Блюз серых лисиц

Я же полностью сосредоточился на своей задаче: пытался осушить кровь свернутым сухим бинтом, но как ни старался, пулю в ране разглядеть не смог. Приходилось действовать на ощупь.

– Сейчас будет больно, – предупредил я, пощелкав кончиками пинцета.

– Такова жизнь, – философски изрек Донни со странной поволокой во взгляде, и я заподозрил, что коварная настойка ударила ему в голову. – Иногда она заставляет нас причинять друг другу боль, иногда – заходить в одну реку дважды. И второе порой– синоним первого.

Следующие минуты растянулись в часы.

Я старался как мог, но инструмент во внезапно вспотевших пальцах казался бестолковым и неповоротливым. Малейшее движение доставляло фейри сильную боль. Он терпел ее молча, стиснув зубы и закрыв глаза, вряд ли человек смог бы так. Только иногда вздрагивал да дышал поверхностно и часто.

Наконец я ухватил пинцетом что-то твердое и, изо всех сил надеясь, что это пуля, а не обломок кости, потянул это «что-то» наружу. Мышцы под моей рукой окаменели, а я узнал, что хотя сидхе и являются волшебными созданиями, но сквернословят в определенные моменты жизни вполне по-человечески.

– Готово! – из потревоженной раны хлынула кровь, но вспухшие багровые пятна светлели на глазах.

– Луна и звезды! – Донни с облегчением откинул голову и сделал глубокий вздох. – Спасибо, золотце, дальше я сам.

Он приложил правую ладонь к плечу – рана перестала кровить и затянулась до темно-розового рубца. – Теперь и поколдовать немного можно.

Он набросил на плечи рубашку, поднялся на ноги, слегка пошатываясь, и трижды хлопнул в ладоши – за разбитыми окнами заклубился туман – вернулась на место защита «Норы» от непрошеных взглядов, исчезло большинство отверстий в дверном полотне, кое-где срослись деревянные рейки рамы, но, в целом, последствия погрома никуда не делись.

– Хм… об остальном, пожалуй, придется позаботиться вам, – заявил он, медленно осмотрев зал.

– Дьявольское железо действует на меня, как виски на печень пьяницы.

Я подумал о железных дорогах, автомобилях, револьверах, пистолетах и трамваях.

– Почему тогда ты живешь в городе, а не на отшибе или в лесу, как тот же Мирддин?

– Что мне делать в лесу? Там нет людей, – огорошил меня фейри. – Я, конечно, не лучшего мнения о представителях данной породы, и это взаимно, но без них все же скучно. Считай это вредной привычкой, а соседство с железом – неотвратимой расплатой за нее.

Пока я пытался переварить полученную информацию, Донни преодолел пару ступеней и вдруг, оступившись, неловко пошатнулся. Я рефлекторно бросился вперед, подхватил его чуть выше локтя – зря, как оказалось: он вполне бы справился и без моей помощи – и с непонятным тревожным чувством смотрел, как расплываются по серой шелковистой ткани рубашки бурые пятна не до конца подсохшей крови от моих пальцев. Эта картина вызвала труднообъяснимое, но острое беспокойство. Будто это что-то должно значить. Будто я уже видел это или нечто подобное… только когда, где?

Патрон что-то сказал мне, но я даже не понял, что именно – в голове зазвенело, и я пробормотал какую-то ерунду, стряхивая накативший приступ, сделал шаг назад и как можно тщательнее оттер платком руки.

Донни наблюдал за мной какое-то время, потом отдал распоряжение не беспокоить его, даже если одновременно начнутся мор, пожар и потоп, и неверной походкой изможденного подвыпившего фейри отправился к себе.

Тень от волос причудливо падала ему на спину, и на долю секунды мне померещился за его плечами призрак темных опущенных крыльев.

Я зажмурился, сдавил пальцами переносицу – и видение отступило.

Пока я собирал инструменты, по лестнице с охами и причитаниями пронесся небольшой вихрь.

Бри рассмотрела ущерб, нанесенный ее владениям, и испустила такой вопль, что все баньши лопнули бы от зависти, а потом уперла в бока крепкие кулачки и с видом пиратского боцмана произнесла: «Значит, так…»

Могу сказать, что хитрый фейри очень вовремя свалил восвояси: заведенная брауни могла дать фору любому прорабу и надсмотрщику вместе взятым. Она так рьяно взялась за восстановление зала, что больше напоминала разгневанную шаровую молнию, так споро приставляла к делу каждого, на кого падал ее в разы потяжелевший взгляд, и cтакими отчаянными восклицаниями награждала халтурщиков, что скоро «Нора» начала напоминать растревоженный муравейник.

Пока мы с Берди сгребали с пола осколки, а не желавшая стоять в стороне Мейси вела учет разбитым бутылкам и испорченной мебели, Бри бросила клич по родственникам и знакомым, и очень скоро зал наполнился деловито снующими клуриконами, богганами и прочими гроганами. Тут-то я и понял, что патрон вовсе не просто так упомянул пожары с наводнениями.

Молчаливостью и легким нравом эта братия не отличалась даже в качестве гостей, а уж когда они вместе взялись за дело… Споры, шум, дрязги, насмешки и непрерывный, почти не прекращающийся торг… Как при всем при этом они ухитрялись хоть что-то делать, оставалось загадкой. Однако работа кипела: эти склочные строители сняли мерки, притащили доски и рейки из заговоренного дуба и терновника, стекла, инструменты – и пару часов спустя новое окно было готово, а мастера взялись за работенку помельче.

Наша роль в этом действе свелась к тому, чтобы за ними присматривать, выслушивать бурчание и на корню пресекать все попытки что-нибудь стибрить или кого-нибудь обсчитать.

К тому времени, как общими усилиями относительный порядок был наведен, работники накормлены до отвала и до икоты напоены плотным темным элем, в бар вернулись Магнус и Одзава с О'ши.

Свеженькие, отдохнувшие, хотя и несколько растрепанные. От них пахло лесом, землей и яблоками. Последнее объяснялось просто – в руках наш управляющий держал свернутый кульком кусок коры, полный уже знакомых ярко-рубиновых плодов.

Берди до этого момента мирно отдыхающая на стойке, тут же приняла томную позу.

– Не очень-то вы торопились, сладкие, – заметила она. – Хотя, на вашем месте, я поступила бы точно так же.

В бесконечных хлопотах был один жирный плюс: ни мне, ни Мейси в этой круговерти, когда и присесть-то некогда, не было времени предаваться тревожным и печальным мыслям.

Но все когда-нибудь заканчивается.

– А ты, Грейстон, теперь факир с волшебной дудкой? – Одзава подвигал пальцами, изображая игру на флейте. Говорил он иронично, но колючий взгляд прозрачно намекал, что пришло время открыть карты.

– Не совсем, – вздохнул я устало и достал свирель из внутреннего кармана. – «Дудка», может, и не самая обыкновенная, но на «оружие» никак не тянет: ничего волшебного в ней нет. И «человек О'Кифф», которому я ее показывал – простой музыкант. Я сам его нашел и понятия не имел, что оркестр, в котором он играет, принадлежит этой семье. Так что осведомители Россо или все выдумали или сами были обмануты.

Я рассказал им почти все: о том, как обнаружил в себе необычный дар, о подаренной свирели, о том, как решил взять несколько уроков игры на ней, о встречах с Уэйном, о кошке и канарейке. Только о снах я умолчал. Но я решил, что мой диалог с самим собой вряд ли касается дела.

– И знаете, – добавил я в конце неожиданно для себя, – мне не так уж нравится этот дар. От него куда больше вреда, чем пользы. Нет, я не зарекаюсь, конечно, но… Это неправильно. Нельзя делать из музыки оружие.

Я не думал, что они поймут меня, и говорил просто чтобы выговориться и тем самым запечатлеть и утвердить собственные выводы. Но на ладонь мою тихо опустилась женская ручка и мягко пожала пальцы.

– Сыграй, пожалуйста, – попросила Мейси, шестым чувством угадав то, что хотелось сейчас больше всего, – просто так.

Я улыбнулся ей, спрятал свирель в карман и направился к фортепиано. Можно считать настоящим чудом, что оно не пострадало при перестрелке.

Холодок клавиш под пальцами отозвался уже подзабытым ощущением уверенности и восторга.

«Играй – и властвуй», – какая чушь! Разве у музыки может быть иной смысл, кроме нее самой?

Преследуя другую цель, ты превращаешь ее в средство, в орудие, в продукт. И то, что должно вознести тебя в небеса и стать высшей на свете наградой, оседает на плечи тяжелой золотой пылью, имеющей вес и цену. И уже ничто не заставит тебя взлететь.

Так думал я, разминая пальцы игривой джазовой композицией, которую мы частенько исполняли в закусочной Хэма целую жизнь тому назад, а потом я впервые услышал ее – новую блюзовую мелодию с рваным, дразнящим ритмом, услышал так явно, будто кто-то играл ее в соседней комнате.

Руки сами подхватили его, обрамляя импровизированной, полупрозрачной аранжировкой.

Я играл – и видел перед собой огни большого города, тонущие в вечерних осенних сумерках, видел плохо освещенную улицу на окраине, по которой ветер гонял обрывки газет и бумажных пакетов. Скорее чуял, чем слышал, мягкие шаги серых лап – сначала я принял их за собачьи, но для собак эти создания ступали слишком бесшумно. Длинные пушистые хвосты, острые уши, характерный прищур опаловых глаз… Лисы… серые городские лисицы.

Темп музыки – не слишком медленный, но и не быстрый, как раз для спокойного ироничного рассказа, и в самом ритме чувствуется возрастающая напряженность…

– Ммм, птенчик, что это ты такое играешь?

Я очнулся и обнаружил, что Берди заинтересованно смотрит на меня, соблазнительно облокотившись о крышку инструмента, а по другую сторону от него застыла Мейси, сложившая ладони перед собой почти в молитвенном жесте. И так они были похожи в тот момент на демоницу и ангела – излюбленный сюжет проповедников и художников, что привычное смущение тут же уступило место веселости.

– Новый блюз, – сообщил я им, аккуратно закрывая клавиши. – Пока без названия.

– Арчи, он чудесный! – Мейси тихо похлопала мне, и к ее аплодисментам присоединились более уверенные, заставив меня обернуться.

– Да, отличная вещь! – со знанием дела изрек Райан.

И даже обычно суровый Одзава одобрительно кивал, потирая подбородок.

– Согласен, – Магнус Лир поправил очки. Правда, смотрел он скорее на Бёрди, нежели на меня, но мыслить рассудительно это ему не мешало. – И фсё ше стоит погофорить с тем музыкантом. Уэйном Доэрти, ферно?

Именно это я и собирался сделать в ближайшее время.

Пока же я проводил уставшую Мейси до ее комнаты и немного побыл с ней. Нет, ничего такого, ей просто нужен был кто-то понимающий рядом. Мы сидели на диване, она прижалась щекой к моему плечу, а я рассказывал ей какие-то отвлекающие глупости и забавные истории. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что мы ведем себя как пожилая супружеская пара, а не как парень с девушкой, между которыми вот-вот должен завязаться роман. Но ей требовалось время, чтобы пережить недавние события, да и мне, признаться, тоже.

– Все будет хорошо, вот увидишь, – сказал я ей на прощание. И сам удивился той уверенности, с которой прозвучал мой голос.

Дверь в кабинет Донни была приоткрыта. Я не удержался и заглянул внутрь. Патрона не было. Казалось, даже стены пропахли сладковато-горьким дымом, яблок в вазе значительно поубавилось, а неподалеку от стола, слегка затянутая туманным пологом, начиналась скрытая тропа.

«Значит, ему уже намного лучше», – решил я с облегчением и, успокоенный этим выводом, пошел к себе.

Очень долгий день. Часть 1

Когда я спустился в зал, то застал там дивную картину: Бри старательно полировала пол и столы, Мейси развлекала ее чтением вслух. Донни, натянув перчатки, с хмурым видом заряжал лежащие перед ним на столе револьверы. Услышав мои шаги, он поднял взгляд и укоризненно вздохнул с видом великомученика:

– Как ты мог?

Мне самому стало интересно, что же такого ужасного я смог, но тут я разглядел, что именно декламирует Мейси – и все вопросы отпали сами собой: Уильям Шекспир, «Ромео и Джульетта»

– Ты сам говорил, что старик Билл – гениальный парень, – пожал я плечами и быстро сменил тему: – Ты как, в порядке?

– Нет, – сердито буркнул фейри, – ибо вынужден слушать всякий вздор.

« Ужель любовь нежна? Она жестока,

Груба, свирепа, ранит, как шипы», – громко, с выражением произнесла Мейси.

– Хотя с этим утверждением я согласен, – нехотя признал босс, отложил в сторону заряженный ствол, усмехнулся и посмотрел на меня в упор: – Сегодня составишь компанию нашему патеру, золотце. У него какие-то дела, а в одиночку по городу разгуливать пока не стоит.

– Э-э, хорошо.

Больше распоряжений не последовало, и я подошел к столику Мейси. Бри, оказывается, уже успела принести туда мой завтрак, и в нетерпении топала ножкой, ожидая продолжения истории: мол, ешь давай и не отвлекай чтицу.

«А, так с тобой была царица Меб!

То повитуха фей. Она не больше

Агата, что у олдермена в перстне.

Она в упряжке из мельчайших мошек

Катается у спящих по носам.

В её повозке спицы у колес

Из длинных сделаны паучьих лапок;

Из крыльев травяной кобылки – фартук;

Постромки – из тончайшей паутины,

А хомуты – из лунного луча», – взахлеб читала Мейси.

Донни мрачнел все больше и больше, и патроны в барабан запихивал с такой злостью, словно в каждой ячейке сидело по английскому классику.

– Гнусная клевета! – объявил фейри, закончив начинять одну железяку другими.

– Ой! – с сердитым хлопком книга закрылась, вывернулась из рук чтицы и, проехав по полу, скользнула в опущенную ладонь местного литературного критика.

– Этот пасквиль я конфискую, – заявил он, поднялся на ноги, окинул нас сумрачным взглядом, встряхнул волосами – и исчез.

«Позер», – хмыкнул я мысленно.

Бах! Бах! – послышались наверху звуки выстрелов. Кажется, портрет Шекспира прирос новыми дырками.

«Позер и псих».

Мне определенно нравилось начало этого дня.

Жаль только, что закончился он далеко не так весело.

«Какие-то дела» Магнуса ожидаемо оказались связаны с церковной тематикой: бывший коллега, отец Андреас, обеспокоенный странным поведением некоторых прихожан, подозревал, что имеют место случаи одержимости. А нашему патеру в деле изгнания бесов равных не было. Среди людей, конечно.

Церковь, где служил отец Андреас, находилась неблизко – на юго-западной окраине города – и мое умение открывать тайные тропы пришлось очень кстати. Правда сначала нужно было разобраться еще с одним вопросом.

Сделать это оказалось несложно: убедившись, что за нами нет слежки, мы просто зашли в одну из забегаловок, имеющих внутри телефонную будку.

Трубку долго не брали, я даже подумал, что Доэрти куда-то ушел, когда, наконец услышал недовольное «Алло», сменившееся оживлением, стоило только представиться.

– Как успехи? Ты тренировался? – спросил он меня строго – и тут же рассмеялся. На заднем плане что-то дзынькнуло и, кажется, упало на пол.

«Да уж, потренировался так потренировался», – подумал я и спросил то, ради чего, собственно и звонил.

– Уэйн, кому ты рассказывал о наших уроках и о свирели?

Флейтист задумался и начал перечислять. Знакомых в Чикаго он успел завести предостаточно и молчаливостью не отличался. Скоро мне стало ясно, что о необычном инструменте мог узнать кто угодно – от музыкантов оркестра и Сола с ребятами до девиц в баре и людей О'Кифф.

– Э… подожди, у тебя какие-то неприятности из-за этого? – запоздало спохватился Доэрти. – Боже, Арти, но ты не говорил, что нужно держать язык за зубами, я и… О нет, ты что украл эту свирель?

Я заверил его, что инструмент получен мной честно, что я не в чем его не обвиняю, но прошу не распространяться обо мне и моем звонке в частности и получил горячие заверения, что так и будет.

– Ладно, Арти, мне пора, – заторопился Уэйн, крикнул кому-то «Иду-иду » и тут же пояснил охотно: – меня такая девчонка ждет, это что-то. Всю ночь спать мне не давала.

Пожелав ему хорошенько повеселиться, я повесил трубку и вышел из будки.

– …так что, думаю, вина Доэрти только в том, что он излишне общителен и говорлив, – сделал я вывод, после того, как рассказал о разговоре Магнусу, – настоящая находка для шпионов и интриганов.

Патер был склонен со мной согласиться, и я вздохнул с облегчением: подозревать в чем-то доверчивого Уэйна мне очень не хотелось.

Дорога предстояла неблизкая, а возможности поговорить один на один с Магнусом Лиром мне раньше не представлялось. Поэтому я воспользовался ей и спросил c осторожностью, как так вышло, что он из священника стал учеником фейри да еще управляющим в баре.

– О, это фесьма интересная история, – ответил «святой отец», поправляя очки, и спокойно, размерено – будто читал заранее отрепетированную проповедь, поведал мне ее.

Отец Магнус прибыл к нам из Европы несколько лет назад. Для своего возраста он сделал неплохую карьеру в церкви, был на хорошем счету, не страдал суевериями и, помимо всего прочего, показал себя очень толковым экзорцистом. В Америку он приехал ненадолго, чтобы поделиться опытом, и вовсе не планировал здесь задерживаться. А потом наткнулся на Берди.

Поначалу он принял ее за очередную соблазнительницу – она была далеко не первой красоткой, пытающейся совратить с пути истинного молодого симпатичного священника. Хотя отца Магнуса все не покидало ощущение, что эта настырная девица чем-то отличается от других. В конце концов он заметил в ней отголоски чего-то темного и решил на свой страх и риск изгнать из нее «демона». Что едва не закончилось плачевно для девушки, которая, как выяснилось позже, и сама была наполовину «нечистью». Объяснять возникшую ситуацию пришлось непосредственно начальству Берди. Так Магнус познакомился с Донни.

Тот, несмотря на обстоятельства, пришел в восторг от встречи, сначала взял патера на мушку, а потом вдруг обозвал «талантливым парнишкой», «толковым колдуном» и пригласил в «Нору» поговорить. Разговор вышел крайне занимательным. После него Магнус месяц-другой изучал все, что смог найти о фейри и волшебном народце, включая и средневековые материалы из церковного архива. И, наконец, решил, что раз сидхе по сути своей – отказавшиеся от неба, но не падшие ангелы, то и колдовство их не может считаться богомерзким, а, значит, учиться ему можно. Потом он изучил все письменные источники о Святом Патрике, который, как утверждалось, переманил в христианство некоторых жителей Холмов, и вдохновился этим примером. После долгих раздумий, испросив благословения вышестоящего священства, он сменил сутану на мирскую одежду и поступил под начало Донни, намереваясь повторить этот подвиг.

Сам фейри, разумеется, знал о чаяниях ученика, но относился к ним с иронией: мало ли какие у кого странности, а в деле Магнус был надежен как скала. Ну а Берди в нем и вовсе души не чаяла и в обязательном порядке «искушала» его несколько раз на дню, что давно уже стало традицией и перешло в забавный, доставляющий массу удовольствия всем зрителям и участникам ритуал.

Далеко не все священники одобряли внезапный переход своего коллеги на крайне сомнительную должность, даже из тех, кто знал об истинной причине этого. Многие считали народ Холмов разновидностью нечистой силой, сатанинским отродьем, а затею Магнуса – неосуществимой и вредной. Но были и те, кто видел в ней большой потенциал и возможность усилить положение церкви. Например, отец Андреас, к которому мы сейчас и направлялись.

– Он пришел ф фосторг от этой мысли. Но он фо фсем умеет видеть хорошее. Очень сфетлый челофек, сам уфидишь.

С «увидеть» вышло некоторое затруднение – отец Андреас исчез. Его не было ни в церкви, ни в саду к немалому удивлению прихожан (священник вставал рано и очень любил первые утренние часы проводить именно здесь), дом его был закрыт и никаких предупреждающих записок на двери обнаружено не было.

– Как странно… – медленно перебирая четки, заметил Магнус. – Долшно быть, что-то случилось, мошет, позфонили и пришлось срочно ехать?

– Так телефон у нас третий день уже не работает, – подала голос одна из прихожанок. – Чтобы позвонить приходится воон куда ездить – и она махнула рукой в сторону виднеющихся вдалеке домов.

– Может, он туда и отправился? – подхватил седой джентльмен в усах, похожий на фермера, кажется, местный сторож.

На всякий случай, ни на что не надеясь, мы еще постучались в дверь, а я, к тому же еще и в окно, – оно было зашторено и ничего, кроме ткани в цветочек, разглядеть за ним не получалось. Но тут мне почудился из приоткрытой форточки запах, который заставил встать дыбом все волосы на теле: тяжелый, удушающий аромат лилии и густой, сладко-ржавый – крови.

– Магнус, – позвал я, холодея, – надо вскрыть дверь.

Должно быть, выражение моего лица было в тот момент красноречивей некуда, потому что патер не задал не единого вопроса, осмотрел дверь, положил очки в нагрудный карман, потом попросил всех отойти подальше и двумя точными ударами ноги вышиб ее. Не будь ситуация столь напряженной, я обязательно поинтересовался бы, кем он был до того, как стать священником.

Разум, интуиция, память – все во мне протестовало против одной только мысли идти туда. Я прекрасно понимал, что увижу внутри, но другого выхода не было – и я шагнул в дом вслед за Магнусом, инстинктивно набрав в грудь воздуха, будто собирался нырнуть в холодную мутную воду Чикаго-ривер.

Отец Андреас лежал на ковре в центре небольшой гостиной с раскинутыми в стороны руками. Сутана, распахнутая и изрезанная крупной бахромой, расходилась от них черными крыльями. Все остальное, к великому сожалению, было мне уже знакомо.

Мозг лихорадочно отмечал и залитую кровью грудь, и кровавое месиво вместо горла, и цветы на изуродованном лице, и иссеченный пах. Голова закружилась, желудок будто обратился в лед и скакнул вверх к самому кадыку, в ушах зазвенело, засвистело, будто кто-то нашептывал эти слова на ухо:

«Глаза их смотрят – и не видят, уста их осквернены ложью, а чресла – похотью. Им нет прощенья…

С трудом я смог взять себя в руки. Только мысль о том, что Магнусу сейчас куда хуже, помогла собраться с мыслями.

– Назад! – крикнул я тем, кто шел за мной. – Совершено убийство, нужно вызвать полицию.

Патер, стоявший над телом со склоненной головой, отнял от лица руки и повернулся в мою сторону.

– Арчи, – произнес он, – изфести инспектора Харриса и позфони в агентстфо. Смошешь?

Голос его был сух и надтреснут.

– Конечно, – я опрометью бросился на улицу, хотя спешить, строго говоря, было уже некуда. Но скопившаяся нервная энергия не давала возможности действовать спокойно.

Вспомнив о том, что телефонной связи поблизости нет, я расспросил местных жителей, где здесь ближайший работающий телефон, одолжил у сторожа велосипед и поехал в указанном направлении.

Все время, пока ноги крутили педали, в голове заезженной пластинкой звучала заунываная песня из моего кошмара, а перед глазами так и стояла недавно увиденная картина. И это заставляло меня ехать все быстрее и быстрее.

У телефонной будки я обнаружил такую очередь, будто это был единственный телефон на всю округу Так долго ждать мне не хотелось, я достал из кармана карту тайных троп города и с радостью отметил, что неподалеку отсюда открывается одна из них, та, что ведет в район южного делового центра. И вот там-то телефонных будок столько, что в очереди точно стоять не придется.

Я отправился туда и через десять минут уже входил в здание телеграфа.

Чтобы меня соединили с Харрисом пришлось выдержать целую словесную баталию с дежурным полицейским, а после изложения сути дела еще и выслушивать витиевато оформленное мнение инспектора о мировом беспорядке, отбитых маньяках и идиотах-детективах, которые взялись помогать с расследованием, а вместо этого только работу подкидывают.

– Я бармен, а не детектив, – проворчал я в трубку, набирая агентсво «Дэр-и-Дэр».

На мое счастье Линдси оказалась на месте и обещала передать полученную информацию в «Нору» и лично мистеру Ди.

С чувством выполненного долга я вышел из здания телеграфа, но успел сделать от силы шагов десять.

Меня уже ждали молодчики в темно-зеленых кепи. Люди О'Кифф.

Скорее всего они заприметили меня по пути сюда, тогда я меньше всего думал о предосторожности и отводе глаз. Вряд ли, конечно, они устраивали засаду, просто я очень удачно попался им на глаза.

Два рослых парня конвоирами пристроились по бокам, еще один как гриб вырос сзади. Разглядывать мне его, конечно, было некогда, но что-то в его фигуре показалось мне смутно знакомым.

Скверная ситуация. Очень скверная.

– Прогуляемся, мистер?

«Гулять» предстояло к автомобилю, припаркованному на другой стороне улицы. И лучше бы мне придумать что-нибудь, пока меня не затолкали в салон.

Силясь найти выход, я шевельнул пальцами – и ощутил на запястье холодок почти невесомого браслета.

«Самое время позвать Донни», – отметил я – и не стал. Сложно сказать, почему. Наверное понимал, что в противном случае перестану себя уважать. И так уже отличился по всем пунктам…