Страсть герцогини

Лакей испуганно посмотрел по сторонам, но все же поспешил выполнить приказание.

– Тебе не следовало посылать его за напитками, – заявила Джина, невольно рассмеявшись. – Дворецкий поставил этого лакея у дверей на случай, если его услуги срочно понадобятся.

– Для чего?

– Ну например, если кто-нибудь вдруг лишится чувств.

Кэм оглядел Джину с головы до ног.

– Ты выглядишь вполне бодрой. Надеюсь, ты не собираешься хлопнуться в обморок?

– Разумеется, нет.

Что-то в его пристальном взгляде заставило Джину покраснеть, и она почувствовала, как у нее закружилась голова.

Но тут к ним подошел Себастьян и церемонно поклонился. По его мнению, Кэму следовало вернуться в Лондон, чтобы не усложнять процедуру аннулирования брака, поэтому он был недоволен, снова увидев герцога и герцогиню вместе.

Кэм хотел откланяться, но передумал. В этот момент снова появился лакей с подносом, на котором стояли два бокала с розовым шампанским.

– Спасибо, – поблагодарил его Кэм и, взяв бокалы, протянул один из них Джине. – Извините, что у нас нет бокала для вас, Боннингтон.

Джина вздохнула. Себастьян поджал губы, исподлобья поглядывая на герцогиню. Очевидно, он считал, что она выпила более чем достаточно, и, честно говоря, так оно и было. Вообще-то Джина не любила чувствовать себя вялой по утрам после неумеренных возлияний.

– Я не хочу шампанского, – внезапно заявила она. – Себастьян, ты не мог бы принести мне лимонада?

Кивнув с суровым видом, маркиз взял бокал из ее рук и, снова поклонившись, направился к выходу из зала.

– Как он умудрился поклониться, не расплескав шампанское? – удивился Кэм, проводив его взглядом. – Черт возьми! Теперь мне придется разделить с тобой свой бокал, а я мечтал выпить его до дна!

Он протянул бокал Джине с таким веселым и озорным выражением лица, что она, не задумываясь, взяла его и отпила немного.

Кэм прислонился к стене рядом с ней.

– Кому ты обещала следующий танец? Что-то не видно кавалеров!

– Я обещала его Себастьяну.

Джина сделала еще один глоток, удивляясь, что у нее сильно колотится сердце.

– Но ведь нельзя танцевать дважды с одним и тем же партнером, – напомнил ей Кэм правила бального этикета. – Помнишь, что ты писала мне, когда только начала выезжать в свет?

– Не могу поверить, что ты не забыл мои письма! Ведь я писала их много лет назад.

– У меня хорошая память, – лениво произнес он. – Ты рискуешь вызвать скандал, отважившись дважды потанцевать со своим женихом!

– О нет, – возразила Джина. – Эти правила распространяются на юных леди, только вышедших из-за парты. Правда, Себастьян всегда ограничивается тремя танцами.

Кэм внимательно посмотрел на нее.

– Если бы я был твоим женихом, а не мужем, я бы не позволил тебе танцевать с другими кавалерами.

У Джины сжалось сердце.

– Себастьян считает, – запинаясь, попыталась она оправдать жениха, – что мы с ним находимся в щекотливом положении. В конце концов, я замужем.

Достав веер, она стала усиленно обмахиваться им. «Нет ничего хуже раскрасневшегося лица у рыжеволосой дамы», – говаривала ее матушка.

– Вот именно, – задумчиво произнес Кэм. – Ты, в конце концов, замужем.

Взяв у нее из рук бокал с шампанским, он сделал большой глоток.

Джина облизала губы. Было что-то невероятно интимное в том, что они пили из одного бокала. Похоже, вино снова ударило ей в голову.

– Может, присядем? – спросил он.

– Хорошо, – согласилась Джина.

Он подвел ее к небольшой зашторенной нише в стене бального зала и, отодвинув штору цвета охры, пропустил Джину вперед. Войдя вслед за ней, Кэм задернул тяжелую парчовую штору.

Джина смущенно села на маленький обитый бархатом диванчик.

– Я никогда не захожу в подобные альковы.

Кэм, оглядевшись, сел рядом с ней.

– Почему? Здесь довольно уютно, правда, душновато. Вообще-то я невысокого мнения о художественном вкусе леди Трубридж, – заметил он, глядя на картину, изображавшую томного Купидона.

– Уединяться в занавешенных альковах считается неприличным, – заявила Джина.

Он насмешливо посмотрел на нее.

– А я бы с удовольствием проводил в них время. Выпей еще шампанского, – Кэм протянул ей бокал. – Нам нужно допить его до возвращения Боннингтона, тебе не кажется?

Джина покачала головой.

– Спасибо, я больше не хочу.

– Как поживаешь, Джина? – неожиданно спросил Кэм.

– У меня все в порядке, – вздрогнув, ответила она.

Герцог наклонился к ней, и Джина почувствовала исходивший от него запах мыла. Ее сердце учащенно забилось.

– Нет, я имею в виду, как ты на самом деле поживаешь? В конце концов, мы с тобой близкие родственники и не виделись целых двенадцать лет. Когда-то мы были кузенами. А потом, когда внезапно выяснилось, что ты мне не кровная родственница, стали мужем и женой.

– Я в полном порядке, – повторила Джина, почему-то разволновавшись.

Закрыв веер, она подняла глаза на Кэма, но старалась не встречаться с ним взглядом.

«Лицо Мариссы идеальной овальной формы, – рассеянно думал Кэм, глядя на жену. – Когда Джина опускает черные ресницы – должно быть, она их подкрашивает, – ее лицо выглядит почти таким же идеально овальным, как у Мариссы». Странно, что он не замечал этого раньше. Должно быть, все дело в глазах Джины. Ее открытый взгляд сбивал его с толку.

Сидя рядом с ним, она изящными пальчиками разглаживала складки веера.

Внезапно Кэма охватило желание. Неужели эти длинные пальцы плавными движениями гладят чопорного Боннингтона? Если до близости между ними дело пока еще не дошло, то непременно дойдет… Кэм постарался отогнать от себя эту неприятную мысль.

– Джина, – произнес он. Она подняла голову и устремила на него завораживающий взгляд зеленых колдовских глаз. – Ты не хочешь поприветствовать меня? – спросил он хриплым голосом и, не раздумывая долго, припал к ее губам.

Кэм почувствовал, что она сильно удивлена его поступком. Он сам был не меньше удивлен. Что с ним происходит? Хотя, с другой стороны, вся обстановка располагала к поцелуям… Милое женское лицо с красивыми чувственными губами, занавешенный альков, приглушенная музыка вальса. «Англия во всей своей притягательной красе», – пронеслось у него в голове.

Кэм положил ладонь на ее затылок и, услышав тихий вскрик, решил удвоить натиск. Губы Джины приоткрылись… и окружающий мир вдруг исчез. Вальс, портьера, шампанское – все это осталось где-то далеко. Кэм почувствовал тяжесть в паху. Обхватив мозолистыми ладонями нежный овал ее лица, он как будто пил нектар из ее губ. Брачные игры… Это больше не была приветственная ласка. В мгновение ока их подхватил вихрь ошеломляющей страсти. Пальцы Кэма перебирали пряди волос Джины, а она обвила его шею руками. Это были сладкие, пылкие поцелуи, от которых в алькове раскалялся воздух.

И вдруг Джина, прервав поцелуй, сильно толкнула его в плечо.

Кэм отстранился. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Затем она протянула руку и отодвинула портьеру. Ее жених направлялся к ним через бальный зал.

– Прости меня, – произнесла Джина. – Кажется, я на мгновение забыла, кто ты.

Кэм разозлился. Ни одна женщина никогда не забывала, кто он, находясь в его объятиях! Ни одна! И уж тем более не должна была забывать об этом его жена…

– Похоже, Боннингтон намеревается спасти нас от семейного позора, – протянул он.

– Тебя что-то смущает? – спросила Джина, выгнув изящную бровь.

Кэм вынужден был признать, что Джина отнеслась к произошедшему так же хладнокровно, как и он сам. Он сильно сомневался, что она никогда раньше не уединялась с мужчиной в алькове.

– Я всегда думал, что испытывать страсть к собственной жене несколько унизительно, – заявил Кэм. – Как, например, набрасываться на хлебный пудинг, который подают в детской.

При этих словах Джина слегка порозовела.

– На хлебный пудинг?

– Да, именно, – подтвердил он. – Кому взбредет в голову лакомиться хлебным пудингом? Без него можно обходиться долгое время, не так ли? Его редко подают к цивилизованному столу. Но иногда возникает пугающая, – он сделал паузу, – тяга именно к этой домашней стряпне.

Наступила пауза. Размышляя над его метафорой, Джина поняла, что он сравнивает ее с отвратительным блюдом, которое она не брала в рот уже много лет. От охватившей ее ярости голос Джины стал елейным.

– Я понимаю твое смущение, – проворковала она. – Испытывать безответную страсть унизительно, не так ли?

Кэм улыбнулся, приподняв бровь.

– Тогда почему, черт возьми, ты помолвлена с этим человеком? – он кивнул в сторону Себастьяна.

Джина ахнула.

Кэму было приятно видеть, что он привел жену в замешательство.

– Знаешь, румянец действительно не к лицу рыжеволосым людям, – заметил он с таким видом, как будто делал открытие.

Видя, что к ним приближается Боннингтон, держа в руках стакан с жидкостью тошнотворного желтого цвета, Джина встала и вышла из алькова, одарив жениха очаровательной улыбкой.

Кэм с удивлением заметил, что взгляд Боннингтона из растерянного превратился в затравленный. Если Джина не будет осторожна, то спугнет дичь слишком рано.

– Я хочу выйти на воздух. К сожалению, столь шумное собрание начинает утомлять меня. – Она сделала паузу. – Возможно, меня расслабило общение с товарищем по детским играм. Я уверена, вы не обидитесь на меня, сэр, – Джина взглянула на маркиза и тут же перевела взгляд на Кэма. – Боюсь, я совсем потеряла вкус к детским забавам. Не прогуляться ли нам по саду?

Джина резко взяла Боннингтона под руку и прижалась к его боку. Кэм, прищурившись, наблюдал, как маркиз машинально отступил от нее, стараясь соблюдать приличную дистанцию.

– Надеюсь, вы извините нас, – сказал Боннингтон герцогу.

В глубине его глаз Кэм заметил выражение паники и решил, что ему нужно быть добрее к бедному парню. Разве можно судить о человеке по его поведению на публике? Порой вежливые люди с безупречной репутацией в обществе ведут себя возмутительно в частной жизни.

Как бы то ни было, но Кэму следовало посочувствовать бедняге. «Его заманили в ловушку», – думал герцог, глядя вслед удалявшейся парочке. Впрочем, Боннингтон сам навлек на себя неприятности, сделав предложение Джине. Вскоре он поведет ее к алтарю и после свадьбы, как это часто бывает в браке, окажется под каблуком у жены.

– Привет, герцог, – раздался рядом с ним желчный, пропитый голос. Кэм повернулся. – Ричард Блэктон, твой троюродный брат со стороны матери, – сказал мужчина. Он покачивался, но удерживал равновесие с ловкостью заядлого пьяницы. – Я сразу узнал тебя. Ты похож на своего отца. Зачем ты сюда приехал? Я слышал, ты собрался аннулировать брак, это правда? Хочешь жениться на ком-нибудь помоложе? Возьми в жены одну из девиц Девентош. Они тоже рыжие. Знаешь, в высшем обществе не так много рыжеволосых женщин. Если тебе такие нравятся, что ж, ты имеешь право на выбор… Нищим выбирать не приходится.

У Кэма застучала кровь в висках. Блэктон действовал ему на нервы.

– Для меня большая честь разговаривать с вами, – учтиво произнес он.

Пьяница явно смутился.

– Что? Что ты сказал, сынок?

– Безумно рад нашей встрече, говорю.

Блэктон на пару мгновений потерял дар речи.

– Ох уж эти иноземные манеры, – наконец снова заговорил он, подозрительно поглядывая на Кэма. – Иноземные манеры и рыжие волосы… Мне нужно срочно выпить бренди.

И не сказав больше ни слова, он повернулся и заковылял к шеренге графинов, стоявших в буфете.

Кэм удалился в покои, отведенные ему леди Трубридж, пытаясь отогнать неприятное подозрение, закравшееся ему в голову. У Мариссы были волосы черные, как ночь, а у Джины – цвета спелого апельсина.

Может быть, он питал слабость к рыжим волосам? Эта мысль смущала его и не соответствовала представлению о себе как об англичанине, который беспечно живет в веселой, забытой богом стране и ваяет из мрамора полных обнаженных женщин. Большую часть дня он был покрыт серой мраморной пылью, в его жизни не было места для раздражающей герцогини.

Для жены.

Глава седьмая

Горестные воспоминания, последовавшие за балом в доме леди Трубридж

На следующее утро Джина не могла заставить себя спуститься к завтраку. Свернувшись калачиком в постели, она заново перебирала в памяти каждое слово разговора с мужем. Кэм был совсем не таким, каким она его помнила. «Он стал взрослым мужчиной», – с дрожью думала она. Ее поразили широкие плечи мужа… Но в первую очередь его глаза… Он смотрел на нее так, словно она была центром притяжения для него, восхитительной шуткой, вызывавшей восторг и улыбку. Джина закуталась в одеяло, стараясь не обращать внимания на трепет, который охватывал ее при воспоминании об их поцелуе.

По правде говоря, многие гости леди Трубридж в эти утренние часы с огорчением вспоминали некоторые эпизоды бала. Сэр Рашвуд, например, лежа в постели, размышлял о неприятном замечании, сделанном его женой после того, как он станцевал вальс с очаровательной миссис Бойлен. Таппи Первинкл был неприятно поражен тем, что его жена Карола по меньшей мере три раза танцевала с каким-то щеголеватым джентльменом, и все утро переживал по этому поводу. Сидя за завтраком в столовой усадебного дома, он мрачно жевал тост и размышлял о том, сможет ли вернуть расположение жены, заказав ей новый гардероб.

Голос матери, за которым последовало шуршание шелковых юбок, вывел Джину из задумчивости.

– Дорогая, открой глаза, это я! – воскликнула мать. – Я приехала вчера поздно вечером.

– Я уже догадалась, – приподнимаясь, пробормотала Джина. – Может быть, обсудим это позже, мама?

– Боюсь, что нет, – ответила леди Крэнборн. – Я приехала сюда только для того, чтобы поговорить с тобой. Мне нужно немедленно вернуться в Лондон на заседание членов женской благотворительной организации. Джина, я получила еще одно!

Истерические нотки в голосе матери наконец привлекли внимание дочери.

– Что именно ты получила? – уточнила Джина, хотя уже догадалась, о чем говорит мать.

– Еще одно письмо, разумеется! – всплеснула руками леди Крэнборн, переходя на крик. – И что, скажи, мне с этим делать? Мой брат мертв!

– Это так, мама, – удивленно подтвердила Джина. – Но какое отношение имеет его смерть к получению письма?

– Самое непосредственное! – заявила леди Крэнборн тоном страдающей Офелии.

Джина молча ждала объяснений.

– В прошлый раз я вызвала брата, и он сам обо всем позаботился. Обо всем! Мне больше не пришлось беспокоиться из-за полученного письма. Думаю, он даже нанял сыщика с Боу-стрит, хотя, поскольку брат впоследствии не упоминал о нем, его услуги в конце концов не понадобились. А теперь мы остались одни. Пять лет назад умер Крэнборн, твой отец. Впрочем, от него было бесполезно ждать помощи. Я поняла это, когда мы получили первое письмо! Он заявил только: «Я думал, эта женщина сумеет держать язык за зубами!»

Джина прекрасно знала мнение матери об отце, и очередной рассказ казался ей утомительным.

– Слава богу, Гертон не был похож на моего мужа, – без паузы продолжала леди Крэнборн. – Он сразу понял, что тебе нужно выйти замуж за его сына. Если бы решение проблемы зависело от твоего отца, тебя бы уже давно заклеймили незаконнорожденной по всей Англии. Мой муж был настоящим тупицей.

– Да, но, мама…

– Слава богу, мой брат взял все в свои руки. Оценив ситуацию, он вызвал Кэмдена из Оксфорда, и на следующий день вы поженились. Если я кем-то и восхищаюсь, моя дорогая, так это людьми действия. Твой отец не принадлежал к ним!

– Значит, ты получила еще одно письмо от шантажиста? – спросила Джина, но ее мать так яростно расхаживала взад-вперед, что ничего не слышала.

– Когда тебя привезли к нам совсем крошкой, я умоляла твоего отца уладить все проблемы, – продолжала мать, едва не плача. – Я говорила: «Крэнборн, если в тебе есть хоть капля разума, заплати этой женщине!»

Джина вздохнула. Разговор обещал быть долгим. Она выбралась из постели, накинула халат и села у камина.

– Думаешь, он послушался меня? Думаешь, он вообще когда-нибудь меня слушал? Нет! Крэнборн то и дело бормотал, какой необыкновенной была эта женщина. Он был убежден, что она никогда бы не предала своего ребенка. И что же в конце концов произошло?

– Ничего страшного, – вставила Джина. – Я стала герцогиней, если ты помнишь.

– Благодаря моему брату, а не Крэнборну! – заявила мать. – Когда пришло первое анонимное письмо, я сразу догадалась, что его написала та француженка. И это письмо, без сомнения, тоже ее рук дело.

– Мама, – произнесла Джина.

Леди Крэнборн, не видя и не слыша ничего вокруг, расхаживала по комнате.

– Мама!

– Что такое? В чем дело? – Леди Крэнборн остановилась на полуслове и машинально поправила прическу. – Ты что-то сказала, дорогая?

– Графиня Линьи не могла написать тебе письмо. Она умерла в прошлом году, – сообщила Джина.

Леди Крэнборн открыла рот от изумления.

– Что?!

Джина кивнула.

– Эта… эта женщина, которая тебя родила, умерла? Невероятно!

– Мистер Раунтон прислал мне письмо и приложил некролог из «Парижского экспресса».

– Почему ты мне ничего не сказала?

Джина почувствовала, что мать закипает.

– Я не хотела расстраивать тебя упоминанием ее имени.

– И что ты предприняла, узнав о ее смерти? – спросила леди Крэнборн с нарастающим беспокойством.

– Предприняла?

– Я знаю тебя, Джина! Может, я и не рожала тебя, но я тебя вырастила! Что ты сделала, получив письмо Раунтона?

– Я написала в ее поместье, – призналась Джина. – Мне было интересно, не оставила ли она для меня какое-нибудь сообщение или записку…

Леди Крэнборн, шурша шелковыми юбками, подошла к дочери и погладила ее по голове.

– Прости меня, дорогая, – сказала она и, поцеловав ее в рыжую макушку, тут же вспомнила, что цвет волос Джина унаследовала от печально известной графини Линьи. – Я правда сожалею… Графиня была неблагодарной особой, но ее кончина стала для меня благом.

Джина глубоко вздохнула.

– Все в порядке. При жизни она не обращала на меня внимания, но я подумала, что, возможно… – Джина пожала плечами. – Странно, но…

– Боже мой! – перебила ее, не дослушав, леди Крэнборн и прижала руку ко рту. – Если эта женщина… если графиня Линьи не писала письмо, тогда кто?

– А что в нем написано?

– Вот оно, – порывшись в сумочке, леди Крэнборн достала письмо, написанное на плотной бумаге аккуратным почерком, и передала его дочери.

Джина пробежала глазами пару строчек, стараясь вникнуть в их смысл. И тут вдруг он дошел до ее сознания. «Возможно, маркиз разобидится? У герцогини есть брат».

– У меня есть брат, – прошептала она. – У меня есть брат!

– Должно быть, единоутробный, – уточнила леди Крэнборн. – Я запретила твоему отцу даже приближаться к континенту, узнав, какие ужасные последствия имела его поездка во Францию. – Она спохватилась. – Разумеется, я имею в виду не тебя, дорогая. Ты – мое благословение. Я рада, что эта женщина не захотела воспитывать свою дочь. Одному Богу известно, где сейчас находится твой брат. Скорее всего, она тоже отдала его на воспитание отцу, как поступила с тобой.

– Но кто же написал это письмо?

– Очевидно, графиня проявила беспечность. Она заверила твоего отца, что никто не подозревает о твоем существовании. Поняв, что беременна, она удалилась в загородное поместье. А у нас ты появилась в возрасте шести недель. – Леди Крэнборн порывисто поцеловала дочь. – Это был счастливейший день в моей жизни.

Джина улыбнулась.

– Но думаю, он не обошелся без скандала, мама.

– Верно. Но к тому времени я уже хорошо изучила Крэнборна, моя дорогая. Второго такого болвана я в жизни своей не встречала. Если бы я не держала его на коротком поводке, клянусь богом, он наплодил бы детей не меньше, чем семечек в подсолнухе.

Джина снова взглянула на письмо.

– Возможно, аноним напишет мне снова и сообщит, где найти брата.

– Скорее всего, в следующем послании шантажист потребует денег за молчание, – заметила мать. – Тебе не кажется, что в письме содержится намек на угрозу? Как, по-твоему, Боннингтон отнесется к тому, что у тебя есть незаконнорожденный брат?

– О, он будет… – Джина осеклась.

Она хотела сказать, что Себастьян будет рад за нее, но поняла, что это неправда. Когда Джина как-то в минуты откровенности поведала жениху тайну своего рождения и призналась, что на самом деле является внебрачным ребенком своего отца и французской графини, Себастьян, сочтя этот факт постыдным, сделал вид, что забыл о нем. Джина подозревала, что он притворяется, будто ничего не слышал. Для него гораздо более приемлемой была история, в которую поверило большинство англичан, о том, что Джина являлась осиротевшим ребенком одной из дальних родственниц леди Крэнборн.

– Ему это не понравится, – заявила леди Крэнборн и, хихикнув, добавила: – Он разобидится.

Джине пришлось признать, что мать права.

– Да, он будет не в восторге от такой новости, – согласилась она. – Особенно если возникнет опасность, что автор письма поделится ею с обществом.

– Слава богу, я никогда не позволяла твоему отцу вмешиваться в дела управления поместьем. Теперь мы достаточно богаты, чтобы заплатить автору письма за молчание.

Джина присела на край кровати.

– Я не уверена, что это разумно, – произнесла она. – Шантажист ждал все это время. Дядя Гертон предотвратил первоначальную угрозу разоблачения, выдав меня замуж за Кэма. Но потом Кэм сбежал в Грецию. И все это время автор письма терпеливо ждал своего часа. Он, должно быть, знает, что Кэм собирается аннулировать брак, и рассчитывает, что я заплачу целое состояние, чтобы Себастьян не передумал жениться.

Леди Крэнборн кивнула.

– Да, герцогиня Гертон способна замять любой скандал, связанный с ее происхождением. Но бывшая герцогиня и к тому же незаконнорожденная дочь не подходит на роль маркизы. Советую тебе бросить маркиза сейчас, пока он сам не бросил тебя.

Джина с подозрением посмотрела на нее.

– Тебе просто не нравится Себастьян.

– Верно, – согласилась леди Крэнборн, прихорашиваясь перед зеркалом, стоявшим на туалетном столике. – Он ужасный зануда, моя дорогая. Впрочем, слава богу, это не я выхожу за него замуж.

– Вчера приехал Кэм, – сообщила Джина.

– Правда? Как мило! С нетерпением жду встречи с ним. Попытаюсь увидеться с Кэмом за обедом. Я говорила тебе, что сегодня вечером состоится собрание женской благотворительной организации? Скажу тебе, разумеется, под строжайшим секретом, что у меня есть шанс быть избранной ее председателем. Но я, конечно, откажусь.

Леди Крэнборн залюбовалась своим отражением в зеркале. Будучи вполне современной матроной, она посвящала большую часть времени благотворительности.

– Поздравляю, мама! – сказала Джина со всем энтузиазмом, на который была способна. – Таким образом, если не ошибаюсь, ты возглавишь сразу четыре организации?

– Три, – поправила ее леди Крэнборн. – На прошлой неделе я отказалась от участия в работе Комитета инвалидов. Оказалось, что это не солидная организация, а группа тупоголовых старух, которые не понимают, что такое лидерство. Если брат и научил меня чему-то, так это тому, как нужно руководить. Хотя надо признать, он дурно обращался с Кэмденом в детстве. Очень дурно. Это была одна из немногих областей, в которых он вел себя не лучшим образом, и я ему об этом говорила.

– Ты права, – согласилась Джина, вспомнив, какие баталии происходили в доме после того, как Кэм сбежал в Италию, оставив свою юную жену нетронутой девственницей.

– Ты ни в чем не виновата, дорогая, – продолжала мать. – У моего брата была тяжелая рука.

– Порой он был весьма жесток, мама.

– Я бы не стала столь строго судить о нем. Его суровость объяснялась большим умом, – заявила леди Крэнборн, поправляя прическу перед зеркалом.

Джина прикусила язык. Гертоны преклонялись перед интеллектом, ставя гуманность на второе место. Кто она такая, чтобы пытаться переубедить свою мать?

– Давай дождемся следующего письма и тогда уже сделаем выводы, – сказала она.

– Ты сообщишь о нем Боннингтону? – спросила мать.

– Нет.

Леди Крэнборн оглянулась на нее, в ее глазах искрилась насмешка.

– Осторожно, дорогая. Наличие секретов от мужа свидетельствует о проблемах в браке.

– Он мне не муж, – резко сказала Джина. – Мой муж – Кэм.

– Что ж, тогда расскажи о письмах Кэмдену, – посоветовала леди Крэнборн, пряча выбившийся из прически локон под шляпку. – Насколько я помню, он всегда был умным мальчиком. Во всяком случае, не глупее отца.

– Думаю, даже умнее.

– Возможно. Гертон всегда жаловался, что сын боится темноты, оружия и бог знает чего еще. И все потому, что Кэму не нравилась охота. Гертон считал сына тряпкой только потому, что мальчик уделял вырезанию деревянных лодочек больше времени, чем охоте на животных. Но мне казалось, что Кэм всегда был смышленым мальчиком.