Азъ Есмь

– Тихон, а у тебя дети есть?

– Были…

В этот момент мы прибыли в санаторий, вернее, в самую отдалённую и глухую его часть, где природа была практически нетронута и размещался единственный парящий в пяти метрах от земли корпус на две персоны. Авто-капсула мягко коснулась невысокой платформы, окутанной пышной растительностью: хвойные деревья с высоким стволом и раскидистые лиственные кусты образовывали естественную изгородь. В воздухе витал аромат смолы и цветов, а где-то невдалеке журчал маленький водопад.

Здание повторяло приплюснутую каплевидную форму Дворцового комплекса Верховной Тверди, имело фарфорово-белую нижнюю часть, прозрачный купол с длинным шпилем, теряющимся в кронах высоченных деревьев, и неизменную вязь из тонких золотых узоров по кругу, местами причудливо овивающую купол до самого верха. От него расходились такие же парящие дорожки, одним концом упирающиеся в сам корпус и дальше теряющиеся в дебрях густого леса на высоте около полутора метров. Только одна самая короткая дорожка легла своим вторым концом прямо на песок пляжа, белым ярким языком высунувшегося из прозрачной бирюзы озера.

– Так! – наигранно бодрящимся голосом произнесла вслух Светозара. – Братислав сказал отдыхать – значит, отдыхать! Никаких дел! Раз ты чувствуешь то, что чувствую я, то сейчас увидишь, как мы умеем отдыхать!

Я мысленно улыбнулся: она явно хотела забыться, отключиться от тревожных мыслей хотя бы на время. И мысленно поблагодарил её за то, что она прервала неприятную для нас обоих тему. И для неё добавил:

– Ну валяй, удиви меня!

– Тогда начнём с бани. Знаешь, что это такое?

– Здесь я сам тебя удивлю – не только знаю, но могу и практикую! И, позволь, план по бане предложу тебе я.

После обмена опытом по технике парения с чередованием ледяных обливаний и отмокания в тёплых соляных ваннах, наше мягкое и распаренное тело переместилось в массажную капсулу, где нас уложили на специальные столы, словно на ложа приятной неги. Мне показалось, что там нас разложили на косточки, разобрали каждую жилку на молекулы и после пересобрали в новое тело. Затем были непонятные мне обёртывания и обмазывания неприятными поначалу холодными гелями. Обтирания, перерыв на тёплые травяные напитки, напоминающие земные чаи.

Стенки местной «бани» были отделаны белыми плитками, которые отливали перламутром в лучах встроенных светильников. Воздух наполняли тонкие ароматы хвои, эвкалипта и ещё каких-то экзотических растений, возможно, местных для Тверди.

Следующим этапом для меня была непонятная поначалу процедура самосозерцания. Это напомнило мне медитации, которые проводили некоторые пленные японские офицеры, когда я служил при Халхин-Голе.

Мы вышли на широкую деревянную веранду корпуса санатория, окружённую высокими деревьями, сквозь листву которых проникали золотистые лучи солнца. До нас доносился мелодичный плеск волн озера, и не хватало лишь пения птичек. И это было немного странно – казалось бы, в такой густой зелени их должно быть много.

В центре веранды стояли две циновки и одна большая свеча на невысоком столике. Мы сели в показавшуюся мне поначалу неудобную позу со скрещёнными ногами и прямой спиной. Взгляд замер на пламени восковой свечи, поставленной на уровне глаз. Поза была неудобной, мысли скакали с одной на другую. Говорун в моей голове пытался отвлекать меня на затекающие мышцы, на какие-то движения солнечных бликов, играющих в листве окружающих корпус деревьев. Но я быстро его угомонил: я сам был говоруном в чужой голове, мне ещё второго не хватало.

Светозара заранее предупредила меня, что всё моё внимание должно быть сосредоточено только на пламени свечи – на том, как оно меняет цвет, как пляшет язычок, колышась на свежем воздухе веранды, на которой мы расположились. Постепенно пропало ощущение неудобной позы, я на миг отвлёкся на мысль, испугавшую меня, что сейчас я опять потеряю осязание, затем вкус, звуки и зрение, но усилием воли я прогнал эту предательскую мысль – и остался только язык пламени. Время будто растворилось, и я почувствовал, как в голове проясняется, тревога уходит, а вместе с ней и навязчивые мысли.

Я потерял счёт времени. Мне захотелось навсегда остаться в этом состоянии. Но огонёк стал постепенно угасать, лепесток света уменьшился до маленького голубого шарика, затем стал просто яркой точкой на фитильке свечи, и в воздухе поплыл тонкий голубой дымок. Мир вокруг начал наполняться звуками, красками, запахами и стал абсолютно реальным. Таким наполненным, что все ощущения, казалось, утроились. Как тело после бани и массажа чувствовало лёгкость, так и мой разум был ясен и свеж

Мы встали, размяли несколько затёкшие члены, и Светозара громко и весело объявила:

– А теперь купаться! – и мы побежали к озеру по парящей над землёй дорожке.

Песок на крошечном пляже, окружённом буйной зеленью, был приятно тёплым от солнца, а вода казалась нереально прозрачной. По её бирюзе играли солнечные блики, пробираясь в глубину и повторяя игрой света рисунок волн на песчаном дне. На дальнем фоне над озером стоял лёгкий туман, сквозь который проглядывали вершины гигантских деревьев.

– Свет, а крокодилы здесь не водятся? – попробовал пошутить я, но во мне проснулась лёгкая тревога, а вдруг…

– Кто такие крокодилы? – весело спросила Светозара, когда мы входили нагим телом в приятную прохладу воды.

– Рептилии такие зубастые, которые едят вкусных девочек, – постарался я нагнать жути.

Светозара громко и весело рассмеялась, набрала побольше воздуха в грудь и нырнула. Мне вода поначалу показалась ледяной для распаренного после бани тела, но вскоре приятная волна прохлады окутала нас, и я с удовольствием погрузился в прозрачную глубину.

Мы плыли, открыв глаза, двигаясь мощными рывками под водой, насколько хватало воздуха. Затем грудь сдавило тяжёлым обручем, в висках запульсировали удары сердечного ритма, и мы вынырнули, вдохнув полной грудью свежего воздуха, и поплыли, широко загребая руками и интенсивно работая ногами. Ого, отметил я про себя, а физическая форма у неё отменная.

Обратно мы просто дрейфовали на спине, немного подгребая руками и ногами, как аквариумная рыбка плавниками. Я смотрел в ослепительно-голубое небо, по которому лениво плыли облака, и чувствовал умиротворение, будто все тревоги остались где-то за гранью этого леса и озера.

Вода заливала уши, яркий солнечный свет бил в глаза. Я мысленно обратился к Светозаре:

– Ты так и не ответила насчёт крокодилов…

Она опять засмеялась, потом всё же ответила:

– Когда наши пращуры высадились на мирах Новояра, все планеты были стерильны. Здесь была вода, были минералы, приятные для жизни климатические условия, но абсолютно безжизненные. Вселенная не дала той необходимой искры, чтобы здесь зажглась жизнь. При переселении человечество привезло сюда растения и некоторые виды животных, но пищевая цепочка – настолько сложная штука, что в природе прижились только некоторые виды растений и, как ни странно, пчёлы, которые эти растения и опыляют. Ни животные, ни птицы, ни рыбы здесь так и не смогли освоиться, и в итоге на планетах живут только люди, пчёлы и растения.

Меня поразил этот факт. Мы уже подплыли к берегу, нащупали ногами мелководье и побрели к песку, ощущая, как тёплая вода стекает по коже. Солнечные лучи заставляли капли сверкать, словно крошечные бриллианты.

– А у нас… – начал было я, но не договорил. В этот момент откуда-то сверху, издалека, стремительно приближаясь, раздался шипящий свист. Тёмная дымная полоса, рассекая голубое небо пронзительной стрелой, помчалась из-за спины и ударила в купол корпуса санатория.

Я успел заметить лишь яркую вспышку и услышать короткий пронзительный визг, словно разрывался металл. Мощная взрывная волна опрокинула нас. Не успев набрать воздуха в лёгкие, мы провалились под воду. И, перед тем как потерять сознание, я услышал, как по поверхности воды градом сыплются осколки того, что мгновением назад было прекрасным сооружением, символизировавшим уют и безмятежность в этом райском уголке приятной планеты.

В мои уши ворвался грохот, вода вокруг на миг помутнела от взрыва, и всё погрузилось во мрак.

Часть 1. Глава 22

XXII

Сквозь веки прямо в глаза бил ядовитый белый свет. Голова звенела, во рту был неприятный металлический привкус. Мне казалось, будто сотни крошечных иголок пронзали мозг, а дыхание оставалось тяжёлым, словно после долгого бега. Очухался я, похоже, одновременно со Светозарой. Мы лежали в капсуле автолекаря, в помещении с идеально белыми стенами и с неизменным золотым узором. Тонкие витиеватые линии, образующие изящные древние мотивы, шли вдоль стыков стен, будто символизируя сплав высоких технологий и вековой культуры. Рядом с головой нестерпимо громким звуком пикало какое-то оборудование.

– Велес, выключи звук, – хриплым голосом произнесла Светозара. Похоже, ей тоже этот звук бил по ушам, но ничего не изменилось.

– Велес! – чуть громче позвала она, прочистив горло.

Яркий свет, казалось, выжигал зрачок, а пульсирующий писк эхом отдавался в голове.

– Здесь нет Велеса, – прозвучал голос, и было непонятно, кому он принадлежит – мужчине или женщине, – но звук стих до почти неслышимого уровня, гул в ушах стал понемногу утихать. И всё тот же голос, но уже явственно можно было разобрать, что он женский, добавил:

– Светозара, вы находитесь на Белой. Здесь нет Велеса.

Молодая миловидная девушка – хотя чёрт их тут разберёт, молодая она или ей тоже под сто лет – убрала фонарик от зрачка. У неё были высокие скулы, серо-голубые глаза и длинные пепельные волосы, аккуратно стянутые в хвост, а на ней был белый медицинский комбинезон с золотистой вышивкой на манжетах.

– Это что значит – «тоже»? – с неудовольствием мысленно спросила меня Светозара.

– Ну, так Братислав явно старше тебя, – с недоумением ответил я, – нашла сейчас к чему придраться.

Я посмотрела на девушку и узнала её: когда четверть века назад я потеряла неродившегося ребёнка, то проходила курс реабилитации в санатории – она же за мной тогда и ухаживала. Я вспомнила её имя:

– Ведана, что случилось? Где мы?

– Произошла какая-то авария. Вы сейчас в главном корпусе санатория Центра Изысканий. Вас двенадцать минут назад нашли в озере, близ дальнего корпуса. У вас лёгкая контузия, но в целом с организмом всё в порядке.

Голос Веданы звучал искренне, но в нём сквозили нотки волнения. Она оглянулась на прозрачную голограммную панель, повисшую в воздухе, где высвечивались наши биометрические показатели, и нахмурилась, просматривая какую-то информацию.

– Сколько я была в отключке?

– Примерно двадцать пять минут. Система зафиксировала мощный взрыв и автоматически послала авто-капсулу. Вас нашли быстро и моментально доставили сюда.

– А что с Тихоном?

– С кем, простите? Братислав уже летит, с ним всё в порядке, – в замешательстве ответила Ведана. Она отстранилась на шаг, прижимая к груди тонкий планшет с голографическим интерфейсом, видимо, пытаясь вспомнить, нет ли в записях упоминания об этом имени. Видимо, она списала мою неразборчивую речь на контузию и приняла вопрос на свой лад. Это было и понятно: про Тихона знали только Верховные Волхвы, Братислав и две девушки-лаборантки, изучавшие меня.

– Со мной всё в порядке, – отозвался я. – Неплохо нас приложило, но если бы это помогло нам обособиться друг от друга, я бы согласился ещё раз.

– Действительно недурно, мне показалось, что мы разные люди, вернее, в разных телах, – мысли у меня немного путались.

– Ты как? – спросил я Светозару.

– Примерно как и ты, – понятно, что вопрос был риторическим, но мне приятна была его забота.

Я ощутила лёгкое покалывание в пальцах и гудение в висках, но постепенно приходила в себя.

Спустя ещё полчаса мы, более-менее оправившись от произошедшего, сидели на креслах в кабинете Братислава. Сам кабинет располагался в башне главного корпуса санатория: круглая комната с высокими окнами, обрамлёнными всё тем же золотым орнаментом. Пол был выложен белоснежными плитами, слегка отливающими перламутром, а в центре стоял стол с голографическими панелями. Он зашёл быстрым шагом – встревоженный, но сосредоточенный.

Братислав выглядел взъерошенным: его обычно аккуратно уложенные светлые волосы торчали в разные стороны, а на лице проступали тени беспокойства. Он обнял меня, затем оглядел озабоченно. Я понимала, конечно, что он и без того знает все мои физические и психологические показатели, но то, как он заглянул мне в глаза, насторожило. Братислав сел в кресло, устало потерев глаза.

– Новостей много, вопросов ещё больше. Итак: твоё тело в абсолютной норме, лёгкая контузия, но завтра уже не останется и следа. Про мозг поговорим отдельно.

Мы провели расследование, параллельно с нами расследование по своей линии провели ратники, и наши выводы совпали с их на сто процентов. Взрыв в санатории был результатом неправдоподобного на первый взгляд стечения обстоятельств. Но мы в Центре провели моделирование ситуаций более миллиона раз, и вероятность именно такого исхода составила 15 процентов – как ты понимаешь, не так уж и мало. У ратников вероятность составила 12 процентов.

При его словах я невольно скользнула взглядом к панорамному окну, за которым расстилался вид на залитые утренним солнцем золотистые облака. Казалось абсурдным, что в таком райском месте может произойти катастрофа.

– Информация, как ты понимаешь, закрытого характера. Когда к нам пришёл сигнал о катастрофе близ Макоши, вместе со спасательной экспедицией туда была направлена изыскательная экспедиция, состоявшая из нескольких кораблей. Сегодня часть кораблей вернулась с первыми данными. На выходе из подпространства один из пилотов допустил ошибку. Вернее – ряд ошибок. Он решил отказаться от автопилотирования и отключил управление Велесом. Мальчишеское бахвальство. Пилот малоопытный, и это был его первый самостоятельный полёт в подпространстве – и, к сожалению, последний. Он сбился с курса и вышел из подпространства слишком близко к планете, и в итоге столкнулся с геостационарным спутником системы планетарной обороны. Корабль развалился при входе в плотные слои атмосферы, система обороны посчитала уничтожение спутника непредвиденной атакой и отработала энерготорпедами по останкам корабля. В санаторий прилетел оторвавшийся разгонный двигатель: во время катастрофы он начал разгон, и к моменту падения его скорость была так велика, что торпеды не смогли его перехватить.

Голос Братислава звучал ровно, но я видела, как руки его чуть дрожат, когда он выкладывает эту беспощадную статистику.

Братислав сделал паузу, отпив из чашки на столе – от волнения у него пересохло во рту. Он продолжил:

– Повторюсь: с учётом точки выхода корабля из подпространства, вектора движения, погодных условий и ещё более тысячи двухсот известных нам факторов, падение разгонного двигателя было неизбежным. Разброс точки падения – около квадратного километра, вероятность попадания в корпус санатория составила 15 процентов. За нулевую точку катастрофы принято решение пилотом перейти в ручной режим. Более ранние вероятности просчитать невозможно.

Мои ноги вдруг обмякли – хорошо, что я сидела. В голове билась мысль: «15 процентов… я могла погибнуть с 15-процентным шансом».

Я была в шоке, потому что у меня не было объяснения тому, что именно в этот момент я была в озере, а не в самом корпусе. Да, нас с детства приучают к тому, что причиной любому следствию является наш Выбор, и потому мой выбор пойти поплавать спас мне жизнь? Действительно невероятно.

– Светозара, – Тихон решил вмешаться в мои рассуждения, но его слова меня ещё больше ввели в смятение, —я сотни раз на войне видел, когда неосознанное решение – нагнуться, поправить сапог, отойти по малой нужде или просто спрыгнуть с машины – спасало человеку жизнь от шальной пули или осколка. Так что я верю в Судьбу, а не в Выбор. Просчитать всё наперёд просто невозможно.

В его голосе звучала тихая уверенность, рождённая опытом, и мне стало немного не по себе, ведь я столько лет жила под знаменем «Всё решает наш выбор».

Братислав продолжал без паузы, беспощадно нагружая меня новой информацией:

– Это не главные новости. Пришли результаты исследований твоего мозга. Тихомир занимает уже сорок пять процентов твоего личного пространства познания. Скорость его расширения уменьшается пропорционально объёму занимаемого пространства. По всем характеристикам – Тихомир – полноценная зрелая личность. Он однозначно человек. Как он внедрён в тебя – остаётся загадкой. И мы, и Бритты ещё только работаем над этой технологией.

Я потёрла виски, чувствуя, как в голове давит нестерпимая тяжесть: «сорок пять процентов» звучали как приговор.

– Прогнозы неутешительные: достигнув 50 процентов, скорее всего, два ваших сознания войдут в конфронтацию. Ментальная сила у вас равная, и, скорее всего, вы или достигнете паритета, или будете схлопывать твоё личное пространство познания. В первом случае вы будете сосуществовать в одном теле, во втором – уничтожите друг друга.

В оживлённом, но встревоженном взгляде Братислава было видно, что с одной стороны он увлечён теорией, а с другой – переживает за исход. Я ждала продолжения, потому что была уверена, что любой доклад заканчивается выводом и принятием решения. И он продолжил:

– Обособить вас на данный момент не представляется возможным, так же как и нет возможности подавить какую-либо из личностей, не затронув вторую.

Я отметила про себя, что он говорит «какую-либо из личностей», не считая Тихона паразитом во мне. Мне стало не по себе: ведь тело моё, и вообще-то я – близкий человек Братиславу, а Тихон – чужак. И тем не менее Братислав допускает, что Тихон имеет право существовать в моём теле как личность. А как же я?

– Какие варианты решения существуют? – меня накрыла волна паники, и я требовательно добавила: – Они же существуют?!

Братислав тяжело выдохнул, и было видно, как в нём слились братское сочувствие и холодная научная строгость.

– На данный момент есть лишь единственный вариант: вам необходимо договориться между собой жить в равновесии, не подавляя друг друга, пока мы изучаем проблематику и ищем варианты решения.

Братислав тяжело выдохнул, замолчав. Возникла тягостная пауза: я ощущала, как холодеют руки, а внутри нарастает чувство беспомощности.

– Свет, и что ты думаешь по этому поводу? – спросил я Светозару.

– Ты мне скажи, – ответила я, понимая, что в зависимости от решения Тихона я буду понимать, как к нему относиться.

– Я не делал Выбора, чтобы оказаться в таком положении, я не собирался внедряться, я даже не знал о твоём существовании и представить себе не мог о существовании твоего мира. Но вот я здесь. Как ты видишь, я не стремлюсь угнетать и подавлять тебя, всё, что мне остаётся – это наблюдать и изредка комментировать, – я почувствовал, как меня захлёстывает волна возмущения и бессилия, – ты спрашиваешь меня, что делать? Я как слепой котёнок, не понимающий, где я и что я такое! По факту я умер в пещере на Земле, и, может, я просто в аду?! Какого ответа ты от меня ждёшь?! Буду ли я тебя подавлять? А оно мне надо? Думаешь, я мечтаю стать пятидесятилетней бабой в теле молодой ссыкухи на чёрте какой планете и жить чужую жизнь?! Ни хрена ты не знаешь, что значит быть Советским человеком! Я жизнь свою на кон ставил, чтобы освободить мир от фашистской нечисти! По мне лучше сдохнуть, чем жить за чужой счёт! Покажи мне как – я сам выключу рубильник!

Слова взрывались во мне, и я ощутила, как горло сжимается от осознания масштаба его трагедии.

– Извини, – я не нашла, что ещё сказать. Меня даже не задели его слова про возраст. Он во всём был прав: за всё это время сосуществования он ни разу не заставил усомниться в его намерениях и ни разу не доставил мне дискомфорта – за исключением, собственно, самого факта своего присутствия во мне. Но он также был прав: это и не его выбор, и не мой… а чей это выбор?

– Братислав, – обратилась я к брату, – мы тут подумали и решили…

– Я всё слышал, – мысленной коммуникацией ответил мне Братислав. И, увидев мою отвисшую челюсть, так же мысленно продолжил: когда мы проводили исследования, я подключил тебя к нейроинтеллекту, который мы развивали вместе с Дедо и которым он активно пользовался. Это аналог Велеса, но в нём взаимодействуют на данный момент всего три человека. Так что мы в любой момент можем быть на связи. Нужны были сутки на сонастройку с тобой, далее ты сама создашь раздел приватности, и любая связь будет только по вызову.

Затем Братислав так же в мысленной коммуникации обратился ко мне:

– Рад знакомству, Тихон! Прости, мы проанализировали твою речь без ведома Светозары и удовлетворены результатом. Анализ показал, что твоя речь искренна. Светозара страдает ещё наивностью, мне же приходится быть более бдительным.

Я не знал, радоваться или огорчаться услышанному. Но вспылила Светозара и закричала вслух:

– Да кто вы все такие, чтобы решать всё за меня?! – меня выбесило всё происходящее, мне надоели эти эмоциональные качели, град новостей, и больше всего меня раздражало отсутствие собственного Выбора во всём происходящем. Ощущая, как бешено колотится сердце, я ощутила себя загнанной в угол диким потоком решений, принятых без моего участия. И я сделала единственное, что от меня зависело именно в эту секунду: я разрыдалась.

Слёзы брызнули из глаз, а внутри всё сжалось, будто я наконец выпустила наружу то, что скапливалось столько времени.

Часть 1. Глава 23

XXIII

Когда Светозара немного успокоилась, Братислав настоял на инъекции эликсира, способствующего расслаблению и глубокому сну. Мы находились в его кабинете. Узоры из тонкого золотого орнамента, плавно тянувшиеся по стенам, дополнительно подчёркивали атмосферу утончённой науки и давали понять, что мы в одном из самых передовых центров Изысканий. Я пообещал Братиславу, что присмотрю за Светой. Моя неловкая шутка вызвала лишь усталые улыбки, и мы отправились спать.

Ночь опустилась быстро, и за окнами кабинета начали проступать первые звёзды. Облака подкрасились пурпурным и подсветились бледным сиянием в местах, где высокие шпили Центра Изысканий пронзали их своими длинными пиками, уходящими в небо.

И Ратибор спешил к нам на всех парах. Он летел с другого конца планетарной системы, прервав важную инспекцию дальних рубежей, когда узнал о произошедшем на Белой Тверди. Несмотря на звёздные расстояния, его флотилия передвигалась на высочайшей скорости, и я представлял, как атмосферные входы патрульных кораблей сверкают в ночи подобно метеорам.

Атмосфера была несколько накалена, так как я слышал, как Братислав практически на повышенных тонах общался с Ратибором, уверяя его, что в расследовании и моделировании вариантов произошедшего все службы, включая комиссию Ратников, подошли максимально серьёзно и что – да, подобные роковые совпадения иногда бывают.

Братислав настоял на том, чтобы отправить нас спать, пока они раз за разом перепроверяли данные по происшествию в санатории.

Утром нас ждёт ещё один напряжённый день: должна прийти яхта Лорда Грейвза. Он был убедителен в предложении, что Светозаре нет смысла возвращаться на Верховную Твердь, а он может легко подобрать нас по пути.

Когда мы легли, я чувствовал, как тело наливается приятной свинцовой тяжестью, а глаза начинают немного резать от усталости, и веки закрываются, становясь неподъёмными. Свет в комнате постепенно приглушался – это была встроенная функция биосенсорной системы, которая, почувствовав падение наших жизненных ритмов, притушила освещение и распылила в воздух лёгкий аромат луговых трав.

– Тихон, расскажи что-нибудь, раз уж ты сам вызвался быть моей нянькой, – мне ужасно хотелось спать, но если бы была такая возможность, я взяла бы Тихона за руку.

Я, стараясь говорить негромко, чтобы не потревожить сон, расстилявшийся вокруг нас, хотя и понимал, что рассказ мой – это просто поток мыслей, а не звуки.

А рассказ был о том, что в 1936 году мы с Лёхой на пару поступили в 14-ю военную школу лётчиков, которая находилась в Энгельсе, Саратовской области. Мы с ним сдружились после нашей первой встречи и за два года занятий в ОСОАВИАХИМе стали настоящими друзьями. Несмотря на общее впечатление растяпы, он был головастый парень и помогал мне в математике и основах аэродинамики, а я подтягивал его по физухе и научил некоторым приёмам самообороны.

Я вспомнил просторные аэродромные поля, где зимой порывистый ветер хлестал по лицу, а летом жара раскаляло взлётные полосы до миражного мерцания. Лёха вечно таскал с собой огромные конспекты, исписанные формулами, и в каждую свободную минуту тыкал меня в них, а я же пытался загонять его до изнемождения в тренировках – бывало, что он слишком переоценивал свои силы и норовил нарваться на драку с другими курсантами, чтобы испытать свои силы. Приходилось гонять его, чтобы хоть немного сбить его пыл.