Законы подлости

Из-за облаков выглянуло солнце, но оно не грело, а только золотило столовые приборы, выложенные на белой скатерти по обе стороны от фарфоровых тарелок. Пустых, к сожалению. Лори листал меню, внимательно вчитываясь в название каждого блюда и, видимо, еще не успел сделать заказ.

– Селина, ну наконец-то, – Лоренс нахмурился, когда я остановилась возле столика.

– Прости, но мне надо уйти.

– Что случилось?

– Ничего страшного, то есть… В общем, я совсем забыла, что кое-что обещала маме.

Врала я из рук вон плохо, но не рассказывать ведь Лоренсу всю кухню маминых любовных перипетий, о которых она еще сама и не подозревала.

Я наклонилась и неуклюже поцеловала Лори то ли в щеку, то ли в нос.

– Селина, – позвал он меня снова, но я только махнула рукой и поспешила на всех парах к выходу. Голдгравии мне было на сегодня за глаза. Наелась от души, премного благодарна!

Второй день подряд я влетала в дом, как сумасшедшая. Снова по пути накрутила себя неимоверно. Что будет с мамой? Как она воспримет новость? Нет, это не новость, это весть, дурная весть, а несу ей ее я, единственная дочь.

Была надежда на то, что мама не успела влюбиться и не питала к господину де Грогу особо сильных чувств, но тут я обманывала саму себя. Даже если Розмари де Лерой была абсолютно равнодушна к Огюст де Грогу, то она все равно впадет в траур по своей почившей личной жизни, а измена станет хорошеньким ударом. Просто третий брак мамы развалился именно по причине неверности мужа. Это стало поводом сжечь все его дорогие костюмы и потанцевать на их пепелище. Если бы не внезапно проснувшийся здравый смысл в виде тогда только начавшей работать в нашем доме Клары, возможно, мама бы дошла до самого страшного. Нет, не убийства, ничего криминального, а до уничтожения всех драгоценностей, подаренных мужем. Такого бы она себе никогда не простила, ведь мужчины приходят и уходят, а серьги и браслеты с рубинами и опалами греют душу всегда.

К тому времени, как я добралась до отчего дома, дело было уже ближе к вечеру. Меня встретила тишина и сгущающиеся сумерки. В гостиной было темно, в спальне мамы тоже не оказалось. Надеюсь, она еще не узнала каким-то фантастическим способом об измене благоверного и не сбежала лишать его всех достоинств.

Я сняла жакет и вытащила шпильки из пучка, позволяя волосам упасть на плечи и спину. Это охладило мой запал, я присела на кровать и, не включая светильников, посидела пару минут, приводя мысли в порядок и сочиняя подходящие фразы для начала разговора с мамой. Но как тут можно было начать?

Издав страдальческий стон, я все-таки взяла себя в руки и спустилась назад на первый этаж. Свет пробивался только из узкой щелочки из-под кухонной двери. Вокруг витали умопомрачительные запахи и мой живот снова напомнил о том, что он ужасно голоден и что его несколько раз за день обломали с обедом.

Клара колдовала над большим чаном. Иначе ее действия было нельзя назвать. Она хватала разные мешочки и склянки со специями и маслом, что стояли вокруг в какой-то известной лишь Кларе последовательности, и добавляла их содержимое в чан, что-то напевая.

Услышав мои шаги, она обернулась, не прерывая своего занятия, и ласково улыбнулась. В этот момент Клара была такой домашней, что все мои тревоги и заботы улетучились. Я села на высокий стул за кухонный стол, облюбованный кастрюлями и сковородками. По центру располагались длинные кашпо с травами. В нос сразу ударил резкий запах базилика.

Я нашла под полотенцем свежеиспеченный, еще теплый, хлеб и втихую оторвала кусок побольше. Как в детстве. Только тогда я сидела на стуле и не доставала ногами до пола, мотая ими в разные стороны.

– Что такое, голубка? – спросила вдруг Клара, поворачивая голову ко мне.

Действительно, ничего не меняется. Сколько раз она задавала мне этот же самый вопрос, когда я приходила на кухню и как можно громче вздыхала. Клара за это время ничуть не изменилась: такая же крепкая и высокая фигура, все те же темно-шоколадные волосы, заплетенные в тугую косу, закрепленную вокруг головы. Неужели я и сейчас сидела и тяжело вздыхала? А может, взять и рассказать все Кларе? Она уж точно найдет подходящие слова для мамы. Но вместо того, чтобы жаловаться на свою тяжкую ношу, я ответила вопросом:

– Что ты делаешь?

– Как что? Утку мариную.

– Утку?

– На завтра. Как говорится, путь к мужчине лежит через желудок. Мы, конечно, предложение уже получили, но всегда хорошо интерес подогреть, согласна?

Я медленно слезла со стула, жуя кусок хлеба, и подошла к Кларе, заглядывая в чан.

– Знаешь, было бы куда лучше, если бы ты решила приготовить поросенка. Да, свинья ему точно подходит больше.

Руки Клары, обмазывающие маслом бледно-розовую кожу мясистой утки, застыли. Глаза прищурились, отчего родинка на щеке задорно подпрыгнула.

– О чем это ты?

– Ни о чем.

– Селина… – протянула Клара, вытирая руки о мокрое полотенце, но дальнейшие расспросы спас несчастный кусок хлеба в моей руке и оперное пение моего желудка.

– Ты еще и кусочничаешь! И так со своей работой есть забываешь! Ну-ка, быстро за стол.

Я согласно закивала и с большим удовольствием последовала заботливому приказу Клары.

– А знаешь, где мама? – вопрос пришел мне в голову как-то немного запоздало. Не иначе, вследствие голода.

– Госпожа Корш пригласила несколько членов их благотворительного кружка к себе на не менее благотворительный вечер.

– Надеюсь, мама не станет рыскать в гардеробе той в поисках розовой блузки?

– Ну, Рози сама ее надела, поэтому что-то точно будет…

Таким образом, мой безрадостный разговор с мамой откладывался. А чем дольше я сидела и жевала вкуснейшую жареную картошечку с вкуснейшими жареными грибочками, да предвкушающе посматривала на кусок вишневого пирога, тем меньше мне хотелось этот разговор заводить. И, вообще, разве можно вмешиваться в чужую личную жизнь? Чревато. Но пришлось напомнить себе, что в личную жизнь моей матери было просто необходимо влезть. Присесть там и немного посидеть, а то Огюст де Грог возомнил себя хозяином положения.

На на утку он все-таки приехал. Не иначе, как учуял! Я была уверена, что неверный жених не явится на запланированный вечер с будущей семьей. Именно тогда, когда это поймет невеста, я и собиралась преподнести ей все факты. Придумывала речь всю ночь. Получилось даже не очень трагично.

Мама с утра успела поплакать над испорченной розовой блузкой. Госпожа Корш, совершенно случайно, опрокинула на нее полную до краев соусницу. Увещевания Клары в том, что блузку спокойно можно отдать в чистку, ее не проняли. Это если на секунду забыть, что мама сама была магиссой с неплохим даром и могла быстро вернуть блузке первоначальный вид. Но нет, Розмари напрочь отказалась вновь надевать эту «безвкусицу» и отправила ее в мусорный мешок.

Смотрела я на это все, кусая губы, и предвкушала объяснения по поводу не явившегося на очную ставку Огюста.

Замаскировав аллергические красные пятна на щеках слоем косметики, мама носилась от меня к Кларе, и обратно, советуясь, какое платье лучше, какие серьги предпочтительнее и какая заколка не так вычурна.

– Рози, он уже сделал тебе предложение! – негодовала Клара, отмахиваясь от выбора брошки, и деловито спросила: – Ты мне лучше скажи, какой соус: брусничный или ореховый?

Я закатила глаза. Извините, не сдержалась. Можно подумать, что мы короля потчевать собирались. Был отличный повод положить конец этому празднику жизни и раскрыть уже все карты. Тем более, что все наше женское трио собралось вместе.

Клара присела на узкую бархатную кушетку в коридоре, изучая два разных рецепта. Мама стояла возле зеркала и прикладывала к платью то голубую брошку, то розовую, то, вообще, меняла на нитку жемчуга. Я переводила взгляд с одной женщину на другую, гадая, как лучше привлечь их внимание, но мама вдруг огорошила. Не меня, а Клару:

– У Огюста аллергия на орехи.

– Рози! Ты видно, издеваешься! А раньше нельзя было сообщить?

Мама растерянно взглянула на Клару:

– Но ты не спрашивала.

– Здрасьте, приехали! Рози, вот ты, вообще… что с тебя взять! – Клара устало махнула рукой и ушла в кухню, а мама повернулась ко мне:

– Что я такого сказала?

– Да ничего, – я пожала плечами и заметила: – У нее просто по плану был какой-то новый салат с помидорами, грецкими орехами и баклажанами.

– Ох, плохо вышло, да? – забеспокоилась мама и посмотрела на дверь кухни.

Не хуже, чем у Огюста с хорошенькой брюнеткой… Но я снова промолчала. С каждым часом становилось все сложнее начать разговор.

– Пойду лучше ее успокою, а то чего доброго, она везде орехи напихает… – Мама вручила мне все перемеренные брошки и скрылась вслед за Кларой.

Что-то у меня совсем не получалось сообщать плохие новости. Ну, чего не дано, того не отнять.

Стук дверного молотка раздался точно в назначенный срок. Господин де Грог оказался пунктуален. Мы с мамой уже сидели при полном параде в гостиной. Я читала недавно вышедшую статью про новые лечебные свойства северной крапивницы, а мама листала журнал НеМод, не жалея страниц. Клара же в это время порхала в столовой, поправляя и так идеально стоявшие тарелки.

И вот, когда стук повторился, мама всполошилась, взволнованно спросив у меня:

– Это он, да?

Видеть через стены я не могла. Вопрос, конечно, был риторическим, но для вида я пожала плечами.

Неужели этот де Грог настолько наглый? Или наоборот, его замучила совесть, и он решил сам наведаться к невесте и объясниться? Вопросов у меня было достаточно, и ответить на них мог только один мужчина. Тот, что топтался под дверью нашего дома. Я подскочила вслед за мамой, в коридоре мы чуть не столкнулись с Кларой, вылетевшей к двери на стук, как и мы.

Так трое и застыли, глупо смотря друг на друга. Кто должен открывать?

– Он подумает, что никого нет дома. Отойдите! – всплеснула руками мама.

Мы с Кларой тихонько пристроились сзади. Она с приветливой улыбкой на лице, я – с ожиданием момента истины во взгляде.

– Огюст! – радостно поприветствовала мама жениха, отворяя дверь.

Сначала я увидела гору цветов, что шествовала впереди на двух ножках.

– Какая красота! – восклицала матушка и пыталась за этой розовой клумбой рассмотреть господина де Грога.

– Это тебе, Рози, – послышался добродушный, явно слегка волнующийся голос.

Мама с улыбкой приняла букет роз.

– А вы, должно быть, Клара, да? – Огюст протянул ей второй букет, чуть поменьше.

– Верно, господин де Грог, – величественно кивнула Клара.

– Рад с вами познакомиться! Неимоверно! – голос его дрогнул, и он слегка откашлялся.

Кларе явно понравилось, что мужчина нервничал, словно юноша на первом свидание.

– И мы рады.

Мама в это время склонила голову, прячась за букетом, аромат которого уже заполнил всю комнату.

После знакомства с Кларой Огюст повернулся ко мне и счастливо вздохнул. Из-за широкой улыбки глаза его стали похожи на щелочки.

– Селина, вот вы какая. Я столько о вас слышал! Как приятно увидеться с вами. Вы очень похожи на Рози, такая же красавица, – мужчина протянул мне третий букет, сам, наконец, освобождаясь от ноши, и я на автомате приняла цветы, смотря на Огюста во все глаза.

Мама подхватила жениха под руку. От моего взгляда не укрылось, как она пробежалась пальчиками по его руке, нежно поглаживая сгиб локтя.

– Теперь я понял, как соскучился, – смущенно рассмеялся Огюст.

Мама вся просияла и обратилась скорее к нам, чем к жениху:

– А мы ведь не виделись всего два дня!

Огюст де Грог был проворно уведен в столовую. Клара внимательно рассматривала удаляющуюся пару. Как только они отошли подальше, она приблизилась и строго шепнула:

– Селина, теперь я, кажется, поняла, почему ты говорила про свинью. Но как это грубо с твоей стороны! Он, конечно, не отличается особой стройностью, но свинья… – Клара покачала головой, сурово сдвинув брови.

Так и не дождавшись от меня никакого полноценного ответа, кроме мычания, она помахала своим букетом перед моим лицом.

– Ты чего застыла?

– Я… – начала, но закончить не смогла, потому что не знала, что сказать.

– Иди поставь цветы, а потом быстро за стол, негоже заставлять ждать гостя.

Клара сунула мне в свободную руку второй букет и развернулась в сторону столовой, где секундой назад скрылись мама и Огюст.

Я опустила взгляд на цветы в руках. Я ничего не понимала. Нет, цветы как цветы, красивые, хотя я цветы люблю только в горшках и в земле… Но сейчас, вообще, не об этом. Я снова посмотрела в открытые настежь двери столовой. Мама показывала Огюсту нашу коллекцию пейзажей мастеров Королевской Академии живописи и зодчества. Клара, пока дорогой гость не видит, снова принялась поправлять тарелки. Ну, вот был у нее один маниакальный пунктик. Хотя, почему один…

Я шагнула в сторону, чтобы из коридора мне было лучше видно Огюста, и окинула взглядом его полноватую, невысокую фигуру. Он был одного роста с мамой, то есть на полголовы ниже меня. Когда де Грог дарил мне букет, я смотрела на него сверху вниз и лихорадочно соображала. Что за… господин к нам явился? Мама назвала его Огюстом. Он, по-видимому, им и был. У него правда оказались красивые зеленые глаза, светлые, словно ранняя весення трава. Темно-русые волосы. В молодости он, однозначно, мог похвастаться густой шевелюрой, но теперь на макушке виднелась распространяющаяся лысина, а на висках блестела редкая седина. Приятное лицо. Слегка обрюзгший, дряхлый подбородок, но это не очень портило впечатление, а когда он обаятельно улыбался, то и вовсе становилось незаметным. Ладно сшитый, дорогой костюм. В общем и целом, он производил хорошее впечатление. А мама висла на его руке, как влюбленная школьница, да и сам Огюст, оказавшийся мужчиной что-то около пятидесяти лет, кидал на Розмари де Лерой такие взгляды, словно они сейчас кинутся к ближайшему кусту и начнут украдкой целоваться.

Вдруг я наткнулась на недоумевающий взгляд Клары. Жестикулируя, она показывала, что мне надо поторопиться, а для закрепления эффекта пригрозила кулаком.

Я похлопала глазами, прижав к себе букеты, запах которых свербил у меня в носу, отвернулась и пошла на кухню искать вазы. Двигалась, как деревянная. Только когда наливала воду для цветов и мои руки оказались под холодной водой, тихо засмеялась. Это был крайне странный смех. Приглушенный и пугающий даже меня саму, так что не хочу представлять, как он слышался со стороны.

Как сказала бы Клара: святые грешники! Если в нашей столовой сейчас находится господин Огюст де Грог, то какого несчастного… кого же я назвала прелюбодеем?

Глава 4

Многие дамы проводят годы, задаваясь вопросом, как же им заинтересовать особь противоположного пола? Да такую особь, чтобы было не стыдно людям показать, да самим бы не хотелось сбежать. А мы скажем, что пусть эти особи сами заинтересовываются. И никак иначе! Вот такие времена!

Выдержка из Авьенской Хроники

Себастьян

Я понял, что сижу и, как полный идиот, уже минут десять гипнотизирую взглядом стену. Было бы чудесно, если в это время я решал насущные проблемы, но нет! Мои мысли крутились не вокруг докладов подчиненных, что горой возвышались на краю стола и даже, демоны его раздери, не возле нового охранного проекта королевского дворца. Я усмехнулся, откидываясь на спинку кресла, крутанулся, разворачиваясь к окну, и снова воскресил в памяти вид взбешенной девицы.

Как она кричала? Мое место в сточной канаве? Ей мерзко на меня смотреть? В свой адрес я слышал слова куда и похуже. Чаще они, правда, звучали за спиной. В глаза мне кидали оскорбления не так часто – на подобную смелость люди обычно решались по глупости, или из-за помутнения рассудка. Девчонка не показалась мне ни чокнутой, ни храброй, да она ведь вся тряслась. Однако она была уверена в своих словах. Какая, к демонам, невеста? Прелюбодей? Возможно, я повинен во многих грехах, но только не в этом. Слишком много проблем от таких связей.

На губах против воли заиграла улыбка. Чудная, однако, девочка. Я ведь мог переломить ее белую шейку одним ударом. Уверен, что талию запросто обхвачу ладонями. Она показалась мне совсем худющей. Да, юбка вырисовывала довольна приятные очертания бедер, но вот под жакетом точно скрывалась ничем не выдающаяся грудь. По сравнению с Викки уж точно. Но как-то на Викки потом расхотелось смотреть. Стало скучно и немного противно. Слишком много косметики, слишком много обтянутого, слишком много… всего. Она была уж слишком подготовленной для ублажения дорогого клиента, и почему-то в тот момент меня это начало раздражать, хотя почти месяц все устраивало, и даже очень устраивало…

Хотя какой смысл врать самому себе? Я привык здраво оценивать свои желания. Меня привлекли глаза, пылающие гневом и такие уверенные в своей правоте. Просто ангел правосудия. Если бы Викки тогда могла испариться, я бы точно догнал девчонку. Что ж, похоже, меня потянуло на блондинок…

Кабинет озарила вспышка. Мне не нужно было оборачиваться, ауру Тобиаса я почувствовал за секунду до перемещения, да и открывать пространственный телепорт в мой кабинет могли единицы. Интересно, если я проигнорирую его появление, он исчезнет?

– Я голоден, – провозгласил Тобиас нараспев, словно сообщал о прибытии посольской миссии, а я должен был тут же начать расшаркиваться.

Я медленно развернулся на стуле, глянул на него из-под бровей. Этот взгляд многих заставлял прижать голову к плечам и начать заикаться, но Тобиас с нахальной улыбкой опустился на диван у противоположной стены и закинул ногу на ногу. Видимо, удобно устроился.

– Я безумно рад, но при чем тут я?

– Ненавижу есть в одиночестве, – Тоби трагично вздохнул и смахнул с идеально отглаженных брюк невидимую соринку.

Я проигнорировал его замечание и придвинул к себе гору папок. В висках стучало, хотелось прикрыть глаза и заснуть хотя бы минут на десять. Может, мне приснится та девчонка?

Тобиас лениво поднялся и переместился в кресло перед моим столом. Я не повел и бровью, открывая первый отчет. Почему нельзя сделать все так, как я прошу? Это на веки вечные останется для меня загадкой мироздания.

– Себастьян? Не прикидывайся, что не слышишь меня, – Тобиас нагло пощелкал пальцами перед моим лицом.

Я вскинул голову и схватил его руку, сжимая. Темно-серые, поблескивающие, как графит, глаза смеялись. Я разозлился на себя за то, что этот демонов провокатор вывел меня на эмоции. Головная боль все не отступала. Когда последний раз я нормально спал? Может, мне правда стоит поесть? Нет, позже.

Тобиас, словно прочитав мои мысли, заговорил, одновременно пытаясь вытянуть свою руку из моего захвата:

– Послушай, у тебя что, нет людей, которые займутся этими дурацкими отчетами?

Людей у меня было много, как раз тех, что эти отчеты плодили. Вкривь и вкось, в буквальном смысле.

– А я погляжу, отдел Планирования так занят, что ты слоняешься по чужим кабинетам и просиживаешь казенные портки. Может, мне поднять вопрос на следующем заседании Совета о перерасчете графы расходов на ваш департамент?

Я разжал руку, и Тобиас с обиженным видом потер запястье.

– Нам не выделяют «портки», как некоторым.

– Видимо, среди счетоводов все-таки еще есть здравомыслящие люди. Учитывая то, как часто ты трешься задом обо все поверхности в моем кабинете, страна бы давно разорилась.

Но Тобиас не обратил никакого внимания на мою иронию. Его ничто не могло пронять.

– Видел Хронику? – он вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенную гармошкой газету.

Копия Авьенской Хроники у меня лежала в одном из ящиков стола. В нижнем, погребенная под грудой документов. Разумеется, глава Тайного сыска должен был быть в курсе светских сплетен и последних кулуарных новостей. В представлении всех, кроме меня. Авьенскую Хронику я терпеть не мог. Но по статусу было положено принимать из рук секретаря все мало-мальски важные издания. Не то чтобы я совсем не открывал Хронику, отчего же, порой случалось. Вот как раз в понедельник свежий номер послужил мне отличной скатертью под чашку кофе, пока одна девица не пролила на меня чай.

Вот так удачно за последние несколько месяцев выбрался на пятнадцать минут прогуляться. Вспоминая, как все раздражение выплеснул на несчастной газетенке, я воскресил и образ лепечущей извинения дамочки. Он был смутным, но я вдруг осознал кое-что… Демоны, это ведь была та же девчонка, что ворвалась ко мне с Викки в номер. Почему я сразу не узнал ее? Случайность? Она ведь не могла, действительно, за мной следить? Или могла?

– Информация уже как два дня устарела, – заметил, все еще гадая о странном совпадении.

– Для кого-то да, а для тебя будет актуальна и сейчас. Считай, я твой проводник в мир нормальных людей! Смотри, – Тобиас развернул смятую газету и, не церемонясь, положил ее передо мной поверх папок.

Я недовольно опустил взгляд. На краю страницы красовались жирные следы от пальцев. Видно, не я один использую Хронику как скатерть для трапез.

– Смотрю.

– Читай, – Тобиас ткнул пальцем в один из столбиков с витиеватым шрифтом.

– Читаю, – иронично ответил, а дальше мне оставалось только цветисто и забористо выругаться.

– Знал, что тебе понравится, – веселился Тобиас.

– Я закопаю их задницы в гномьем дерьме! Я же сказал, чтобы ни одна живая душонка не узнала до официального приказа! Какого демона?!

Я смял Хронику и швырнул ее в Тобиаса, но на подлете, прямо около его лица, она загорелась черным пламенем. Каюсь, не сдержался.

– Поаккуратнее! – вознегодовал Тоби, сдувая с лица пепел.

– Иди в бездну!

– Вот поэтому тебя никто не любит…

Я коснулся камня вызова и спокойно, словно минуту назад не хотел испепелить весь кабинет, приказал зайти секретарю.

Высокие двери открылись в ту же секунду, сами собой захлопнувшись за спиной Харлея. Секретарь бесшумно ступил на темно-зеленый ковер и, коротко склонив голову, произнес:

– Вы звали меня, господин?

Когда рядом находился невозмутимый Харли Уэйн, я точно знал, что все будет под контролем, поэтому и самого отпускало быстро.

– Да, ты видел Хронику?

Харлей кивнул. Взгляд его черных, проницательных глаз был направлен прямо на меня. Секретарь был из тех немногих, что всегда смотрели мне в глаза. В голове снова возник образ блондинки. Она бы выдержала со мной игру в гляделки? Что-то мне подсказывало – да.

– И ты видел, что они прознали про новый охранный план? Еще разрабатываемый нашими специалистами и не введенный официально?

– Да, господин.

Тобиас притих, сосредоточенно рассматривая что-то за окном. Кроме пожелтевших макушек деревьев и пасмурного неба, не думаю, что он отыскал там нечто интересное, но уверенно делал вид, что увлекательнее занятия не смог бы себе найти. Поразительный человек! Сколько знакомы, с каждым днем бесит все сильнее!

– Почему не доложил мне?

– Я так и сделал, господин.

– Когда? – ставить под сомнения слова Харлея я не собирался. Если он говорил, что сделал, значит, так оно и было.

Если честно, я порой думал, что мой секретарь – единственное звено, удерживающее отдел Тайного сыска от полного погружения в хаос.

– Незамедлительно. В понедельник, в семь утра, – отчеканил Харлей и дождался, когда я кивну, чтобы продолжить:

– Я принес всю полагающуюся корреспонденцию и периодику. На самый верх положил Авьенскую Хронику и попросил вас прочесть в ту же минуту. Вы спросили, почему должны читать сопливые сплетни неудовлетворенных старух. Я ответил, что это чрезвычайно важно.

– И я?.. – намекнул на продолжение, когда Харлей замолчал.

– Вы сказали, что поняли меня. Затем я вышел.

Я ни черта не помнил из этого разговора. Получалось, что сам виноват. В том, что не заметил утечки информации сразу, а не в самой утечки. Ну, и что мой отдел допустил ее. Снова.

Я потер виски и хотел было попросить созвать собрание для разбора полетов, а в нашем конкретном случае – для вытрясения из голов опилок и прочих нечистот, но Харлей опередил меня:

– Я назначил собрание на ближайшее ваше свободное окно, завтра в три.

– Прекрасно. Спасибо, Харли.

Но прежде, чем тот покинул кабинет, я уточнил:

– Есть что-то, о чем я могу забыть?

Харлей думал всего пару секунд.

– В следующем месяце…

Я остановил его взмахом руки. Если я буду знать, что меня ждет через месяц, свихнусь окончательно.

– На этой неделе.

– В субботу открытие Осенней конференции Королевского Ботанического общества. Вы приглашены в качестве почетного гостя.

Я скривился. Какого демона? Единственный выходной я проведу в компании профессоров-цветочников?

– Ботанического общества? – отмер, наконец, Тобиас и весело глянул на меня, приподнимая брови.