Фарфоровая луна

Дениз, как вскоре узнали Полин и Тео, любила готовить, и именно она изменила их вкусовые предпочтения в сторону французской кухни. Она приносила супы и хлеб, если соседи болели, всегда имела под рукой угощения для друзей Тео и Полин. Именно так семья Дэн узнала, что готовит Дениз изумительно. «Пагода» также извлекла выгоду из ее любви к выпечке: покупатели могли насладиться вкусными пирожными во время чаепития с Луи.

Кроме того, Дениз чрезвычайно интересовалась Китаем.

– Расскажите мне больше о вашей родине, – часто просила она Тео и Полин. – У вас были сады?

Дениз судила о Китае по антиквариату, который продавался в «Пагоде», и представляла его как сказочное место.

Тео рассказал о хаосе, царящем в преддверии Праздника середины осени и Нового года[21]. О матери, старой и изнеженной женщине родом из Пекина. О большой столовой, где они проводили банкеты для всей семьи. Он нарисовал прекрасную картину традиционных домов, в которых они жили.

– В центре каждого двора есть сад, – рассказывал он. – Некоторые сады совсем маленькие и мощеные, в них цветут кустарники или растут небольшие деревья. Османтус и волчеягодник – любимые растения нашей семьи. Двор моего деда – самый большой, с садом камней, бамбуковой рощей и прудом с золотыми рыбками.

Судя по рассказам Тео, Полин невольно подумала, что его воспоминания о доме со временем изменились. А может быть, в поместье семьи Дэн и правда царила идиллия, но только для привилегированных, законных членов семьи. Или же Тео просто приукрашивал для Дениз, говорил ей то, что она хотела услышать.

С появлением Дениз Полин больше не нужно было сопровождение Тео. Она брала девочку с собой в другие районы Парижа. Дениз учила ее делать покупки с умом, грамотно торговаться и консервировать фрукты на зиму.

Когда Полин подросла и похорошела, Дениз отвела ее к портнихе. Если бы она не настояла, то дядя даже не подумал бы, что Полин нужна новая одежда. Скорее всего, он попросил бы Первую Жену прислать какие-нибудь вещи из Китая.

– Ты такая красивая, Полин, – сказала Дениз. – Ты превратишься в очень миниатюрную молодую женщину с тонкой талией.

– Я бы так хотела иметь светлые волосы, – призналась Полин, глядя на себя в зеркало. – И нос у меня слишком маленький.

– Твои волосы темные, словно крыло ворона, глаза сияют умом, а благодаря маленькому носику твое личико всегда будет казаться милым и юными. – Дениз принялась расчесывать ее волосы. – Вы с Тео самые красивые дети, которых я только видела.

– Да, Тео очень симпатичный. Куда бы мы ни пошли, все на него глазеют.

Дениз рассмеялась.

– Возможно, они и на тебя смотрят, ma petite.

Полин и сама не поняла, как благодаря Дениз дом на Лиссабонской улице стал для нее настоящим домом.

– Луи спас меня. Да, именно спас, – призналась Дениз в беседе с Тео и Полин. – Я работала на фабрике по четырнадцать часов в день и жила в крошечной комнате с тремя другими работницами. Я никогда не смогу отблагодарить его и вас за то, что стали моей семьей.

Что касается чувств Луи к Дениз, Полин терялась в догадках. Бывали вечера, когда после ужина он поднимался к ней в квартиру – и там звучала музыка. Иногда пекинская опера или китайские народные мелодии, иногда классическая музыка, оркестр или струнный квартет.

– Они счастливы, – заключил Тео. – Или, по крайней мере, довольны. Нам всем нравится Дениз, а мы – ей. Остальное неважно.

Заглядывая время от времени в гостиную Дениз, Полин часто видела, как они тихо сидят: дядя курит и читает китайскую газету, а Дениз увлеченно занимается рукоделием. В этой сцене было больше теплоты, чем когда-либо между Луи и Первой Женой.

– Вашего дядю что-то беспокоит? – поинтересовалась Дениз. – Это из-за мероприятия по случаю китайского Нового года, которое состоится в магазине на следующей неделе?

Каждый год они украшали «Пагоду» к китайскому Новому году и вечеринке, которую Луи устраивал для избранных клиентов. 1912 год был годом Крысы, поэтому дядя раздавал шелковые веера с изображением серой крысы, сидящей на корточках и поедающей упавшие с дерева красные ягоды восковницы. Над входом в магазин висела пара алых шелковых фонариков с золотыми кисточками, а внутри гирлянды фонариков такого же цвета украшали потолочные балки и светильники.

Помимо магазина, Луи также был занят другими делами. Он много времени проводил в Гильдии китайских торговцев, а когда в «Пагоду» заходили сотрудники китайского консульства, он отводил их в сторону и долго беседовал. Полин думала, что они обсуждают то, что сейчас происходит в Китае. Китайские газеты приходилось ждать неделями, но французские корреспонденты сообщали из Пекина о многочисленных восстаниях против династии Цин.

Однажды после обеда Луи вернулся домой, прошел в свой кабинет и закрыл дверь. Он не выходил оттуда до самого ужина. Луи ничего не говорил, пока Полин не подала еду, затем прочистил горло и сказал:

– Вчера, двенадцатого февраля, в Китае наш император отрекся от престола. Теперь мы – Китайская Республика. Все обошлось без кровопролития. Мирная смена власти. Это было неизбежно и необходимо. Династия Цин ослабла, она пребывала в стагнации. Теперь Китай может вступить в двадцатый век как современная страна.

Он повторил то же самое на французском для Дениз, затем достал из буфета бутылку коньяка. Луи налил каждому по небольшой рюмке и поднял свою.

– Десять тысяч лет процветания Китайской Республике.

– Десять тысяч лет, – эхом подхватили Тео и Полин.

В последующие месяцы в магазин наведывались новые сотрудники китайского консульства, прежние больше не приходили. Однако не все дипломаты были смещены со своих постов. Многие остались, присягнув на верность Китайской Республике. Новые же дипломаты были иной породы. Молодые, свободно владеющие французским языком. Они переезжали целыми семьями.

С визитом в «Пагоду» прибыл китайский посол во Франции. Полин тут же побежала в дальнюю комнату, чтобы вскипятить воду и заварить самый лучший чай. Посол привел с собой дочь, и Полин, пока чай заваривался, оставила заднюю дверь слегка приоткрытой, чтобы через щель разглядеть девушку в дорогом меховом пальто и стильной шляпке. Дочери посла было пятнадцать или шестнадцать лет, примерно столько же, сколько и Полин, но она выглядела гораздо более уверенной в себе. У нее был изящный овал лица, а пухлая верхняя губа слегка подрагивала. Это придавало девушке еще больше пленительного очарования. Глаза, глядящие из-под густых ресниц, были глубокого карего цвета. Нерешительные и робкие, как у лани.

Полин посмотрела на свой выцветший фартук и испачканные чернилами пальцы. Прежде чем достать чайник, дочиста вымыла руки и сняла несчастный фартук.

Когда Тео окончил лицей, Луи повел всех ужинать в кафе «Англе», роскошное заведение, которое даже Дениз оценила по достоинству. Она счастливо улыбалась, выходя из ресторана.

– Давненько я не наслаждалась столь изысканными блюдами. Утиное конфи было приготовлено в настоящем классическом стиле. Спасибо, Луи.

Июньский вечер выдался на удивление приятным, поэтому все единогласно решили прогуляться по Лиссабонской улице. Не спеша они добрались до Сены, и Дениз предложила остановиться на мосту Руаяль, чтобы полюбоваться открывшимся видом. Великолепный фасад железнодорожного вокзала Орсе, огни лодок, пришвартованных вдоль берега реки.

Тео едва взглянул на воду. Праздничный ужин устроили в его честь, но Тео весь вечер был рассеян, суетился, смотрел в свою тарелку и практически не разговаривал. Теперь он произнес:

– Отец, я подал документы в Парижский университет.

– В Сорбонну? – спросил Луи, нахмурившись. – Зачем? Теперь ты будешь работать в магазине полный рабочий день. А через несколько месяцев вернешься в Шанхай, чтобы жениться.

– Отец, я могу поступить в университет и продолжать работать в магазине, – сказал Тео. – Я бы работал как прежде, на полставки. Пожалуйста, отложи свадьбу до окончания учебы.

Далее последовали долгие дни обсуждений, но так или иначе решение было за Луи, так как Тео не мог сам оплатить обучение. Их споры, частые и громкие, эхом разносились по квартире, даже когда дверь в кабинет Луи была закрыта.

Стоя в коридоре, Полин не могла не подслушать.

– Я приехал во Францию именно ради тебя, – кричал Луи, – чтобы открыть собственное дело. Бизнес, с помощью которого ты сможешь зарабатывать на жизнь. Чему можно научиться в иностранном университете? Там расскажут про Конфуцианский канон? Нет, ты будешь изучать историю европейских цивилизаций, а не нашей. Ты будешь изучать их поэзию и забудешь «Триста танских поэм»[22].

– Китай больше не экономически отсталая феодальная страна, – угрюмо ответил Тео. – Мне нужно западное образование. И вообще, разве не ты всегда говорил, что образование – это самый важный подарок, который отец может сделать своим детям?

Полин представляла себе выражение его красивого лица, слегка оттопыренную нижнюю губу, как у маленького мальчика, готового закатить истерику. До сих пор она не понимала, что «Пагода» предназначалась для Тео.

– Ты достаточно образован, чтобы обсуждать антиквариат с покупателями и заниматься бумажной работой. – Луи стал говорить тише, но голос его все равно было хорошо слышно.

Через несколько минут Тео вышел из квартиры, хлопнув дверью, и направился в магазин семьи Жирар. Он любил помогать месье Жирару проявлять фотографий или ремонтировать фотоаппараты. Полин часто думала, что, если бы дядя владел не антикварной лавкой, а фотостудией и магазином фотоаппаратов, Тео с радостью бы перенял этот бизнес.

– И вот благодарность за то, что привез сына в другую страну! – Луи вошел на кухню, где Дениз и Полин чистили горох и делали вид, что не слышали спора. – Будь мы в Китае, этот мальчишка даже не подумал бы ослушаться. Полин, не заставляй меня жалеть о том, что я привез тебя сюда.

Спустя неделю молчания и недовольства Тео Луи все же сдался.

– Я отправлю телеграмму дедушке и попрошу отложить свадьбу, – сказал Луи, накладывая себе еще курицы. Он указал палочками из слоновой кости на Тео. – Как только окончишь университет, поедешь в Китай и женишься.

После ужина Полин последовала за Тео в его комнату.

– Если ты женишься, то могу ли я по-прежнему заниматься твоим домом? – прямо спросила Полин. – Даже если я не понравлюсь твоей жене?

– Не переживай, – сказал Тео, – у меня есть четыре года, чтобы что-нибудь придумать. Я не собираюсь работать в этом магазине и не хочу жениться на девушке, которую никогда в жизни не видел. Возможно, через четыре года все изменится. Но, так или иначе, у меня теперь есть возможность посещать университет.

Пока Тео целыми днями пропадал на лекциях и вечерами занимался, Полин все больше и больше втягивалась в повседневную рутину «Пагоды». Это был крупнейший в Париже магазин, принадлежащий китайцам, и соотечественники часто заглядывали сюда, чтобы обменяться сплетнями и попить чай. Работая в торговом зале, а не в подсобных помещениях, Полин чувствовала, что познакомилась практически со всеми членами небольшой китайской общины Парижа: от ремесленников и торговцев до студентов и сотрудников консульства. Они приходили под предлогом посмотреть на новые поставки антиквариата, но вскоре разговоры о флаконах для нюхательного табака и фарфоре превращались в болтовню о политике и местных сплетнях.

– Пришло время рассказать тебе, как вести бухгалтерский учет, – сказал однажды Луи.

– Я уже знаю, дядя, – призналась Полин. – Я весь год вместе с Тео заполняла бухгалтерские журналы. И ты никогда не находил ошибок, да?

Тео не любил заниматься бухгалтерией, поэтому Полин предложила свою помощь. Затем она так часто начала исправлять за ним работу, что в итоге все обязанности легли на нее.

– Прежде чем показать дяде, ты же проверял все подсчеты? Или даже не потрудился? – обратилась она к Тео.

– Отец сам кое-что подправлял, – признался он.

До сих пор Полин ничего не рассказывала дяде, который выглядел то удивленным, то задумчивым.

– Да, конечно, ты ему помогала, – наконец проговорил он.

– Я не против помогать, дядя, – твердо сказала Полин. – Одна семья, один бизнес.

Это была ее жизнь, и она была лучше, чем то, на что Полин могла рассчитывать, когда в детстве дрожала от холода под тонким одеялом на жалкой соломенной подстилке, слушая, как крысы снуют в стенах комнаты.

Глава 4

Воскресенье, 3 ноября 1918 года

Полин

Дениз с грохотом поставила тарелку перед Полин. На обед у них были блинчики с тонко нарезанным окороком, политые сливочно-сырным соусом и поданные с выражением крайней степени неодобрения. Удивительно, как Дениз удалось найти окорок и сливки, несмотря на то что с едой по карточкам все было очень строго.

Полин покорно ела, скромно уткнувшись в тарелку. Когда была помладше, она часто сидела на кухне Дениз и смотрела, как та готовит. В неторопливой манере француженки было что-то успокаивающее. Но сейчас Дениз была слишком взволнована и даже не заметила, как несколько каштановых локонов выбились из туго закрученного пучка.

– Я никогда не хотела замуж, Дениз, – призналась Полин. Она сомневалась в этом решении лишь однажды и очень недолго. Но Полин отбросила эту мысль. – Как только подпишут брачный контракт, моя судьба будет предрешена. Я должна привезти Тео домой, чтобы поговорить с дядей, как только он вернется в Париж.

Полин знала, что Дениз на самом деле не сердится на нее. Наоборот, она боялась, что Луи накажет Полин за непослушание, боялась, что она может пострадать. Ходили слухи, что война скоро закончится, что немцы долго не продержатся. Но тем временем артиллерия продолжала обстреливать прифронтовые города, а немецкие самолеты заходили за линию фронта и сбрасывали бомбы на дороги и железнодорожные пути.

– Может быть, все сложится не так уж и плохо. Вдруг твой муж тоже будет хозяином магазина где-нибудь во Французской концессии[23], где твой французский пригодится.

Очевидно, Дениз надеялась на добрую волю Первой Жены больше, чем сама Полин.

– Кроме того, – продолжала она, – ты подумала, как будет чувствовать себя твой дядя, если с тобой что-то случится?

– Дядя Луи был очень добр ко мне, – сказала Полин, – но я все равно всего лишь внебрачная дочь его брата.

– Не говори так. – Глаза Дениз наполнились слезами. – Луи рассказывал мне о твоих родителях. Твой отец очень любил твою мать и хотел жениться на ней, но семья не позволила.

– Дядя никогда не говорил мне об этом. Первая Жена сказала, что моей матери нужны были лишь деньги отца.

– Семья твоей мамы была очень хорошей, но их постигли тяжелые времена, – сказала Дениз. – У нее не было никакой возможности содержать себя, кроме… ну… Луи видел ее всего раз. Он сказал, что она была милой и воспитанной, они с твоим отцом явно любили друг друга. Она не показалась Луи охотницей за деньгами.

– Возможно, поэтому дядя согласился взять меня к себе. Он действительно был знаком с мамой.

Но Полин так хотелось узнать о своих родителях от Луи, а не от Дениз.

– Молодой женщине небезопасно отправляться одной в зону боевых действий, – заключила Дениз.

– Нуаель не зона боевых действий. Там по-прежнему живут обычные люди. Китайский госпиталь и лагерь не организовали бы там, если бы это было небезопасно.

– Ты понимаешь, о чем я. Молодая китаянка однозначно привлечет уйму внимания, причем не в самом приятном его проявлении. – Дениз сделала паузу и затем продолжила: – Ты уверена, что не можешь отказаться от брака?

– Если я так поступлю, дядя меня выгонит, – сказала Полин, – или, что еще хуже, отправит обратно в Китай. Так или иначе, я не выживу.

Найти работу в Париже у нее не выйдет. Никто из китайской общины не даст Полин и шанса доказать свой профессионализм, после того как она ослушалась своего дядю. Да и ни один уважаемый французский работодатель не взял бы ее на работу. Правда, во время войны на фабриках стали нанимать женщин, однако платили им значительно меньше, чем мужчинам за то же количество работы. Профсоюзы же выступали против того, чтобы женщины и иностранцы отнимали рабочие места у честных тружеников. Полин платили бы даже меньше, чем француженке, при условии, что ее вообще взяли бы на работу.

– Твой дядя оставил тебя на мое попечение на время своего отсутствия, – сказала Дениз после долгого молчания, – и я запрещаю тебе ехать в Нуаель в одиночку. Напиши Тео, в штаб-квартиру Китайского трудового корпуса. Надеюсь, что письмо от него уже в пути, где бы он сейчас ни был.

Выражение лица Дениз изменилось. Гнев ушел, осталась только печаль. Дениз любила Полин и Тео, Луи тоже ей очень нравился. Но его благосклонность имела для нее большое значение.

– Хорошо, Дениз, – коротко ответила Полин. – Ты права.

Она не стала раскрывать Дениз свои планы. Полин не хотела, чтобы вина за ее поступок легла на любовницу дяди.

Полин выглянула с балкона и увидела, как Дениз остановилась на тротуаре и, дождавшись мадам Жирар, отправилась вместе с ней в церковь. Каждое воскресенье они посещали службу, во время которой священник произносил молитвы за мужчин из прихода, сражавшихся на фронте. В том числе и за сына мадам Жирар, Армана. Полин тоже молилась за друга детства, но не в церкви. Она зажигала благовония богине милосердия на маленьком алтаре. Полин делала это, хотя сомневалась, что богиня властна над тем, что происходит за пределами Китая.

После того как Полин настроилась не спорить и не делиться с Дениз своими планами, решимости касательно самостоятельного отъезда из Парижа немного поубавилась. Уверенности Полин хватило ровно на то, чтобы купить билет до Нуаель-сюр-Мер. Она никогда не выезжала из города, никогда не выходила за пределы знакомых бульваров, за мерцающий изгиб Сены. Прибыв в Нуаель, Полин должна была добраться до офиса Китайского трудового корпуса и найти человека, который мог бы рассказать, где работает Тео.

И затем ей следовало бы отправиться туда и отыскать его. Где бы он ни был.

Если потребуется, Полин справится сама, но, возможно, ей удастся убедить кого-то помочь. Кого-то, с кем она не хотела иметь дело.

Полин открыла ящик с канцелярскими принадлежностями в кабинете дяди и достала двойную почтовую карточку голубого цвета с надписью: «Парижская пневматическая почта». Даже если бомбы разрушат надземную часть Парижа, пневмопочта, проложенная под землей, продолжит работать. И хотя с начала войны стоимость пересылки писем таким образом возросла до сорока центов, парижане всегда могли рассчитывать на то, что телеграмма будет доставлена в течение нескольких часов в любой день недели.

Анри, я слышала, что ты вернулся в Париж. Мне нужна твоя помощь. Прошу, встреться со мной у фонтана возле церкви Сен-Сюльпис завтра в полдень. Пожалуйста, приходи, даже если у тебя есть другие дела, это очень срочно.

Полин

Она накинула пальто и надела шляпу. Она хотела отнести телеграмму в ближайшее почтовое отправление. Дорога заняла всего восемь минут. Полин опустила телеграмму в специальный отсек рядом с ящиком для обычной почты. Затем поспешила обратно, не желая, чтобы Дениз заметила ее отсутствие.

«Он придет, – думала Полин, – несмотря на то, что я говорила в прошлом, он придет. Он должен прийти».

«Он должен прийти. Он должен прийти. Он должен прийти».

Каблуки Полин выбивали этот ритм по тротуару. Анри встретится с ней завтра. Безусловно, неспроста единственным человеком, посетившим вчера «Пагоду», был клерк из китайского консульства. Неслучайно он упомянул, что Анри Лю заходил к нему в офис. Анри вернулся. Анри, единственный человек, к которому Полин могла обратиться за помощью, оказался в Париже в самый подходящий момент.

Разумеется, богиня милосердия поможет.

Тео познакомился с Анри в сентябре 1916 года, в начале учебного семестра. Сорбонна пригласила молодого докладчика, журналиста из Шанхая, который по удачному стечению обстоятельств оказался в тот момент в Париже.

– Интервьюер попросил его прояснить противоречивые статьи в прессе о том, собирается ли Китай нарушить свой нейтралитет и вступить в войну, – поделился Тео за ужином. Луи на тот момент был в Марселе, поэтому они с Полин проводили вечер в квартире Дениз.

– И что он сказал? – спросила Полин. – Китай вступит в войну?

Война длилась более двух лет, число погибших было огромным.

– Он был осторожен и отметил лишь то, что многие влиятельные люди в Китае хотят, чтобы мы присоединились к союзникам. Так что, возможно, Китай примкнет к ним в конце этого года.

Журналист Лю Хунму произвел огромное впечатление на Тео. Он был старше всего на два года, но уже успел самостоятельно попутешествовать по Китаю и Европе. Однажды он надеялся возглавить международный отдел газеты «Синьвэнь бао».

– Семья не контролирует его, – грустно произнес Тео.

– Он говорит по-французски? – спросила Полин.

– Да. Он из Шанхая и в детстве ходил в школу, которую основали французские миссионеры. Он просил называть его Анри.

– Как долго этот Анри пробудет в Париже? – поинтересовалась Дениз. – Кажется, он тебя заинтересовал. Почему бы не показать ему достопримечательности?

– Хорошая идея. – Тео заметно повеселел. – Анри сказал, что приезжал в Париж лишь раз, к тому же всего на пару дней. Я пошлю ему в отель телеграмму по пневмопочте.

Анри согласился на предложение осмотреть достопримечательности, поэтому Тео провел весь день в компании нового друга.

Впоследствии, слушая рассказ Тео о том, чем они весь день были заняты с Анри, Полин пришла к выводу, что они больше времени просидели в кафе, общаясь с однокурсниками Тео, а не осматривая достопримечательности.

– Может, мне тоже стоит с ним познакомиться? – поинтересовалась Полин. Ей хотелось лучше узнать человека, который покорил ее брата.

– Да, определенно стоит, – ответил Тео. – Идем со мной завтра. Мы втроем пойдем смотреть достопримечательности.

Тео договорился встретиться у фонтана перед церковью Сен-Сюльпис. Они уже подошли к назначенному месту, когда со ступеней церкви им помахал мужчина. Анри Лю с искренним радушием приветствовал Тео и Полин, а затем настоял на том, чтобы они сначала отправились пить кофе. Так Андри хотел отблагодарить Тео за его доброту. Кофе в маленьком бистро «Тритон», выходящем на площадь, был откровенно ужасным. Очередная жертва дефицита. Но Полин почти не замечала отвратительного вкуса.

Анри не был похож ни на кого из тех, кого она встречала раньше. Хотя круг знакомых Полин весьма ограничен. Она еще никогда не видела таких непослушных волос, как у Анри. Полин казалось, что если бы не его тяжелые брови, то круглое лицо выглядело бы слишком уж по-мальчишески юным. Но больше всего ей запомнилось, каким жизнелюбивым оказался Анри Лю.

И то, что он обратил внимание на нее.

Но внимание было не таким, какое Полин оказывали некоторые бестактные мужчины, с которыми она сталкивалась на улице. Анри не оценивал ее возраст, внешность, здоровье, как делали дядины друзья, будто бы прикидывая, как Полин будет смотреться рядом с их сыновьями. Или, что еще хуже, рядом с ними.

– Так необычно, что ты здесь, Полин, – сказал Анри. – Я встречал в Европе и других молодых китаянок, в основном студенток. Некоторые – дочери дипломатов. Но ты живешь и работаешь в Париже.

– Меня привезли сюда, потому что наша семья довольно бережливая, —проговорила Полин, помешивая кофе. – Я и домработница, и кухарка, и продавец, и бухгалтер.

«Неоплачиваемая», – подумала она, но не решилась сказать вслух.

По правде говоря, Луи давал Полин деньги, но, к сожалению, она жаждала признания собственной важности, а не денег на содержание домашнего хозяйства. Она хотела получать зарплату, как Тео. Подтверждение того, что она ценный сотрудник для магазина и важный член семьи для своего дяди.

– Поверь, ты уникальна, – засмеялся Анри. – Китаянка, живущая в другой стране и свободно говорящая на иностранном языке.

– Я читаю и пишу по-французски, – сказала она, – потому что дядя нанял репетитора для Тео, когда мы только приехали. И этот молодой человек был достаточно любезен, что позволил мне заниматься вместе с ними. Историей, географией, французским и немного английским.

– Когда мы плыли на корабле из Шанхая, она попросила меня говорить с ней только по-французски, никакого китайского, – поделился Тео. – Полин проявила удивительное упорство. Уже через год жизни здесь она торговалась на рынке как коренная парижанка.

– Помогло и то, что Дениз жила по соседству. – Полин просияла, услышал похвалу Тео. – Она везде брала меня с собой, и таким образом я быстро выучила французский.

– Полин слишком скромна. Будь она мальчиком, то уже давно управляла бы магазином вместо моего отца.

Плавно тема разговора сместилась в сторону китайских рабочих, с которыми Анри беседовал в провинции Шаньдун незадолго до приезда во Францию. Компания «Хуэйминь» нанимала сотрудников от имени французского правительства. Первый поток людей прибыл во Францию в конце года для работы на заводах по производству боеприпасов. Со временем их число становилось все больше и достигло десятков тысяч человек.