Вера и рыцарь ее сердца. Книга шестая. Любовь нечаянно нагрянет

На жизнь в старческом доме Валентина не жаловалась. Дочь и сын исправно оплачивали все ее нужды и исполняли все ее желания, но если Диан навещала маму каждый выходной, то Ронни приезжал к маме редко, но Валентина не скучала по сыну, ибо видеть его рядом с подстереженной ведьмой не было никакого желания.

Как-то раз, перед праздником поминовения святых, ее навестили дети. Диан обратила внимание брата на паутину в туалетной комнате, на грязный унитаз и пыль в углах. Конечно, такое положение вещей сильно возмутило их обоих, ведь денег на содержание матери они не жалели. Диан написала жалобу куда следует, и последствия этой жалобы оказались ужасными для самой Валентины.

Фамильный пансионат для престарелых людей был проверен службой санитарного контроля и по результатам проверки закрыт, а Валентину в спешном порядке перевели туда, откуда не раз сбегал ее отец, маленький Франц. Старушку не обмануло то, что дети провели ее в городской дом старчества не через парадный вход, а через задние ворота, но последним, что ее доконало, было то, что потерялась та записная книжка, которую хранила ее мама под подушкой до смертного часа.

В новой чистой и безликой комнате многоэтажного здания Валентина уже перестала стараться что-то вспомнить или чего-то желать. Каждый раз она умоляла Диан забрать ее из этого дома, но каждый раз ее дочери приходилось убеждать себя и свою маму в неразумности ее просьбы. Недолго прожила Валентина на новом месте, она умерла в кругу родных, в котором не стол ее единственный сын.

Во время похорон матери Ронни чувствовал угрызения совести за то, что он не поверил сестре Диан, когда та ему сообщила, что настало время прощаться с мамой. Решив, что время терпит, он увлекся изучением нового автомобильного навигатора.

Уже во время похорон Ронни узнал, что его мама боролась за жизнь, лишь бы в последний раз с ним попрощаться. Может быть, мама все-таки его любила?

Хоронили Валентину в холодный ноябрьский день.

***

Прошло полгода после похорон Валентины, как вдруг Иоланта без тени смущения сообщила Ронни, что у нее нет денег, чтобы платить свою долю за дом, потому что купила себе на старость квартиру в курортном городке на бельгийском побережье.

– Позволь, дорогая, ведь мы заключили с тобой договор.

– Дорогой, моя дочь настояла на этом. Она хочет, чтобы у меня был не только ты, но и свой собственный уголок на случай, если ты меня выгонишь!

– А я тебя разве выгонял?

– Пока нет, а вдруг это случится? Чем черт не шутит.

– Чепуха. Только знай, что мужчины теперь всегда в цене.

– Но разве я тебя оставлю, дорогой? Я буду тебя навещать и стирать белье, а то из белого оно превратится в серое.

– Навещать, навещай, только у своей дочери разрешения спроси. И уговор: ночуешь ты у себя дома.

***

Вера не любила позднюю осень. Почему-то с приходом ноября ее жизненные силы истощались, надежды угасали, и тогда она с нетерпением ждала дня своего рождения, который был 13 декабря, чтобы ее врожденный жизненный оптимизм в противовес предубеждениям вспомнил свою хозяйку.

В тот год ноябрь был мрачнее мрачного подземелья: тучи плотно затянули небо, в ранних сумерках слепли и зрячие, северные ветра пронизывали человека до костей, и холод гнал людей к семейному очагу. В такое депрессивное время года просто необходимо иметь поддержку друга, родных или близких, а можно и просто знакомых.

Как хотелось в тот ноябрьский день Вере найти то укромное место среди больничных корпусов, где бы ей удалось без помех проплакать навалившуюся на нее безысходность.

Несмотря на сезонную непогоду, жизнь в больничном городке протекала своим чередом. Между больничными корпусами пробегали веселые студенты, деловитой походкой спешил на рабочие места больничный персонал, а между ними сновали неугомонные посетители, и никому в голову не приходило утешить поникшую духом, уставшую женщину, у которой в кармане куртки лежала только что купленная пачка сигарет.

В этот темный холодный вечер Вера желала только одного: в едком табачном дыме спрятаться от самой себя. Ей до смерти надоело молиться, не получая ответа, и позитивно мыслить без всякой надежды на светлое будущее, которое ей представлялось одним сплошным несчастьем.

Автобусная остановка больничного городка в тот поздний час пустовала. Вера присела на скамейку, тяжелым взглядом смотрела в черное лицо надвигающейся ночи и почувствовала радость от того, что сигарет у нее было предостаточно.

Только выкурив третью сигарету, женщина успокоилась, ее голова закружилась, и наступило желаемое забвение. Мысли о жизни как-то странно путались в ее голове: возникнув, они сразу исчезали, но появлялись другие, ничем не лучше первых.

«Каждый должен нести свой крест, и нести его достойно, как достойно нес свой крест Иисус Христос».

Это воскресное наставление кроткого батюшки Игнасия в православной церкви в Генте уже не действовало ободряюще на замерзающую на остановке женщину. Как нести свой крест, если в этом никто не нуждался? Если тот единственный, который нуждался… умирал?!

***

Сколько раз она отказывала Арсеену жить с ним вместе под одной крышей? Три раза!

Три раза отказывала она этому доброму мужчине, который сейчас тихо отходил в иной мир на больничной койке.

Так почему же она так и не отказала?!

Первым отказом по телефону она обидела Арсеена, заподозрив в нем пьяницу и насмешника, а он оказался больным и заботливым, да и брату Саше этот человек понравился, как порядочный, а подруге Даше он показался даже симпатичным. Во всей Бельгии только Арсеен заботился о Вере и ее детях: он ремонтировал им велосипеды, стирал у себя дома их грязное белье и привозил его обратно выстиранным и выглаженным.

Когда Арсеен приезжал в Мерелбеке проведать Веру и ее детей, то особняк, в котором привычно гуляло эхо, словно уменьшался в габаритах и в нем начинала бурлить кипучая жизнь. Иногда Арсеен приезжал из Фландегема не на поезде, а на велосипеде, и если Веры дома не было, то он сразу принимался за готовку еды для всей семьи. Спагетти под томатным соусом с фаршем было его кулинарным шедевром. Детей Арсеен баловал шоколадками и фруктами, а Веру окружал заботой, помогая ей в ведении домашнего хозяйства. Все было просто замечательно, пока однажды ему не стало плохо.

В тот день Витя с Арсееном за ужином строили друг другу рожицы, Таня смеялась над ними, а Вера уплетала спагетти за обе щеки. И вдруг Арсеен закашлялся, потом посинел и стал бездыханный заваливаться набок. Не сговариваясь, Витя и Таня выскочили из-за стола и с криками «Арсеен умирает!» попытались не дать ему свалиться со стула на пол. Вера сначала помогала детям удерживать его на стуле, а потом стала бить кулаком со всего размаха по его круглой спине, думая, что он подавился едой. После особо крепкого удара Арсеен закашлялся и вновь задышал.

Весь последующий вечер он проплакал, а Вера и ее дети радовались, что они с мамой не дали скончаться на кухне хорошему человеку. После этого случая приступы кашля у Арсеена участились, как и приступы рыданий.

Присутствие мужчины в доме, даже больного, приносило Вере чувство хоть какой-то уверенности в завтрашнем дне, потому что ждать бумаг из комиссариата по легализации ее положения в Бельгии становилось порой невыносимым, а с Арсееном она об этом не думала.

Однажды на выпускном школьном празднике отец Тома, Витиного друга, отпустил что-то неприличное в адрес Веры, хотя его слов женщина не разобрала, но покраснела, и тут за нее заступился Арсеен и что-то сказал в ответ. Отец Тома тут же перестал кривляться, покраснел и пересел за другой столик.

Как-то вечером Арсеен задержался в гостях у Веры, и она предложила ему переночевать в столовой на диване. Перед сном они сидели за столом, пили чай и разговаривали.

– Арсеен, тебе надо показаться доктору. Твой кашель меня настораживает.

– Я пойду к доктору только в том случае, если ты с детьми переедешь жить в мой дом. Меня могут положить в больницу, а я не могу оставить свой дом без присмотра.

– Твой дом как стоял, так и будет стоять, а ты от удушья можешь умереть. Ты не волнуйся, я буду тебя и в больнице навещать, и за домом присматривать. Хорошо?

Для убедительности своих слов Вера положила свою теплую ладошку на руку Арсеена, но мужчина разгорячился и убрал свою руку со стола.

– Нет, нет и нет! Это совсем нехорошо. Ты должна переехать ко мне жить. Мы с тобой уже не дети, чтобы играть в семью. Ты дома практически не бываешь, а кто будет присматривать за детьми? А?.. Я… Я буду присматривать за детьми, пока ты будешь работать. Ты сама должна понимать, что мы уже не в том возрасте, чтобы годами проверять наши чувства.

– Арсеен, чувства здесь не играют никакой роли. Сейчас мое положение в Бельгии за три года укрепилось, я учусь, работаю в больнице волонтером, мне платят «социал», да и я сама подрабатываю. Есть надежда получить белую карту, тогда я смогу и работать по-белому. Кстати, подошла моя очередь на получение социального жилья. Представляешь, нам с детьми дадут новый социальный дом или апартаменты в спальном районе Гента!

По лицу мужчины пробежала нервная судорога, в глазах вспыхнул страх, но Вера не захотела это замечать, рисковать благополучием своей семьи, даже ради такого верного друга, как Арсеен, она не могла, и тогда он взмолился:

– Вера, дорогая, какое может быть социальное жилье, если у меня новый дом нуждается в хозяйке? Переезжай ко мне, там тебе с детьми будет хорошо… Я даю тебе срок для раздумья до первого ноября. В этот день мы или разойдемся, или станем жить вместе.

– При чем здесь сроки? Если я к тебе перееду жить, то потеряю все свои социальные льготы! Разве я могу на это решиться?

В разговоре двух взрослых людей наступила пауза. За короткое время перед глазами Веры всплыли картины ее бесправного и унизительного положения в Бельгии, пришли на память и горячие выступления Марины Петровны, которая твердила о замужестве как о единственной возможности остаться в Бельгии. Нет, лишаться того малого, что она имела, она не могла.

– Арсеен, я тебе сочувствую, но извини, я не могу к тебе переехать. Ты мне просто друг, который может в определенный момент сказать «адью»!

На Арсеена было страшно смотреть, лучше бы он заплакал, чем выглядел таким поникшим человеком.

– А знаешь, – продолжила Вера говорить с некоторым оптимизмом, – есть еще и такой вариант, где бы выиграли все, когда одним выстрелом можно убить двух кроликов.

– Убить кроликов?

– Нет, Арсеен, кролики здесь ни при чем. Единственно, я могла бы к тебе переехать, но как твоя супруга.

– Когда?

– Что когда?

– Когда будем кроликов убивать?

– Кроликов?

– Да! Завтра у нас будет свадьба!

Вера рассмеялась, она и не думала о реальности этого предложения, она просто наслаждалась реакцией Арсеена на возможность их брака.

Этот разговор состоялся в начале сентября, в субботний день, а на следующий день они ехали на велосипедах во Фландегем, чтобы отметить именины мамы Арсеена.

Погода баловала велосипедистов теплом и безоблачным небом. Ехать пришлось долго, но разве Вера могла жаловаться на усталость и растущую тяжесть в ногах, когда с ней рядом катил сильный мужчина, который собирался взять ее в жены? Как девушка на выданье, женщина самозабвенно крутила педали, а юбка соблазнительно раздувалась ветром, оголяя колени. На подъемах в гору Арсеен подталкивал ее велосипед. Вера запела в голос от избытка чувств, уже смакуя будущие перемены!

Вместе весело шагать по просторам,

По просторам, по просторам.

И, конечно, припевать лучше хором,

Лучше хором, лучше хором!

Перед домом, где жила мама Арсеена, они выглядели счастливой парой будущих молодоженов, но перед тем, как войти в дом, между ними произошел короткий разговор.

– Вера, о замужестве ни слова.

– Почему? Ты скрываешь от родных наши отношения?

– Мои родные их не поймут.

– Арсеен, давай им все объясним.

– Они могут нам помешать. Они недобрые люди, у каждого свое на уме.

На празднике подавался тортик и кофе, от такой еды есть хотелось еще больше, поэтому на обратном пути купили себе по булочке с ветчиной, наелись и решили возвратиться домой на электричке.

Перед тем как уснуть, к человеку, доверившись ночи и разнежившись под одеялом, приходит желание расставить точки над всеми i, которые произошли за уходящий день.

– Арсеен, мне понравились твоя сестра Клара и ваша больная мама. Марк меня немного напугал своей мрачностью, зато Даниил с женой показались мне добрыми радушными людьми. Ты ошибаешься в том, что твои родные злые люди, они были очень приветливы ко мне.

– Мы все хорошие, когда сидим за накрытым столом. Ты еще моих дочерей не встречала…

Конечно, этот лаконичный ответ мужчины не мог удовлетворить Верино любопытство, и не протяжении нескольких дней женщина раздумывала о встрече с родными Арсеена. Из-за диалекта и быстроты разговора она совершенно не поняла, о чем они говорили между собой, и это ее тоже настораживало. Как можно доверять мужчине, который собирается жениться втайне от матери и родни? Что-то здесь было не так, но что?

В последнее время беспричинные рыдания Арсеена участились. Вера понимала, что Арсеен имеет серьезные последствия перенесенной травмы головного мозга, и она все меньше и меньше думала о замужестве.

Когда в городе заиграло солнечное бабье лето, Вера твердо решила отказать Арсеену в дружбе, но тот взял да и купил два билета во Францию, где жили Катюша и Коба. Перед таким подарком судьбы она не устояла, ибо ей так хотелось хоть одним глазком увидеть свою старшую дочь и поддержать ее перед родами. Отправиться на самый юг Франции самостоятельно она боялась из-за своего нелегального положения в Бельгии, но ехать под защитой Арсеена было совсем не страшно.

– Вера, запомни, что Европа – это не Азия. Мы на три дня съездим в Перпиньян, пока Таня и Витя находятся в летнем лагере. В этой поездке нет риска, ты ведь со мной.

С Арсееном не соскучишься.

На поезд они опоздали, потому что Арсеен забыл свои билеты у себя дома и ему пришлось за ними возвращаться. Потом Вера и Арсеен догоняли свой поезд на такси, но так и не догнали, поэтому им пришлось заново покупать билеты в Брюсселе, а билеты были только в вагон первого класса. После оплаты билетов они оба остались без денег, но комфорт первого класса и езда в нужном направлении стоили таких жертв.

С каким удовольствием в комфортабельном вагоне Вера играла роль жены инвалида, который своими деревенскими манерами раздражал респектабельных пассажиров, ценивших в поездке покой и комфорт!

Из окна поезда Вера любовалась окрестностями цветочной Франции.

Вид окрестностей, открывающийся перед ней из-за окна скоростного поезда, казался огромной иллюстрацией, взятой из книги волшебных сказок: холмы под облаками и барашки на лугах, раздолье ухоженных полей и редкие деревни, где аккуратные домики сиротливо жались к башенным церквушкам. Все постройки были сделаны из серого камня, что подчеркивало разноцветье окружающего пейзажа. В этом зелено-голубом просторе чувствовался дух свободно дышащей Франции.

Из всех пассажиров только Арсеен не смотрел в окно: он громко шутил, потом громко смеялся над собственными шутками, а, поев приготовленные Верой бутерброды, котлетки и вареные яйца, горько разрыдался.

Катя и Коба встретили своих гостей с распростертыми объятиями. Только сейчас Вера поняла, как сильно она скучала по своей дочери, которая теперь, во время беременности, выглядела джинсовым мячиком с ручками и тоненькими ножками.

После ужина дети ушли к друзьям, оставив на ночь гостей в своей социальной комнатке, где умещалась двуспальная кровать и стол, так что, сидя на краю кровати, можно было поесть у стола или посидеть у окна, поэтому на вторую ночь Арсеен и Вера сняли для себя дешевую комнату в отеле.

Три дня отдыха на средиземноморском побережье были похожи на кружение поющей карусели, когда все вокруг танцевало, пело и радость брызгала фонтаном. Днем – пляж, солнце и купание в море, ночью – прогулки по ярко освещенным улицам приморского города Перпиньян, где беспечно веселился народ. Не жизнь, а сплошной фестиваль!

Обратный приезд в сумрачную Бельгию возвращал Веру в будни.

По прибытии в Гент, который встретил путешественников ночной прохладой, Вера заметила в руках Арсеена бархатную красную подушку на липучках из вагона первого класса. Сначала мужчина не понял, что это нашло на его русскую подругу и почему она уставилась на него немигающим взглядом.

– Арсеен, откуда у тебя эта красная подушка на липучках? Это же подушка из поезда! Что нам делать? Ведь мы уже не сможем ее вернуть! Поезд ушел!.. Ты ее украл!.. Ты вор?.. Да, ты вор! Если это так, то мы не можем быть вместе… Спасибо за все, береги себя и забудь меня.

Вера резко отвернулась от мужчины и зашагала своим самым тяжелым шагом к выходу на привокзальную площадь. Теперь она уже не хотела никого жалеть, теперь ей было жалко только себя. Арсеен запыхался, но догнал ее и, забежав вперед, встал на пути.

– Вера, да, я вор! Но я обещаю тебе, нет, я клянусь, что больше никогда не буду воровать! Только не покидай меня!!! Я все равно к декабрю умру!

Обернувшись, Вера в замешательстве посмотрела в лицо тому, кто только что совершил преступление и уже в декабре собирался умереть.

– Что за глупости ты говоришь? В тебе жизни на 100 лет, если ты прекратишь воровать немедленно.

– Вера, без тебя я не хочу жить и один день. Все, с этой минуты я прекратил это баловство. Ведь это было не воровство, а игра: удастся или нет? Зачем мне нужна эта липучая подушка?.. Или нужна?.. О, нет, нет. Я не прав, она мне совсем не нужна! Даже если она мне будет нужна, я ее не возьму, хотя и мог бы взять. Я уже другой, только с тобой я могу исправиться!

Ну кто не смилуется от таких слов?

Вере в тот момент подумалось о том, как в юности, работая в детском санатории, она не удержалась и съела несколько виноградинок из родительских гостинцев для детей, но стыд за это воровство до сих пор хранило ее подсознание, поэтому она подумала, что у нее нет права не верить раскаянью больного человека с такой непростой судьбой.

– Хорошо, Арсеен, я не прощаюсь с тобой, но запомни: воровство – это грех.

Вернувшись домой, Вера узнала по телефону из Перпиньяна, что у нее во Франции родилась внучка Эмили.

Прошел еще месяц. Было видно, что Арсеен серьезно болен, что он не может совладать со своими эмоциями и нуждается в лечении и присмотре, и Вере все меньше хотелось променять свою устоявшую жизнь на любую другую, и она в третий раз решила отказать Арсеену. Подходящий момент для объявления ее решения наступил, когда они сидели на лавочке на привокзальной площади Гента и ели мороженое.

Надо признаться, что иногда полезно, прежде чем говорить об Италии, начать разговор о Португалии, но не в этом случае.

– Арсеен, спасибо тебе за то, что ты приезжаешь ко мне каждую неделю, готовишь ужин и стираешь мое грязное белье, – проговорила Вера спокойно и, не обращая внимания на то, что Арсеен насторожился, продолжила объявлять свое решение: – Я не могу поехать к тебе жить во Фландегем. Дети учатся в школе в Генте. Они только привыкли к своим одноклассникам, их переход в другую школу будет очень проблематичен.

Женщине показалось, что последнее слово прозвучало не очень убедительно, поэтому продолжила уже на тон выше:

– Не сегодня, так завтра мне будет предоставлено социальное жилье… Я купила тебе успокаивающие медикаменты, но тебе надо показаться врачу. Давай поговорим честно…

– Вера, подожди, – прервал женщину Арсеен. – Пойдем в магазин и купим мне джинсы. Мне одному трудно выбрать. А заодно и Виктору купим курточку, его уже порядком изношена. Вера, я готов тебя ждать и после 1 ноября. Как только ты ко мне переедешь, я сначала пойду к доктору, а потом мы подадим документы в ЗАГС. С детьми после переезда проблем не будет, мы купим им абонементы на автобус и поезд… Детям нужен отец… Ты будешь работать, а я буду за ними присматривать.

И на этом разговор был закончен, мороженое съедено, и вместо расставания они отправились в магазины покупать джинсы Арсеену и курточку Вите, а тот к первому ноября получил плохой табель за первую четверть. Вера приняла это как знак судьбы, указывающий на то, что ее сын нуждается в отце, и, заручившись поддержкой детей, дала согласие на переезд к Арсеену.

На осенних каникулах семья Лебедевых переехала на новое место жительства в окрестности Ревеле, а в их особняке в Мерелбеке поселился Верин партнер по театру Стас со своим сыном, которые не имели жилья.

Вера не удивилась, когда Стас сообщил ей, что в ее бывшем доме по ночам разгуливают бесы, что они настолько обнаглели, что ему приходилось среди ночи просить у друзей подкрепления. Оказалось, что домовые не любили одиноких мужчин, которые к тому же переставляют мебель бывших хозяев и обкуривают никотином каждый угол.

А Вера быстро привыкала к роли хозяйки нового дома. Через неделю совместной жизни Арсеен отправился к врачу на обследование, и ему была назначена срочная операция на трахеи, которая закончилась трагедией.

***

На следующий день после операции Арсеен оказался в интенсивной палате.

Вера не могла поверить своим глазам, что тот, кто недавно воровал подушки для пассажиров, теперь умирает под аппаратом искусственного дыхания, и вид его бледного отечного тела не оставлял никакой надежды на чудо исцеления.

Вот поэтому Вера сидела на автобусной остановке, травила себя сигаретным дымом, чтобы победить в себе страх жизни, и только осознание, что у нее есть дети, заставило ее встать и поспешить в чужой для нее дом. Всю ночь ждала она печальное сообщение из больницы, а под утро от дремы ее разбудил ужас от того, что она не сообщила родным о тяжелом состоянии Арсеена. Дозвониться до младшей дочери у нее не получилось, а вместо старшей дочери ей ответил мужской голос, видимо, ее супруга.

– Извините, но мне надо вам сообщить: Арсеен лежит в больнице в реанимации. … Кто я такая? … Я… я живу в доме Арсеена.

Ответ последовал незамедлительно:

– Этого… не… может… быть!

Пока Вера переводила услышанные ею слова с нидерландского на русский и наоборот, ее собеседник бросил трубку телефона на рычаг.

Вера проводила Таню и Витю в школу, потом с пристрастием осмотрела себя в зеркало и громко пообещала себе, что она «пойдет другим путем», как это обещал себе Ленин, узнав о казни его брата.

В отделении интенсивной терапии, где лежал Арсеен, Веру встретили необычно настороженно.

– Родственники больного запретили нам пропускать к нему посторонних людей. Скажите, кем вы сами приходитесь больному Арсеену?

– Я больше, чем подруга, я с ним живу.

– Сожалею, но подруге нельзя к господину Лаере. Можно только супруге или его кровным родственникам.

Вера запаниковала и уже без слов умоляюще смотрела на медсестру. Медсестра поняла немую просьбу женщины и тихо посоветовала ей подождать три часа в коридоре до следующего свидания. Через 3 часа ее впустили в палату к Арсеену.

Большое бледное тело мужчины еще больше вздулось и безжизненно лежало на высокой койке. Дыхательный аппарат ритмично закачивал в его легкие воздух, и монитор отбивал частый ритм последних сердечных сокращений мужчины.

Теперь Вере совсем не хотелось курить, ее до сих пор тошнило от вчерашнего никотинового сумасбродства. Через призму невыплаканных слез она теряла друга, который с участием относился к ее судьбе. Кто теперь будет ждать ее с работы с тарелкой отварной картошки? Кто починит велосипеды для детей? Кто нежно обнимет ее у порога, заставит посидеть в кресле и за это время приготовит ей чай? Кто скажет ей два простых слова: «Ты устала?» Кто?

На память пришли те счастливые и смешные моменты, которые она пережила с Арсееном.

Ей вспомнилась ночь, когда на перроне вокзала она встречала Витю. Мальчик возвращался из Швейцарии, где он с одноклассниками отдыхал на весенних каникулах. Всех ребят встречали родители, у которых были машины, а у Веры машины не было. Она дотащила чемодан сына к остановке, забыв, что ночью автобусы по городу не ходят. И тут на привокзальную площадь въехало такси, оттуда выскочил Арсеен, он взял чемодан из Вериных рук и ловко запихнул его в багажник. Потом потрепал Витю по затылку, радуясь его приезду, и через мгновение они мчались по улицам ночного города.

– Боже, как я была слепа! Рядом со мной был надежный человек, а я хочу променять дружбу на социальное жилье. Если Арсеен умрет, то разве я смогу счастливо жить в новом социальном доме?

Вера горько вздохнула, подошла к кровати больного и взяла его прохладную тяжелую руку в свои ладони.

– Арсеен, ты доверил мне свое жилье. Ты взял под опеку меня и моих детей. Я не ценила твою любовь ко мне. Я согрешила перед тобой… и перед Богом. Мое сердце совсем разучилось любить… Господи, прости Арсеена за воровство, он воровал не со зла… Будь милостив к нему. Подними его со смертного ложа… Я обещаю, что, если ты дашь ему жизнь, я выйду за него замуж и буду хорошо заботиться о нем. Я обещаю забыть о том социальном жилье, которое не принесет мне счастья.