Страсть герцогини

Эмили вышла замуж вовсе не против собственной воли. После того как лорд Трубридж заявил, что очарован юной красавицей, которая сочетала в себе покорность и молодость, подразумевавшую потенциальную плодовитость, матушка Эмили не постеснялась объяснить дочери преимущества брака с богатым стариком. Она заявила, что Трубридж в силу преклонного возраста недолго будет досаждать жене. Он был богат, а следовательно, Эмили сможет завести горничных и в деревне, и в городе.

И действительно, лорд Трубридж быстро отправился на тот свет. К некоторому облегчению Эмили, это произошло всего через два счастливых месяца, прошедших после свадьбы. У Трубриджа случился сердечный приступ. Две недели после похорон прошли в томительном ожидании результатов супружеской жизни. Но если кто-то и надеялся на продолжение рода Трубридж, то эти надежды оказались тщетными. И молодая леди Трубридж с радостью принялась тратить приличный годовой доход с поместья, ни в чем себе не отказывая.

Поначалу она подумывала о новом замужестве, но быстро поняла, что ей не нужны длительные любовные отношения, а тем более супруг, который следил бы за ее расходами и распоряжался ее кошельком. Поэтому она вызвала ближайшего родственника покойного мужа, лорда Перегрина Первинкла, известного еще как Таппи, и объявила его своим наследником, заверив молодого человека, что больше никогда не выйдет замуж. После этого Эмили стала с еще большим энтузиазмом спускать деньги своего обожаемого супруга.

Через несколько лет Эмили Трубридж превратилась в даму, которую не узнал бы ее престарелый муж. Она стала властной и носила теперь эксцентричные наряды, которые обычно пользовались успехом у ярких красавиц или (как в случае с Эмили) у чрезвычайно богатых дам, готовых платить модисткам неприлично большие суммы. Лицо леди Трубридж было от рождения бледным и вытянутым, но с каждым днем оно становилось все краше благодаря усилиям его обладательницы и таланту горничной, знавшей толк в косметических средствах.

Со временем в Лондоне получили широкую известность вечера и приемы, которые устраивала леди Трубридж в скучные летние месяцы после закрытия светского сезона и ухода парламента на каникулы. Приглашения на них ждали с большим нетерпением. Эти увеселительные мероприятия прославились тем, что на них можно было стать очевидцем светского скандала или найти себе подходящего жениха. Те, кто хотел вступить в брак, и те, кто стремился расторгнуть брачные узы, в равной степени могли найти себе развлечение в поместье леди Трубридж. Придавая большое значение садовому искусству, она украшала ландшафты своего имения небольшими греческими храмами и круглыми оранжереями, обеспечивавшими уединение, достаточное для достижения любой цели, которую преследовали гости.

Молодые люди стекались в поместье Трубридж, чтобы поохотиться в его богатых куропатками лесах и пофлиртовать с молодыми замужними дамами, не отличавшимися строгим поведением. Туда же вслед за холостяками отправлялись мамаши с дочками на выданье, похожими на украшенных лентами спаниелей.

Леди Трубридж приглашала на свои приемы не только сливки общества, но и людей искусства – артистов, музыкантов, живописцев, которые приезжали в надежде найти покровителя, ну, или, по крайней мере, пожить на широкую ногу в течение месяца за чужой счет.

Конечно, присутствие гостей с артистическим складом характера не облегчало жизнь хозяйки поместья. Но, как она говорила своей подруге миссис Остерли, художники доставляли ей меньше беспокойства, чем любовники. А любовников в доме леди Трубридж собралось этим летом предостаточно.

– Уже приехали Майлз Ролингс и леди Рэндольф Чайлд, – считала она, разгибая пальцы. – Думаю, что жена Ролингса явится с Берни Бердеттом, своим нынешним ухажером, хотя я не могу представить, как она выносит его общество!

– А я могу, – сказала миссис Остерли. – Знаешь ли, Бердетт ужасно красив, а Эсме Ролингс неравнодушна к красоте.

Леди Трубридж не имела подобной слабости, поэтому только фыркнула.

– Сэр Рашвуд долго мялся, прежде чем попросил меня поселить его на одном этаже с миссис Бойлен, – сообщила она.

– О! – миссис Остерли захихикала. – Боже мой, я помню, как она перед свадьбой с Бойленом носилась как угорелая по всему Лондону, рассказывая, что на седьмом небе от счастья!

– Тогда еще она явно не знала о зазнобе мужа и обо всех его детях – их пятеро или шестеро?

– Представляю, каким страшным потрясением было для бедняжки известие об их существовании!

Леди Трубридж, вздохнув, продолжала:

– И наконец, наша милая герцогиня…

– Ты имеешь в виду герцогиню Гертон? – уточнила миссис Остерли. – И кого же ты считаешь ее любовником? Тут нужно выбирать одного из двух!

– Я, разумеется, ставлю на маркиза Боннингтона, моя дорогая. Ты же не веришь в роман с домашним учителем?

– А что тут удивительного? Уиллоби Броук божится, что видел ранним утром герцогиню и ее учителя в оранжерее.

– Герцогиня утверждает, что они наблюдали за метеоритным дождем.

– Это настоящий скандал, – заявила миссис Остерли, борясь с икотой.

Пикша, которую подавали на завтрак, была явно несвежей, и она испытывала неприятные ощущения в желудке.

– Репутация герцогини не хуже, чем у миссис Бойлен.

– Я бы поспорила с тобой. Миссис Бойлен очень осторожна. Тогда как герцогиню видели ночью с мужчиной… со слугой!

Миссис Остерли трудно было шокировать, но сейчас она была явно потрясена.

– Я не могу в это поверить, – заявила леди Трубридж. – Этот мистер Уоппинг, к слову, очень странный человек. Ты его видела?

– Конечно, нет, – фыркнула миссис Остерли. – В моем возрасте редко заходят в классную комнату!

– На мой взгляд, «Татлер» позволил себе большую вольность, назвав его красивым. Лицо у него заросло, что мне очень не нравится. К тому же у него напыщенные манеры. Ноул жалуется, что он не знает своего места.

– Дворецкие часто так говорят. Мой, например, нередко поднимает шум из-за того, что чей-то камердинер не знает своего места. Одним словом, метеоритный дождь или нет, а герцогине следовало бы вести себя более осмотрительно. Маркиз Боннингтон весьма щепетилен в вопросах чести, несмотря на свою молодость.

– Ты слышала, что муж герцогини возвращается в Англию?

– Нет!

– Тем не менее это так. И, по моему мнению, для этого может быть только одна причина. Должно быть, Боннингтон просил руки герцогини.

– Скорее всего, это было еще до истории с Уоппингом, – заявила миссис Остерли. – И все-таки мне кажется довольно странным, что она привезла своего учителя на твой прием, моя дорогая.

– С мистером Уоппингом вообще все очень странно, – согласилась леди Трубридж. – Возможно, он младший сын из какой-нибудь обедневшей дворянской семьи или что-то в этом роде. Потому что этот человек…

Но тут дверь распахнулась, и в комнату вошла миссис Мэсси, экономка, не дав договорить хозяйке дома. Она только что обнаружила, что мыши погрызли стопку постельного белья в шкафу, и хотела узнать у госпожи, что ей теперь делать.

Миссис Остерли была не единственной в поместье, кто считал, что домашним учителям не место на великосветских приемах.

– Я бы хотел, чтобы ты вообще отказалась от его услуг, – заявил маркиз Боннингтон герцогине, протягивая ей очищенную грушу. – Это неслыханно – привозить домашнего учителя в дом, куда съехались сливки высшего общества. – И он добавил довольно неумно: – Нет ничего более унылого, чем синий чулок.

В ответ нежные губы коснулись его щеки.

– Неужели я кажусь тебе унылой? – пропел обольстительный голос.

– Не надо, Джина, не начинай.

– Но почему? – проворковала она. – Знаешь, Себастьян, твои волосы сверкают на солнце точь-в-точь как золотые гинеи. Как досадно выходить замуж за мужчину более красивого, чем ты сама. Из тебя получилась бы очаровательная женщина.

– Оставь свои насмешки при себе. – Боннингтон отстранился. – Целоваться на виду у всех крайне неосмотрительно.

– У нас пикник на природе! На много миль вокруг ни души. Хоуз далеко, в придорожной гостинице. Нас никто не видит. Почему бы тебе не поцеловать меня?

– Этот пикник сам по себе неприличен, – сказал Боннингтон. – К тому же я не люблю целоваться на природе. Подобное поведение всегда считалось предосудительным.

– Я никогда не понимала мужчин, – посетовала Джина.

– Дело не в том, что я не хочу тебя поцеловать. Надеюсь, ты это понимаешь?

– Что неприличного в том, чтобы поцеловать своего жениха? – спросила Джина.

– Ты еще не моя невеста, потому что до сих пор замужем, – нахмурившись, стал объяснять Боннингтон. – Мне не следовало ехать с тобой на пикник, это решение было опрометчивым. Представь, что сказала бы твоя мать, если бы узнала о нашем поведении.

– Не обманывай себя, Себастьян. Ей плевать на мое поведение, и ты это знаешь.

– Тем не менее твоей матери следовало бы поинтересоваться, чем занимается ее дочь.

– Ты знаешь, что делают в Китае с неверными женами? – спросила Джина, заплетая в косичку три травинки.

– Понятия не имею.

– Их забрасывают камнями, – сказала Джина с некоторым удовольствием.

– Но ты не изменяешь мужу, хотя твой брак можно назвать формальным.

Джина засмеялась.

– Только благодаря тебе.

Маркиз насупился.

– Признайся, что на самом деле ты так не думаешь, Джина. Ты просто пытаешься меня шокировать, рассуждая, как твоя подруга леди Ролингс.

– Не надо осуждать Эсме. Ее дурная репутация весьма преувеличена. Ты же знаешь, что сплетники всех мастей внимательно следят за ней, как за проказливой кошкой, и с нетерпением ждут, когда она сделает неверный шаг.

– Вот именно. Поскольку ее прошлое пестрит щекотливыми историями. Она сама дает повод для сплетен.

Джина нахмурилась.

– Эсме – моя близкая подруга, и поскольку ты мой будущий муж, тебе нужно опровергать слухи о ней, а не распускать их.

– Защищать ее репутацию непросто, – сказал Боннингтон. – Только не говори мне, что вчера вечером она с Бердеттом всего лишь обменялась невинным поцелуем. Они отсутствовали в бальном зале больше часа!

– Понятия не имею, чем они занимались. Но я совершенно уверена, что в их поведении не было ничего предосудительного, – отрезала Джина. – Кстати, Эсме считает Бердетта страшным занудой. Она никогда бы не позволила ему фамильярности.

– Бердетт чертовски хорош собой.

Джина сердито прищурилась.

– Ты бесчувственный человек! Эсме много страдала из-за своего ужасного мужа, и с твоей стороны некрасиво рассказывать о ней всякие небылицы!

– У меня нет привычки распускать сплетни, – возразил Боннингтон. – Я не понимаю, почему ты не найдешь себе таких же добродетельных подруг, как сама!

– Эсме вполне добродетельная дама, – сказала Джина. – К тому же веселая и умная, она заставляет меня смеяться. Кроме того, неважно, что о ней говорят люди, она – моя подруга.

Себастьян озадаченно нахмурился.

– Ладно, нам пора, – сказала Джина, вставая и отряхивая свое легкое муслиновое платье. – Наверное, ты прав, нам действительно не следовало устраивать пикник, хотя все знают, как обстоят дела с Кэмом.

– Я согласился пойти с тобой только потому, что ты замужем. Я бы никогда не стал сопровождать на пикник незамужнюю леди без компаньонки.

– Знаешь, Себастьян, – задумчиво произнесла Джина, складывая тарелки в корзинку, – ты стал педантом с тех пор, как унаследовал титул.

– Соблюдать приличия – это не педантизм, – фыркнул он.

– Много лет назад, когда мы только познакомились, ты придавал соблюдению приличий гораздо меньше значения. Помнишь, как я тайком сбежала из дома, и ты повез меня в Воксхолл?

Боннингтон поджал губы.

– Достичь зрелости – не значит стать педантом, – заявил он. – Я не хочу, чтобы грязные слухи очерняли репутацию моей будущей жены. Надеюсь, ты станешь маркизой Боннингтон уже в следующем году.

У Джины окончательно испортилось настроение. Маркиз понял это по тому, как она вспыхнула, как стала бросать столовое серебро в корзину, как, собрав выбившиеся пряди волос, раздраженно заколола их на затылке.

– Я не хочу ссориться с тобой, – примирительным тоном произнес он.

– Я тоже не хочу ссориться, – сказала она. – Прости, Себастьян. Я люблю тебя за уравновешенность и респектабельность, но и придираюсь к тебе из-за тех же качеств!

Джина обвила руками его шею. Но маркиз не поцеловал ее.

– Мы с тобой прекрасно подходим друг другу, но твои подруги все портят. Ты женщина с высокими нравственными принципами. Почему у тебя такие легкомысленные приятельницы? Я уверен, что ни одна из них не живет со своим мужем.

– Они вовсе не легкомысленные, – стала оправдываться Джина. – Эсме, Кароле и Хелен не повезло с мужьями. Хотя, с другой стороны, именно благодаря этому мы подружились. Понаблюдав за их неудачной семейной жизнью, я поняла, какого именно мужа хочу видеть рядом с собой. Мой идеал – это ты, Себастьян.

Взгляд маркиза смягчился, и он поцеловал ее в лоб.

– Мне не нравится, когда мы ссоримся.

– Мне тоже, – сказала Джина, поглядывая на него с озорным блеском в глазах. – Мы ссоримся так, словно давно уже женаты!

– Верно, – согласился маркиз, неприятно удивленный ее метким замечанием.

Глава пятая

Поместье леди Трубридж, битком набитое гостями

– Карола! – позвала Джина, перегнувшись через перила.

Карола, подняв голову, улыбнулась.

– Боюсь, оркестр скоро заиграет, а мне бы не хотелось пропустить первый танец.

Джина спустилась к ней по лестнице.

– Ты прекрасно выглядишь, – сказала она, сжав руку подруги.

– Я не уверена, что столь легкий материал подходит девушке такого невысокого роста, как я.

– Такой покрой лифа – последний писк моды, – заверила ее Джина. – Ты похожа на ангела в этих воздушных шелках, со светлыми кудряшками.

– Я немного нервничаю, потому что мой муж обычно присутствует на церемонии открытия праздника, – прошептала Карола. – Ты уверена, что я не кажусь слишком толстой, Джина?

– Совершенно уверена.

Они прошли мимо леди Трубридж и других матрон, которые встретили их загадочными улыбками, обещавшими детальное обсуждение их туалетов за завтраком.

– Почему ты нервничаешь из-за встречи с мужем? – спросила герцогиня. – Я видела его всего один раз, и он показался мне очень милым.

– Он действительно милый, – произнесла Карола несчастным голосом. – В том-то весь ужас! Дело в том, что он мне очень нравится.

– Честно говоря, я тоже нервничаю, – призналась Джина. – Мой муж может появиться в поместье сегодня вечером.

Карола приподняла бровь.

– Значит, он уже в Англии?

– Я получила записку от его адвоката, в которой говорилось, что герцог, вероятно, приедет сегодня вечером в усадебный дом леди Трубридж, – сообщила Джина. – Но я представить не могу, как он сейчас выглядит. Боюсь, я просто не узнаю его.

– Я бы тоже хотела забыть, как выглядит мой муж. Мне стало бы легче…

– Легче?

– Да, легче жить вдали от него… – Они миновали еще одну группу великосветских дам в бриллиантах. – Когда Таппи нет рядом, я почти не вспоминаю о нем. Ты же знаешь, как я люблю танцевать, ходить по магазинам, встречаться с подругами…

– Прекрасно знаю.

– Но когда я вижу его, я чувствую себя виноватой! – закончила Карола.

– Почему ты рассталась с ним?

– Мы поссорились, – грустно сказала Карола, – сильно поссорились, и я ушла от него. Я думала, он приедет за мной к моей матери и будет умолять меня вернуться, но он не сделал этого.

Джина с любопытством посмотрела на подругу.

– И тебя это огорчило? Я думала, вы расстались по обоюдному дружескому согласию.

– О, нет, сначала я без конца плакала, – с наигранно беспечным видом сказала Карола. – В те дни у меня были довольно высокие представления о браке.

Джина заметила, что в глазах ее подруги стоят слезы.

– Но ты же и без него счастлива!

– Да, конечно, – согласилась Карола, неуверенно улыбнувшись. – Без мужа моя жизнь стала намного интереснее. Таппи – ужасный зануда. Он любил сидеть дома и не хотел никуда выезжать по вечерам.

В этот момент Джина заметила Себастьяна, разговаривавшего с Сесилией Девентош, у которой было пять дочерей на выданье.

– Посмотри на леди Девентош! Она обхаживает моего жениха, пытаясь сосватать ему одну из своих дочерей.

– Я бы на твоем месте не беспокоилась. Маркиз всецело предан тебе, это все видят, – сказала Карола, и ее лицо озарила озорная улыбка. – Интересно, что в нем есть такого, чего не может дать тебе герцог?

– Разве можно их сравнивать! – возмутилась Джина. – Мы с Кэмденом едва знаем друг друга, а Себастьян для меня – идеал мужчины: спокойный, уравновешенный, добрый!

– Ну да, конечно, – промолвила Карола, проследив за взглядом подруги. Голубоглазый маркиз Боннингтон с тонкими чертами лица и высокими скулами, несомненно, был одним из красивейших мужчин Англии. – А тебе не приходило в голову, что брак с ним может быть… несколько обременительным для тебя?

– Обременительным? – удивилась Джина. – Нет, что за вопрос?

– Маркиз крайне высокомерен и обидчив. Посмотри, с каким надменным видом он осадил леди Девентош. Я так понимаю, она его чем-то задела.

– Эта дама пытается навязать Себастьяну одну из своих дочерей! – воскликнула Джина. – Он ведь маркиз и знает себе цену.

– Это точно, – пробормотала Карола.

– Возможно, у Себастьяна немного чопорные манеры, но таково его воспитание. Однако он только на людях излишне сдержан, со мной Себастьян совсем другой. Хотя не думаю, что в браке он будет таким же добродушным, как твой муж.

Карола усмехнулась.

– Конечно, не будет, потому что он любит тебя. Добродушие – в значительной мере признак безразличия, с мужьями легко только тогда, когда они не питают к тебе любви.

– О боже, – прошептала Джина, заметив, что глаза подруги вновь наполнились слезами.

– Все в порядке. Первый вечер для меня всегда самый трудный, но вскоре мы с Таппи освоимся и будем чувствовать себя более комфортно в обществе друг друга, обещаю тебе.

К ним подошел маркиз Боннингтон и легким поклоном приветствовал дам. Из дальнего конца комнаты донеслись звуки настраиваемых скрипок, и лицо Каролы просветлело.

– Интересно, где Невил?

– А вот и он, – сказал Себастьян, заметив пробирающегося к ним через толпу необычайно элегантного джентльмена. У него были светлые волосы и голубые глаза щеголеватого купидона.

– Вы должны простить меня! – воскликнул он. – Ваша светлость, лорд Боннингтон, моя дорогая леди Первинкл! Я не успел сегодня одеться как следует. Неряха, вот кто я такой!

Джина улыбнулась. Невозможно было устоять перед жизнерадостной улыбкой Невила.

Карола взяла молодого человека под руку.

– Мне скучно. Может быть, потанцуем?

– Ваше слово для меня – закон, – заявил Невил. – Полагаю, леди Трубридж откроет вечер полонезом.

– Прекрасно! – сказала Карола. Судя по выражению лица, она чувствовала себя совершенно счастливой.

Ее кавалер поклонился.

– Ваша светлость, лорд Боннингтон, прошу нас извинить. Боюсь, леди Первинкл умрет от огорчения, если мы с ней не займем место в первых рядах танцующих пар.

Подруги со своими кавалерами ужинали за одним столом, и Джина была вынуждена признать, что Берни Бердетт, который ухаживал за Эсме, хотя и был занудой, обладал удивительно привлекательной внешностью.

– У него чудесные волосы, ты не находишь? – шепнула Эсме, когда джентльмены отправились за закусками, и с озорным видом засмеялась. – Мягкие, как шелк!

– Эсме, говори тише!

– О, если бы ты пощупала его плечи! – продолжала Эсме, не обращая внимания на предостережение подруги. – Сегодня вечером, когда мы были наедине, я это сделала! У него крепкие бицепсы. А профиль Берни? Он просто великолепен!

– Красота – не самое важное в мужчине, – заявила Джина тоном строгой учительницы.

– Твой Себастьян тоже удивительно красив, – заметила Эсме.

Джина не смогла сдержать улыбку.

– Но я люблю его не за это.

– Разве? – с озорным видом спросила Эсме.

– Себастьян будет отличным отцом благодаря своему характеру, а не привлекательной внешности.

Казалось, ее слова удивили Эсме, и она глубоко задумалась. Джина вздохнула. Они с Себастьяном никогда не оставались наедине, он заботился о ее репутации и не мог позволить такую фамильярность. Поэтому Джина понятия не имела, мускулистые у него руки или нет. Она сделала глоток шампанского и стала задумчиво наблюдать за пузырьками в бокале. Почему ее жених так строго придерживался правил приличия? Она же не была зеленой неопытной девчонкой, только что вышедшей из детского возраста.

– Еще один бокал, пожалуйста, – сказала Джина лакею, подошедшему к ним с подносом, на котором стояли напитки.

Вернувшийся к столу Себастьян с недовольным видом нахмурился.

– Будь осторожна, Джина, – шутливым тоном произнесла Эсме. – Твой… – она сделала многозначительную паузу, – твой опекун следит за каждым глотком.

Себастьян бросил на подругу Джины уничижительный взгляд. На его лице часто появлялась недовольная гримаса, когда он общался с Эсме.

– Я всего лишь хотел указать на то… – начал было он.

– …что леди подобает вести себя прилично, – закончила за него Эсме, подражая его высокомерному тону.

Джина подняла бокал, бросив на жениха строптивый взгляд.

– Когда вы станете моим мужем, лорд Боннингтон, вы, наверное, запретите держать в нашем доме шампанское, – заявила она.

Себастьян сердито посмотрел на Эсме, но промолчал.

Джина поднялась, решив заставить жениха нарушить пару своих незыблемых священных правил.

– О боже, мне кажется, вы правы, – сладким голосом произнесла она. – Я выпила слишком много вина, и мне нужно выйти на свежий воздух. Здесь ужасно душно!

Маркиз тут же поднялся, и Джина улыбнулась через стол, встретившись взглядом с Эсме.

– Продолжайте без нас, – сказала она. – Не знаю, когда мы вернемся. Я здесь просто… задыхаюсь!

Карола подавила смешок, а Эсме, не выдержав, разразилась звонким смехом.

– Что такое? В чем дело? – растерянно спросил Берни, не понимая, что происходит.

Джина и Себастьян прошли мимо столов, спустились по лестнице в гостиную и вышли через открытые французские двери в сад. Себастьян остановился сразу же, как только они оказались на садовой дорожке.

Джина потянула его за руку.

– Давай прогуляемся, Себастьян, – проворковала она мягким бархатистым голосом.

Он высвободил руку и сердито посмотрел на Джину. Она увидела, что его губы сжаты в тонкую линию. Судя по всему, Эсме довела его своими колкостями до белого каления.

– Не знаю, зачем ты это делаешь, – холодно сказал Себастьян, – но мне очень не нравится быть объектом насмешек.

– Никто над тобой не смеялся, – возразила она.

– Вы все смеялись, – заявил Себастьян. – И ты, и леди Первинкл, и эта блудница, Эсме Ролингс!

– Не смей так называть мою подругу! – возмутилась Джина.

– Иногда откровенность идет людям на пользу. Твои подруги – легкомысленные кокетки, девицы с подмоченной репутацией, самые одиозные особы в высшем обществе.

Джина прикусила губу.

– Тебе не кажется, что ты слишком суров в своих оценках?

– Ты хочешь снова упрекнуть меня в чопорности? Я знаю, ты жалуешься подругам на то, что я излишне щепетилен и педантичен! Смею заметить, что среди тех людей, которые ценят хорошие манеры, я не слыву чопорным! Они воспринимают меня как благоразумного человека, в отличие от распутников!

– Я не жаловалась на тебя, – возразила Джина, игнорируя угрызения совести. – Просто у меня веселые подруги с хорошим чувством юмора, вот и все.

– Веселые или распущенные? Ты же знаешь, что многие с пренебрежением относятся к Эсме Ролингс.

– И это несправедливо! – сердито заявила Джина. – Те же самые люди почему-то восхищаются ее ужасным мужем, а Эсме рисуют в более мрачных красках, чем она это заслужила!

Себастьян прищурился.

– Посмотри мне в глаза и скажи, что у нее нет интимных отношений с Берни Бердеттом! – потребовал он.

– У нее нет интимных отношений с Бердеттом! – воскликнула Джина.

– Возможно, пока нет, – скривил губы Себастьян. – Но у них все впереди. Ему не отвертеться.

– Не смей так говорить об Эсме! – с вызовом крикнула Джина. – Я не желаю слышать…

– Не желаешь слышать правду? – перебил ее Себастьян. – Но все вокруг в один голос утверждают, что она распутница. И ты это знаешь, и весь мир это знает.

Его голос звучал бесстрастно. Джина, побледнев, уставилась на него.

– Значит, я тоже распутница! – воскликнула она. – Потому что мой муж сбежал от меня. Он поступил со мной точно так же, как муж Эсме поступил с ней. К тому же я флиртую с тобой так же, как Эсме с Бердеттом.

Себастьян скривил губы.

– Это разные вещи. Твоя подруга спит со своими кавалерами, а ты, моя дорогая, невинна.