Ночь империи

Зеки был провидцем средней руки, но видел достаточно, чтобы при необходимости уберечь от опасности. Нашёлся он в третьей таверне и, когда Самаэль зашёл, уже хохотал так заразительно, что не улыбнуться было нельзя. Знал, что его ищут, и знал, в каком виде. За купленную ему кружку браги согласился подсказать пару вариантов.

Потом одна кружка превратилась в две, три…

И вот, вернувшись домой лишь час назад, тави Гринд стоял, согбенный, посреди своих покоев, которые не убрал ещё и наполовину.

Нужно было достать гобелен.

Со вздохом опустившись на колени, мужчина на четвереньках подобрался к постели и пригнулся. Казалось, свёрток лежал не так уж далеко, но на поверку между ним и пальцами оставалась пара жизненно важных сантиметров. Лежавший рядом с подарком от сестры кот, предпочитавший переживать утреннюю жару в более или менее прохладном тёмном месте, сверкнул на хозяина одним глазом и явно решил, что последние остатки разума двуногий потерял.

Он бы мог залезть под кровать с головой, но это значило распластаться по полу и молиться, что прислуга не решит вдруг проверить его самочувствие. Страшно было представить, как будет сокрушаться старушка:«Хозяину собой полы подметать не пристало, Ваше Сиятельство!».

Приятная была женщина. Заботливая до тошноты.

Как только он по пояс оказался под кроватью, достать свёрток не составило никакого труда. Пользуясь своим одиночеством и представившимся моментом, Самаэль почесал ласково заурчавшего кота за ухом. В этот же момент распахнулась без стука дверь.

– Проснись и пой, тави Гринд!

От неожиданности дёрнувшись, Самаэль ударился темечком о деревянный кроватный поддон. Клацнул зубами и, тихо ругаясь на смеси садалийского и эрейского, лёг лицом в пол. От места удара волнами расходилась боль, а все мысли разлетелись в стороны, уступив место гулкому звону. Хотелось верить, что никаких опасных травм он сам себе не нанёс.

В момент второй попытки поднять голову и посмотреть, кто находился в комнате – голос он знал, но до последнего не хотел верить своим ушам – сверху на кровать приземлился довесок чужой тушки, и тави схлопотал ещё один удар. Так показалось, хотя на деле всего лишь слегка скрипнула постель, да немного просела перина с каркасом, но последний мазнул по больному месту, и это равнялось полноценному боевому ранению.

– Знаешь,– Айорг свесился со стороны изножья, и за этим его движением последовала чёрная грива волос, скользнувших на пол и улёгшихся волнами и полукольцами,– нормальные люди спят на кровати.

Валакх нахмурился, выглядя в кои-то веки действительно обеспокоенным.

– Или ты напился и уснул там, где Птица приказала?

Предпочитая не радовать правителя пространными объяснениями, Гринд швырнул в его сторону свёрток, но мужчина оперативно увернулся. Не совсем – жуткий снаряд попал на его волосы и частично придавил их к полу. Услышав раздражённое шипение сверху, Самаэль позволил себе довольную улыбку, ещё раз почесал кота за ухом и только после этого выбрался из-под кровати.

Когда он сел, упираясь локтем в перину, Айорг уже сидел на её центре и самым беспардонным образом изучал картину.

По ней ввысь тянулось обвитое пёстрыми голубыми лентами дерево яблони, на ветках которого ярко-красными пятнышками выделялись плоды. Возле одного из таких, гораздо более крупный, чем мог бы быть в жизни, сидел дятел, твёрдо вознамерившийся поесть что-то, кроме живущих в стволе жуков. Чуть выше на ветке сидела ещё одна птица меньше размером, но её масть определить уже было сложно – просто птица, и всё тут.

– Вы общаетесь?

Конечно, Айорг знал, чьих рук была эта работа. Он провёл в этом доме слишком много времени, чтобы не узнавать почерк Аланы и её знак – завиток первой буквы имени, который всегда вплетала в узоры.

– Ну, как видишь, подарки она мне шлёт. А твои огненные уродцы швыряются ими и заставляют меня ползать по полу за дорогой вещью.

– Не ворчи,– Айорг отложил гобелен в сторону.– Не сломали ведь они ничего.

– Ты мог просто попросить у меня эту чёртову иглу,– огрызнулся Самаэль, поднимаясь на ноги,– знал ведь, что она у меня.

Проходя к сундуку, он со вздохом швырнул домашний кафтан на кушетку, стоявшую рядом.

– Так нет же, просто необходимо было прислать их сюда и сказать им поставить дом вверх дном.

Хотелось сказать слишком многое, и все эти слова, ранее сдерживаемые, вдруг отказались сидеть внутри. Прокатились комом вверх по горлу, а потом Самаэль, ругнувшись сквозь зубы, обернулся на валакха и взмахнул рукой:

– Не ты ли недавно вымаливал у меня прощение?! И всё ради того, чтобы потом, услышав, что я все ещё твой друг, радостно выпустить в мой дом своих уродов! Когда всё, что нужно было сделать – просто, Птица тебя раздери, попросить!

Айорг слушал его, скрестив ноги, держался руками за собственные лодыжки. С лёгким удивлением Самаэль отметил, что валакх где-то оставил сапоги – видимо, решил в чужом доме действовать по законам хозяина, который сам всегда ходил здесь босым. С другой стороны, никого другого он этого делать не заставлял.

Валакх выглядел почти пристыжённым, и в это хотелось верить, но это ведь был Айорг. За полгода перед своим отъездом тави интереса ради то и дело спрашивал у него, чем тот позавтракал, и тогда ещё регент каждый раз называл какое-нибудь блюдо. И каждый раз виновато улыбался, когда ему напоминали, что Самаэль в курсе – не завтракал валакх уже лет десять как, просто забывая про это дело. Про обед хотя бы помнил, и на том спасибо, но врал он, как дышал – машинально и даже тогда, когда надобности в этом не было.

Не дожидаясь ответа, тави отвернулся и рывком распахнул сундук, срывая собственную злость на нём.

– Найди какой-нибудь свиток, почитай, как себя ведут друзья,– выплюнул он, взмахивая рукой и тут же закрывая лицо ладонью.– У дочерей своих пару уроков возьми, плевать мне!

– Я не думал, что ты так просто возьмёшь и отдашь,– Айорг даже звучал так, как будто ему было стыдно.

– А я бы отдал!– рявкнул Самаэль, разворачиваясь к нему лицом. О том, чтобы переодеваться именно сейчас, стоило забыть, и это решение тави осветил, с силой захлопнув несчастный сундук.– Потому что я сказал тебе, что я буду на твоей стороне! Потому что сказал, что я, Самаэль, мать его, Гринд, твой друг! И это значит, что я готов идти тебе навстречу. Если. Ты. Научишься. Со мной. Говорить!

Пока говорил, сам не заметил, что подошёл к кровати. Последнее слово рявкнул, грозя пальцем практически у валакха перед самым носом.

К своей чести сделавший вид, что всё происходящее в порядке вещей, Айорг одарил его блёклой виноватой улыбочкой и осторожно прижал свой указательный палец кончиком к его. Как делал в детстве, когда надо было отвлечь и успокоить – Самаэль до сих пор не знал, почему ребёнком его это забавляло. Знал, что во взрослой жизни по старой памяти начнёт пытаться усмирить собственную злость, клокотавшую в груди, будто раскалённое масло.

– Я учту,– заискивающе на него глядя, произнёс Айорг.– Честное владыческое.

Самаэль выдержал ещё пару секунд, после чего немного нервно отдёрнул руку.

– Убирайся.

– Что?– валакх спал с лица, подозревая, что все его увещевания были, как об стенку горох.

Указав на пол, на котором ещё оставались вещи, Самаэль повторил:

– Убирайся. Твои уродцы это сделали, тебе за ними и подчищать.

Собирать с пола чужие вещи с такой прытью Владыка империи не кидался ещё никогда.

2.

Едва увидела правителя, тахшан чуть не упала в обморок. Она знала Айорга ещё в те времена, когда до политики ему было, как пешком до Геенны, но теперь всё изменилось. Женщина, как любой уважающий себя житель ближней к столицы области, считала необходимым бросить все дела и упасть на колени, пряча лицо в ладонях. Самаэль только чудом успел подхватить корзину с вещами, которую она кинула в сторону от себя.

Пару минут потратили на то, чтобы успокоить бедняжку, и Айорг, как оказалось, ни на мгновение не растерял своего обаяния, всегда прежде имевшегося в избытке. Совсем немного времени спустя они уже сидели в трапезной и дружно помалкивали.

Валакх, неожиданно слишком сильно радовавшийся тому, что его снова пускали на порог и не грозили переломить шею в первые пять минут общения, согласился позавтракать и вёл себя, как самое примерное на свете создание. Разве что не крутил головой по сторонам, изучая и так знакомые помещения.

Оба, не сговариваясь, раскурили каждый свою трубку, и сизый дымок от табака вился колечками, уплывая к потолку. Джанмариа Гринд в прежние времена всегда жаловался, что весь дым и запахи осядут на дереве, так что потом дом будет «смердеть вашими углями», но при этом никогда не запрещал. Просто в какой-то момент заметили, что стали сами выходить на крыльцо или во внутренний двор. Позже поняли, что делали это по большей части потому, что под предлогом курения можно было поговорить о том, что семье слышать не стоило.

Визит Владыки подразумевал гораздо больше пышности, но валакх приехал один. Одетый неброско, совсем по-дорожному. Как только они выехали за пределы Тэнебре, местные бы его не признали – чем дальше от столицы, тем меньше народу хоть раз видели правителя в живую. Самаэль, мысленно вздыхая, пожурил сам себя: за годы вдали от Айорга он слегка растерял навык просчитывать действия этого наглеца хотя бы на два-три шага вперёд.

Поэтому теперь сидел, уже достаточно времени провёдший с ним в своём доме, и запоздало осознавал: Айорг не просто решил перед поездкой нанести дружеский визит, опасаясь, что потом им не дадут поговорить о бытовых вещах. Он прибыл с вполне чётким намерением после этого завтрака отправиться в путь без лишней помпезности и официоза. На вопрос «зачем» Самаэль, как ни старался, пока себе ответить не смог. Как ни силился вспомнить, а на ум не приходило ничего, что могло бы быть полезно валакху и находиться при этом в Пантеоне.

– Ладно,– вздохнул, сдаваясь, мужчина.– Выкладывай, что у тебя на уме.

– Думаю, чинили ли этот дом. Тебя в нём не было семь лет, как-никак.

– Айорг,– строго глянул на него Самаэль.– Не играй дурака – тебе не идёт.

Если и собирался ответить, валакх отложил это на потом. Когда ещё была жива самаэлева тётка, Сибилла Гринд, она постоянно в шутку говорила, что единственное, что держало это существо в их доме – еда. Ей это было только в радость, потому что готовить она любила, а названный сыном племянник и муж были слишком уж военные и «уставные», чтобы позволять себе долго рассиживаться и много есть. Айорг в свою очередь был миниатюрен, но мог без малейшего зазрения совести опустошить целый стол, лишь бы не было нигде козьего сыра.

Тахшан, как раз принёсшая завтрак с помощью ещё двух молоденьких служанок, переняла от своей прежней хозяйки эту странную любовь подкармливать валакха. Они обе, будто когда-то давно сговорились, то и дело вздыхали, что Айорг донельзя худой и бледный, и оправдывали этим постоянное желание подсунуть ему под нос то одно, то другое блюдо. Валакх никогда не возражал.

Вот и сейчас, забыв о разговоре, всё своё внимание отдал еде.

На столе было, на что посмотреть: несколько видов сыра, мелла, острый перец с орехами, творог с зеленью, холодный салат и завёрнутые в листья антоли брусочки холодного мяса. От нескольких варёных яиц все ещё вился тонкими завитками пар, свежеиспечённые лепёшки перебивали своим запахом все остальные. Рубленный саджан из крови, запечённый на углях, шакша из давленых овощей и зелени.

Самаэль улыбнулся, поблагодарив слуг, сделал вид, что не заметил, с какой надеждой на него смотрела младшенькая. Она была недурна собой, но наивно полагала, что пару раз обративший на неё внимание хозяин поместья даст ей путь в новую, для неё казавшуюся недосягаемой жизнь. Мог бы, но жениться желания не было, общество бы не одобрило, да и «обращать внимание» на неё не собирался. Просто нашёл сложным отказать женщине, которая, заходя к нему в покои, готова была чуть ли не на пороге скидывать с себя платье.

На тахшан между делом обиделся: когда завтракал в одиночестве, стол от количества блюд не ломился. Она, конечно, была привыкшая, что Великий генерал почти не питался дома, в основном перебиваясь тем, что имелось в крепости, но от невиданной щедрости на визит Айорга в груди неприятно кольнуло ревностью.

– Наметали так, как будто некоторых во дворце не кормят,– тихо фыркнул мужчина, отпивая горячий чай из высокого стаканчика из цветного стекла.– Тоже мне.

К сожалению, у валакха был очень хороший слух. Перегнувшись через стол, чтобы дотянуться до противоположного края, он со смешком утянул себе тарелку рассольного сыра.

– Что поделать – женщины от меня без ума.

– Все решается женитьбой – супруга будет всех воздыхательниц от тебя отгонять, как мух тряпкой.

– Вот поэтому я и не женюсь,– рассмеялся Айорг, подмигивая.

– А стоило бы. Владыка без жены в глазах народа много уважения не заработает.– Самаэль оторвал себе небольшой кусок лепёшки и обмакнул его в закуску.– Правда, сложно будет найти тебе подходящую.

– Почему это?

– Карлицу искать придётся. Чтобы тебя своим ростом не затмевала. Проще тебе сапоги сделать с каблуками побольше, право слово.

Реакция не заставила себя ждать – валакх, гневно фыркая, кинул в него тряпочной салфеткой. Увернувшись от грозного снаряда, повисшего на спинке стула, Самаэль со смешком принялся за еду: морально он этой местью за излишнюю любовь к валакху своей прислуги удовлетворился.

– Вернёмся к делу,– выдержав достаточную паузу, произнёс он.– С чего такое яростное желание ехать в Пантеон?

– Почему нет?– вопросом на вопрос отозвался Айорг, на пару мгновений отвлекаясь от шакши.– Они меня три тысячи лет не пускали на порог. Хоть посмотрю, как там все изменилось.

– Это Первородные. Не меняются сами, не меняют среду обитания.

– Смотрю, просто так ты это оставить не хочешь.

– Не вини меня за желание понять, почему намедни мы обсудили, как отправимся туда всей толпой, а сегодня вдруг организуем маленькую дружескую поездку.

Айорг заговорил не сразу. То ли раздумывал над ответом, который объяснит все и ничего, то ли просто пытался понять, стоит ли посвящать друга в свои планы. Придя к какой-то окончательной мысли – хотелось верить, что вспомнил разговор в покоях и решил быть откровенным – он с улыбкой указал на Самаэля кусочком хлеба:

– Знаешь, этот дом кажется безумно пустым. Тебе обязательно нужно жениться.

– Да ты смеёшься,– тави не глядя протянул руку за спину и прицельно швырнул обратно в валакха ту самую тряпку, от которой до этого уворачивался сам.– Хватит, Птица тебя раздери, думать, что говоришь с одним из глав ведомств!

Состроив нечитаемое выражение лица, Владыка стянул с плеча чётко приземлившуюся на него салфетку. Посмотрел на неё так, как будто она могла помочь выбраться из неудобной ситуации, а потом сказал, все ещё не поднимая взгляда:

– Возможно, не так давно я узнал, что ребятки Василиска заглядывали в Чертоги.– Взглянув на Самаэля, мужчина пригрозил ему пальцем.– И унесли то, что моё по праву.

Чертоги – сколько лет прошло с того дня, когда он слышал это название? В Тишуре, священном писании, созданном лично Первородными, это было местом последнего пристанища всех, кто при жизни творил слишком много беззакония и жил не по заветам своих святых. В суровой действительности, в которой они жили, Чертогами звалась огромная крепость далеко в северных горах, поход до которой можно было считать главным подвигом своей жизни. Расположенная в кольце вершин Трёх сестёр, она находилась в месте, где снег не стаивал никогда, а морозы были такие, что лошади падали замертво на середине пути. Все ровно до того момента, пока путник, каким-то чудом добравшийся до неё, не переступал линию, отделявшую подвесной мост от территорий самих Чертогов.

В них были сады и яркая зелень, словно в самое плодородное лето, тепло, вынуждавшее скидывать шубу и разминать продрогшие до костей руки. Одни верили, что её выстроили во Вторую Эпоху суламаррэ, другие – что крепость стояла с тех времён, когда по небу ещё летали огненные анкары. Точного ответа о том, сколько лет громада Чертогов простояла на своём месте, невосприимчивая к разрушительной силе природы, не мог дать никто из ныне живущих учёных мужей – если они, конечно, вообще знали, что она существует не только в сказках.

Самаэль прожил там два года, в которые с завидным энтузиазмом рассказывал отцу в письмах, как защищает границы империи от врагов. Хотя позже, узнав об обмане, Джанмариа Гринд рвал, метал и упрекал Айорга в попечительстве бесполезному просиживанию штанов одного из солдат империи, абсолютно бесполезными эти два года не были. Айорг и те, кто когда-то вместе с ним ушли из-под крыла святой семьи, жили в Чертогах веками. Здесь процветала их тяга к знаниям, которая стала основным камнем преткновения в конфликте с Первородными, их желание изучать мир и пробовать вплетать в сами нити мироздания то, что смогли вычитать из старинных манускриптов.

Полки хранилищ и библиотек Чертогов ломились от обилия свитков, старинных книг и карт земель, которые в нынешние времена невозможно было бы найти. Если бродить по коридорам достаточно долго, можно было откопать письма времён Джартаха Неповторимого и тех, кто был до него, Священное писание людей, в котором рассказывалось об их боге и его противнике, труды великих учёных и работы известных деятелей искусства. Как ни старался Самаэль, он ничего не смог отыскать о своём народе, но это было попыткой нащупать драгоценный камень в мутной воде: Вторая Эпоха завершилась не только гибелью цивилизации суламаррэ, но и любых памятников их культуры, будь то книги, украшения или что-то ещё.

Тогда он и узнал, что все, кто полагал Чертоги старше Третьей Эпохи, ошибались – они были немного младше. Крепость возвёл для своего старшего брата сам Король богов. В обмен Айорг дал ему небольшую армию, которая по сей день спала в стенах Пантеона, всегда готовая в случае необходимости пробудиться и защищать святые стены. Об этом соглашении знали лишь братья, так как остальные Первородные считали необходимым отказаться от любого вида оружия и потенциального насилия.

Самаэль до сих пор помнил, как Айорг, дав ему почитать то самое соглашение, смеялся: «Нориа всё кудахчет им, что нужно быть открытыми к миру – и тогда мир не попытается на тебя напасть. Посмотрел бы я на зайца с такими же взглядами».

– Как они вообще туда добрались?– нахмурился тави, подперев голову ладонью.– Я думал, вы прячетесь.

– Не сильно спрячешься, когда один знает, где искать,– вздохнул Айорг, наливая себе сок из яблок и тыквы.– Я могу винить за эту оплошность только себя, но и спускать им с рук это не хочется.

Помолчав, валакх посмотрел на содержимое своего глиняного стакана.

– Знаешь, в Чертогах нынче почти никого нет. Они действительно превращаются в старую легенду.

– Почему? Они всегда были местом для тех, кому больше некуда идти.

– Если люди могли туда добраться,– пожав плечами, Айорг отставил стакан, из которого так и не отпил ни капли.– Полагаю, так много гибло в пути, что народ перестал верить, будто Три сестры действительно что-то прячут. А пока я здесь радостно бегал по столице, остальные затосковали по большому миру. Не знаю, где сейчас и половина из них.

Взглянув на Самаэля, валакх с виноватой улыбкой развёл руками прежде, чем вернуться к завтраку:

– Знаю лишь о тех, кто меня навещает.

Валакх, хоть и достаточно умело это скрывал, чувствовал вину за Чертоги и тех, кто там когда-то жил. Однажды, достаточно давно, он открыл ворота для всех, кто был отвергнут и остался один. Возможно, где-то в глубине души он полагал, что хотя бы эти существа, пришедшие под его опеку, останутся с ним навсегда, но время шло, и они выросли. Не столько в плане возраста, сколько морально и умственно, сумев принять себя и осознав, что жизнь не ограничивается признанием окружающих – этому учили Чертоги. Учили не бояться идти своей дорогой, которую удобной для себя считал в первую очередь ты, и в определённый момент все, кто жил в крепости, так или иначе определили свою тропу.

Он чувствовал себя не лучше матери, чьи сыновья ушли на войну, а там как-то нашли себе и новую жизнь, и новые цели, и, возможно, новые семьи на новых землях: ему не для кого было больше стараться. Чертоги хирели, заброшенные и никому толком не нужные – потому что в первую очередь никому не нужен теперь оказался их хозяин.

– Допустим, что я соглашусь с твоей идеей,– осторожно произнёс Самаэль, внимательно наблюдая за валакхом.– Мы отправимся в Пантеон так, как этого хочешь ты. Под предлогом расследования смерти Фикяра.

– Они не заметят, что я что-то забрал,– тут же оживился Айорг.– Честное слово, они и украли это только из своих дурных принципов.

– Хорошо, допустим. Что ты будешь делать, когда станет ясно, что наша игла и украшения Нории не имеют между собой ничего общего?

– А, придумаю,– отмахнулся валакх, с радостной улыбкой утягивая у него из-под носа блюдо с мясом в листьях антоли.– Скажу, что позор уже не смыть, и главы ведомств не поймут. Что я оказался не таким влиятельным Владыкой, как мне хотелось бы.

Хохотнув, явно довольный жизнью и тем, что его идею поддержали, Айорг больше не заводил разговоров о Чертогах и Пантеоне. Они поели, неспешно собрались и вышли на улицу, где их уже ждали подготовленные к поездке лошади. Скорее всего, весь путь верхом проделывать бы не стали, но из Тэнебре бы точно уехали традиционным способом.

Скучавший без дела, пока мальчишка-слуга пытался расчесать его гриву (ребёнка восхищали размеры невиданного им прежде жеребца) Ноктис при виде Самаэля только фыркнул. Они относились к друг другу нормально, но перевёртыш в очередную ссору тави и своего хозяина любил заметить, что однажды они друг друга за руку подведут к смертному одру. Так как об Айорге он заботился все же больше, понятное дело, что и чаще советовал Самаэлю побольше молчать и почаще постоять в стороне.

Сейчас ему тоже что-то не нравилось, и великий генерал с тоской понял и принял тот факт, что Ноктис знал о краже из Чертогов чуть больше. К примеру – что именно было вынесено. Айорг бы не кинулся возвращать простой свиток, каких там были сотни.

Выезжая с территорий своего поместья, Самаэль впервые в жизни всерьёз взмолился Первородным о том, чтобы всё в Пантеоне прошло настолько хорошо, насколько это было возможно.

3.

Небольшой фонтанчик посреди комнаты, в центре которого стояла худая фигурка каменной девушки, лившей воду из кувшина с ручками-завитками, раздражал. Его было не заткнуть, и в редкие дни этот с трудом называемый шумом звук помогал успокоиться, либо не привлекал внимания вообще. Однако, на всё были свои плохие моменты, и раз в полгода фонтан хотелось разбить первым, что под руку попадётся.

Любой здравомыслящий посоветовал бы просто встать и уйти из помещения, в котором невозможно находиться, но Василиск с завидным упорством лежал на кушетке возле арочного окна и раздражался с каждой минутой всё больше. Вернувшись в Пантеон сразу после того разговора с первым тави, он едва не придушил Норию: у неё действительно были украшения, слишком сильно походившие на иглу, найденную у постели покойного Владыки. Понятное дело, что одни вещи были созданы исключительно для красоты, а другая – для убийства, но это ведь был Айорг. Порой его умение извернуть всё самым невообразимым образом заставляло мурашки бегать по спине.

Василиск забрал себе лишь одну иглу, остальные под видом благого дела подарив молодой прихожанке. Девушка, когда-то рассказывавшая ему, что очень хочет однажды побывать в столице и стать такой же красивой, как тамошние женщины, была от дорогого подарка без ума и наверняка уже половину продала ростовщику, а половину оставила себе. Сначала хотел переплавить побрякушки прямо в собственных ладонях, но отказался от этой идеи: пришлось бы слушать возмущения родственников.

После этого он запретил всем пытаться даже случайно придумать, как лучше принять Владыку и его людей, и ушёл к себе в покои. Здесь к нему соваться не рисковали, но приходилось терпеть злосчастный фонтан. Для себя Василиск решил, что, как только настроение у него улучшится, прикажет убрать девку с кувшином и оставить только основу. Запустил бы в неё жирных фиалковых карпов и сидел бы целыми днями, наблюдая, как они плавают.

На данный момент единственным его собеседником была радужная каррэза, которую однажды спас от пантеоновской детворы. Стянув змею с дерева, они никак не давали ей уползти и то тащили за хвост, куда вздумается, то принимались кидать камни, стоило лишь ей попытаться двинуться прочь. В момент, когда издевательства над рептилией заметил Король богов, дети уже вознамерились насильно распахнуть ей пасть, и Василиск до сих пор не определился, кого спас: до последнего не хотевшую применять яд змею или малолетних вандалов. Отогнав детвору, он перенёс каррэзу в безопасное место, и она, едва оказавшись в траве, исчезла в её густых зарослях.