скачать книгу бесплатно
– Знаю.
– Ответь!.. Не томи! – Василий предвкушал полную и окончательную победу.
– Не было никакого яйца.
– Как не было?!
– Очень просто. Это первая курица снесла первое яйцо.
– А она сама откуда вылупилась?
– Ниоткуда. Её Господь сотворил.
– Поняли, придурки?! – торжествовал Щипач. – Не было вовсе яйца!.. Не было!.. Господь сотворил!.. Ну, батя!.. Ну, молоток!.. Вот оно – доказательство!.. – торжествовал Щипач. Но вдруг осёкся и испуганный обернулся к отцу Серафиму.
– Отец, слыхал я, будто на том свете самоубивцев не принимают! Даже таких, как я, пускают, а этим… – он кивнул на Степана, – ворота закрыты наглухо. Скажи, брехня или как?
Серафим удивился.
– А ты, Василий, с чего это забеспокоился?
– Не, ты токо не думай!.. Я же не… того… Степана, бедолагу, жалко. Что он в этой жизни, кроме Ленина, видел?.. Нужду да колючку. А закончил и вовсе в петле, – он сжал кулаки. – Вот ведь как!.. Понять не могу, для чего мы на свет рождаться должны?.. Неужто для горя только?!.. Да это же… Несправедливость одна!..
Ему так хотелось выругаться!.. Но бедняга невероятным усилием воли вынуждал себя глотать матерные слова, морщился, страдал нестерпимо и, в конце-концов, онемел.
Отец Серафим прошептал про себя короткую молитву, широко перекрестил покойного Филимонова и вместе с Павлом вышел из барака.
На тёмном, почти чёрном небе яркими точками горели звёзды, а над изломанным краем тайги белым холодным шаром вставала полная луна.
– Гляди-ка, распогодилось, – батюшка полной грудью вдохнул колючий морозный воздух. – Благодать!.. А через пару дней снег повалит, и придёт к нам долгая длинная зима.
Павел вздохнул.
– Без меня зимовать будете.
– Когда уезжать собрался?
– Как только все документы оформлю. А у нас, чтобы все нужные бумажки собрать, немалый срок нужен. Но, думаю, недели полторы хватит.
– И куда?
– В Москву. Пенсию оформить, с жильём определиться, а главное: Зинаиду надо отыскать. Не знаю как, но попробую… Может быть, всё-таки не ошибся я, и в "Звёздочке" Пётр на фотографии запечатлён. Если так, есть шанс. Может быть, он о судьбе Зинаиды что-нибудь знает. Если же нет, через Лубянку выяснить попытаюсь. Раз мне генеральское звание вернули, могу я, в конце концов, ответа у них потребовать, где моя жена. Последний раз я её во время очной ставки видел. Месяца через три после ареста…
И, сам того не желая, он вдруг увидел её перед собой. Маленькую, хрупкую, такую безпомощную… Увидел так ясно, так отчётливо, что казалось, протяни руку и можешь коснуться её лица. И забытый запах "Красного мака", её любимых духов, тревожно защекотал ноздри. И воспоминания навалились на него всей своей неизбывной тяжестью.
Следователь Тимофей Семивёрстов – высокий добродушный увалень с колючим бобриком рыжих волос на голове – усадил Зиночку напротив Павла, а сам устроился между ними, присев на краешек письменного стола.
– Зинаида Николаевна, я хочу вам пожаловаться на вашего мужа. Он у вас такой непослушный! Честное слово. Совсем не хочет нам помогать. Молчит, не хочет с нами совершенно разговаривать. А ведь, кажется, интеллигентный человек!.. Нам так немного от него нужно. Уговорите его подписать протокол. Какую-нибудь закорючку вот здесь поставить. Всего-то!..
Зиночка не плакала, но была так напугана, что никак не могла унять нервной дрожи. Её бил озноб, она кивала головой и, не отрывая глаз от сидящего напротив Павла, только повторяла.
– Да, да, конечно… Я понимаю… Я всё понимаю…
– А если понимаете, то скажите ему, кисонька моя, – излучая необычайную доброту и участие, Семивёрстов протянул ей лист протокола. – Взрослый человек, а ведёт себя хуже маленького. Нам такое упрямство надоесть может. А мне бы так не хотелось делать вам больно. Но если он и дальше артачиться будет, то, увы! – придётся и к вам применить… Понимаете, о чём я?
– Понимаю… Я всё понимаю…
Пытка эта продолжалась долго, часа полтора, и кончилась тем, что Зиночка не выдержала и потеряла сознание. Семивёрстов в сердцах сплюнул, грязно выругался, окатил её водой из графина, несколько раз ударил по щекам и велел конвойному: "Убери эту сучку с глаз моих!"
Когда Зиночку вывели, Семивёрстов улыбнулся во весь свой губастый рот и спросил: "Думаешь, кралечка твоя домой пошла?.. Как бы не так!.. Её сейчас на казённой машине в Бутырку везут. А завтра с утречка мы её в работу запустим. Догадываешься, что сие означает?.. Эх, ты, дуралей!.." – и заржал, довольно потирая руки.
Павел молчал, глотая подступавшие к горлу слёзы. Отвернулся и опустил голову, чтобы отец Серафим не увидел, что творится у него на душе. Глупец!.. Как он был самонадеян! Решил про себя, ничто уже не сможет выбить его из колеи и сердце окончательно окаменело, и вот сейчас… Ну, надо же!..
– Нет, нет!.. Это было бы слишком!.. Жива она!.. Жива!..
– Дай-то Бог!..
– И сына мне родила.
– А если дочь?
– Нет!.. Сына!.. Мы его Матвеем назвать хотели.
– Ты, Павел, не смущайся: хочется плакать, плачь. Слезами душа умывается.
– Отвык я нюни распускать.
– А вот это зря.
– И сейчас не стану. Не ко времени. Мне нужно все силы в кулак собрать, иначе сломаюсь.!.. Да что я за баба такая?!.. – в безсильной злобе Павел заскрежетал зубами.
Они медленно брели по лагерной улице. Было тихо, и только Шакал, задрав морду к луне, протяжно выл: оплакивал несчастного Степана.
– Напрасно ты так, – отец Серафим покачал головой. – Не отравляй сердце злобой. Злоба, она, душу опустошает. А на пустыре, сам знаешь, один бурьян растёт… Так что, Павел, пересиль себя и прости… Сразу увидишь, как светло на душе станет, как просторно.
– Не могу.
– Подумай, друже, а ему каково?.. Легко?.. Да он больше твоего пострадал. Побои плетьми можно вынести, а каково угрызения совести?!..
– А ты уверен, отче, что у таких, как этот Семивёрстов, совесть есть?
– Она у каждого из нас непременно имеется. Только у некоторых дремлет до поры, до времени. Но наступит час, и проснётся она, безпощадная, и вот тут даже самый последний злодей страдать начинает. И с Тимофеем твоим то же самое будет.
– Да все его страдания одной Зиночкиной слезинки не стоят!.. Одного её вздоха!.. – взорвался Павел. – А в угрызения совести наших славных чекистов что-то не очень верится…
– Оставь ты его в покое!.. Тебе с ним детей не крестить. Забудь!..
Павел согласно кивнул головой.
– Я просто тебе пожаловаться захотел. Больше некому.
– Вот и ладно, душа моя. Пожалился, а теперь угомонись. И не спеши. Прежде чем приговор вынести, хорошенько подумай, все страсти свои утиши. Только трезвым умом и холодным сердцем можно ошибок избежать. Горьких и непоправимых, – старик достал из кармана ватника незапечатанный конверт. – Я с тобой ещё одну весточку хочу домой отправить. Поезжай-ка ты в Дальние Ключи. Старостой у меня чудесный человек служит – Богомолов Алексей Иванович. Надеюсь, жив и пребывает в добром здравии. Он тебя примет, отогреет… – и вдруг осёкся. – Что с тобой, друже?
Павел был потрясён.
– Как ты сказал, отче?.. Богомолов?..
– Алексей Иванович… Неужто знакомый тебе?
– Дядя он мне… Родной брат матери.
– Неисповедимы пути Господни!.. – батюшка был поражён не менее Павла. – Как тесен мир Божий! – он засмеялся. – Голуба моя, недаром Господь свёл нас с тобой. Ох, недаром!.. Это перст Божий!..
Он перекрестил Павла, возложил ему руку на голову и тихо произнёс.
– "Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! Господи Иисусе Христе, Сыне Божий! Укроти волны страстей, на нас восстающих, умягчи сердца наши, дай силы душевные все негоразды житейские со смирением и благодарностью перенести…" Ну что?.. Поедешь к Алексею?..
– Поеду.
– Дай слово.
– Сказал же… Но сначала в Москву.
8
Алексей выскочил из избы и через задний двор, огородами, а потом напрямки, через Заячий луг, побежал к храму.
"Ах, ты пакостник!.. Залез-таки!.. Ну, погоди у меня!.. Что я с тобой сделаю, не знаю!.. Но помнить ты меня будешь вечно!.. Только бы успеть!.." – сердце Алексея бешенно колотилось. Иван еле поспевал за ним.
Дверь в Храм действительно была приоткрыта, а в старинном замке с секретом торчал новенький ключ.
Дрожащими руками он взялся за дверную ручку, потянул её на себя и осторожно заглянул внутрь. Никого.
– Тсс! – Алексей приложил палец к губам, чтобы Иван случайно не выдал их присутствия.
Стараясь не шуметь, они вошли в храм. Прислушались. Ни звука. Но кто-то здесь был.
И вдруг в звенящей тишине раздался странный звук: словно выдернули пробку из бутылки. Мужики переглянулись. Звук повторился.
То, что они увидели, когда заглянули в правый придел, заставило их замереть на месте и онеметь.
Молоденький парнишка стоял перед образом Богоматери "Умиление" и, набрав в рот как можно больше слюны, плевал в икону, стараясь точно попасть в святой лик.
– Никитка, ты что делаешь?.. – тихо выдохнул из себя потрясённый Алексей.
Парень вздрогнул, съёжился, как от удара, и затравленно обернулся на голос.
– Я?.. Ничего не делаю… – еле слышно прошелестел он.
– Как это ничего?!..
– А так!.. Ничего!..
– Но я же видел…
– Что ты видел?
– Ты… Ты плевался!..
– Я?!..
– И в кого?!..
– Докажи!.. Попробуй!.. – Никитка по обыкновению наглецов сам решил перейти в атаку.
– Ты в Божью Матерь плевал!..
– А может, тебе померещилось?.. А?.. Что тогда?
– Я собственными глазами видел!..
– Мало ли чего!..
– Ты понимаешь, что ты наделал?!.. Ты вообще… хоть что-нибудь понимаешь?!..
– А если и так!.. Что с того?.. Ну, плюнул пару раз. Подумаешь, горе какое!..
– Так ведь это же!.. – Алексей задохнулся от гнева. – Ведь Она… Она – Мать!.. И не только Сыну своему, но и тебе тоже, гадёныш!.. Всем нам!..
– Ты… того… Не очень-то!.. Ругаться я тоже могу…
– Ведь это… всё одно, как если бы ты… в мать родную плюнул!..
– Ты мою мать не трожь! – Никитка наглел на глазах. – Со своей матерью я как-нибудь сам разберусь.
Алексей схватился за грудь. Ему казалось, ещё немного и сердце разорвётся в клочья. Его душил гнев.
Перед ним стоял коротенький, щупленький человечек. Казалось, прихлопни одной рукой, мокрого места не останется. Но куда там! Человечек гаденько улыбался, открывая щербатый рот, сквозь узенькие щёлочки глубоко запавших глаз сочилась наглая злоба, а круглая прыщавая физиономия, казалось, вот-вот лопнет от тупого самодовольства!.. Попробуй только – тронь!..
Алексей чувствовал полное безсилие, абсолютную безпомощность, и от этого на душе стало омерзительно тошно. Он тяжело опустился на скамью, пошарил по карманам, нашёл "валидол" и положил таблетку под язык.
Иван решил, что пора вмешаться:
– Это и есть тот самый вожак, у которого совесть не дремлет?
Алексей кивнул.
– Послушай, мил человек, то, что ты мелкий пакостник, издалека видно. Но объясни ты мне, дураку, для чего тебе именно эта гнусность понадобилась? В чём смысл-то?.. У каждого шкодника своя логика есть, у тебя тоже должна быть. Ведь должна?
