Вера и рыцарь ее сердца. Книга шестая. Любовь нечаянно нагрянет

Она вытерла рукавом слезы. Ей показалось, что руки Арсеена стали теплее.

– Посмотри на него, Господь, кому он, больной, нужен? Он нужен мне, я буду его женой навеки.

Потом Вера положила руку Арсеена на простыню и опять села в кресло для посетителей. Закрыв глаза, она стала читать те молитвы из молитвенника, которые выучила наизусть.

«Господи, помилуй. Господи, помилуй… Господи, помилуй».

«Богородица дева, радуйся!..»

«Отче наш, сущий на небесах…»

«Живый в помощи…»

Уходя домой, Вера поцеловала своего любимого мужчину, единственного мужчину, который о ней заботился не по служебным инструкциям, как это принято в Бельгийском королевстве, а по доброте своего сердца, и пообещала выйти за него замуж без всякого раздумья.

Она ехала во Фландегем ночным поездом, как к себе домой. В ее душе был покой и мир. Веру уже не интересовало, кто виноват в ее судьбе или в судьбе больного Арсеена, главное, что она знала, каким путем она пойдет, чтобы не сдавать захваченных позиций, и в ней набирала силу решимость матросов гордого «Варяга» победить в последнем бою.

Глава 3

Арсеен выжил всем смертям назло, хотя доктора уверяли его близких в обратном.

Пока его родные вторично готовились к похоронам, Арсеен пришел в сознание, его почки заработали, и вскоре он был переведен из реанимационного отделения в обычную палату. За это время его дочери, воевавшие за лучшую долю в наследстве, отложили на потом свои разборки и до поры потеряли к нему всякий интерес.

Зато Вера беспрепятственно навещала своего будущего мужа и радовалась каждодневному улучшению его самочувствия. Больничный режим пошел Арсеену на пользу: он похорошел, окреп и развеселился, и его совершенно не заботило отчуждение родственников, потому что рядом с ним была его Вера. Каждый день она приносила ему что-то вкусное и каждый день спрашивала, кто приходил его навестить.

– Дорогая, пусть это тебя не тревожит, родным моя смерть в прибыль, а моя жизнь – обуза. Когда у меня не было тебя, они тоже меня не навещали. Я тебя люблю. Дома все нормально?

Они сидели на больничной койке и строили планы на будущее, в котором Вера найдет себе работу, а Арсеен будет присматривать за детьми. Иногда женщина приводила в больницу Витю и Таню. В больнице они смущались, но тоже радовались тому, что Арсеен выжил.

Перед самым Рождеством Арсеена выписали из больницы. По этому случаю он пригласил Веру и детей погулять по Генту как счастливая семья.

Рождественская елка в историческом центре города, знаменитого своими готическими башнями, карнавальными площадями и бесконечными дождями, была божественно красива. Восторженной Вере в густой еловой зелени, в сверкании разноцветных гирлянд и переливах стеклянных шаров виделось начало рождественской сказки. На праздничных ярмарках гуляющей публике предлагалась всякая всячина: от брюссельского сыра, знаменитого своей неистребимой вонью, до причудливых фигурок лесных гномиков, расставленных между подвесными фарфоровыми ангелочками.

Там и здесь торжественно прогуливались пары из достопочтенного 18 века. Дамы были одеты в длинные теплые платья с оборками понизу. Теплые пелерины с мехом по краям согревали женские плечи, а нежные ручки женщин доверчиво прятались в пуховые муфточки. Кавалеры в драповых фраках показывали простому люду эталон галантности. Держа барышень под локоток, они не забывали время от времени поигрывать изящной тросточкой в своей руке. Эта тросточка в мужской руке, одетой в кашемировую перчатку, служила прекрасным дополнением к костюму господ прошлого века.

Веселый дух приближающегося праздника поддерживался задорными наигрышами гармонистов в старомодных рубашках, надетых поверх теплых курток. Гармонисты сидели рядком на небольшой сцене, освещенной разноцветными лампочками, и в перерывах распивали пиво, которое пузырилось в стеклянных пузатых кружках. Внизу перед сценой, у горящих угольных ваз, грелся простой люд, согревая себя глотками горячего грога. Между взрослыми компаниями крутилась шустрая детвора.

На соседней площади у подножья кафедрального собора Святого Бавона веселая молодежь кружила по льду импровизированного катка. От центральных площадей города начинались торговые улицы, чтобы даже у забывчивых людей была возможность купить подарки своим родным и успеть к праздничному столу, ведь рождество – это домашний праздник.

Зимний вечер наступал со скоростью падающей звезды, но сгущающиеся сумерки с успехом рассеивались яркой новогодней иллюминацией, украшающей витрины магазинов, и уличными фонарями.

К вечеру Вера с Арсееном порядком подустали и отправились домой, обвешанные пакетами с новогодними гостинцами, а Таня с Витей продолжили рождественское гуляние походом в кинотеатр, который стоил не меньше, чем еда в ресторане, потому что к билету полагалось покупать и все «киношные атрибуты» в виде попкорна и кока-колы, и т. д.

К рождественскому ужину в доме Арсеена стол был накрыт по-царски, но начать есть было нельзя из-за отсутствия детей. Как могла Вера забыть о том, что в Рождество и Новый год общественный транспорт прекращал свою работу с 7 часов вечера? Но теперь женщина была уже не одна, она была почти замужем, с ней был ее верный Арсеен.

– Вера, позвони детям, пусть Таня и Витя садятся в такси и едут домой, а мы за такси заплатим сами.

Пока дети не приехали домой, женщина высматривала приход такси в окно и мысленно радовалась за свою жизнь.

Первый рождественский вечер в новом доме прошел замечательно!

Изобилие на столе, радостное настроение собравшейся за столом новоиспеченной семьи, о чем еще можно мечтать в рождественскую ночь? В этот вечер Арсеен не плакал, потому что он устал, и сразу после ужина уснул крепким здоровым сном.

Хотя Арсеен после выписки из больницы чувствовал себя крепче, но его по-прежнему сокрушали рыдания, которые обычно проходили к ужину. За ужином мужчина взял за привычку подготавливать новую семью к своей скорой кончине. Сначала дети паниковали, а потом перестали и вместе с мамой ставили за здоровье Арсеена свечи в православной церкви во время воскресного служения, а после окончания службы и чаепития в церковной столовой Вера обычно звонила родителям.

Первой по телефону говорила с дочерью Римма. Она сокрушалась о том, что Вера переехала к Арсеену без регистрации брака, как сожительница, и каждый раз сообщала, что за будущую свадьбу и за здоровье Арсеена молится вся церковь, хотя толком не понимала, чем ее будущий зять болел.

Вере не нравилась откровенность мамы с верующими в церкви, она очень стеснялась своего иммигрантского положения в Бельгии и старалась как можно реже напоминать о себе своим прежним друзьям и знакомым, которые в трудные времена не изменили родине, а она изменила, но выставлять напоказ свою хреновую жизнь за границей не имела желания.

– Запомни, Вера, – каждый раз наставляла ее мама, – у Бога вся твоя жизнь как на ладони. У каждого из нас есть проблемы, но это нисколько не унижает наше достоинство, чтобы молиться за эти проблемы, а молиться лучше вместе, чем порознь. Лучше расскажи, как вы додумались Витю на чердак переселить?

– Арсеен сделает из чердака комнату, он уже заказал специальную лестницу на чердак и утепляет стены… Как вы себя чувствуете?

– У папы сломанная рука зажила, а меня разбил радикулит, а в остальном так же, как и всегда, готовимся к дачному сезону. Скоро заготовленную осенью землю надо домой принести, чтобы в феврале посадить помидоры. Теперь нас с папой радует только наша Дея, эта собачка заменила мне тебя. Я иногда так и называю ее: не Деей, а Верой.

Если случалось говорить с папой, то он всегда начинал с одного и того же:

– Вера, доченька, рад слышать твой голос. О нас не беспокойся, Бог нас хранит. Главное для нас – это знать, что у тебя и детей все хорошо. Этого уже достаточно, чтобы мы были счастливы. А ты не унывай, Бог даст – и свидимся… А рука моя уже не болит, весной смогу и на даче работать. Хотя чтоб она сгорела, эта дача! Разве стоит она таких мучений?! Ну зачем нам столько варенья и засолок?! Скоро в гараже уже шага не ступишь. Надо быть акробатом, чтобы перепрыгивать столпотворения банок с огурцами и помидорами, но разве твою маму уговоришь продать дачу?! Мы молимся за вас всей церковью.

– Папа, это не секта?

– Вера, если бы эта была секта, то разве мы с мамой пошли бы туда? Мы славим Господа, а наш проповедник Женя поет как Шаляпин. Пастор Дэн ведет школу Библии, где нам, пенсионерам, тоже рады. Хорошо, что Арсеен поправился. Он тебя не обижает?.. А детей?

– Папа, он больной, но до болезни о нем все говорят как о добром человеке… Правда, воровать любит.

– Что-что? Кого он любит?

– Сладости он любит! Папа, а мы вас с мамой любим. У меня деньги кончаются. Целуем. До свидания.

Через три месяца совместной жизни Арсеен и Вера подали бумаги на регистрацию брака в администрацию Ревеле. Свадьба была назначена на третье мая, и при подаче документов на регистрацию брака брачующейся госпоже Лебедевой была выдана оранжевая карта гражданки, как временно проживающей в Бельгии на законном основании. Эта карта давала возможность работать официально, но с получением этой оранжевой карты женщина лишилась всех льгот и пособий!

С раннего утра будущие молодожены выезжали из дома на поиски работы, а работы в Ревеле для Веры не было. Хотя за обеспечение семьи отвечал только Арсеен, но на скудность пропитания никто не жаловался, даже дети, отвыкшие от такого внимания, искренне радовались своему переезду в дом настоящего мужчины.

Родственники Арсеена по-прежнему держались стороной, только иногда брата навещала добрая Клара, сестра Арсеена, но чаще сестры Клары их навещал участковый полицейский агент, которого интересовали все тонкости отношений между женихом и невестой.

Кто любит говорить о своей сексуальной жизни с незнакомым человеком, даже если он и является полицейским при исполнении? Но делиться интимной информацией своей жизни с господином полицейским Вере и Арсеену пришлось, потому что бельгийской королеве, прежде чем разрешить своему подданному жениться на иностранке, важно было знать все тонкости их интимной жизни.

Если Арсеен честно признался полицейскому на допросе, проходящем в полицейском участке, что он импотент, то Вера свою сексуальную трагедию литературно приукрасила, и хотя стыд сжигал глаза, но она не думала отступать. Пусть и королева узнает, как подданного Ее Величества любит русская женщина.

Подошел день брачной регистрации, которая должна была состояться в администрации Ревеле ровно полдень. У Веры как не было работы, так и не было, и свидетелей для законного бракосочетания у них тоже не было, зато у обоих было с утра исключительно хорошее настроение. Для поездки в Ревеле, где находилась районная администрация, был заказан автобус, он прибыл за час до начала брачной церемонии.

Перед выходом из дома Арсеен и Вера обнялись, чтобы поцелуем скрепить их решение стать мужем и женой. Утро было ясное, небо синее, и даже солнце брызгало светом, как шампанским, благословляя их брачный союз.

Перед уходом из дома зазвонил домашний телефон. Арсеен вернулся в гостиную, поднял трубку телефона и чуть не оглох.

– Папа, если женишься на этой русской бабе, то ты нам больше не отец! – кричала в трубку его младшая дочь.

– Хорошо, тогда и наследство делить не надо.

– Ого, как у вас далеко зашло! Ты больной, так лечись, а не женись. Эта русская нелегалка пустит тебя по миру, а этого мы не хотим. Ты обязан с нами считаться, мы твои дети, а эта…

Арсеен положил говорящую трубку телефона на рычаг, потому что никто не имел права портить ему настроение в такой день. Вера между делом просматривала почту, что за два дня накопилась в почтовом ящике. Среди писем находилась открытка, согласно которой ей надлежало лично явиться на почту в Ревеле, чтобы получить какое-то заказное письмо.

– Арсеен, посмотри внимательно, откуда пришло это заказное письмо… Адрес отправителя не указан… Ты прав, я всегда успею на почту… Что сказала твоя дочь по телефону?.. Если она против нашего брака, то давай не будем торопиться с оформлением наших отношений. Давай твоих дочерей пригласим в гости… Нет? Ну, хорошо, как скажешь. Только думается мне, что твои дети правы, мы хотим этим браком решить свои проблемы. Арсеен, почему ты берешь меня в жены?.. Любишь! Хорошо, тогда не будем ждать еще какой-нибудь случайности. Давай поспешим, а то автобус ждать нас не будет. Не лучше ли тебе надеть костюм?.. Окей. Футболка и джинсы тоже подойдут, ведь они чистые и выглажены.

Регистрация брака господина Лаере была непростой задачей для господина Бонне, бургомистра Ревеле. Дело в том, что ему предстояло регистрировать брак господина Лаере, которого нельзя было допустить.

Господин Бонне имел на руках письмо дочерей Лаере, в котором они обе просили защитить их отца-инвалида от этой аферистки, которая принуждала их отца к браку, чтобы сделать себе легальные документы и присвоить его дом. Как бургомистр, он сделал все возможное и невозможное, чтобы этот брак не состоялся, и он не должен был состояться, если бы все сработало как было задумано, и на удивление всей администрации в назначенный срок в зал бракосочетания явились счастливые брачующиеся, рука в руке.

Церемонию бракосочетания начал сам господин Бонне. Судя по тому, как проходила эта церемония, человеку со стороны могло показаться, что настал последний судный час для всей русской мафии. Бургомистр задавал наводящие вопросы Арсеену, чтобы тот немедленно передумал жениться на опасной аферистке и русской беженке, словно та намеревалась в скором времени снимать с жителей Ревеле скальпы, но инвалид упрямился и на уговоры не поддавался.

Вера сидела на месте невесты и совершенно не знала, что делают в ее положении «коварные русские бабы» и что надо делать в таких обстоятельствах ей самой. Потухшим взглядом она обводила присутствующих в зале людей, где, кроме бургомистра находились еще два свидетеля ее позора, которые являлись работниками администрации.

Ситуация была предельно ясна: Арсеену отказывали в браке с Верой, а та уже и не собиралась спорить с судьбой. Она ждала своей очереди давать ответы на ритуальные вопросы, чтобы отказаться от замужества с Арсееном и своим отказом остановить все это безумие.

В какой-то момент Арсеен прекратил плакать, чем удивил всех присутствующих в церемониальном зале. Почувствовав к себе внимание, он грубо прервал бургомистра, как надоевшего ему человека:

– Хватит балаболить! Не вам решать, кого я беру в жены! Я вас раскусил, господин Бонне, вы заодно с моими дочерями, которым нужен от меня только мой дом! Или вам, извините, обещана доля?.. Если нет, то приступайте к своим обязанностям. Главное, я люблю эту женщину и имею право на ней жениться! Мне не нужен ваш брачный контракт! Я не хочу отсрочки ни на один день и ни на минуту. Давайте прекратим этот балаган!

Тут прозвучало ругательное слово, которое на русский язык не переводилось.

За пять минут до окончания мероприятия по поводу регистрации брака Арсеена и Веру объявили мужем и женой. Затем под свадебные трели им выдали красную книжку, как свидетельство законности их брака. После официальной части была распита в честь молодоженов бутылка апельсинового сока, выданная администрацией популярного в народе бургомистра, господина Бонне.

Когда счастливые супруги вернулись домой, был час обеда, и тут Вера вспомнила, что перед регистрацией брака ее саму никто не спросил: а хочет ли она такого мужа, как больной Арсеен? Но брак был уже заключен и стал делом прошлого.

После обеда новоиспеченный супруг отправился спать, а его законная жена – на почту, получить заказное письмо. Ее жизнь наконец-то вошла в легальное русло, и теперь ее будущее делало окружающий мир по-особенному родным.

«Но вышло все не так, как ожидалось».

Иногда письмо может быть манной небесной, иногда кинжалом в руках у самурая, но это письмо, полученное Верой в день ее бракосочетания, было бомбой замедленного действия, так как оно было напечатано по-французски, а кто в восточной провинции Фландрии знает французский язык?

Только пришедший нежданно и негаданно полицейский смог прочитать для Веры и Арсеена содержание этого письма, оно оказалось трагическим!

В заказном письме стояло однозначное решение комиссариата о высылке Лебедевой с детьми из Бельгии в пятидневный срок со дня получения письма. В конце официального предписания стояло также, что подследственная не имеет права обжаловать это решение ни в каких правоохранительных органах страны. К письму ехидно прилагались брошюры для персон, покидающих страну.

Ночью Вера подошла к иконе Иисуса Христа, которая уже висела на передней стене гостиной, над телефонным аппаратом. Она пристально всматривалась в очертания святого лика Господа. Икона поблескивала золотым отражением света уличного фонаря. Женщина взяла себя в руки и привычно стала читать вечернее правило, но каждый раз сбивалась со счета, когда твердила положенные сорок раз «Господи, помилуй», и при очередной потере счета ее саму чисто по-человечески прорвало от вечного невезения:

– Скажи мне, что Ты хочешь? Ты сохранил мне жизнь, оживил Арсеена, чтобы потом унизить и отыграться на моих детях? Разве я не читаю молитвы, как положено по молитвеннику? Ведь ты спасал даже прокаженных, но не затем же, чтобы сделать их слепыми? Я ведь не возгордилась, как прежде. Я уже привыкла жить в унижении и с радостью принимать чужие подачки, но Тебе, видимо, все мало… Теперь доля дезертира ожидает меня и моих детей при возвращении на родину, вернее, на родную чужбину.

Верино воображение ярко рисовало картины предстоящих перемен, где уже не было места для господина Арсеена Лаере. В какой-то момент женщина всхлипнула, потом шмыгнула носом и заревела.

– Мама, ты опять плачешь?

Витя подошел к матери и прислонился к ее руке.

– Мама, не надо волноваться, ведь теперь мы с Арсееном.

Вера погладила голову мальчика и привычно понюхала его макушку. Запах сыновней макушки благотворно влиял на ее душу.

– Ты мой лохматенький сынок, – проговорила она, потрепав его по затылку. Слезы перестали литься, и на губах женщины появилось печальное подобие улыбки. Она вспомнила, рассказ сына, касающийся его роскошной шевелюры.

***

В автобусе было мало людей. Витю совершенно не интересовало то, о чем разговаривали другие пассажиры, он размечтался о переменах в жизни. У него в семье появился мужчина. Пусть Арсеен был инвалидом и не был его родным папой, но с переездом во Фландегем Витя мог говорить с друзьями об отце. Теперь они с мамой жили в Бельгии легально, в собственном доме, и теперь ему тоже разрешалось драться. Укачиваясь в мягком автобусе, Витя мечтал пригласить своих новых друзей в гости.

Новые друзья у Вити появились недавно. После того как мальчик вместе с классом побывал в Швейцарии, отношение к нему как к новичку переменилось. Привычный с детства к лыжным гонкам и имеющий навыки в катании на скейтборде, Виктор быстро освоил и горнолыжный спорт. Когда после зимних каникул вновь настала учебная пора, к Виктору подошли два самых задиристых пацана, Лоренц и Жиль. Была большая перемена, а перемена – это время драк и выяснения отношений. Эти пацаны пришли не для того, чтобы задираться, а для того, чтобы предложить ему мировую. Первым заговорил Жиль:

– Слушай, Виктор, хватит тебе защищать этого недотепу Тома. Ты не находишь, что Том похож на нашего кастрированного кота, ленивого и толстого? Ну зачем тебе с ним дружить? Ты за него дерешься, а он за тебя и пальцем не пошевелит. Давай дружить с нами! Ты, я и Лоренц станем одной командой – командой драчунов.

Виктор принял приглашение к дружбе недоверчиво, но иметь таких крутых друзей ему хотелось давно. Его друзья были детьми богатых предпринимателей. Если затейливому Жилю науки давались с трудом, то Лоренц обладал талантом математика и мыслителя, и они оба любили кулачные бои. Теперь с ними в одной команде дрался и Витя. Вскоре эта дружная троица – Лоренц, Жиль и Виктор – прославилась среди учеников своими победами в драках и дружбой. Вот в таком радостном настроении ехал мальчик домой из школы, когда услышал шепот девочки, сидящей с мамой на мягких автобусных сиденьях сзади него.

– Мама, смотри, какие великолепные черные кудри у этой девочки, что сидит впереди нас. Вот бы у меня были такие густые черные локоны, я бы…

– Эдит, тише говори, ведь это не девочка, а мальчик.

Когда Витя рассказал эту историю Вере, то она сама залюбовалась непричесанными густыми волосами сына, которые тяжелой волной падали на его сильные плечи и закрывали полностью правый глаз, как у настоящих скейтбордистов.

***

В темноте зала Виктор не мог увидеть мамину улыбку, но он чувствовал родное тепло ее руки, лежащей на плече. Это тепло успокоило его. Потом мама вновь приобрела командный голос и отправила сына на чердак досматривать мальчишеские сны.

Дети узнали новость о выселении из Бельгии утром, а перед уходом в школу Вера утешила их любимой присказкой: «Будем живы – не умрем!»

Только Витя с Таней вышли за порог, как на пороге появился полицейский, чтобы исполнить свой долг – выдворить нелегальную персону из поселка Фландегем. Арсеен приготовился идти в бой, но боя не было, потому что и сам полицейский был озадачен сложившейся ситуацией. Он имел предписание затребовать от некой Лебедевой подписаться под письмом из комиссариата, но у нее было на руках свидетельство о браке с гражданином Бельгии, которое по дате имело большую силу, чем опоздавший на день приказ о депортации из страны.

Если придерживаться профессиональных норм поведения, то при контактах с населением у полицейских не должно быть личных отношений ни к потерпевшему, ни к преступнику, но это был особый случай.

Госпожа Лебедева являлась законной женой подданного Бельгийского королевства, и выходило, что она одновременно являлась и потерпевшей, и преступницей.

В груди у участкового полицейского билось сердце сострадательного человека. Разобраться в сложившейся ситуации он не смог, поэтому и позвонил бургомистру Ревеле, чтобы поставить его в известность о происходящем несоответствии между датами, приказами и наличием легальных документов у депортируемой персоны, а закончил полицейский агент свой разговор с главой администрации следующей репликой, которая в переводе на русский язык звучала примерно так: «Вами, господин бургомистр, эта каша была заварена, вам ее и расхлебывать. Вы обязаны приехать на место происшествия. Ситуация экстренная, ведь по календарю сегодня пятница, а в понедельник молодую жену гражданина Лаере надо или депортировать со скандалом, или защищать от депортации без скандала, и при втором варианте вы сможете набрать очки перед выборами».

Приезду бургомистра больше всех удивилась Вера. Этот «мужчина строгих правил» вдруг превратился в «заботливого отца» для нее и ее мужа. Он довез «безлошадных» супругов до конторы самого популярного адвоката Гента, который специализировался по делам мигрантов. В приемной адвоката бургомистр просидел два часа рукав к рукаву с нелегалами со всего света. Хотя к беженцам у него никогда не лежала душа, спасать положение своей администрации стало его первоочередной задачей. Нельзя было допустить, чтобы вскрылась подтасовка брачных документов. Разве мог он предвидеть, что письмо из комиссариата будет вручено адресату с опозданием на один день?!

Адвокат не стал входить в смысл допущенных преднамеренных ошибок в оформлении брака между администрацией Ревеле и пообещал в положенный срок подать юридически законное несогласие с решением комиссариата, а на время расследования этого дела Вере разрешалось пребывать в Бельгии 30 дней.

Так вместо паспорта Вера получила простой лист бумаги с печатью, где указывалось, что ей разрешалось пребывание в Бельгии еще на месяц. Благо что у Веры еще оставалась действительной оранжевая карта, но только на срок в две недели, и в этот срок она должна была найти для себя работу, потому что жить на иждивении мужа становилось невыносимо.

Ежедневные походы по предприятиям в округе Фландегем не приносили успеха. Вера была готова встать у станка или плиты, но в ее трудовом порыве никто не нуждался. И тут молодоженам улыбнулась удача. Клара посоветовала брату обратиться в социальную службу Ревеле, где в женском труде еще нуждались.

На следующее утро после визита Клары чета Лаере сидела в конторе, где трудоустройством Веры занимался некий Эрик – юридически образованный чиновник при конторе социальных служб.

– Арсеен, у нас есть свободное место дамы по уборке в частных домах у пожилых людей, но если твоя жена начнет работать на свободные полставки, то твоя пенсия уменьшится вдвое. Все, что будет зарабатывать твоя жена, будет вычтено из твоих инвалидных начислений.

Вера быстро сообразила, что Эрик хотел сказать, что, дескать, овчинка выделки не стоит, и она сделала встречное предложение: