Эффект безмолвия

Контуженный портвейном Колька медленно и страшно тянул в комнату свою раздетую тушу, истребляя сомнения относительно своих целей. Но внезапно его лицо приняло осмысленное выражение, он замер, свел руки вместе, сцепил пальцы, уткнулся в них лбом, словно крепко молящийся грешник, и прохрипел:

– Мария Федоровна, дева Мария, спасите, ради Бога, спасите!

– Бражки у меня нету, – неуверенно произнесла бабка Мария.

– Ну… вино-то… есть? – едва выговорил Колька, оставляя между словами наполненные тишиной дыры, так что вопрос походил на редкозубый рот.

Бабка Мария пристально посмотрела на Кольку, раздумывая, что ответить.

– Ну, я знаю же, что есть, – более связно сказал Колька.

Он молящее взглянул на бабку Марию.

– Есть, – смягчилась бабка, – но только под кроватью. Дед обычно достает, но деда нет…

Дед Алексей пенсионно скучал в четырех стенах и с удовольствием постораживал в одной из организаций.

– …У меня сил не хватит, – пояснила бабка Мария.

– Я достану, – с искренним смирением вымолвил Колька. – Я достану.

Чужих к тайным запасам бабка Мария не допускала. Лишний глаз – он как дыра в мешке.

– Ты, Коля, не знаешь, какую бутылку брать, – ласково ответила она.

– Какую скажете, – Колька сказал так угодливо, что бабка Мария рассмеялась. А где смех – там и облегчение.

– Принеси лучше ковшик с кухни, – попросила бабка Мария.

– Ецки пецки по-немецки, – весело вскрикнул Колька, обретя силы, встал на ноги и, едва не запутавшись в занавесках, двинулся на кухню, а пока он ходил, бабка Мария сама залезла под кровать и вытащила бутыль вина. Зачем нужны лишние глаза?

***

Возвращение Алика в телерадиокомпанию маленького нефтяного города было кратким: его ждал отпуск. Он вызвал Пальчинкову, чтобы дать последние указания.

– Одной информации по делу Гориловой, выпущенной в эфир, недостаточно, – Алик пресек стоны заместителя о сложностях работы в его отсутствие. – Надо узнать, кто из чиновников администрации получал премии.

– Будут такие фамилии, что закачаешься, – со вздохом отмахнулась Пальчинкова. – Сам понимаешь: Хамовский – среди первых.

– Предполагать можно все, – успокоил Пальчинкову Алик. – Надо знать точно. Пошлем информационный запрос.

– Так уж они и ответят!? – засомневалась Пальчинкова.

– Тут не все просто, Вера, – опять успокоил заместителя Алик. – Дело заведено на Горилову, но возьмет ли она на себя вину за премии чиновников? Она вынуждена защищаться. Есть вероятность, что она всех сдаст. И будет права.

– Может и получится, – согласилась Пальчинкова.

– Сегодня направляем информационный запрос, а ты, пока меня не будет, лови ответ, – попросил Алик…

ПОПУТНЫЕ МЫСЛИ

«Хорошая мысль, как редкая птица: стоит промедлить…, как она улетела».

Только уезжая из дома, узнаешь, что принадлежишь миру.

***

Где вы видели щепку, сопротивляющуюся велению волн? – только человек способен на подобное. Волны судьбы не властны над тем, кто не жалеет усилий, чтобы добраться до намеченного берега. Но большое благо, если волны судьбы несут в избранном направлении, тогда результаты усилий умножаются. Но многие ли из нас чувствуют эти волны судьбы, их направление, а сколькие из нас вовсе не стремятся войти в море?

***

Стремление к управлению, отличает человека от природы. Самое главное, что создал человек – это не колесо, а выключатель и регулятор. Петля на шею и пульт телевизора – звенья одной цепи управления. Если бы солнце создал человек, то на нем непременно был бы выключатель и регулятор.

***

Что значит жить достойно? Достоинство – это оценка, субъективный взгляд, а значит – иллюзия. Жизнь полна иллюзий и состоит только из них, а значит – любая реальность сказочна, и нет единой оценки достойной жизни, а значит – главное – личное ощущение. Но так можно оправдать все…

***

Обожествляя, частично слепнешь, так как, чтобы создать Бога, нужно смотреть в одну сторону. Глядя в разные стороны, можно потерять направление. Человек, желающий продвинуться вперед, должен поклоняться Богу, хотя бы временному.

***

В море купаются и трус, и герой, и умный, и дурак – любой. Море служит каждому. В этом и состоит универсальность великого. В нем каждый находит любимое…

***

Иногда и после одного сказанного слова хочется отдохнуть…

ОТЧЕТ

«Если бы карандаш ежедневно составлял отчет о своей работе, то он бы не успевал писать то, что нужно для отчета».

В святом колодце Сербского, то есть в маленьком нефтяном городе, Алика ждал любопытный отчет Пальчинковой.

– Ну и спектакль они мне тут устроили! – вздохнула она, предвосхищая рассказ.

– Не томи, рассказывай, – попросил Алик.

– Вызывает меня Сипов, а там уже Горилова, – начала Пальчинкова. – В руках у нее весь список премированных через ее предприятие. Она говорит, прямо при Сипове: «Я готова отдать этот список, хоть сейчас».

– Я ж говорил, не рискнет она всю ответственность брать на себя, – обрадовался Алик.

– Подожди, не радуйся, – остудила Пальчинкова. – Она положила список на стол, и я успела его прочитать. Хамовский шел первым с суммой более миллиона. Далее: Лизадков, Сипов, Безмер, Пыляева – в общем, вся верхушка администрации и даже старуха Скрипова – заведующая управлением соцзащиты.

– Ну и где этот список? – нетерпеливо спросил Алик.

– Его не дали, – Пальчинкова произвела типичный жест торговок, у которых кончился товар. – Сипов забрал список. На этом все закончилось.

– И ты не попыталась его как-то изъять? – огорчился Алик.

– Как? Что, из рук вырывать?! – справедливо возмутилась Пальчинкова.

«Пальчинкова отработала на себя: видела список, и ничего для эфира, – по-своему оценил Алик. – Играет на администрацию. Я требую и зарываюсь, получаю минусы, а она приглушила мою инициативу и зарабатывает плюсы».

– Как творчество, новый фильм о городе готовится? – спросил Алик, чтобы уйти от неудачной темы.

– Готовится, – с иронией произнесла Пальчинкова. – Никто ничего делать не хочет. Я давлю. На меня крысятся. Спрашивают: на чьей стороне? Вообще, я так устала от общения с журналистами…

Пальчинкова говорила искренне, но Алик отнесся к ее сообщению отстраненно, как к рисовым революциям в Тайланде…

Интерес, любопытство и чувство долга у окружающих, в том числе и у журналистов, не возбудить ни за какие деньги. Они либо есть, либо – нет. Алика уже не огорчало, что у остальных журналистов нет естественной тяги к искусству. Проходя мимо Публяшниковой, он подумал, что человек создал столько запахов, что прокуренным мужиком может пахнуть и от женщины. Его увлекло уже не вдохновение журналистов, а их изучение, как особенного животного вида.

«Одинокой фигурой партию не сыграешь», – опять поймал мысль Алик.

Исследуя небо, птенец вылезает из яйца и летает. Но цивилизация привела к тому, что часть птенцов не покидает яиц, а другая часть из тех, кому разрешено покинуть яйца, существует лишь для того, чтобы быть упакованной. Появление свободной птицы стало скорее исключением, чем правилом. Цивилизованное счастье состоит в определенности пути и наград. Инстинкт цивилизованности присутствовал в Алике, но на середине жизни он ощутил желание отклониться от пути, он не хотел нести чин до гроба.

МАТЕРИАЛИЗАЦИЯ НЕВИДИМОГО

«Хорошая мысль схожа с неходовой купюрой: цену имеет, а к оплате не принимают».

Телефонный звонок в следственный комитет принес ожидаемое известие. Дело Гориловой родило дело Хамовского, и оно выползало из узкой щели факса. Алик схватил бумагу, как только она высвободилась, живо ушел в кабинет и прочитал:

«Установлено, что глава маленького нефтяного города Хамовский незаконно издал распоряжение «Об утверждении положения о премировании» правами начальника «Управления коммунального заказа» депутата Гориловой работников администрации маленького нефтяного города, в том числе и самого Хамовского и его заместителей. В результате в течение почти четырех лет бюджетные средства, предусмотренные на благоустройство, подготовку к зиме и капитальный ремонт, выплачивались в виде премий указанным должностным лицам».

«Публиковать или нет?» – опять задумался Алик, пристально вдумываясь во вполне очевидный и еще более реальный, чем в случае с Гориловой, подтекст вопроса: «укладывать голову под гильотину или нет?»

Но, встав на лыжню, – выбираешь определенный путь.

Алик уже предощущал желчный вопрос Гориловой:

«Про меня можно писать, тут вы смелы, а про главу города – смелости не хватило?»

«Я покажу себя трусом, если не решусь», – напомнил себе Алик…

Информация про Хамовского вышла в телевизионном эфире маленького нефтяного города внешне тихо и спокойно. Алик специально выпустил ее в пятницу, потому что субботние повторы наиболее эффектны, и в субботу его домашний телефон разрывался от звонков Сипова. Алик знал, что звонит именно Сипов, поскольку только что получил сообщение с телецентра.

– Звонил Сипов, просил снять повтор, но я сказал, что мы действуем только по вашему приказу, и дал ваш телефон. Так что ждите…, – передал Виталий Ушлый, один из дежурных техников.

«Однако, одна телевизионная информация забудется, – размышлял Алик, глядя на нервирующий его телефон. – Весь риск, который я принял на себя, обернется мне более серьезными последствиями, чем те, которые я доставил Хамовскому. Тут надо действовать по-научному».

Приятно быть верным себе, своим идеям, родине. Стоит почувствовать вкус этой не приносящей денег верности, как без нее невозможно становится жить.

Информация об изменениях в деле Хамовского, а точнее о том, что оно не прекращено, как это обычно бывает с делами против высоких чиновников, стала выходить, как минимум раз в две недели. Администрация маленького нефтяного города постепенно успокоилась и даже привыкла. Хамовский пребывал в отъездах. О достижении результата Алик узнал, когда на одном из домов маленького нефтяного города появилась надпись:

«Хамовский – вор. Он украл девять миллионов!»

В маршрутных такси маленького нефтяного города говорили только о воровстве среди городского руководства. Алик сумел пробить броню населения с помощью

простого геббельсовского правила: эффект запоминания дает повторение и только повторение.

***

Примерно в это же время, бегая после работы в спортивных целях по тайге, Алик находил белые грибы на выжженных пожаром местах. Грибы вырастали там, где их и быть не должно. Это вселило в сердце Алика уверенность, что удача подстерегает его именно на пути выжженном. И не надо бояться разрушения, если оно предопределено.

«Пусть враги беснуются и нападают», – легкомысленно думал он, а точнее – и вовсе не думал о врагах и их планах. Что ж свои долги каждый создает сам, иногда легкомысленно и незаметно для самого себя, и тогда узнать, что создал долг, можно лишь тогда, когда потребуют его уплату.

ВОРОВСТВО ПОД БОКОМ

«Каким бы честным ни был капитал корабля с бандитской командой, он рискует стать первым повешенным на корабельной рее».

Пока розовощекая секретарша Бухрим вкушала краткие отпускные радости, по устоявшейся традиции ее подменяла Пупик. Подменяла с жадностью, шустро управляясь и с приемом платных объявлений, и с оформлением денег, и со своими прямыми бухгалтерскими делами, управлялась так, будто этих дел и не существовало вовсе. За такое трудолюбие, не требовавшее дополнительной оплаты, Алик прощал Пупик все скандалы и стычки, случавшиеся меж ними.

Но внезапно Пупик принялась желтеть лицом. Затем и в ее глазах поселилась густая желтизна, напоминавшая ту, после которой листья еще некоторое время трепещут на осеннем ветру, а затем срываются с ветвей, падают и сливаются с землей, в едином порыве гниения живого.

Видя, что и силы стали покидать Пупик, Алик не выдержал ее желтеющего геройства и сказал, как можно душевнее:

– Анатольевна, мне кажется, вы больны. Бросайте работу и идите в больницу.

– Сделаю, сделаю… Схожу, схожу…, – говорила Пупик, но опять приходила на работу.

– Как муж не замечает!? – вопрошала Пальчинкова, вышедшая из отпуска.

– Он ее каждый день видит, – предполагал Алик. – Вот и привык.

За разговорами прошло еще некоторое время. Пожелтевшая Пупик ходила, пошатываясь, и подолгу бездумно смотрела в монитор, словно бы превращаясь в неживое. В итоге Алик зашел к ней в кабинет и твердо произнес:

– Если вы сейчас же не пойдете в больницу, то я вызываю скорую помощь.

– Послушайте меня, может это последнее, что я вам скажу, – еле ворочая языком, проговорила Пупик. – Если у жизни не брать все, что она предоставляет, то это заберет кто-то другой. Тогда в своей обездоленности можно винить только себя. Даже блюда с бесплатного стола сами в рот не запрыгивают, их надо взять и поднести.

– Вы это к чему? – удивился Алик.

– Вы вроде умный человек, – будто бы бредя, проговорила Пупик. – Но переход от ушей к мозгу у вас настолько сложен, что что бы ни заходило в ваши уши – к мозгу оно доходит изрядно потрепанным, едва узнаваемым, а бывает, что и вовсе не доходит. Слушайте не меня в себе, а меня… Ох, надо меньше есть, хотя бы из жалости к тем, кто меня понесет.

Пупик внезапно замолчала и так страшно взглянула на Алика мутными желтыми глазами, что тот немедля вышел из кабинета, но только он вышел, как услышал быстрый перестук шагов, дверь в бухгалтерию захлопнулась, и щелкнул замок.

Выручила Пальчинкова. До вечера этого же дня она убедила Пупик сходить к врачу.

Так главная бухгалтерша телерадиокомпании маленького нефтяного города попала на больничную койку, с которой уже и не вставала, если не принимать во внимание ее короткие выходы на работу между больничными, которые ей технологично обеспечивала главный терапевт маленького нефтяного города Яконец с малознакомой простому смертному, но довольно примитивной целью, – чтобы с одного больничного не выводить Пупик на инвалидность.

«Инвалидность надо заслужить, ее надо выносить, выстрадать, – эту фразу главного терапевта маленького нефтяного города знали все знакомые с Яконец его жители.

Поэтому ее инвалиды долго не жили, получая статус инвалида, как раз перед собственными похоронами. И даже в последние дни, с трудом преодолевая веления смерти, они занимались оформлением пенсии, денежными делами.

***

Находка

«Как яблоко, может думать о себе многое, но не может попробовать себя на вкус, так и человек».

Трагический уход одной Пупик опустошил две ключевые должности: бухгалтера и секретаря. Алик срочно вызвал из отпуска Рыбий, женщину боязливую, но трудолюбивую, и поручил ей работу главного бухгалтера. А на должность секретаря Алик посадил Галину Зябильник, худенькую черноволосую женщину, похожую на бывшую алкоголичку, но имевшую диплом по «делопроизводству» и безошибочно отработавшую в архиве телерадиокомпании весь испытательный срок. Ее Алик принял на работу, как говорится, с дальним прицелом, мечтая избавиться при удобном случае от Бухрим.

Уже во второй половине первого же рабочего дня перепуганная Зябильник вбежала в кабинет Алика.

– Я не знаю, что делать, – взволнованно заговорила она. – Подходят люди, чтобы дать объявления, и деньги предлагают мне на руки! Я их отравляю в банк. А они говорят, что всегда отдавали на руки, уже много лет. Я их опять отправляю в банк, а они ругают меня. Сегодня мне уже предложили в общей сумме тридцать тысяч рублей.

«Неплохо! – мигом сообразил Алик. – Все-таки воровали. Предложение Хамовского с платежами через банки не помогло. Штопать дыры в бюджетном мешке он не умеет. Он умеет их красиво прорезать».

Любовь Пупик к работе в выходные дни объяснялись совсем не страданиями ее по бюджетным отчетам, а страданиями по денежным знакам, которые граждане отнесли бы в банк, если бы Пупик не перехватывала их.

– Вы все делаете правильно, – похвалил Алик, на ходу думая, как выпутаться из сложной ситуации, в которую неожиданно угодил. – Об этом пока никому не говорите. Запишите всех, кто предлагает деньги. Если кто-то будет совать деньги, отправляйте его ко мне. Я запишу разговор на диктофон.

– Но многие звонят по телефону и требуют дать рекламу, а деньги, говорят, как обычно, занесут потом, – сказала Зябильник.

– У нас предоплата, – отрезал Алик. – Всех, кто договаривается по телефону о передаче денег, приглашайте, оговаривайте время. Мы их запишем на скрытую камеру.

– И последнее. В секретариате лежит много бланков принятых объявлений без корешков об оплате, – сказала Зябильник.

«Не успели уничтожить, то-то Пупик отказывалась от больницы, – сообразил Алик. – В отчеты шли только правильно оформленные объявления. Реальный выход объявлений у нас не учитывается. А кто его будет учитывать? Это сумасшедшая работа».

– Объявления без оплаты систематизируйте по фамилиям, – тут же приказал Алик. – Выявить тех, кто чаще пользовался этой услугой, посчитать суммы и результаты предоставьте мне.

Зябильник поняла, что происходит на телевидении маленького нефтяного города, – в этом Алик не сомневался, как и в том, что она хочет занять место Бухрим

и поэтому найдет весь компромат и все подсчитает. Алик беспокоился за себя. Он не хотел падать во внезапно открывшуюся пропасть, более того, – не имел права даже запачкаться…

С небес падают даже звезды, не то что – «Золотые перья России».

***

Откровение

«Хорошо посмеяться над собой можно только взглянув на себя чужими глазами».

– Да уж, да уж! – весело отреагировала Пальчинкова, поглядывая на Алика с интересом, в котором слышалось: «Ну, рассказывай, что ты тут ни причем». – Ведь самое обидное для тебя – это то, что они воровали, а со своим начальником не делились!

Пальчинкова рассмеялась, Алик подхватил этот смех, как подхватывают вирус, то есть легко и непринужденно, но с букетом неприятных болезненных переживаний.

– Ты абсолютно права, – согласился Алик с тем, что, если бы он участвовал в этом деле, то и не возмущался бы, а ликвидировал улики.

– Они тебя сильно подставили, – заметила Пальчинкова. – Никто не поверит, что они это делали по собственной инициативе, а не исполняли твою волю. И, конечно, делились.

– Хотя бы копейку, Вера, – уже не весело сказал Алик.

– Тебе их надо убирать, – оценила Пальчинкова.

– Я хотел заявить в милицию, но для начала пригласил юриста – Кошмарина. Ты его знаешь, – пояснил Алик. – Он предупредил, что милиция может найти совсем не то, для чего я их приглашу, и выставить виновным, допустим, меня. Тут все будет зависеть от того, какие задачи они получат от начальника милиции, то есть от Парашина. А Парашин, ты знаешь, связан напрямую с Хамовским. Хамовский сейчас на меня зол. У меня остается единственное: заставить их самих уйти с работы. Ты поможешь мне?

– Говори, что надо сделать? – спросила Пальчинкова.

– Надо обзвонить тех, кто отдавал деньги за объявления на руки, и записать их ответы, – сказал Алик.

Он понимал, что попал под сильнейший удар. Борец с коррупцией, не заметивший коррупцию в своей собственной организации!!! На что может претендовать такой человек, как не на порицание и уничтожение!?

«Я не брал и не знал» – мысленно оправдывался Алик, но сам понимал, что никто не поверит в подобное, скажут:

– Что-то не поделили.

Смотрящий вдаль всегда слеп вблизи. Алик во многом был слеп. Он словно собака, потерявшая нюх, мог долго ходить вокруг очевидного куска мяса, но попутные открытия настолько развлекали его, что он перестал бороться с личными проблемами поиска истины, а стал наслаждаться путем.

Еще в школе он решал учебные задачи по самому запутанному пути, ставившему в тупик преподавателя, потому что этот путь приводил к правильному ответу. Либо решал вовсе без решения, в уме, но с правильным ответом, что вызывало вполне резонное возмущение:

– Списал!

В институте на экзамене его спасли однокурсники:

– Да он же в математической олимпиаде за институт третье место по городу занял…

Подобным образом он ремонтировал радиоаппаратуру. Перебирая возможные неисправности, обнаруживал реальную в последнюю очередь, а когда анализировал свои действия, то выяснялось, что с места, которому он уделил внимание в последнюю очередь, и надо было начинать.

Его выигрышем в любом виде творчества был интересный и наиболее трудный путь. Он получал от него удовольствие и словно специально продлевал наслаждение. В общем, кривая была его привычной прямой.

Так же получилось и с раскрытием воровства денег за платные услуги…

– Я тебе помогу, – сказала Пальчинкова. – Собираюсь увольняться, может, премию подкинешь.

– Как увольняться? – удивился Алик.

– Поеду на родину, – ответила Пальчинкова. – Сам видишь, здоровье все хуже. Север все высосал. Сына устроила в военное училище. Надо присматривать.

– Плохо, – расстроился Алик. – И так специалистов нет. Без тебя хоть радио закрывай.

– А ты и закрывай, – сказала Пальчинкова. – Тебе бюджет надо экономить, а то посадят за перерасход.

Алик удивленно взглянул на Пальчинкову.

– Давно хотела рассказать, что Бухрим на работе выпивала и порой много, – продолжила Пальчинкова. – У нее в тумбочке обязательно стояла бутылочка коньяка, и как только ей удавалось урвать хорошую сумму от платных услуг, она тут же подзывала Пупик, и они обмывали украденное, да так, что потом едва досиживали до конца рабочего дня. Ты приходил после обеда на работу и жаловался на запах в коридоре. Они тебе отвечали, что опять – канализация. Врали они. Перегаром несло на весь коридор так, что стыдно перед посетителями. Рыбий задыхалась, еле терпела.

– Что раньше не сказала? – спросил Алик.

– Не знаю, – так расплывчато ответила Пальчинкова, что Алик понял: она подозревала его в организации воровства, и только сейчас изменила мнение.

***

Предложение на выбор

«Когда даже домашнюю собаку оттаскиваешь от привычного, пусть и ворованного, куска мяса, та может и укусить».

Бухрим вышла из отпуска яркая, словно роза, и пока она была полна сил, Алик решил высказать ей неприятные новости, для чего и пригласил к себе в кабинет, предусмотрительно закрыв дверь.

– Ольга Николаевна, я не стану кривить и лукавить, – как обычно без должной дипломатической подготовки начал Алик. – После того, как вы ушли в отпуск, а Пупик слегла в больницу, мы выявили множество желающих отдать деньги за услуги телевидения в руки нашему новому секретарю. Причем все они утверждали, что всегда рассчитывались с вами, под ваше обещание самостоятельно отнести эти деньги в банк.

– Так и было, – басанула Бухрим.

– Я позвонил в банк и попросил проверить, была ли хоть одна платежка от вас на счет телевидения, – продолжил Алик. – Такого не было. Я спросил, а могли ли вы заплатить от другого лица, например, от лица предпринимателя. Мне ответили, что нет, потому что обязательным элементом платежа являются паспортные данные плательщика.

– Вы что, обвиняете меня в воровстве!? – оскорблено вскрикнула Бухрим, внезапно покраснев.

– У меня есть несколько десятков объявлений принятых вами без оплаты через банк. Те, которые вы не успели уничтожить, как я подозреваю, – сказал Алик. – У меня есть диктофонные записи клиентов, свидетельствующие, что они передавали вам деньги за объявления на руки. Например, директор «Прусской ярмарки» уже пожаловался нам на ухудшение обслуживания, поскольку вы ездили к нему и забирали деньги за объявления прямо у него на работе. Он даже запомнил, как вы ему говорили: «мы обязаны ценить каждого клиента, и стараемся, чтобы вы не теряли время в банковских очередях. Мы сами за вас отстоим. Еще и скидку вам сделаем двадцать процентов». Он с нас теперь скидку требует. Я назову наиболее крупных клиентов, с которых вы брали деньги себе. Это директор сети магазинов «Класс» Псевдокимов и заведующая магазином «Хозяйка»…

По мере перечисления отпускной румянец на лице Бухрим превращался в серые пигментные пятна.

– Ваша деятельность компрометирует меня. Я предлагаю вам уволиться самостоятельно, – завершил разговор Алик. – В противном случае, я передам имеющиеся документы в милицию. Есть еще один вариант: вернуть ущерб в кассу телевидения. На раздумье даю неделю.

***

Время всегда проходит быстро, будь то неделя или год. Алику иной раз казалось, что понятия длительности времени и вовсе не существует, когда речь идет о прошлом. Бухрим в течение недели, данной на размышление, проявляла чрезвычайно любезную исполнительность, что Алик расценивал, как ее надежду на прощение, что огорчало его и делало предоставленную отсрочку бессмысленной.

Ровно по прошествии недели, прямо с утра, Алик напомнил секретарше об уговоре, потушив надежду в ее глазах, словно выключил. Напомнил и ушел в администрацию маленького нефтяного города на еженедельное совещание руководителей муниципальных учреждений и организаций или, проще говоря, – планерку, которую в моменты своего присутствия в маленьком нефтяном городе всегда проводил Хамовский.