Азъ Есмь

Где-то через полгода после начала обучения у меня вышел конфликт с одним из курсантов старших курсов. На время зимней сессии к нам из 9-й военной школы лётчиков из-под Харькова перевели несколько экипажей. Был среди них такой Василий Скоробогатько – детина под два метра ростом и весом почти сто двадцать килограммов. Выходец из запорожских казаков, говорили, он в 16 лет кулаком быка-двухлетку мог с ног сбить. Как его вообще в лётку взяли – непонятно, и прозвище у него было соответствующее: Василиса Припизднутая, но летал он, говорят, хорошо, правда, допустили его только к полётам на тяжёлых бомбардировщиках ТБ-3.

Его фигура внушала ужас одним своим видом: широкая спина, срощенные чёрные брови и руки, словно палицы. Когда он шёл, доски настила скрипели под ногами.

Приходит как-то Лёха с фингалом и чуть не плача рассказал, что эти пришлые девчонок у них на танцах увели, а ему Василиса в глаз дал, когда Лёха начал было возмущаться.

– Чего ж ты позволил себе фонарь поставить, забыл, чему я тебя учил?

– Ага, попробуй не позволь, – пробурчал Лёха, – он же монстр, кулачище с мою голову…

– Ладно, не скули, разберёмся, – утешил я друга.

В следующую субботу пошли мы с Лёхой вместе на танцы. Так-то я их не очень любил, не до девчонок мне было, приходилось нагонять пропущенные два класса общей семилетки. Танцплощадка находилась при небольшом клубе в лётном городке: там играл небольшой оркестр из пяти человек, а вокруг стояли кучками отдельно ребята и девчонки, ожидая свои любимые песни.

Пришли и вижу – на танцплощадке никого, кроме этих харьковских, а местные девчонки все заняты с ними, все наши ребята за оградкой стоят. Ну, думаю, вообще не порядок. Ну я к Василисе подошёл:

– Пойдём, говорю, на пару слов, тут аж музыканты играть перестали, мне показалось, что во всём парке тишина наступила, только где-то вдалеке каркнула одинокая глупая ворона.

– А чего в сторонку, давай здесь потолкуем, – хмыкнул Вася.

Тут выскочила Женька Митькина, она у нас комсоргом была:

– Ребята, – кричит, – вы же комсомольцы…

Вася её лапищей в грудь толкнул, она, бедолага, аж упала. Тут я не выдержал и по морде ему хрясь, а у него башка как чугунная, я думал, руку себе сломаю.

– Хах, – только и хмыкнул Вася, размашисто так по-колхозному кулаком в меня прицелил. Конечно, попасть в меня ему не удалось, так мы друг вокруг друга несколько минут и кружили, вернее, Вася меня по танцплощадке гонял. Он машет, я уклоняюсь и пробую контратаковать. Я его и в колено пробить пытался, и в корпус, он и вправду как из металла отлитый.

Тут мы услышали свисток милиционера. Наверное, кто-то из девчонок позвал постового, музыканты грянули вальс, и пары снова закружились, делая вид, что ничего не произошло. Мы с Васей по разным углам разбежались. Конечно, милиционеру никто никого не выдал. Хоть и драка, но честь по чести – один на один.

Через неделю всё повторилось. Я настойчиво требовал, чтобы Вася извинился перед Женькой, он бы и рад был, да самолюбие ему не позволяло, и наша стычка началась и закончилась, как и в прошлый раз. В нашем противостоянии мы с Васей достигли паритета: моя скорость против его неуязвимости.

Через какое-то время он всё же извинился, да Женька сама его уже простила, они даже дружить и встречаться стали, но наша конфронтация продолжилась. Я не приходил уже на танцы, да и не до того мне было, надо готовиться к экзаменам, но стоило мне появиться, Вася меня подкарауливал. И каждый раз я отбивал об него кулаки, а он никак не мог по мне попасть. В летке уже анекдоты стали складывать, Васю азарт разбирал, а я опять стал от программы учебной отставать. А это грозило отчислением, да и вообще драки не приветствовались. А так как я начал избегать Василису, надо мной стали подтрунивать, что мол я трус. Тут уже не выдержало моё самолюбие.

В конце концов я решил раз и навсегда поставить точку в этом деле. Допекло. Думаю: отчислят – ну и ладно, но трусом я никогда не был. Понимал, что биться, а уж тем более бороться и применять приёмы – бесполезно, слишком уж он мощный, я решил пойти на хитрость. Взял я в слесарке небольшой молоток, продел его в рукав куртки и пошёл на танцы.

Там уже и наши, и харьковские сдружились, девчонок поделили по-честному, один я в этом всём крайний оказался. Когда я пришёл, опять наступила гробовая тишина, и только всё та же глупая ворона редко прокаркала вдалеке.

– Ого, сам явился, – зло рыкнул Вася, – а я уж думал, ты и вправду трусоват.

Толпа между нами расступилась, и мы остались в круге, как на ринге.

Он скинул куртку и пошёл на меня, растопырив свои ручищи, а я ощутил холодок металла под рукавом. Мне показалось, что деревянный настил под его шагами не выдержит и провалится. Я подпустил его ближе, нырнул под его размашистый удар и, запрыгнув ему на спину, одной рукой обхватил его шею, а другой со всей мощи, три раза хлёстко на отмашь, ударил его по черепу. Мне казалось, из-под молотка летят искры, звон был, как будто я молотом по наковальне молочу.

После третьего удара Вася опустился на колени, я успел с него соскочить, а он кулём завалился лицом в доски настила. Струйка крови потекла по его толстой шее, и кто-то из девчонок завизжал:

– Убийца!

На следующий день мы с Васей сидели в кабинете политрука школы, он был отцом Женьки Митькиной. Вася с перебинтованной головой, а я со снятыми с меня петлицами. За широким окном этого кабинета был виден лётный плац, где курсанты маршировали под развевающимися красными флагами. В кабинете стоял тяжёлый запах табака.

– Ну, что, орлы? Отлетались? Народ крохи недоедает, страна пашет день и ночь, чтобы вы могли учиться и защищать её, а вы?..

Политрук ходил из угла в угол, потягивая очередную папиросу, походу он и сам был не рад сложившейся ситуации.

– С тебя спросу мало, ты не наш, завтра в Харьков поедешь, – тыкал он папиросой в Васю, – Пусть там с тобой твой политрук разбирается. А что с тобой делать – я и не знаю.

Майор вздохнул…

– Товарищ политрук, разрешите? – встал Василий, немного покачнувшись, мне его даже жаль было. Я машинально придержал его за руку, чтобы он не грохнулся. Со стороны это выглядело, пожалуй, забавно, политрук даже улыбки не сдержал.

– Товарищ политрук, я прошу вас не наказывать Кузнецова, это я затеял. Мне никто никогда сопротивления не оказывал, а он первый… Я по дурости в азарт вошёл. Я виноват, а он за Евгению, дочь вашу, заступился.

– Товарищ политрук, – вскочил я, – не слушайте вы его, это я на танцы с молотком пришёл…

– А ну, цыц! – гаркнул майор. Он был крайне удивлён. – Я на своём веку многое повидал, и стрелялись при мне, и доносы друг на друга писали, но чтобы один другому башку проломил, а потом стали друг друга выгораживать – такого ещё не бывало…

– Товарищ политрук… – начал было Вася.

– Отставить! – ещё раз гаркнул майор. – Зятьёк мне выискался! Мне Женька всю плешь про вас обоих проела! А что мне делать прикажете? Военврач телегу начальнику школы накатал уже…

Потом он помолчал, прохаживаясь перед нами, стоящими подручку, его взгляд скользил по нашим повязкам и сбитым кулакам:

– Ладно, орлы, сейчас вы напишете заявления на отчисление по собственному желанию…

У меня душа ушла в пятки, и я почувствовал, как Василий сразу потяжелел. А майор продолжил:

– Напишите без даты, и если я ещё хоть раз услышу ваши фамилии без благодарности… – он погрозил нам обоим кулаком и скомандовал, – Свободны!

Так я нашёл второго лучшего друга после Лёхи. А вместе с тем понял, что неразрешимых ситуаций не бывает, просто надо взять ответственность на себя за её разрешение. Порой настоящий выход появляется лишь после решительного шага, даже если ты уверен, что он ведёт к пропасти.

«Припизднутым» с того момента стали называть меня. А Вася таки женился на Женьке, и они успели родить сына до войны. Вася погиб в августе 41 года, он был одним из первых советских летчиков, кто бомбил Берлин с 7 на 8 августа, только он не вернулся из боя…

Я чувствовал, что Светозара давно уже спит, но что мне оставалось делать? Вопреки только что рассказанной истории, я был в самой безвыходной ситуации, и никакая моя воля и никакая ответственность не могли мне сейчас помочь. В конце концов я почувствовал, как её дыхание стало ровным и спокойным, и внутри меня тоже установился странный покой – как будто даже в самой тёмной ночи где-то горит маленький огонёк надежды.

Часть 1. Глава 24

XXIV

Утром яхта Лорда Грейвза и боевая ладья Ратибора прибыли практически одновременно, но Алонсо пришлось остаться на геостационарной орбите, так как пристань Центра изысканий была рассчитана лишь на один межпланетарный корабль. Ратибор без всяческих сантиментов оставил за собой право занять единственный посадочный шлюз, на правах хозяина.

На фоне чистого утреннего неба возвышалась боевая ладья Ратибора под названием «Рарорг». Белоснежный, с изящными обводами, корабль, украшенный тонкой золотой вязью узоров, которые не только радовали глаз, но и проводили жизненно важные энергопотоки. На фоне компактных пассажирских и громоздких, но выглядевших крошечными рядом с ним, грузовых челноков Белой Тверди, «Рарорг» казался настоящей летающей крепостью. Его корпус, покрытый сияющими панелями, хранил в себе мощную бортовую аппаратуру и вооружение. Ратибор не пускал на борт никого лишнего, но по слухам интерьер повторял традиционный стиль Дворцового ансамбля Верховного Вече: сводчатые переходы, парящие энергетические каналы и знакомая золотая вязь на контурах, подчёркивающая связь между высокой архитектурой и передовыми технологиями. Лучи восходящего солнца играли на многочисленных антеннах и обшивках, выхватывая золотистые блики.

Мы встретились с Ратибором в кабинете брата. Глава ратников был очень взволнован, и, когда говорил, всё время ходил из угла в угол, при этом золотые шарики «Основ жизни», висящие у него на груди, постоянно позвякивали в такт его шагам. Все знали, что это такое, но никто не знал истории происхождения и истинного их предназначения. Среди жителей Белой Тверди ходила злая шутка, что это тестикулы самого Ратибора, которые ему оторвали в древней битве… но что ещё можно ожидать от неполучивших Заветного Права Выбора.

Ратибор всем видом и действиями показывал, да что там показывал, он открыто говорил, что не доверяет ни собственной комиссии, ни группе Братислава, занимавшихся расследованием инцидента в санатории. В его лице читался внутренний конфликт: одновременно жёсткое упрямство и скрытая тревога, глаза сверкали холодным блеском, а подбородок чуть дрожал от возбуждённого напряжения.

– Светозара, пойми, ты по сути являешься заложником, отправляясь к Бриттам. Я не верю в совпадения и случайности, особенно когда в нейтральном пространстве близ Белой Тверди активизировались и пираты, и мятежные колонии, чьи корабли мы наблюдаем с момента твоего прибытия сюда, – голос Ратибора был глубоким, в нём звучали тяжёлые нотки тревоги. Он сделал резкий поворот у стены и снова шёл в мою сторону, громко стуча каблуками о мраморный пол.

Братислав понял, что переубеждать его в случайностях бесполезно, и уже не спорил, а просто молчал. Его глаза, обычно спокойные, сейчас выглядели уставшими, будто после долгих бессонных ночей, проведённых в размышлениях о нашей дальнейшей судьбе.

– Ратибор, я понимаю твою тревогу, – я знала Ратибора долгие годы, и он всегда был страшным перестраховщиком, во многом благодаря этому он и стал лучшим из всех, кто когда-либо возглавлял Ратников, – но я считаю, что происшествие близ Макоши – это не чья-то Воля с дурным намерением, а природный катаклизм. И работа вместе с Бриттами даст позитивные плоды. Я не ощущаю себя заложником, тем более заложницей в руках Алонсо… Внутри я ловила себя на том, что пытаюсь говорить ровным, спокойным тоном, но дрожь в кончиках пальцев выдавала моё волнение.

– Я не верю ни Бриттам, ни этому Алонсо. Распри в Пяти домах Бриттов и общая внутренняя конъюнктура Англо-Кельтов находятся на грани политического кризиса, и это может затронуть наши с ними отношения, – перебил меня Ратибор, затем заглянул мне в глаза и искренне, горячо добавил, – Светозара, ты блестящий изыскатель, но ты не политик. Ты знаешь, что Дедослав был мне как родитель, а ты мне как сестра, меня очень тревожит, что ты идёшь к ним без Велеса, без связи.

Сердце ёкнуло при его упоминании Дедо, и это была не ревность, не боль утраты, а что-то ещё. И меня глубоко трогало его переживание, раньше я не видела Ратибора на столько разбалансированным, он действительно беспокоился за мою судьбу, и в его тоне звучала безысходность.

– Связь будет, – заявил Братислав, – мы испытали и внедрили нейросеть, разрабатываемую ещё Дедославом, Светозара уже подключена. Да, прямой связи с Верховными не будет, но через меня можно будет обмениваться всей информацией. При этом Братислав слегка улыбнулся краешком губ, будто хотел подбодрить меня.

– Это хорошо, – ответил Ратибор, – но у нас есть и свои наработки. Его лицо, казалось, приняло решительное выражение, и он приподнял одну бровь, словно ждал реакции.

Он поставил на стол небольшой чемодан:

– Вот это – система автономного Велеса. Он не может быть к тебе подключён, но все функции Велеса доступны в режиме голосового управления. Спрячь его среди своего багажа. Это секретные технологии, никто из Бриттов не должен знать об этом устройстве. Чемодан поблёскивал стальным оттенком, а на его корпусе виднелось несколько скрытых сенсорных панелей.

– Хорошо, – кивнула я, мне было странно, что необходимо будет соблюдать какую-то скрытность. Раньше, сотрудничая с Бритами в совместных изысканиях, мы были максимально открыты друг другу. Но сейчас я понимала: настали новые, более опасные времена, требующие осторожности.

Затем Ратибор взглянул на Братислава:

– Как себя проявляет сущность, что в голове у Светлой? – прозвучало это не как забота, а как недоверие ко мне, и мне это не понравилось. Я ощутила, как внутри вспыхнуло раздражение, будто меня пытаются обсуждать в третьем лице.

– В целом без изменений, подробный отчёт я отправил Верховным, ты должен был получить копию. Считаю, что на выполнение поставленных перед Светозарой задач это не повлияет. – Братислав говорил ровно, но в голосе ощущалась лёгкая усталость, будто он повторяет одну и ту же информацию в сотый раз.

– Хорошо, – удовлетворённо кивнул Ратибор и развернулся ко мне, – Светлая, прошу, будь осторожна и внимательна! Он говорил негромко, но в словах прозвучала неподдельная забота, и я увидела, как на миг в его суровых чертах промелькнула мягкость.

Он обнял меня по-братски, и шарики, висящие у него на груди, больно впились мне в плечо.

И затем уже официальным тоном заявил:

– Связь и доклад через Велеса каждые сутки!

Мне это вообще не понравилось, конечно, я понимала и его озабоченность, и его задачи, но с какой стати он лично мне решил давать указания? Глаза Ратибора строго на меня смотрели, словно ожидали безоговорочного согласия.

– Вообще-то мы с тобой оба Верховные, распоряжений о ведении шпионской деятельности я не получала от Вече, мои задачи чётко определены, – пришлось включить стальные нотки, а то ишь, раскомандовался! – Я чётко понимаю свои задачи и всю долю ответственности! Я чувствовала, как сердце у меня колотилось всё сильнее, но держала голос твёрдым и спокойным.

– Хорошо, будет тебе распоряжение Вече, – усмехнулся Ратибор, попрощался с Братиславом и вышел.

Мы с братом переглянулись и прыснули от смеха, слишком напыщенным и важным нам показался Ратибор. Я видела, как напряжение сползло с лица Братислава, а на его лице скользнула улыбка облегчения.

После отлёта ладьи Ратибора настала очередь Алонсо. Но его на корабле не оказалось, он был на Верховной Тверди и вёл переговоры по линии торговых связей. Я ожидала, что увижу его парадную встречу, но вместо этого меня встретил только капитан корабля, скромно поклонившийся.

Мы распрощались с Братиславом, мой немногочисленный багаж, в том числе устройство Ратибора, был уже погружён, и мне осталось взойти на палубу Лорда Алонсо Грейвза.

В этот раз меня не встречали почётным караулом, потому что юридически корабль меня как представителя Верховного Вече уже принимал несколько дней назад, и считалось, что я уже являюсь пассажиром. Но меня приветствовал капитан в знак уважения моей личной персоне. Он был в тёмно-синем парадном мундире, аккуратно отутюженном, с серебристой нашивкой герба Англо-Кельтов, и смотрел на меня с лёгким почтением, смешанным с любопытством.

Мы стартовали, а спустя несколько часов мне в каюту из рубки доложили, что челнок Алонсо пристыковался и Лорд Грейвз приглашает меня на ужин в офицерской кают-компании. Система оповещения загудела спокойным женским голосом: „Леди Зорина, вы приглашены в кают-компанию, ужин подаётся в восемь ноль-ноль.“

В назначенный час я пришла в кают-компанию и с удивлением заметила, что стол был сервирован на двоих. Помещение выглядело торжественно: длинный прямоугольный стол, застелённый белоснежной скатертью с золотой вышивкой по краям, рядом стояли несколько массивных стульев с высокой спинкой. Вдоль стен располагались экраны, имитирующие иллюминаторы, через которые виднелись далёкие звёзды и туманности.

Алонсо был в деловом кителе, который, как всегда, сидел на нём великолепно. Когда я вошла, он стоял ко мне спиной и глядел в огромный монитор, имитирующий иллюминатор высотой в два человеческих роста и шириной во всю кают-компанию, на мониторе транслировалось изображение вида за бортом – бесконечная бездна космоса с усиленным сиянием звёзд и туманностей. Вид меня поразил.

Обычно, путешествуя между планетами или в подпространстве, мы, путешественники, видим только показания приборов, а здесь казалось, что мы стоим на самом краю вселенной, и только стекло отделяет нас от холодного безмолвия.

– А где же все офицеры на званом ужине? – улыбаясь, спросила я. Мой голос раздался чуть эхом по просторной кают-компании.

Алонсо развернулся, галантно предложил мне руку, затем провёл к столу и отодвинул стул, приглашая сесть. Вблизи я заметила усталые морщинки у него на глазах, но взгляд оставался по-королевски прямым.

– Все на боевых постах, – без тени улыбки ответил Алонсо.

– Светлая, – обратился он ко мне, когда мы уселись, не используя титулы, сразу давая понять, что разговор будет частным и доверительным, – ситуация достаточно сложная. Правительство отправило войска на две колонии, там предмятежное состояние, активизировались пираты, несколько их кораблей близ Белой Тверди были зафиксированы перед катастрофой в санатории.

– Мне казалось, у тебя есть с ними контакты, – сказала я, давая понять, что знаю несколько больше, чем ему хотелось бы. В ответ он удивлённо вскинул бровь и немного наклонил голову, отмечая, что мой укол засчитан.

– Да, по линии Торгового и Банковского домов есть, но по линии Военного дома существуют определённые договорённости, которые были нарушены. – Он слегка потер висок, будто ощущая давящую головную боль.

Мы приступили к ужину, чокнувшись хрустальными фужерами с вином, и Алонсо продолжил:

– Скажу честно, я не верю в совпадения, а потому считаю, что катастрофа в санатории не была случайностью. Не буду утверждать, что это было покушение, но сделаю предложение.

Я повторила его движение бровью и головой, показывая, будто теперь я удивлена. А он продолжил:

– Прошу тебя изменить планы и отправиться со мной на Ньюлэнд, а не на Тауэр.

– А что я там буду делать на твоём Ньюлэнде? Моя задача – расследовать события близ Макоши, а не по садам четырежды женатого Лорда цветочки собирать! – мой тон звучал колко, я чувствовала, как эмоции берут верх над рациональностью.

В этот раз Алонсо бровью не повёл, а только сухо и тихо ответил:

– Я мог бы быть женат единожды на той, которую до сих пор люблю, и быть счастливым. Но она меня отвергла, потому я принял решение быть полезным своей Отчизне и своему народу, сколько бы раз мне ни пришлось для этого заключать династические браки. Впредь прошу тебя больше не заострять на этом внимание.

– Тогда я попрошу впредь общаться со мной как с представителем Верховного Вече Общинной Руси, Светозарой Зориной, не используя рекло, предназначенное для частных бесед. – Во мне вскипала обида, а про себя я прокричала: „Какой же ты дурак, и какая же я дура!“

Алонсо встал, вынул салфетку из-за воротника-стойки и чётко отрапортовал:

– Высокоуважаемый Верховный Волхв Верховного Вече, я официально заявляю, что не в силах обеспечить безопасность вашей персоны и предоставить надёжную защиту от каких бы то ни было угроз вне планеты Ньюлэнд.

– От вас, Лорд Грейвз, этого никто и не требует, доставьте меня на Тауэр, на том ваша задача будет официально выполнена. – Сердце моё колотилось бешено, но я старалась сохранить лицо.

– Кош, – обратился Алонсо к кораблю, – прошу внести всё вышесказанное в протокол встречи и отправить согласно регламенту обеим сторонам. Он посмотрел на меня своими серо-голубыми глазами, в которых явно плясали зеленоватые искры, поклонился одной головой.

– Честь имею, – сказал громко, но в голосе прозвучали нотки глубокого сожаления. Затем развернулся и звонко, печатая шаг, вышел из кают-компании.

– Хочешь совет? – тихо спросил я Светозару, когда мы вернулись в свою каюту. В коридорах было почти безлюдно, слышался только тихий гул двигателей сквозь металлические переборки.

– Давай, – устало ответила я, понимая, что совет всё равно будет.

– Напрасно ты его отталкиваешь. Я вижу, что у вас сохранились чувства друг к другу, но мудрее будет перевести их не в ненависть, а в дружбу, раз так жизнь сложилась. Тем более на чужбине друзья лишними не бывают, да и Дедо тебе говорил, что верить ты можешь только Посланнику.

– Я знаю, Тихон, но ничего поделать с собой не могу. Мне казалось, что я уже успокоилась…

Часть 1. Глава 25

XXV

К Тауэру мы прибыли менее чем через сутки. Огни гравитационных маяков проносились мимо окон корабля, пока мы опускались в атмосферу планеты. Снаружи наблюдалась игра искрящихся энергетических полей, обжигаемых пламенем аэротермальной зоны атмосферы, отражавшихся на металле обшивки. Всё это время я не выходила из каюты, которая была больше похожа на огромные апартаменты с личным автолекарем, кухней и даже зоной с баней и бассейном. Каждая деталь здесь – от витиеватых перил лестницы до стеклянных стен в уголке банного блока – напоминала о приверженности Алонсо к роскоши и технологическим достижениям Англо-Кельтской Империи. Кстати, это я пристрастила Алонсо к бане в бытность нашего романа.

Но мне было не до бань и бассейнов, я изучала данные, которые собрали и наши изыскатели, и учёные Бриттов, а данных было крайне мало для того, чтобы сделать хоть какие-то выводы. Голографический дисплей непрерывно выдавал таблицы, схемы и графики, и я бегло просматривала каждую строчку, надеясь на какую-нибудь зацепку.

Со мной на связь несколько раз выходил капитан из рубки управления и спрашивал, не нуждаюсь ли я в чём-либо. Алонсо даже не пытался со мной связаться, и я решила не думать о нём, хотя мои мысли так или иначе возвращали меня к воспоминаниям.

Внутренний голос подкидывал картины из прошлого: наша совместная работа по обмену в студенческую бытность, полные тепла вечера за чашкой ароматного чая, прогулки по залам Дворца Её Величества на Тауере и дальним затерянным уголкам Ньюлэнда. Но я быстро прогоняла эти видения, стараясь сосредоточиться на цифрах и фактах.

К моему удивлению, Алонсо вышел к трапу, чтобы проводить меня. Он был в белом парадном кителе, без ленты и орденов, но при шпаге, хотя именно так и должен был выглядеть Посланник Её Величества, провожая Верховного Волхва. В лучах освещения посадочной площадки его фигура выделялась чётким силуэтом, а ткань кителя поблёскивала лёгким перламутром.

Алонсо стоял на вытяжку, позади него в парадной форме был выстроен весь экипаж, не задействованный на вахтах, от старшего офицера до младшей горничной во главе с капитаном.

Строй был почти безупречен: военные выправки, суровые, но почтительные лица, и короткие чёткие шаги при перестроении. Лёгкий ветерок развевал яркие ленты на мундирах.

– От имени Верховного Вече Общинной Руси объявляю благодарность всему экипажу! Лорд Алонсо Грейвз, именем Верховного Вече Общинной Руси вы награждены Орденом Планетарной Дружбы второй степени за вашу преданность идеалам добрососедства и взаимопомощи между нашими Великими мирами!

Мои слова прозвучали торжественно, и воцарилась короткая, почти осязаемая тишина, словно все ожидали завершения речи.

Экипаж на эти слова ответил троекратным приветствием. Алонсо поклонился, склонив свою спину ровно настолько, насколько его статусу соответствовала награда, то есть почти остался стоять прямо. Но своим личным решением, без общего голосования в Верховном Вече, я как Волхв могла выдавать награды лишь этого уровня. Я заметила, как после этого у нескольких офицеров на лицах появилась сдержанная гордость, и кто-то из горничных с улыбкой посмотрел на Лорда.