
Полная версия:
Фарфоровая луна
– Процветание нашей семьи стоит на первом месте, – сказала Первая Жена. – И если мы должны открыть бизнес в Европе, то, очевидно, доверить его можно только члену семьи. Дедушка Дэн оказал моему мужу честь своим доверием.
Если бы мнение Полин имело хоть какое-то значение, она бы умоляла дедушку Дэна позволить Тео остаться в Шанхае. Брат нашел ее плачущей в уголке сада. Полин спряталась от посторонних глаз между кустом азалии и бамбуком.
– Мне даже поговорить будет не с кем, если ты уедешь, – всхлипывала она. – А кто будет запрещать прислуге меня наказывать? Разве ты не можешь сказать дедушке, что не хочешь ехать во Францию?
– Он не передумает, – ответил Тео. – Дедушка вынашивал этот план много лет. Именно поэтому меня отправили во французскую миссионерскую школу. Кроме того, я мечтаю увидеть Францию.
– Я покончу с собой, – отрезала Полин и вытерла нос рукавом. – Прыгну в колодец, и мой призрак будет веками мучить всех, кто живет в этом доме.
Тео рассмеялся и нежно потрепал ее косичку.
– А твоему призраку не надоест столько лет болтаться у одного и того же колодца?
Спустя несколько дней Первая Жена послала за Полин. Та тут же поспешила в ее покои, мысленно готовясь к наказанию. Огромная комната служила одновременно спальней и гостиной, на побеленных стенах не было ничего, кроме пары свитков с ирисами и орхидеями в акварели. Первая Жена отдыхала на кушетке, щеки ее порозовели от самодовольства.
– Твой дядя забирает тебя во Францию, – проговорила она. – Ты будешь заботиться о моем муже и сыне, содержать дом в порядке в этой варварской стране.
Первая Жена почти мурлыкала при мысли о том, что от Полин можно избавиться.
Будь Полин мальчиком, дядя мог бы официально взять ее под опеку. Будь Первая Жена более великодушной, она бы относилась к ней как к собственному ребенку, пусть и не родному. Но Полин – всего лишь плод любви младшего брата Луи и его любовницы, очень дорогой проститутки. Пара погибла в автомобильной катастрофе, когда их дочь была совсем маленькой.
Полин знала, что Первая Жена искренне надеялась напугать ее перспективой жить в чужой стране, поэтому она, опустив голову, смотрела на свои рваные текстильные туфли. Полин изо всех сил пыталась скрыть, как она счастлива внезапному отъезду. Она будет со своим дядей и Тео, единственными, кто обращает на нее внимание. Она будет жить вдали от злобных взглядов Первой Жены, вдали от пощечин главной экономки. В стенах поместья Дэн не было ничего, о чем она бы скучала после отъезда.
Едва покинув покои Первой Жены, Полин тут же побежала в комнату Тео.
– Я еду во Францию с тобой! – воскликнула она. – Твоя мама уже распорядилась, чтобы повар научил меня готовить любимые блюда твоего отца. Я должна записать все рецепты.
Эта новость привела Тео в восторг.
– Я говорил отцу, что мне будет одиноко во Франции, где нет знакомых моего возраста. И ты оказалась единственной, кого семья согласилась отправить с нами. – Он очевидно подтрунивал над Полин, но она даже не подумала обижаться. – А может, богиня милосердия вмешалась и заставила отца пожалеть меня.
Несмотря на слова Тео, Полин знала, что едет во Францию, потому что он попросил.
– Спасибо. Я так тебе благодарна. – Полин опустилась на колени и коснулась лбом пола.
Первая жена была бесконечно рада такому повороту событий. Она никогда не обращалась к Полин по имени и не хотела брать на себя ответственность за воспитание чужого ребенка.
– Мой муж не отправил эту девчонку в детский дом, – часто говорила Первая Жена, – лишь потому, что его непутевый младший брат на смертном одре умолял нас оставить ее. И мой муж оказался единственным, кто согласился. Он не хотел, чтобы умирающий проклял нашу семью.
Сама Первая Жена ехать во Францию не собиралась. Она не хотела менять уют своего двора на тяготы жизни в чужой стране. Могла ли она обеспечить себе достойную жизнь в Европе? Даже дипломаты, командированные заграницу, оставляли жен и дочерей в безопасности – дома в Китае.
Пришло время прощаться. Все собрались на площадке перед домом, где стояли паланкины и тележки с багажом, готовые отправиться на пристань. Тео и Луи встали на колени перед дедушкой Дэном и коснулись лбами земли. Затем Тео сделал то же самое перед матерью. Стоя вместе со слугами, пришедшими посмотреть на проводы, Полин не могла отделаться от мысли, что Первая Жена, хоть и выглядела опечаленной, испытывала облегчение в связи с отъездом младшего сына.
Во время многомесячного путешествия из Шанхая в Марсель Полин и Тео общались только друг с другом. С ними на борту парохода находилась горстка китайцев, таких же торговцев, как и ее дядя, которым было поручено открыть свое дело в Европе. Луи с нетерпением ждал вечера, чтобы сыграть с новыми знакомыми в маджонг, но, как только корабль вышел в открытое море, его подкосила морская болезнь, и он едва мог встать с койки.
Экипаж корабля состоял из французов, и они были в восторге от Тео, китайского юноши, который прекрасно, хотя и довольно формально, говорил по-французски. Корабельный стюард познакомил их с коком, который готовил простой бульон для дяди. Но иногда от одной лишь мысли о еде Луи выворачивало наизнанку.
– Я поем, как только смогу, – сказал он, не потрудившись повернуться. – Идите на свежий воздух и поиграйте.
Предоставленные сами себе, Тео и Полин каждый день носились по палубе. Как только корабль оказался под палящим солнцем Индийского океана, они быстро поняли, что внутри прохладнее. Осмотревшись, Тео и Полин обнаружили уголок, который, похоже, никто не использовал, с парой стульев из гнутой древесины и небольшим столиком.
Тео достал колоду карт. Они были как новые, да еще и с позолотой. Тео и Полин очень любили соревноваться в построении карточных домиков. Покачивающийся корабль еще больше усложнял состязание. Тео никогда не расстраивался, если домик Полин падал и заодно сбивал его постройку. Он просто смеялся.
– Вы когда-нибудь играли в настоящие карточные игры? – спросил кто-то на китайском. Подняв глаза, Тео и Полин увидели молодого человека лет двадцати с небольшим. Он поклонился с преувеличенной вежливостью, даже как-то насмешливо.
– Меня зовут Ма. Я помощник управляющего в парижском филиале «Универмага каменных изделий Вэньчжоу», который скоро откроется.
– Дэн Таолин, – представился Тео. – А это моя двоюродная сестра, Баолин. Мой отец собирается открыть антикварный магазин в Париже.
– Я сразу догадался, что вы родственники, – сказал Ма. – Очень похожи. Та же форма лица, те же скулы.
Кожа Ма была рябой, лицо тонкое и заостренное.
– Нам все время говорят, что мы похожи на бабушку, – вежливо ответил Тео.
– Сыграем в карты? – предложил Ма. – На пенни. Вы знаете, как играть в «Двадцать одно»? Кто ближе всех подойдет к двадцати одному очку, не переходя за его пределы, тот выигрывает.
– Нет. Я не использую эти карты для игр, – сказал Тео. – От перетасовки они теряют прочность.
– Тогда как-нибудь в другой раз, – сказал Ма, пожал плечами и ушел.
В шанхае Полин была на домашнем обучении. Большой зал в доме использовался в качестве классной комнаты. Семья Дэн нанимала репетиторов для сыновей. Девочки и дети слуг могли сидеть в конце класса и тихо слушать учителя Чэна. Дядя хотел, чтобы Полин освоила азы письма и арифметики, поэтому ее освободили от дневных обязанностей и разрешили посещать уроки после обеда.
На корабле Тео взял на себя обязательство быть учителем для Полин. Они оба хотели, чтобы она улучшила знание французского языка до того, как корабль пришвартуется в Марселе. Тео говорил с Полин по-французски, переходя на китайский только в тех случаях, когда не мог объяснить значение слов жестами или указать на предмет. Тео обучил Полин алфавиту. Ей показалась довольно странной система, в которой вместо иероглифов использовались буквы, обозначающие звуки и объединяющиеся в слова.
– В этом и заключается главная особенность западных языков, – объяснил Тео. – Слова можно просто произносить, а не запоминать четыре тысячи символов. Поэтому если ты знаешь, как произносится слово, то узнаешь его на письме. И наоборот. Ну, в большинстве случаев.
Экипаж корабля вскоре понял, что Тео учит Полин говорить по-французски, и все они развлекались тем, что запоминали с молодыми людьми детские песенки. Они разучили «Жаворонок, славный жаворонок»[17] и «Братец Жак»[18]. Еще месяц назад Полин сторонилась бы таких незнакомцев, с их странными носами и волосами столь удивительных оттенков. Она привыкла к миру, обнесенному стенами дворов. Полин выходила за его пределы несколько раз, да и то на рынок с пожилой служанкой, которой нужно было помочь донести свертки.
С каждым днем корабль все дальше уплывал от Китая, прочь от стен прежней жизни. Но только стоя на палубе рядом с Тео и любуясь Суэцким каналом, Полин вдруг осознала: мир внутри этих стен больше не властен над ней.
В течение первых недель пребывания в Париже они втроем жили в семейном пансионе, пока дядя искал здание, подходящее и для магазина, и для проживания. Иногда Тео и Полин ходили вместе с ним, осматривая одно помещение за другим, в сопровождении агента по недвижимости и переводчика, нанятого через китайское консульство в Париже. Зачастую к ним присоединялись один-два человека из небольшой парижской общины китайских торговцев, которые хотели познакомиться с новоприбывшими.
Дяде потребовался всего месяц, чтобы найти подходящее здание.
Едва сдерживая восторг, Полин и Тео стояли на пороге дома номер 53 на Лиссабонской улице, пока Луи отпирал дверь. Они вошли в помещение с высокими потолками. Огромные, во всю стену, окна выходили на оживленную улицу. Деревянные полы были старыми, мощенными широкими досками из того же дуба, что и гладкие столбы и балки на потолке. В помещении не было ничего, кроме длинной стойки с мраморным покрытием. Двустворчатая дверь за прилавком вела в небольшой кабинет. В задней части магазина была еще одна дверь в коридор, который вдоль всего здания вел в кладовую, защищенную черной металлической решеткой.
– Мы будем использовать это помещение для хранения самого ценного антиквариата, – сказал дядя. – Туда допускаются только постоянные клиенты.
– А куда ведет эта лестница? – спросил Тео.
– Наверх, в квартиру. Вы все увидите.
Полин засунула руки глубже в карманы своего утепленного пальто. Паутина на светильниках и потолочных вентиляторах приводила ее в ужас. Полы из дубовых досок требовали чистки и последующей частой обработки воском. Большие окна были все в пыли и усеяны мухами. Ей точно придется полировать их каждый день. Полин понимала, что уборка в магазине и доме – ее обязанность. А еще она должна готовить. Именно поэтому Полин разрешили поехать.
Но в следующее мгновение ужас сменился восторгом, ведь, несмотря на всю предстоящую тяжелую работу, никто больше не будет бить и ругать Полин за медлительность и нерадивость. Здесь нет старых слуг, которые могли бы пожаловаться на нее домоправительнице. Нет Первой Жены. Полин всего двенадцать лет, но в этом доме она главная домоправительница. Единственная служанка, единственная кухарка. Даже если ей придется спать на подстилке в кладовке, это все равно лучше, чем раньше.
– А теперь давайте посмотрим квартиру, – сказал дядя. – Мы пройдем через парадный вход.
Он вывел их обратно на улицу, к двери, расположенной в нескольких шагах от магазина. Это была очень простая и неприметная дверь, выкрашенная в тускло-серый цвет. Полин даже не обратила на нее внимания, когда они проходили мимо. На окрашенной поверхности были прикреплены две латунные цифры. Лиссабонская улица, 53.
Небольшое фойе оказалось достаточно просторным, оно вмещало лестницу и деревянные перила, которые блестели от слоев коричневой краски. Тео не терпелось увидеть свой новый дом, поэтому он поспешил к двери, ведущей на лестничную площадку, и толкнул ее. Они с Полин в смятении уставились на две маленькие комнаты.
– Мы не будем использовать эти помещения, – пояснил Луи, – разве только для хранения вещей. Наша квартира наверху.
Первая квартира находилась над магазином. Здесь была большая гостиная с балконом, выходящим на Лиссабонскую улицу, столовая, а за ней кухня. В другом конце коридора разместилось четыре комнаты и лестница.
– Если спуститесь, то увидите коридор за магазином, – сказала дядя. – Вот эти две комнаты – мои, одна предназначена для кабинета. У вас будут свои спальни, так что выбирайте.
– Я хочу эту комнату, – крикнул Тео и побежал вверх по лестнице. – Посмотрите, здесь есть еще одна квартира! А кто будет здесь жить?
– Мы можем сдать ее в аренду, когда обустроимся, – сказал Луи. – Может, выйдем на улицу и пройдемся по окрестностям? За углом есть рынок.
Оказавшись на улице, Полин вприпрыжку побежала следом за дядей, пребывая в восторге от мысли о собственной комнате. Квартирка была маленькой по сравнению с поместьем семьи Дэн с его лабиринтами дворов и домов, в которых проживали несколько семей и десятки слуг. Там Полин жила в одной комнате с пятью другими слугами. Они спали по двое на одной кровати. И соседка Полин, девушка постарше, согнала ее на кирпичный пол, где она лежала на соломенной циновке, натянув на голову тонкое одеяло и прислушиваясь к шороху крыс в стенах.
Но теперь у Полин была своя комната. Здесь они жили только втроем. Полин не хотела видеть Шанхай до конца своей жизни.
Первое, что сделал Луи, прежде чем занести в квартиру мебель, – распахнул окна и двери, впуская внутрь свежий воздух и прогоняя злых духов.
– Французские ду́хи такие же, как китайские? – поинтересовалась Полин. – Они оставляют дом до того, как в него въедут новые жильцы?
– Думаю, так им и стоит поступить, – ответил Тео. – Особенно учитывая то, что наши собственные боги приехали с нами.
Первым предметом мебели, который занесли в квартиру, стал длинный приставной стол из полированного палисандра с мраморной столешницей. Луи распорядился поставить его в коридоре рядом с дверью на кухню. На стене над ним повесили свиток с именами пяти последних патриархов семьи Дэн. На самом столике стояли бронзовая статуэтка богини милосердия, ярко раскрашенная керамическая статуэтка бога богатства и овальная урна для благовоний, наполненная песком.
– Давайте попросим у богов успеха для нашего магазина, – сказал Луи. Полин и Тео опустились на колени рядом с ним. Только после того, как благовония в урне догорели, Луи разрешил рабочим поднять остальные вещи.
Дядя обставил квартиру мебелью, привезенной в грузовом отсеке корабля. Стулья из вяза с изогнутыми подлокотниками, черные лакированные столы, инкрустированные резными цветами и птицами из талькохлорита[19], высокие складные ширмы, которые можно было натянуть на балконные двери, чтобы спрятаться от солнца. Пейзажи и каллиграфия на длинных шелковых свитках украшали обшитые панелями стены. Единственными европейскими предметами были бра и светильники, установленные на стенах и потолках.
Обустроившись в новой квартире, Луи нанял наставника для Тео, чтобы тот подготовился к поступлению в лицей предстоящей осенью. Молодой репетитор был недавним выпускником Сорбонны и стремился доказать свою компетентность.
Когда Луи сообщил Полин, что та тоже может присоединиться к урокам, она сразу же представила, как будет снова слушать лекции из дальнего угла комнаты.
– Мой отец сказал, что Полин может присутствовать на уроках, но не приставать к вам с вопросами, – объяснил Тео в первый день занятий.
Но репетитор лишь рассмеялся.
– Я не возражаю при условии, что ты будешь делать домашнюю работу.
Полин сидела за обеденным столом напротив Тео с карандашом и бумагой. Вскоре репетитор также стал приходить по вечерам каждую неделю и давать уроки французского языка Луи.
Их молодой наставник был совсем не похож на пожилого учителя Чэна, который не считал, что девочкам нужно образование. Полин он уделял почти столько же внимания, сколько и Тео. Пока брат выполнял задания, молодой человек занимался с его сестрой. Она была увлечена уроками и очарована дружелюбием репетитора, поэтому даже не задумывалась о необходимости общения со сверстниками.
Но однажды, стоя на церковной площади, Полин увидела, как девочки из ее района прыгают через скакалку. Их лица были ей знакомы: каждый день она видела, как они выходят из своих домов, слышала, как окликают друг друга и вместе идут в церковь. Полин выглядывала из-за газетного киоска, беззвучно шевеля губами, стараясь запомнить песенку, которую напевали девочки.
Спина к спине, глаза в глаза
Руки пожали, сменили места!
Вдруг девочка с каштановыми волосами и бледной веснушчатой кожей подошла к ней. Улыбаясь, она протянула руку, которую Полин нерешительно сжала и ответила улыбкой. Вскоре она вместе с другими девочками веселилась и прыгала через скакалку, распевая песни.
Родители Лизы Жирар владели фотостудией и магазином фотоаппаратов в нескольких домах от «Пагоды». Как и семья Дэн, они тоже жили в квартирке над своим магазинчиком. Всякий раз, когда Полин приходила к ним домой в поисках Лизы, мадам Жирар осматривала ее огрубевшие от работы руки и с жалостью качала головой. Полин пыталась объяснить, что ее жизнь до переезда была гораздо хуже, что в семье Дэн дети слуг должны помогать родителям до тех пор, пока они не станут достаточно взрослыми и не найдут работу.
Брат Лизы, Арман, был ровесником Тео. Когда тот не был занят магазином или учебой, то вместе с Арманом пробирался в фотолабораторию, чтобы посмотреть, как работает месье Жирар. Иногда ребята даже помогали ему. В мастерской продавали и ремонтировали фототехнику, месье Жирар помог восстановить фотоаппарат, который Тео купил на блошином рынке. С камерой, перекинутой через плечо, Тео водил Полин в общественные сады, фотографировал ее возле фонтанов и цветов, на мосту через Сену или кормящей голубей, порхающих на площади.
Однажды Полин осознала, что незаметно для себя бегло заговорила по-французски, а также начала прекрасно читать.
Первая зима в париже выдалась для семьи Дэн намного холоднее той, к которой они привыкли. Тео жаловался, что от переохлаждения у него болит ухо. Но почему-то только правое, поэтому он натягивал шапку именно на эту сторону. Полин же холод не беспокоил, она совсем не скучала по Шанхаю. За исключением одного момента.
Ей снова хотелось стать незаметной. Когда Полин ходила по улицам Шанхая, никто не обращал на нее внимания. Там она была ничем не примечательна, просто еще одна девочка-служанка. Никто не смеялся и не пялился на нее, как это иногда делали соседские дети, даже после того, как они подружились, а Полин сменила тунику с высоким воротником и свободные брюки на блузку с шерстяной юбкой.
– Мелкая китаеза, мелкая китаеза, – восклицали они, натягивая уголки глаз, смеясь, и показывали пальцем на Полин. А когда она хмурилась и злилась из-за своей беспомощности, ребята распалялись еще сильнее.
Но все же это не шло ни в какое сравнение с той участью, которая ожидала ее в Шанхае без Тео.
Полин часто задавалась вопросом, скучает ли Луи по Шанхаю. Он никогда не выражал сожаления о переезде во Францию. И лишь когда Луи открывал посылки с пластинками из Китая, казалось, что он тоскует по дому. Первая Жена отправляла ему все новинки пекинской оперы. При виде эмблемы звукозаписывающей компании Pathé Orient Records Луи каждый раз расплывался в счастливой улыбке. Он внимательно изучал обложки каждой пластинки, читал вслух имена музыкальных исполнителей, кивал, если узнавал кого-то, и хмурился, когда считал, что тот или иной артист не подходит для данной роли.
– Поглядите-ка, – говорил Луи, – поет Тань Синьпэй. Шестьдесят лет, а он все еще лучший из лучших.
Почти каждый вечер Луи сидел в своем кабинете и слушал граммофон. В окружении китайской мебели и картин он слушал любимую музыку, медленно покачивая головой и восхищенно прикрывая глаза. В эти часы Луи переносился на родину и наслаждался пекинской оперой, читал газеты из Китая месячной давности и выходил на улицу, только чтобы поиграть в маджонг с другими китайскими торговцами.
К счастью, в их жизни появилась Дениз.
Однажды тихим утром она пришла в «Пагоду». Стройная женщина в серо-голубом наряде и черной шляпе с серыми лентами достала из сумочки несколько флаконов для нюхательного табака и спросила Луи, не согласится ли он купить эти сувениры, которые привез ее покойный муж из Китая. На тот момент Луи все еще ожидал первую партию изысканного антиквариата из Шанхая, поэтому выставил только недорогой товар: посредственного качества вазы, выполненные в технике клуазонé[20], старинный фарфор и резную керамику. Благодаря помощи Тео, который выступил в качестве переводчика, Луи купил все флаконы для нюхательного табака.
Уходя, женщина остановилась в дверях и улыбнулась детям, стоявшим у прилавка: высокому и изящному Тео и неуклюжей и кривоногой Полин.
– У вас красивые дети, месье Дэн, – сказала она с печальной улыбкой.
Как только дверь закрылась, Тео перевел ее слова. И почему-то Полин поняла, что эта женщина имела в виду именно то, что сказала, и говорила она о них обоих, а не только о Тео.
В следующем месяце женщина вернулась с парой синих ваз, а еще через месяц – с изысканной полукруглой заколкой для волос, украшенной жемчугом и стайкой крошечных бабочек. Их крылья, сделанные из синих перьев зимородка и обрамленные золотом, трепетали, словно живые. Луи полюбовался заколкой, а затем повел Дениз в кладовую, где проводил инвентаризацию недавно поступившего товара, чтобы показать ей другие образцы заколок и головных уборов, украшенных орнаментом из перьев зимородка. Она восхищалась ободком для волос с маленькими голубыми гортензиями.
– Они так детально проработаны: крошечные лепестки, нефритовые листья, – восхищалась Дениз. – Такая тонкая работа. Мое маленькое украшение для волос выглядит рядом с ними грубо и дешево.
Голос у нее был низкий и немного хрипловатый, совсем не такой, как можно ожидать у женщины столь изящного телосложения.
– Тем не менее очень многим придется по вкусу вещь, которую вы принесли, – сказал Луи. – Я куплю ее.
Польщенный интересом Дениз, Луи провел ее по кладовой, указывая на самые интересные предметы и обещая показать ей следующую партию, когда она прибудет.
В последнюю пятницу каждого месяца семья Дэн с нетерпением ждала, когда стройная женская фигура появится в дверях магазина. Дениз всегда улыбалась Полин, никогда не раздражалась, слыша как Луи говорит на неидеальном французском с сильным акцентом. К тому времени они уже знали, что ее зовут Дениз Латур. Определить ее возраст было сложно, как в принципе с любыми иностранцами. Возможно, ей было около тридцати пяти.
Однажды Луи и Тео отправились к Дениз домой и вернулись со столом из розового дерева, инкрустированным перламутром.
– Как выглядит дом француженки? – с некой долей зависти спросила Полин. – У нее много зеркал в золотых рамах? Мраморные полы?
Тео исполнилось четырнадцать лет. Луи брал его с собой по делам и позволял самостоятельно гулять по улицам. Полин разрешалось ходить одной только до небольшой рыночной площади перед церковью. Дальше Тео должен был сопровождать ее. По крайней мере, до тех пор, пока Полин не подрастет и не научится ориентироваться на улицах.
– У нее довольно неприметная квартира, – сказала Тео. – На стенах нет ничего особенного, шторы выцвели, на полу паркет как у нас, только местами дыры. Дениз сказала, что продает свой антиквариат, чтобы заплатить за квартиру. Она угостила нас чаем и маленькими пирожными. Очень вкусными. Лучше, чем в кондитерской на соседней улице.
В следующем месяце Дениз не пришла, и Луи решил, что ее финансовое положение наладилось. Но шли недели, он волновался, беспокоился и в конце концов послал Тео проверить, все ли с ней в порядке. Тео вернулся с плохими новостями.
– Мадам Латур там больше не живет, отец, – сказал Тео, ворвавшись в магазин. – Хозяин квартиры сказал, что она переехала в район Сантье и работает на швейной фабрике. Но она возвращается в свою квартиру по воскресеньям, чтобы забрать почту.
Луи привез Дениз домой в следующее воскресенье. Он поселил ее в квартире над их собственной. Рабочие установили новую плиту и раковину. Дениз сама поклеила обои и покрасила всю деревянную отделку. Квартира на последнем этаже, как пояснил Луи детям, теперь принадлежала Дениз, и они могли подниматься туда только с ее разрешения.
Для всех французских соседей Дениз была квартиранткой, которая иногда готовила и пекла, а также ходила за покупками. Своего рода домработница на полставки. А если они что-то еще подозревали, то лишь пожимали плечами, не видя в этом ничего этакого.
У китайской же общины Парижа тот факт, что Луи Дэн завел любовницу, вызвал недоумение. И вовсе не потому, что он завел интрижку, ведь для Китая это было обыденностью, а потому, что она оказалась француженкой. Слухи о Дениз распространились очень быстро. В частности, все обсуждали, что она оказалась на удивление заурядной. Дениз одевалась скромно, всегда в серое или голубое. Выглядела как обычная домохозяйка, идя по улице с корзинкой в одной руке. Но вскоре все пересуды сошли на нет.