Космическая оранжерея Лиги Содружества

Они трое пили чай из традиционных для морбитов растений (которые специально были привезены Помощником с их родной планеты и культивировались, чтобы дать гражданам возможность сохранять их идентичность) и разговаривали о том, о сем, когда раздались первые звуки уличных беспорядков.

Юст прислушался, непонимающим взглядом посмотрев на друзей.

– Что происходит?

Аг и Юна переглянулись. Их эмоции практически не отражались на лицах – за неимением такого количества мимических мышц, как у людей, но по их поведению тому, кто общался с ними постоянно, не сложно было догадаться, о чем они думают. Юст нахмурился, встал и подошел к окну.

Аг тут же оказался рядом с ним и прикрыл отдернутую занавеску.

– Осторожно, Юстис.

В этот момент включилась система оповещения внутри дома.

– Внимание, всем гражданам необходимо срочно вернуться в квартиры. В ожидании дополнительного уведомления оставайтесь внутри помещений, выход на улицы запрещен, – сообщил спокойный женский голос, повторил эту информацию трижды и замолчал, с тем чтобы возобновить сообщения немного позже.

– Опять беспорядки, – взволнованно прошептал Юст, выглядывая из-за занавески. С их стороны дома пока не было ничего видно, но шум слышался даже через наглухо закрытые окна. – Аг, вы знали?..

Тот не ответил, поэтому Юст обернулся к нему и снова спросил, ловя его взгляд; их глаза находились примерно на одном уровне, потому что один был высоким человеком, а второй морбитом среднего роста:

– Вы знали, что это готовится?

Тот отвернул голову, пряча свои темные узкие глаза без зрачков, полуприкрытые веками.

– Не задавай этот вопрос, Юстис.

Все они относились к мирному населению и ни у кого из них не было вживленных в глаза и в уши записывающих устройств, обязательных для патрульных, и являвшихся предметом роскоши для всех остальных. Но следящие устройства Помощника присутствовали во всех без исключения помещениях и общественных местах, и записи с них хранились бессрочно – вернее, никто, кроме самого Помощника, не знал, сколько времени они хранились, но никакие преступления не имели срока давности, и это было всем хорошо известно. Когда, как и зачем Помощник обращался к этим записям, знал только он сам. Всеобъемлющий искусственный интеллект, фактически управлявший жизнью Лиги Содружества, только в своем названии являлся чем-то второстепенным и несамостоятельным – это понимали все граждане, но никогда не говорили об этом вслух.

Юст огорченно вздохнул и снова обратился к окну.

Квартира, где они находились, располагалась на третьем этаже и выходила двумя широкими окнами на улицу, напротив был торговый центр со стеклянными витринами. Теперь обстановка внизу изменилась. Появились протестующие, с десяток, лица закрыты – как будто это им поможет остаться неизвестными, недоуменно подумал Юст, – в руках они держали металлические трубки и какое-то оружие, судя по всему, самодельное огнестрельное. Только по росту можно было догадываться, к какой расе кто из них принадлежит. Юст рассматривал фигуры с внутренним смятением и трепетом. Эти забастовщики являлись наглядным свидетельством провала в работе социологов. Не должны граждане бастовать. Граждане вообще не должны быть недовольными, но иногда они почему-то такими становились. Значит, государство не обеспечило им достаточно комфортную жизнь. Значит, работа многих специалистов оказалась бесполезной.

Между тем, темные фигуры, недолго пробыв в статике перед торговым центром, выбрали наиболее уязвимые точки в витринах и принялись громить их. Это выглядело так глупо и бессмысленно, и все равно от зрелища невозможно было оторваться.

Когда на витрины обрушились первые удары железных прутов, Юст услышал взволнованный вздох Юны. Его друзья стояли рядом с ним, также выглядывая через полуоткрытую занавеску.

– Юстис, это может быть опасно, – сказал ему Аг. – Давай отойдем от окна.

Но тот и не отошел, и не ответил. Он смотрел на происходящее, как завороженный, и чувствовал смятение и боль. Сердце щемило. Если бы Помощник не приказал всем оставаться внутри помещений, он, наверное, выбежал бы на улицу и постарался самостоятельно утихомирить мятежников.

Но реальная сила, способная их утихомирить, появилась очень быстро. Всего пара витрин разбилась к тому моменту, когда на улице появились патрульные, в песочного цвета форме, с силовыми щитами и пистолетами в боевой позиции. Громко зазвучал текст, видимо с дрона, призывающий забастовщиков бросить оружие и сдаться. Те из мятежников, кто был ближе всех к появившимся патрульным, развернулись от витрин, обратили оружие против силовых щитов и моментально превратились в кучки пепла на каменной дороге. Пистолеты патрульных генерировали высокоинтенсивную материю, которая в зависимости от цели прожигала насквозь, если это была твердая неорганика, или сжигала дотла, если органика.

Юст охнул и закрыл лицо руками, отвернувшись. Занавеска задернулась. Аг, воспользовавшись моментом, приобнял его за плечи и отвел вглубь комнаты.

Они не видели, как еще пара забастовщиков, вооруженных примитивными огнестрелами, также решила опробовать их против щитов Патруля и подверглась той же участи. Остальные дрогнули и отступили. Самые нерасторопные были немедленно задержаны и перевязаны в верхней части туловища, с прижатыми к груди руками, смирительным жгутом, который, будучи замкнут двумя концами в замок, уменьшал свою длину при попытке его разорвать, и причинял сильные страдания особенно буйным пленникам. Несколько мятежников обратились в бегство, и с десяток патрульных кинулись за ними.

– Как это ужасно, – прошептал Юст. Теперь он стоял в глубине комнаты перед столом и невидящим взглядом смотрел в стену. – И главное, зачем?..

– Ты же знаешь, что рационального ответа на этот вопрос нет, – тихо ответил Аг, переглянувшись с Юной.

– То, что сейчас произошло, перечеркивает всю мою работу. Все было зря. Если до сих пор происходят такие дикие вещи, все, что я делал, оказывается напрасно.

– Нет, Юст, ты не прав, – сказала Юна. – Ты не должен винить себя. Если уж на то пошло и мы хотели бы обвинить кого-то из специалистов, то это были бы генетики и только они. Они до сих пор не умеют отключать ген тяги к свободе и территориальной экспансии у нашего народа.

– А когда они научатся, то это будет уже не наш народ, – тихо дополнил ее слова Аг.

Свободное время гражданин Лиги Содружества должен был проводить в обществе. Даже если ему хотелось что-то почитать или посмотреть, а уж тем более позаниматься спортом, социально одобряемым выбором считалось прийти в подходящее общественное место и делать это там. Граждане подталкивались к тому, чтобы как можно больше общаться друг с другом. Они должны были быть «все для всех» – как звучала краткая форма лозунга «Каждый для всех, все для каждого», и, осознавая свою исключительную ценность (уникального оранжерейного цветка), осознавать также аналогичную ценность всех остальных, независимо от расовой принадлежности, ценить их, и более того – быть готовым оказать любую законную услугу, постараться максимально удовлетворить потребности другого. К этому детей приучали в Школе с момента, как они становились способны понимать слова.

Был только один компромиссный вариант (не считая болезни и смерти), когда гражданин имел обоснованную возможность к уединению в своем жилище – в случае, если он состоял с кем-то в зарегистрированной паре.

У Юста была пара, причем ее самый классический вариант, а именно человек противоположного пола. Никто не вдавался в историю и происхождение самого понятия пара, но оно уже давно распространилось на любые формы сожительства разумных существ вне зависимости от цели и количества участников. И ограничений для официальной регистрации пары было очень мало: биологическая несовместимость видов да несовершеннолетие. Гражданам запрещалось очень многое (вечный повод для недовольства и протестов жителей присоединенных территорий, которые не желали расставаться со своей дикостью), но и очень многое разрешалось. В частности, все, что связано с сексуальной жизнью, было полностью отдано им на откуп, взамен полностью монополизированного государством процесса размножения. Запреты распространялись только на насильственные действия и отношения с несовершеннолетними – поскольку это вошло бы в конфликт с философией оранжерейного бытия.

Общины приобретали тот же статус пар, создаваясь под самые разные нужды. Это были и союзы, замешанные на сексе – к ним Помощник относился наиболее лояльно, и те, что основывались на общем хобби, и даже на религиозных убеждениях. Последнее контролировалось наиболее пристально, поскольку никакая религиозность не одобрялась, и публичное вероисповедание находилось под строгим запретом. Общины по религиозным убеждениям создавали самые радикальные верующие, обычно не рожденные в Лиге, а происходившие из недавно присоединенных территорий, и их вера рассматривалась государством как неудобный атавизм. Скрывать же истинную причину создания общины было бессмысленно: договориться о таком сокрытии, оставшись незамеченными Помощником, могли разве что виды, способные общаться телепатически, но даже в их случае дальнейший образ жизни выдал бы все тайны.

Регистрируя пару, граждане тем самым как бы просили государство и соотечественников рассматривать их как единое целое с объектами их выбора. Это вписывалось в концепцию «все для всех», поскольку расширяло границы личности, ориентировало на самоотдачу. И также это облегчало Помощнику контроль, поскольку чтение мыслей пока еще не было доступно для технических средств мониторинга, и даже психотерапевты не всегда могли в полной мере понять, что в голове у каждого конкретного одиночки – а при тесном общении с сожителем самораскрытие происходило как нечто само собой разумеющееся.

Благодаря присутствию Луисы в его жизни, Юст тем вечером имел обоснованную возможность оставаться дома, и был этому рад. Он как в тумане дошел до своего квартала, благо жил недалеко, и облегченно вздохнул, вступив под защиту своей квартиры и обняв Луису, которая выглядела заметно встревоженной.

– Я беспокоилась, как ты доберешься, – сказала она. – смотрела новости, ты же был почти в эпицентре беспорядков.

– Они закончились к тому моменту, как я выходил.

Он вкратце, стараясь не живописать, но и ничего не скрывая, рассказал ей об увиденном в квартале морбитов. Луиса была его бывшей школьной однокашницей и коллегой в сфере социологии, она специализировалась на проблеме интеграции живородящих семей. Они не очень много общались в Школе, но, когда благодаря профессии стали проводить вместе больше времени, словно бы увидели друг друга новыми глазами, и отношения стали развиваться. Луиса была невысокой, склонной к полноте шатенкой, с большими глазами, мягким взглядом, маленькими теплыми ручками. В моменты сильных переживаний Юсту казалось, что она его якорь, который прочно удерживает его и не дает эмоциям совсем раскачаться. А переживания случались нередко, потому что он был очень неравнодушен ко многим вещам, которые встречал по долгу службы, но не всегда мог повлиять на события положительно, вот как сегодня. Психотерапия, обязательная для всех граждан, тоже играла не последнюю роль в борьбе с выгоранием, но с психотерапевтом надо было разговаривать, а Луиса зачастую понимала его без слов. И он ее понимал тоже.

К тому моменту, как они сели за ужин, который Луиса получила в автоматической сервировке на этаже, они уже успели поделиться самыми горячими эмоциями от пережитого за день. Юст чувствовал, что начинает расслабляться. Еда, которую ему выдали сегодня, была отмечена вниманием Помощника к пережитому им стрессу: ужин, обильнее обыкновенного, состоял из жирного мяса с углеводистыми овощами и большой порции сладкого кремового десерта. Кроме того, Луиса днем успела купить пару бутылок некрепкого алкоголя. Ее собственный ужин был противоположностью меню ее пары, и включал в себя салат с нежирным сыром, нежирное мясо и фрукты. Несомненно, Помощник знал, что эти двое делят всю еду, и учитывал это, создавая их совместный рацион. Большая часть продуктов была синтетической, но высочайшего качества, и требовались очень тонкие обоняние и вкусовые способности, чтобы определить эту искусственность.

И все-таки, несмотря на домашнее тепло и расслабленность, Юст грустил и не мог избавиться от этого чувства. Образ забастовщиков, замирающих, чернеющих и рассыпающихся под действием лучей патрульных бластеров, стоял у него перед глазами. Он молчал, и на все реплики своей пары отвечал односложно, иногда вообще пропуская их. Луиса на какое-то время перестала с ним разговаривать, только пристально смотрела. После протянула руку – они сидели напротив друг друга за маленьким квадратным столом, и накрыла его ладонь своей. Это вывело его из оцепенения. Юст поднял глаза и встретился с ее ласковым молчаливым взглядом.

– Извини, – сказал он. – Наш последний вечер, а я такой.

– Я понимаю, Юстис, – тихо ответила девушка. – И не обижаюсь, а думаю, как утешить тебя.

– Не бери в голову, я в порядке, – Юст взял бутылку алкоголя и разлил по двум бокалам. Оба пригубили, и Юст, потянувшись через стол, поцеловал Луису в губы и взял ее за руку, переплетя пальцы. – В конце концов, даже если мы делаем свою работу не идеально, и не можем на сто процентов предотвратить подобное, мы все-таки делаем ее. И работы становится только больше. Мы все-таки нужны.

– Конечно, нужны. Почему ты сомневаешься?

– Потому что граждане несчастливы и страдают.

– Но я думаю, что без тебя и твоих коллег все было бы еще хуже. Может быть, вас просто не хватает. Ты же не общался лично с теми, кто вышел на улицы сегодня. Аг с Юной, например, не вышли и не собирались. На самом деле, судя по съемкам панорамы, вышло не так много народу, до двухсот участников.

– А еще я задаюсь вопросом, как Помощник мог проглядеть подготовку, – задумчиво сказал Юст.

Обсуждать и критиковать действия Помощника было не принято, потому что он слышал каждое сказанное на территории Лиги Содружества слово. Поэтому последняя фраза повисла в воздухе, оставшись риторическим вопросом. Луиса сочла за благо не поддерживать и не развивать эту тему. Немного помолчав, она перевела разговор:

– Расскажи о своих планах на завтра. Когда ты уезжаешь?

– Прямо с утра, – ответил он. – За мной заедут, мы должны будем собраться в нашем центре, а уже оттуда все вместе отправимся на космодром. А полет в общей сложности занимает что-то около трех суток. И как бы мне хотелось, чтобы ты могла поехать со мной.

– Я уже подала заявку, чтобы меня имели в виду, если на Ангкх будет миссия нашего департамента. Но пока еще рано, пока у нас о нем даже нет разговоров.

– Да. Еще рано, мы будем первые, кто начнет переговоры с ними.

– Ох, Юстис, как я волнуюсь, – не выдержала Луиса, которая очень старалась не беспокоить мужа, но теперь эмоции взяли верх. – Как они вас встретят, кто знает? Я изучила об Ангкхе все, что нашла. Я очень мало нашла, но даже из этой информации понятно, что планета совершенно дикая. Я ужасно беспокоюсь о тебе. Мне бы даже хотелось, чтобы ты отказался от этой миссии, хотя я понимаю, что уже поздно.

Юст вздохнул и отвел взгляд, стараясь помягче сформулировать ответ, чтобы попытаться успокоить ее.

– Поверь мне, я тоже изучил все что нашел, и там нет ничего страшного. А ведь, наверное, у меня доступ был полнее, чем у тебя, меня же специально готовили. Вполне благополучная, спокойная цивилизация. Войн на планете вообще не замечено. Единое государство. Невероятно благоприятные климатические условия, огромное количество ресурсов. Местное население не высокоразвито, поэтому с нашими технологиями миссия будет безопасной. Не волнуйся, любимая, все будет хорошо.

– Все равно буду волноваться, – ответила она, глядя на него с большой нежностью.

Юст тонул в ее глазах и чувствовал взаимную любовь, горевшую ровным и сильным светом еще со школьных лет. Но параллельно он думал о том, что Ангкх, это для него еще один шанс проявить себя и восстановить свою профессиональную самооценку. Даже если все вокруг убеждали его, что беспорядки на Арильфисе никак не связаны с возможными недоработками социологов, он эту вину с себя не снимал. Он надеялся, что в новой непростой миссии ему удастся принести настоящую пользу.

Патруль Лиги Содружества

1

– Привет, Арс.

– Привет, Эмур, как жизнь?

– Как-то все сложно, Арс.

– Тебе не нравится, когда сложно? Любишь, когда просто?

– Конечно. Как и все.

– Человеческие отношения непростая штука.

– Да. Я иногда чувствую себя в них беспомощным. Ни в каких других ситуациях я себя так не чувствую.

Они некоторое время молчали. Психотерапевт ждал, Эмур сидел перед ним в кресле и смотрел в пол.

– Так в каких отношениях тебе сложно?

Эмур вздохнул и раздраженно пожал плечами.

– Ты знаешь. С Иарной, все как обычно.

Седоволосый мужчина в кресле перед ним молча кивнул. Последующая пауза была еще дольше.

– Ты и так все знаешь, Арс, – сказал наконец Эмур. – Какой смысл тебе рассказывать об этом.

– Расскажи, что именно тебя гнетет – этого я не знаю.

– То, что она не со мной.

– Но она с тобой.

Он покачал головой.

– Нет. Она со мной только в постели. И это ничего не значит.

– Вы ранее с ней неоднократно обсуждали ваши отношения. Мне казалось, у вас есть взаимное согласие на этот счет.

– Оно меня не устраивает и никогда не устраивало, – сказал Эмур, глядя в угол переговорной. – Я просто соглашаюсь с тем, что она хочет.

– А что хочешь ты?

– Быть с ней в паре.

– Что это изменит для тебя?

– Мне кажется, я был бы счастлив, если бы это было так.

– Почему?

– Потому что я знал бы, что она принадлежит только мне.

– И ты сам хотел бы принадлежать только ей?

Эмур вновь пожал плечами и не ответил.

– Ты сердишься, что все складывается не по-твоему.

– Да, иногда очень. Иногда так, что думать ни о чем больше не могу.

– Но ведь не только Иарна вызывает у тебя такие чувства?

– Ты о чем?

Его собеседник сделал паузу, но Эмур продолжал демонстрировать недоумение.

– Хорошо, не мое дело навязывать тебе обсуждение. К тому же, о ком бы ни шла речь, ты не можешь не понимать, что все упирается в жизненные задачи каждого из вас. И если твои интересы вступают в конфликт с чужими жизненными задачами, ты ничего не можешь с этим поделать.

– Но ведь я ничего не знаю о чужих жизненных задачах. Я знаю только, чего хочу сам.

– Да. Но ты не должен впадать в отчаяние, если другой поступает иначе, чем ты рассчитываешь. Это нормально. Ты знаешь, что должен относиться к этому с уважением.

Эмур какое-то время молчал, опустив голову.

– Арс, а какие жизненные задачи у меня?

– Я удивлен получить от тебя такой вопрос, Эмур, мы много раз это обсуждали.

– Ну повтори.

– Ты гениальный пилот, твой опыт неоценим, в том числе при испытаниях новой техники. Ты прекрасный офицер, к тебе нет нареканий, тебя ждет большая карьера, если, конечно, ты не совершишь фатальных ошибок, но твое преимущество в том, что ты осознаешь все свои слабые места. У тебя большое будущее в профессии, не всем так везет, – он сделал паузу. – Ну что, я достаточно похвалил тебя?

– Да, Арс. Но иногда мне кажется, что я полное ничтожество.

– Это нормально для твоего психотипа. Но ты вовсе не ничтожество, просто помни, что я сказал тебе об этом, и всегда готов повторить. Ты очень хорош в том, что ты делаешь. Конечно, когда не допускаешь откровенных глупостей. Но обычно ты понимаешь сам, если совершаешь их, и это тоже говорит в твою пользу.

Эмур молчал и думал.

– О чем ты сейчас думаешь?

– Я пытаюсь все это сопоставить. Соединить одно с другим. Не особо получается.

– Скажи, что не получается?

– Я вроде полностью на своем месте. Мне это с рождения твердят. Но я как будто… мое место… где оно? Что из себя представляет? И почему я так по-дурацки себя чувствую и вообще вынужден по расписанию обсуждать это с тобой? – Эмур потер лоб; он сидел на краешке кресла, как будто собирался прямо сейчас встать и уйти.

– Ты чувствуешь себя одиноким? – тихо спросил психотерапевт.

– Да, – ответил Эмур и поднес ладонь к глазам, как будто хотел закрыться от света.

– Иногда, вот как сейчас, ты бы хотел иметь возможность опереться на кого-то, поэтому ты идеализируешь отношения в паре. Но когда такое настроение проходит, ты вполне хорошо себя чувствуешь, живя как привык.

– Арс, а что толку от этого знания? – воскликнул Эмур раздраженно, сжимая подлокотники кресла. – Ты знаешь обо мне все. Я благодаря тебе знаю о себе почти все. Но моя жизнь как была дерьмом, так и остается.

Арс молчал. Пауза была очень долгой. Эмур успокоился, откинулся в кресле, вздохнул.

– Все так. Гребаное одиночество иногда убивает меня. И да, мне не нужна пара. Хотя я люблю людей и других существ, которые хорошо меня понимают.

– Эмур, что надо сделать, чтобы твоя жизнь перестала быть дерьмом? – спросил его собеседник очень мягко, почти нежно.

Тот вздохнул.

– Я не знаю. Если б я знал, я бы к тебе больше не пришел.

– И зря, Эмур. Потому что я из тех, кто хорошо тебя понимает.

– Да. Это была шутка. Но я правда не знаю.

– Давай поступим так. Подумай о том, что конкретно заставляет тебя думать, что твоя жизнь – дерьмо. Может, это какие-то мелочи, которые портят твой быт? Может, какие-то неприятные для тебя повторяющиеся ситуации? Какие-то обязанности? Последи за собой, заметь, что не нравится, и расскажи мне, хорошо?

– Хорошо, Арс. Но я не уверен, что это поможет. Потому что ощущение глобальное. Оно точно не из-за того, что, например, еда пересолена или чего-то подобного.

– Давай попробуем. Если не получится, будем думать дальше.

– Да, Арс.

– Хочешь еще поговорить о чем-нибудь?

– Нет. Я могу идти?

– Да, Эмур. Удачи тебе. Помни, что я волнуюсь за тебя, береги себя и будь осторожен.

– Спасибо, – Эмур кивнул психотерапевту и вышел из переговорки.

2

Базирование на планете, а не на космической станции, имело позитивным следствием для патрульных не только качество еды, но и разнообразие досуга. Им разрешалось проводить свободное время на территории города. Помощник в любом случае всегда следовал за ними, неосязаемо и невидимо. Он был в их глазах: хотя не смотрел непрерывно, но все увиденное фиксировалось, и при необходимости могло быть полностью восстановлено. Он был в их ушах: каждый произнесенный или услышанный звук записывался. Он непрерывно архивировал жизненные показатели с браслетов. Помощник присутствовал рядом в каждый миг их жизни, и обеспечивал саму эту жизнь. Они как бы все время находились в чутких объятиях искусственного интеллекта, которые тот ни на мгновение не ослаблял. Все граждане, а патрульные в особенности, фактически являлись его частью.

Статус Патруля в обществе был высок: он олицетворял власть, служил ее физическим воплощением, потому что других осязаемых воплощений не существовало: Помощник был бестелесен, если не считать поддерживавшие его мощнейшие технологии; психотерапевты тоже. Бестелесным, по общему мнению, было даже Правительство: никто никогда не видел во плоти существ, периодически выступавших в масс-медиа с обращениями к гражданам (по той же причине мало кто интересовался легитимностью Правительства и вообще как-то обращал на него внимание). Реальной была только раса Основателей, ведь изредка ее представители встречались воочию (это всегда привлекало всеобщее внимание, папарацци транслировали репортажи в сеть, и некоторые публикации даже проходили цензуру Помощника и оставались открыты для всеобщего доступа). Но Основатели принадлежали к небелковой жизни, и для людей и биологически близких им видов были малопостижимы, а потому малоинтересны. Все, что о них говорили, являлось выдумками, легендами и домыслами.

История Лиги Содружества, ее Основателей и прихода к власти Правительства, разумеется, подробно освещалась при обучении в Школе, но даже дети в нее не особенно верили, очень уж складной она представлялась, а граждане создавались и росли с весьма острым умом. Однако интеллектуальность граждан была важнее, чем их личная вера в исторические факты, ведь иначе они не смогли бы эффективно участвовать в жизни самого прекрасного государства во Вселенной и способствовать его дальнейшему развитию и процветанию.

Эмур и Идер шли по вечерним улицам Арильфиса. Несмотря на то, что это было их свободное время, оба были в форме – в одинаковых фиолетовых рубашках, куртках и брюках из легких тканей, и у каждого при себе было стандартное оружие.

Они были равны по должности и званию – капитаны Патруля и командиры летных эскадрилий, служили под руководством одного офицера, часто виделись и много общались. Со временем они пережили вместе немало разного рода событий, а также, благодаря тесному общению, невольно узнали друг о друге почти все, и поэтому уже давно считали друг друга друзьями. Им нравилось общаться, у них никогда не возникало поводов для серьезных конфликтов, и каждый из них этими отношениями дорожил, хотя они никогда не говорили об этом вслух.