Блюз серых лисиц

Я же полностью сосредоточился на своей задаче: пытался осушить кровь свернутым сухим бинтом, но как ни старался, пулю в ране разглядеть не смог. Приходилось действовать на ощупь.

– Сейчас будет больно, – предупредил я, пощелкав кончиками пинцета.

– Такова жизнь, – философски изрек Донни со странной поволокой во взгляде, и я заподозрил, что коварная настойка ударила ему в голову. – Иногда она заставляет нас причинять друг другу боль, иногда – заходить в одну реку дважды. И второе порой– синоним первого.

Следующие минуты растянулись в часы.

Я старался как мог, но инструмент во внезапно вспотевших пальцах казался бестолковым и неповоротливым. Малейшее движение доставляло фейри сильную боль. Он терпел ее молча, стиснув зубы и закрыв глаза, вряд ли человек смог бы так. Только иногда вздрагивал да дышал поверхностно и часто.

Наконец я ухватил пинцетом что-то твердое и, изо всех сил надеясь, что это пуля, а не обломок кости, потянул это «что-то» наружу. Мышцы под моей рукой окаменели, а я узнал, что хотя сидхе и являются волшебными созданиями, но сквернословят в определенные моменты жизни вполне по-человечески.

– Готово! – из потревоженной раны хлынула кровь, но вспухшие багровые пятна светлели на глазах.

– Луна и звезды! – Донни с облегчением откинул голову и сделал глубокий вздох. – Спасибо, золотце, дальше я сам.

Он приложил правую ладонь к плечу – рана перестала кровить и затянулась до темно-розового рубца. – Теперь и поколдовать немного можно.

Он набросил на плечи рубашку, поднялся на ноги, слегка пошатываясь, и трижды хлопнул в ладоши – за разбитыми окнами заклубился туман – вернулась на место защита «Норы» от непрошеных взглядов, исчезло большинство отверстий в дверном полотне, кое-где срослись деревянные рейки рамы, но, в целом, последствия погрома никуда не делись.

– Хм… об остальном, пожалуй, придется позаботиться вам, – заявил он, медленно осмотрев зал.

– Дьявольское железо действует на меня, как виски на печень пьяницы.

Я подумал о железных дорогах, автомобилях, револьверах, пистолетах и трамваях.

– Почему тогда ты живешь в городе, а не на отшибе или в лесу, как тот же Мирддин?

– Что мне делать в лесу? Там нет людей, – огорошил меня фейри. – Я, конечно, не лучшего мнения о представителях данной породы, и это взаимно, но без них все же скучно. Считай это вредной привычкой, а соседство с железом – неотвратимой расплатой за нее.

Пока я пытался переварить полученную информацию, Донни преодолел пару ступеней и вдруг, оступившись, неловко пошатнулся. Я рефлекторно бросился вперед, подхватил его чуть выше локтя – зря, как оказалось: он вполне бы справился и без моей помощи – и с непонятным тревожным чувством смотрел, как расплываются по серой шелковистой ткани рубашки бурые пятна не до конца подсохшей крови от моих пальцев. Эта картина вызвала труднообъяснимое, но острое беспокойство. Будто это что-то должно значить. Будто я уже видел это или нечто подобное… только когда, где?

Патрон что-то сказал мне, но я даже не понял, что именно – в голове зазвенело, и я пробормотал какую-то ерунду, стряхивая накативший приступ, сделал шаг назад и как можно тщательнее оттер платком руки.

Донни наблюдал за мной какое-то время, потом отдал распоряжение не беспокоить его, даже если одновременно начнутся мор, пожар и потоп, и неверной походкой изможденного подвыпившего фейри отправился к себе.

Тень от волос причудливо падала ему на спину, и на долю секунды мне померещился за его плечами призрак темных опущенных крыльев.

Я зажмурился, сдавил пальцами переносицу – и видение отступило.

Пока я собирал инструменты, по лестнице с охами и причитаниями пронесся небольшой вихрь.

Бри рассмотрела ущерб, нанесенный ее владениям, и испустила такой вопль, что все баньши лопнули бы от зависти, а потом уперла в бока крепкие кулачки и с видом пиратского боцмана произнесла: «Значит, так…»

Могу сказать, что хитрый фейри очень вовремя свалил восвояси: заведенная брауни могла дать фору любому прорабу и надсмотрщику вместе взятым. Она так рьяно взялась за восстановление зала, что больше напоминала разгневанную шаровую молнию, так споро приставляла к делу каждого, на кого падал ее в разы потяжелевший взгляд, и cтакими отчаянными восклицаниями награждала халтурщиков, что скоро «Нора» начала напоминать растревоженный муравейник.

Пока мы с Берди сгребали с пола осколки, а не желавшая стоять в стороне Мейси вела учет разбитым бутылкам и испорченной мебели, Бри бросила клич по родственникам и знакомым, и очень скоро зал наполнился деловито снующими клуриконами, богганами и прочими гроганами. Тут-то я и понял, что патрон вовсе не просто так упомянул пожары с наводнениями.

Молчаливостью и легким нравом эта братия не отличалась даже в качестве гостей, а уж когда они вместе взялись за дело… Споры, шум, дрязги, насмешки и непрерывный, почти не прекращающийся торг… Как при всем при этом они ухитрялись хоть что-то делать, оставалось загадкой. Однако работа кипела: эти склочные строители сняли мерки, притащили доски и рейки из заговоренного дуба и терновника, стекла, инструменты – и пару часов спустя новое окно было готово, а мастера взялись за работенку помельче.

Наша роль в этом действе свелась к тому, чтобы за ними присматривать, выслушивать бурчание и на корню пресекать все попытки что-нибудь стибрить или кого-нибудь обсчитать.

К тому времени, как общими усилиями относительный порядок был наведен, работники накормлены до отвала и до икоты напоены плотным темным элем, в бар вернулись Магнус и Одзава с О'ши.

Свеженькие, отдохнувшие, хотя и несколько растрепанные. От них пахло лесом, землей и яблоками. Последнее объяснялось просто – в руках наш управляющий держал свернутый кульком кусок коры, полный уже знакомых ярко-рубиновых плодов.

Берди до этого момента мирно отдыхающая на стойке, тут же приняла томную позу.

– Не очень-то вы торопились, сладкие, – заметила она. – Хотя, на вашем месте, я поступила бы точно так же.

В бесконечных хлопотах был один жирный плюс: ни мне, ни Мейси в этой круговерти, когда и присесть-то некогда, не было времени предаваться тревожным и печальным мыслям.

Но все когда-нибудь заканчивается.

– А ты, Грейстон, теперь факир с волшебной дудкой? – Одзава подвигал пальцами, изображая игру на флейте. Говорил он иронично, но колючий взгляд прозрачно намекал, что пришло время открыть карты.

– Не совсем, – вздохнул я устало и достал свирель из внутреннего кармана. – «Дудка», может, и не самая обыкновенная, но на «оружие» никак не тянет: ничего волшебного в ней нет. И «человек О'Кифф», которому я ее показывал – простой музыкант. Я сам его нашел и понятия не имел, что оркестр, в котором он играет, принадлежит этой семье. Так что осведомители Россо или все выдумали или сами были обмануты.

Я рассказал им почти все: о том, как обнаружил в себе необычный дар, о подаренной свирели, о том, как решил взять несколько уроков игры на ней, о встречах с Уэйном, о кошке и канарейке. Только о снах я умолчал. Но я решил, что мой диалог с самим собой вряд ли касается дела.

– И знаете, – добавил я в конце неожиданно для себя, – мне не так уж нравится этот дар. От него куда больше вреда, чем пользы. Нет, я не зарекаюсь, конечно, но… Это неправильно. Нельзя делать из музыки оружие.

Я не думал, что они поймут меня, и говорил просто чтобы выговориться и тем самым запечатлеть и утвердить собственные выводы. Но на ладонь мою тихо опустилась женская ручка и мягко пожала пальцы.

– Сыграй, пожалуйста, – попросила Мейси, шестым чувством угадав то, что хотелось сейчас больше всего, – просто так.

Я улыбнулся ей, спрятал свирель в карман и направился к фортепиано. Можно считать настоящим чудом, что оно не пострадало при перестрелке.

Холодок клавиш под пальцами отозвался уже подзабытым ощущением уверенности и восторга.

«Играй – и властвуй», – какая чушь! Разве у музыки может быть иной смысл, кроме нее самой?

Преследуя другую цель, ты превращаешь ее в средство, в орудие, в продукт. И то, что должно вознести тебя в небеса и стать высшей на свете наградой, оседает на плечи тяжелой золотой пылью, имеющей вес и цену. И уже ничто не заставит тебя взлететь.

Так думал я, разминая пальцы игривой джазовой композицией, которую мы частенько исполняли в закусочной Хэма целую жизнь тому назад, а потом я впервые услышал ее – новую блюзовую мелодию с рваным, дразнящим ритмом, услышал так явно, будто кто-то играл ее в соседней комнате.

Руки сами подхватили его, обрамляя импровизированной, полупрозрачной аранжировкой.

Я играл – и видел перед собой огни большого города, тонущие в вечерних осенних сумерках, видел плохо освещенную улицу на окраине, по которой ветер гонял обрывки газет и бумажных пакетов. Скорее чуял, чем слышал, мягкие шаги серых лап – сначала я принял их за собачьи, но для собак эти создания ступали слишком бесшумно. Длинные пушистые хвосты, острые уши, характерный прищур опаловых глаз… Лисы… серые городские лисицы.

Темп музыки – не слишком медленный, но и не быстрый, как раз для спокойного ироничного рассказа, и в самом ритме чувствуется возрастающая напряженность…

– Ммм, птенчик, что это ты такое играешь?

Я очнулся и обнаружил, что Берди заинтересованно смотрит на меня, соблазнительно облокотившись о крышку инструмента, а по другую сторону от него застыла Мейси, сложившая ладони перед собой почти в молитвенном жесте. И так они были похожи в тот момент на демоницу и ангела – излюбленный сюжет проповедников и художников, что привычное смущение тут же уступило место веселости.

– Новый блюз, – сообщил я им, аккуратно закрывая клавиши. – Пока без названия.

– Арчи, он чудесный! – Мейси тихо похлопала мне, и к ее аплодисментам присоединились более уверенные, заставив меня обернуться.

– Да, отличная вещь! – со знанием дела изрек Райан.

И даже обычно суровый Одзава одобрительно кивал, потирая подбородок.

– Согласен, – Магнус Лир поправил очки. Правда, смотрел он скорее на Бёрди, нежели на меня, но мыслить рассудительно это ему не мешало. – И фсё ше стоит погофорить с тем музыкантом. Уэйном Доэрти, ферно?

Именно это я и собирался сделать в ближайшее время.

Пока же я проводил уставшую Мейси до ее комнаты и немного побыл с ней. Нет, ничего такого, ей просто нужен был кто-то понимающий рядом. Мы сидели на диване, она прижалась щекой к моему плечу, а я рассказывал ей какие-то отвлекающие глупости и забавные истории. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что мы ведем себя как пожилая супружеская пара, а не как парень с девушкой, между которыми вот-вот должен завязаться роман. Но ей требовалось время, чтобы пережить недавние события, да и мне, признаться, тоже.

– Все будет хорошо, вот увидишь, – сказал я ей на прощание. И сам удивился той уверенности, с которой прозвучал мой голос.

Дверь в кабинет Донни была приоткрыта. Я не удержался и заглянул внутрь. Патрона не было. Казалось, даже стены пропахли сладковато-горьким дымом, яблок в вазе значительно поубавилось, а неподалеку от стола, слегка затянутая туманным пологом, начиналась скрытая тропа.

«Значит, ему уже намного лучше», – решил я с облегчением и, успокоенный этим выводом, пошел к себе.