Когда женщины правили Пятой авеню. Гламур и власть на заре американской моды

* * *

Вернувшись от Энн, Гортенс застала оживленную беседу между Флойдом, мужем Энн Бойдом и их коллегами. Она на мгновение заглянула в комнату к мужчинам, поскольку обычно не вникала в рабочие дела мужа, и направилась было в спальню, но ее неожиданно окликнул один из присутствующих.

– Миссис Одлам, не могли бы вы на минутку к нам присоединиться? – настойчиво предложил он. Гортенс вопросительно взглянула на мужа, но тот лишь кивком пригласил ее сесть.

– Не представляю, чем могу помочь, если речь идет о бизнесе, – ответила Гортенс, присаживаясь на ближайшее канапе.

Флойд объяснил, что речь идет о «Бонвит Теллер», в котором они сейчас крупные инвесторы.

– Он совсем на мели, а мы не знаем, как с ним быть. Никто из нас ни бельмеса не смыслит в дамских магазинах. Почему одни универмаги прекрасно работают, а другие закрываются? Почему в одни женщины ходят, а в другие – нет? Каково твое мнение о «Бонвит Тейлор»? Почему он сошел с дистанции? Почему его перестали посещать?

Гортенс понятия не имела, что ответить. Она не ходила в этот универмаг, в чем и созналась.

– Вот именно! – воскликнул один из мужчин. – О том и речь. Почему вы никогда не заглядываете в «Бонвит Теллер»?

Гортенс напряженно задумалась, но в итоге признала очевидное:

– Полагаю, я не слышала о нем ничего такого, что заставило бы меня надеяться найти там нужные мне вещи.

Собравшиеся тут же переключились с «Бонвит Теллер» на животрепещущую тему: что именно ищут женщины в универмагах? Все принялись сетовать, какими привередливыми могут быть дамы, а Гортенс, почувствовав, наконец, что может внести хоть какую-то ценную лепту, несколько оживилась.

– Для женщины одежда – нечто большее, чем для мужчины, – сказала она. – Одежда – маркер успеха или неудачи. Если женщина знает, что она хорошо одета, то обретает уверенность в себе.

Мужчины одобрительно закивали.

– Может, вам туда наведаться, побродить, посмотреть? – предложил один из них. – Понять, действительно ли «Бонвит» хуже других универмагов?

Остальные, включая Флойда, присоединились к этой идее[111].

* * *

Гортенс было неведомо, что у предложения Флойда могли иметься скрытые мотивы. Несколько месяцев назад он закрутил интрижку с одной напористой 26-летней блондинкой. В итоге он задумал уйти от жены и понадеялся, что, если Гортенс займется «Бонвитом», это, пожалуй, отвлечет ее, смягчит боль разлуки.

У истории знакомства Флойда со своей подружкой есть разные версии. Сидней Гиларофф, давний парикмахер Гортенс, рассказывал, что она сама невольно приложила к этому руку. Гиларофф работал в фешенебельном салоне «У Антуана» в универмаге «Сакс Фифт Авеню», где Гортенс – наряду с другими дамами из высшего общества – была постоянной клиенткой. Однажды она пришла туда в назначенный час и, поскольку время близилось к закрытию, оказалась единственной в салоне, если не считать самого Сиднея и маникюрши по имени Джеки Кокран. Между Сиднеем и Гортенс царило доверительное взаимопонимание, и она, обычно несловоохотливая, принялась в тишине салона непринужденно болтать о том о сем, пока ей укладывали волосы и красили ногти. Между делом она вскользь упомянула, что Флойд совсем заработался и решил в одиночку отправиться в круиз до Майами, чтобы хоть немного передохнуть.

Закончив работу, Сидней проводил Гортенс до машины и вернулся в салон. Там он застал Джеки у телефона, чему весьма удивился, поскольку личные звонки были у них категорически запрещены, но, услышав, с кем она говорит, он и вовсе лишился дара речи. На другом конце провода было пароходство «Фернесс Бермуда Лайн», а Джеки заказывала себе тот же круиз, на который собрался Флойд.

– Я знаю, что ты задумала! – закричал Сидней, придя в ужас от ее наглых планов. – Ты хочешь попытаться заполучить ее мужа!

– Не твое собачье дело! – отрезала, по его словам, Джеки[112].

Сидней описал эту историю измены в своей автобиографии «Венец славы», утверждая, что именно она послужила основой «Женщин», популярной пьесы Клэр Бут Люс – этот бродвейский хит позднее экранизировали на «Метро-Голдвин-Майер» с Джоан Кроуфорд в роли Джеки. Сюжет строится вокруг верной, благовоспитанной жены, потрясенной слухами о бурном романе своего мужа с алчной соблазнительницей, продавщицей из универмага. Там даже фигурирует тайный телефонный звонок, меняющий траекторию их судеб.

«Автор пьесы и сама была одной из моих клиенток, – пишет Сидней, – и многие из своих самых острых диалогов, по-видимому, подслушала у меня в салоне, но моего персонажа она заменила на женщину[113]. Правда, отдавая дань моему участию в этой истории, [Луис Б.] Маейр наказал в фильме назвать салон “У Сиднея” и оформить его под салон “У Антуана”»[114].

Джеки же со своей стороны рассказывала о знакомстве с Флойдом совсем иную историю. В ее версии руководство салона откомандировало ее в Майами обслуживать зажиточных клиентов, которые на зиму перебирались на юг. Фигуристая, с огромными карими глазами и светлой сияющей кожей Джеки к тому же прекрасно танцевала, и ее приглашали на бесконечные вечеринки с танцами в качестве партнерши для мужчин без дамы.

На одной из вечеринок в отеле «Серф Клаб» Джеки стала парой для Флойда. Он всячески отнекивался от посещения того ужина, поскольку терпеть не мог пьяную застольную болтовню, но хозяин уговорил его, пообещав, что там будет хорошенькая «девушка-профессионалка». Джеки оказалась полной противоположностью занятых бриджем домохозяек, с которыми Флойд привык общаться. Детство она провела босоногой, не знающей грамоты девчонкой в городке при лесопилке на северо-западе Флориды. Сидя за столом рядом с Флойдом, она пленила его, развлекая своими историями о жизни разъездной продавщицы, торгующей выкройками платьев с заднего сиденья своего «форда». С южным акцентом она рассказывала ему, как копила на машину и как училась чинить двигатель, поскольку не могла позволить себе механика.

По словам Джеки, очарованный Флойд через два дня закатил собственную вечеринку в ее честь. Но на следующее утро, не попрощавшись, отбыл в Нью-Йорк. Ему требовалось время все обдумать, и Джеки осталась в смятении. Когда она и сама вернулась в салон, то упросила управляющего позвать ее к телефону, если позвонит Флойд, – хоть это и против правил. Кончилась зима, наступила весна, а Джеки все ждала и ждала. И вот однажды в мае, как раз – утверждала Джеки – в ее день рождения, раздался долгожданный звонок.

* * *

Новое приобретение Флойда, «Бонвит Теллер», как и многие другие исторические универмаги Нью-Йорка, появился на свет в эру Дамской мили. Его основали в 1907 году Пол Бонвит и его номинальный партнер Эдмунд Теллер. Это была третья попытка Бонвита добиться успеха в коммерции. Он вырос на немецкой ферме, а в Америку эмигрировал в 21 год. Недолго прожив на Западе, где собирался стать актером, Пол вернулся в Нью-Йорк и решил попробовать себя в активно развивающемся розничном бизнесе. Европейская душевная организация придавала ему экзотический шарм, и вскоре он приобрел легион верных покупательниц.

В 33 года Бонвит – к тому времени уже женатый человек с ребенком – решил пуститься в свободное плавание. Сначала он открыл магазин на 18-й улице, а затем и второй в паре кварталов к северу от первого. Столь поспешное расширение оказалось шагом слишком самонадеянным, и Бонвит был вынужден закрыть оба магазина. Однако неудача его не смутила, и, скооперировавшись с Теллером, он открыл на 23-й улице универмаг под вывеской «Бонвит Теллер». Новое предприятие получило известность, благодаря отличному выбору верхней одежды, разнообразию привезенных из Парижа платьев, а также видному, элегантному хозяину.

В начале нового века Бонвит выкупил долю партнера и, когда другие розничные предприятия стали массово покидать Дамскую милю вслед за уезжающими из пригородов зажиточными семьями Нью-Йорка, тоже решил перебраться ближе к центру. Лучшие магазины вскоре сконцентрировались в районе 57-й улицы, Бонвит, который всегда следил за последними поветриями, последовал их примеру. В 1930 году, когда Великая депрессия все сильнее сжимала свои клещи, он загорелся желанием открыть новый шикарный флагманский универмаг.

Здание, на котором Бонвит остановил свой выбор, отличалось идеальным расположением – на углу Пятой авеню и 56-й улицы, раньше в нем находился фешенебельный универмаг «Стюарт и K°.» (не путать со знаменитым «Чугунным дворцом» А. Т. Стюарта), лопнувший после биржевого краха. Его спроектировало архитектурное бюро «Уоррен энд Уэтмор», известное дизайном Центрального вокзала Нью-Йорка. Двенадцатиэтажное здание было построено, описывает «Нью-Йорк Таймс», «из известняка в строгом, почти без украшений стиле – верхние этажи оформлены уступами на манер шумерского зиккурата», а на самом верху основной части фасада – орнаментальные барельефы в виде двух полуобнаженных женских фигур, чьи округлые формы едва прикрывали полотна легкой ткани, которые, казалось, развевались на ветру. Вход – «будто опрокинутая шкатулка с драгоценностями», выполнен из декоративной платины и бронзы, кованого алюминия, глазурованной керамики и витражного стекла. Из-за струящегося изнутри света конструкция напоминала продолговатый Джек-Фонарь[115][116]. Его строительство обошлось в 7,5 млн долларов (130 млн в сегодняшних ценах). Злополучный «Стюарт и K°.» открыл для покупателей двери своего нового, роскошного универмага 16 октября 1929 года. Но грянувший всего 12 дней спустя Черный понедельник молотом сокрушил стремительно росший фондовый рынок, вслед за которым рухнул и «Стюарт».

Игнорируя все предупреждающие знаки, Бонвит продолжал выплачивать круглую сумму за аренду здания, не жалея денег на реконструкцию, изменившую его облик до неузнаваемости. Он пригласил архитектора Эли Жака Кана, который удалил наиболее яркий декор и упростил внешний вид вычурного главного входа, создав шедевр ар-деко из стеклянно-металлических геометрических узоров. 15 сентября 1930 года новый «Бонвит Теллер» открылся. Но – как его владелец мог бы догадаться и раньше – продажи просели, а дорогая аренда подчистую съедала всю выручку. Бонвит щедро платил своему руководящему штату, но если в сытые времена это помогало создать крепкую команду специалистов-продажников и верных делу менеджеров, то в тот момент – лишь добавляло расходов. А главной катастрофой стало решение, принятое Бонвитом чуть ли не накануне биржевого краха: выпустить акции, превратить частную фирму в акционерное общество. Поначалу они прекрасно торговались, но Депрессия их не пощадила, и «Атлас» – хищник, зорко высматривающий добычу, – тут же ринулся на свежую жертву и выдрал из нее жирный кусок.

В некотором смысле «Бонвит Теллер» остался в руках у Флойда волей случая. Изначально «Атлас» собирался приобрести головной холдинг, а сам нерентабельный универмаг закрыть, поскольку его рыночная стоимость оценивалась в ноль долларов ноль центов[117]. С этой новостью Флойд и отправил в «Бонвит Теллер» своего свояка Бойда, но, когда тот приехал на место, дабы «порадовать» штат универмага мрачными перспективами, его вдруг обуяли сомнения. «В то время найти работу было очень трудно, – напишет позже Флойд, – и явившиеся на собрание сотрудники стояли, окоченев от ужаса»[118]. Закрытие оставит сотни людей без работы, а в годы Депрессии это означало, что им месяцами придется ограничивать себя во всем или даже голодать и нищенствовать. Бойд вернулся к Флойду обсудить, есть ли все же какие-то способы оставить тонущую компанию на плаву? Именно за этим и собрались у Одламов руководители «Атласа» в тот судьбоносный вечер – обдумать возможные планы спасения универмага «Бонвит Теллер». И, к счастью, они в итоге обратились за советами к Гортенс.

* * *

Отправляя жену в «Бонвит Теллер», Флойд, как мы видели, мог руководствоваться личными соображениями, однако у Гортенс, по-видимому, тоже имелись некоторые тайные мотивы. Мы не знаем, было ли ей известно о романе Флойда с Джеки, но она, скорее всего, надеялась, что потраченное на «Бонвит Теллер» время даст ей шанс укрепить связь с постепенно отдалявшимся мужем, ведь речь шла о главном предмете его страсти – работе. Также не исключено, что ею двигало желание доказать свою состоятельность в сфере, где всегда доминировал супруг.

Прежде чем совершить визит в универмаг, Гортенс подождала пару дней, пока Флойд не отправится в очередную деловую поездку. После первой неловкой встречи с Бонвитом она чувствовала себя растерянной, ее переполняли сомнения, мучительный страх и чувство, что она пытается прыгнуть выше головы. Выйдя из его кабинета, она несколько часов бродила по универмагу, приглядываясь и наблюдая.

Тем вечером она, задрав ноги и ужиная с подноса, размышляла, насколько безрадостная, унылая атмосфера царит в «Бонвит Теллер». На дворе стояли самые мрачные дни Депрессии, ощущалась она и в универмаге: обстановка вся обшарпанная, продавщицы все усталые, а вешалки и полки с одеждой кажутся почти пустыми, особенно женщинам, ограниченным в средствах. Ситуация выглядела катастрофической, но – хотя Гортенс понятия не имела, чем она тут может помочь, – свойственный ей решительный настрой в духе «я справлюсь» вкупе с врожденным упорством не позволили ей сдаться без боя. Она терпеть не могла оставлять дело незавершенным. Именно эти качества когда-то сблизили ее с Флойдом, и вместе они из весьма скромно живущей четы превратились в одну из самых богатых семей Америки. Утром она проснулась, сосредоточенная на новой задаче, и отправилась в магазин, исполненная решимости ходить туда ежедневно, пока не найдет решение.

Возвращаясь в «Бонвит Теллер» день за днем, Гортенс перестала стесняться делать персоналу замечания и указывать на проблемы. «Нечего мне бояться мистера Бонвита, – говорила она себе, – или сонных продавщиц, которых я раздражаю». Ее роль, может, и скромна, просто бесплатный консультант, но за ней все же стоит власть Флойда и его поддержка. «В этом отделе нет ни единого платья, которое захочет носить элегантная женщина, – говорила она Бонвиту. – Я в жизни не видела на одежде столько рождественской мишуры. Выбор невелик, да и продавщиц не хватает». «Товара мало, а тот, что есть, плохо подобран», к тому же «при недостатке рабочей силы имеющиеся сотрудники очень нуждаются в помощи и моральной поддержке». Гортенс попеняла президенту универмага на то, что продавщицы «апатичны и мрачны», и отругала за «низкий боевой дух», который «заражает клиентов на каждом этаже, в каждом отделе»[119].

Критика была конструктивной, однако и Бонвит, и его сотрудники не желали ничего менять. «Наверное, человеку со стороны, миссис Одлам, это кажется осуществимым, – сказала одна из продавщиц в ответ на какое-то предложение Гортенс, – но на деле все не так». «Это попросту нереально!» – в подобной ситуации отрезала другая[120]. Менеджеры доказывали, что знают больше нее. Помилуйте, мистер Бонвит создал этот универмаг с нуля и успешно им руководил десятилетиями. Гортенс же не имеет опыта в коммерции и пришла в команду просто как консультант. В письмах друзьям Бонвит выражал гнев, а Гортенс и Флойда презрительно именовал «эти люди», а порой даже обзывал «интриганами». «В бизнесе я никогда так не умничал, как эти люди», – жаловался он в послании к Глэдис Тилден, редактору парижского «Вог», которая прежде частенько наведывалась в «Бонвит Теллер». «Все время волнуюсь, что эти люди придумают еще»[121].

Со временем Гортенс становилась все увереннее в себе. Она старалась меньше обращать внимание на сделанное до нее, поскольку оно откровенно не работало, и стала больше думать о том, как именно она может выправить ситуацию.

В 30-е годы непременным компонентом полного костюма, не менее важным, чем белье или туфли, считался головной убор. И Гортенс была убеждена, что шляпный отдел – который в «Бонвит Теллер» был запрятан где-то в дальних уголках верхних этажей – должен располагаться на самом видном месте, легкодоступном для клиентов. Шляпка – относительно недорогой аксессуар, импульсивная покупка, спонтанное приобретение на входе или выходе, совершенное «из любви к приключениям, – размышляла она, – или как средство поднять себе настроение в хмурый день. Сколько раз мне доводилось слышать: “Я была так подавлена, что пошла и купила себе шляпку, и теперь чувствую себя другим человеком”». Всем, кто ее слушал – то есть довольно ограниченной аудитории, – Гортенс не уставала повторять: шляпка – ключевой элемент, превращающий праздную посетительницу в активную покупательницу. Разумеется, если дама пришла именно за шляпкой, она отыщет ее, даже если этот отдел заткнули в угол под самой крышей. «Но почему бы нам не облегчить ей задачу, потакая ее безобидным капризам?»[122]

Бонвит, конечно же, не соглашался. Но Гортенс гнула свою линию. «Я посоветовалась с покупательницей, побеседовала с архитектором, поговорила с рабочими», – вспоминала она[123]. Вечером после закрытия магазина началась сборка и установка витрин, стеллажей, полок – зажужжали пилы, застучали молотки. Наконец, когда задуманная Гортенс перестройка завершилась, одним прекрасным будним утром «Бонвит Теллер» представил покупателям новый шляпный отдел.

В уверенности, что рисковала она не зря, Гортенс встала неподалеку в ожидании покупательниц. Долго ждать не пришлось. Вокруг витрин отдела шумно засновала целая толпа, щупая и примеряя шляпки. Продажи головных уборов в «Бонвит Теллер» вскоре утроились. «Выгоды от расположения отдела распространились на весь этаж, – писал “Вименз Уэр Дэйли”. – Женщина приходит за сумочкой или украшением и непременно покупает шляпку. Или наоборот, хочет приобрести шляпку, а выходит из магазина также и с другими покупками»[124]. Гортенс шла к цели, не обращая внимания на скептиков, и одержала верх. Но теперь встал вопрос – кто же на самом деле руководит в «Бонвит Теллер»?

Бесси Гаррисон становится закупщицей

В ту неделю 1904 года, когда Бесси Гаррисон пошла в старшую школу, отец заболел, а мать родила седьмого ребенка. Их теперь девять в трех комнатах над складом в сан-францисском районе Миссии. Ее отец портняжничал, выплачивая за жилье десять долларов в месяц, свой недельный заработок. Но как-то раз он уколол палец и занес инфекцию. Проходили недели, месяцы, а он с опухшей до самого плеча рукой так и лежал в постели, порой впадая в бред от лихорадки.

После родов миссис Гаррисон оправлялась всего неделю, а потом стала брать кое-какое шитье на дом, чтобы заполнить дыру в семейном бюджете, образовавшуюся из-за болезни супруга, и оплачивать растущие медицинские счета. Она всегда надеялась, что старшая дочь Бесси после окончания школы пойдет в учительницы и будет получать вдвое больше отца. Но вскоре стало ясно, что 16-летней Бесси придется помогать семье уже сейчас.

Для юной девушки в поисках респектабельной работы все дороги вели на Юнион-сквер, где несколько крупных торговых центров недавно распахнули свои двери для хлынувших туда покупателей – включая «Сити оф Пэрис» с 20-метровой копией Эйфелевой башни на крыше или «Эмпориум» со стеклянной аркадой и устремленным ввысь куполом. «Мне запомнилось то утро, – писала Бесси позднее. – С залива гнало туман, а я шла в большой универмаг на Маркет-стрит, про который узнала из объявления о найме»[125].

Войдя в помещение, где сидел кадровик, она стала ждать своей очереди на собеседование вместе с дюжиной других соискательниц, многие из которых были гораздо старше ее. Бесси спокойно разглядывала мужчину за столом. «Он обладает огромной властью над судьбами девушек, но при этом совершенно не походит на злодея из мелодрам, – подумала Бесси. – Это лицо не хитрого негодяя, а взрослого, доброго человека». Когда настала ее очередь, тот вежливо поинтересовался об образовании и причинах поиска работы.

Бесси была застенчивой девчушкой небольшого роста с черными распущенными волосами и выглядела лет на двенадцать, слишком юной для будущей сотрудницы. Но когда она ответила на все вопросы, ее отправили в отдел фарфоровой посуды, где ей предстояло протирать полки от пыли за четыре доллара в неделю. Начальница отдела начинала здесь с самых низов, девочкой на побегушках – ниже рангом только девочка для уборки пыли, – но как-то сумела с этой скромной должности выбраться наверх. Стоило Бесси ступить на порог отдела, начальница тут же материализовалась рядом с ней.

– Тут на счету каждая масленка, – предупредила она строгим шепотом. – Пропадать ничего не должно – хоть случайно смахнула с полки на пол, хоть… – она потянулась к 12-дюймовой супнице и жестом показала, как прячет ее под передник. – Если что-то пропадет, сразу отправишься домой, если, конечно, у тебя есть дом.

Бесси оскорбили подобные подозрения, но и немало напугали. «Все эти стопки тарелок казались такими неустойчивыми, такими хрупкими, – напишет она в 1917 году в автобиографической статье для журнала “Форум”. – Нервничать я со временем перестала, но и не расслаблялась на рабочем месте – с половины девятого утра до половины шестого вечера минус перерыв на обед».

Отдел Бесси располагался в подвальном этаже рядом с машинным залом, откуда постоянно звучал барабанный бой системы кондиционирования, и с лифтами, чьи моторы издавали громкий стук и начинали шипеть всякий раз, стоило кому-нибудь вызвать кабину. «Там жужжали и щелкали подъемники для перемещения денег между отделами и кассой, разгружался транспорт с глиняной и фарфоровой посудой, – писала Бесси. К тому же «подвальный воздух отказывался подчиняться вентиляционным системам. Это было шумное, затхлое, изматывающее место». В подвале трудилось около сотни человек, включая дюжину администраторов, надзиравших за персоналом, и бригаду упаковщиц. Работая посреди этого хаоса, Бесси все время задавалась вопросом, может ли девочка-уборщица вроде нее в один прекрасный день выбиться в продавщицы? Ведь ее начальница же доросла до своей теперешней должности – да и то над ней все равно еще целая пирамида менеджеров и боссов. Поначалу Бесси не оставляла надежды осуществить мечту матери и стать учительницей, однако мало-помалу, невзирая на все трудности, в ее душе «зародился замысел сделать карьеру в торговле».

В магазине Бесси, как и во многих других элитных универмагах тех лет, на одном из верхних этажей был просторный зал для отдыха, где работники во время перерыва могли пообедать, выпить чашку чая или кофе. Именно там Бесси заводила знакомства с товарками по работе. «Как выяснилось, большинство из них рассчитывали как можно скорее выйти замуж. Флиртовать на территории универмага запрещалось, но в конце рабочего дня за углом у служебного входа всегда поджидала кучка парней». Девушки с помолвочными кольцами обычно работали спустя рукава, они могли думать только о будущей свадьбе и о том, что вскоре отсюда уйдут.

– Надеюсь, Бесси, ты не собираешься в ближайшее время выскочить замуж? – однажды спросила ее начальница. Бесси с уверенным видом покачала головой. – Тогда мы из тебя сделаем что-нибудь путное, – улыбнулась начальница.

В первую для Бесси рождественскую неделю в универмаг нахлынули покупатели, и она получила шанс заняться не только уборкой пыли. Продавщиц не хватало, и начальница поставила ее у столика в одном из проходов – продавать солонки и перечницы по 10 долларов 15 центов за штуку. Утром она явилась с отмытым до блеска лицом, вся сияющая и розовощекая, в своей лучшей белой блузке и черной юбке по щиколотку, которая прекрасно гармонировала с цветом ее длинных волос. Накануне «я все свободное время изучала свой товар, вертела в руках журнал учета продаж, практиковалась с товарными чеками, – вспоминала Бесси. – Но при первом наплыве покупателей я впала в смятение и напрочь забыла все, что знала. Некоторые товарные чеки возвращались назад, чтобы я исправила ошибки в оформлении, а парочка женщин отпустили колкости по поводу моей работы». Но подруги из зала для отдыха сказали ей не волноваться.

– У этих дамочек с задранными носами наверняка долги в бакалейной лавке, – съязвила одна из коллег.

Постепенно Бесси приноровилась, и к концу недели торговля солонками уже шла вовсю. Способности девушки не остались незамеченными, и ее перевели в продавщицы. Новая должность удвоила ее зарплату, а кроме того, она получила возможность получше узнать «кухню» универмага. Бесси начала взаимодействовать с супервайзерами и другими сотрудниками, в том числе с одним парнем, который помогал закупщику фарфора. Однажды они разговорились, и он пожаловался, как долго приходится растолковывать каждой продавщице особенности того или иного товара.

– Не трать я на это такую уйму времени, уже давно сам стал бы закупщиком.

– А закупщики хорошо зарабатывают? – поинтересовалась Бесси.

– Закупщики? Спрашиваешь! Плюс дважды в год командировка в Нью-Йорк, а порой – и в Лондон или Париж.

Бесси нигде дальше Окленда бывать не приходилось, но теперь, вооруженная новой информацией, она задалась целью стать закупщицей и разработала целую стратегию. При следующей встрече с тем парнем она спросила, смогут ли они закупить для их отдела новые тарелки. Не простые белые одноцветные, а чтобы на них был золотой ободок. Он отказался, объяснив, что для рабочего класса из района Миссии прекрасно сойдут и простые белые. Но Бесси не сдавалась.