже вместе выживали в кабинете мадам Люсиль. А Сержио тем временем отправился разгребать тот хаос, что развели кроты после побега из пустыря. Ходил слушок, что он с ними уже знаком и сможет легко вернуть бедолаг домой.

Награду, разумеется, мы не получили. Но, несмотря на всё это, я чувствовала гордость. Потому что, Святые Архимаги, я выжила. И Камилль тоже. К тому же, мы с ней теперь частенько завтракали вместе. Вернее, хихикали над кашей, как две умственно отсталые крыски, обсуждая сплетни.

Вот только сегодня совместный завтрак отменялся. Ещё вчера она предупредила, мол, пошла на какую-то мелкую миссию с Сержио. Ну-ну. Учитывая, что с их участием даже поход за хлебом может закончиться потопом, дракой и случайной телепортацией в курятник, я мысленно пожелала им удачи. А себе – терпения. Потому что теперь завтрак мне придётся добывать самой. И самый простой способ – посетить ярмарку.