скачать книгу бесплатно
– И как тебе после работы в Дюпоне?
– Нормально! Вспомни, мы всегда так работали. Чисто там, где должно быть чисто.
– Такое чувство, что в этом корпусе ты один работаешь.
– Я решил свои денежные проблемы, теперь можно для удовольствия и поработать.
– Как-то грустно и страшно за академическую науку.
– Академию давно надо разогнать и перевести всю науку в университеты. Там студенты, там жизнь. Тут же теплое болото для престарелых академиков.
– Но ведь есть примеры успешных лабораторий.
– Они были бы еще успешнее, если бы их перевели в университеты.
– А где сейчас остальные сотрудники?
– На дачах, на подработках. Некоторые гранты пишут.
– Ты не пишешь?
– Не смеши меня. Ты представить не можешь, какое удивительное чувство, когда тебе ничего не надо от начальства. Просто открываешь сайт eBay, где есть всё, что нужно для работы.
– А как пишущие собираются выполнять работы по грантам? Судя по разрухе… Нет приборов, реактивов, сотрудников…
– Ты же был завлабом! Забыл, как мы умели красиво строить научные фразы?
– Но…
– Хватит о грустном, пошли лучше в ресторан пообедаем. Знаю место, где отлично готовят креветок и лобстеров. Я угощаю.
И мы пошли в ресторан.
Дом на Мойке
Петербурженка
Жил в Питере на Мойке напротив крыла Главного штаба, отданного Эрмитажу. Около моей арки продуктовый магазинчик. Стою в очереди с бутылками воды. Передо мной старушка лет 80-ти. Нет, не старушка, пожилая женщина.
– Мне две бутылки шампанского. Нет, не иностранного, советского. Привыкла я к нему.
– И еще килограмм абрикосов. Они такие желтенькие у вас.
– Два помидора, вот этих.
Продавец с уважением смотрит на покупательницу.
– Мадам, эти помидоры без вкуса и запаха. Я вам сейчас принесу два настоящих помидора.
Приносит, взвешивает, внимательно ждет дальнейшего.
– Мне еще что-нибудь неожиданного…
– Есть свежие кедровые орешки.
– Отлично, я возьму два пакета!
Покупки укладываются в сумку.
– У вас гости? Дети приезжают?
– Почему гости? Завтра воскресенье, я хочу себя побаловать.
Сумка на плечо, покупательница, опираясь на палочку, уходит. Продавец обращается ко мне.
– Настоящая петербурженка! Таких все меньше и меньше. Вы сами-то откуда?
Я медлю с ответом.
– Вы – гость, я сразу догадался.
Выхожу на улицу, смотрю на свое отражение в витрине, пытаюсь понять, чем я отличаюсь от петербуржцев. Оглядываюсь, чтобы сравнить. По тротуару в музей-квартиру Пушкина идет толпа китайцев. Кроссовки, серые брюки, куртки, в руках бутылки с водой. Все как у меня.
Вот если бы я шампанского купил…
Пушкин и другие в Питере
Александр Сергеевич, ни на кого не глядя, сидит в Литературном кафе на Невском.
Я его понимаю. Иду сквозь толпу, поглядывая выше голов. После двухнедельной тишины (яхта на Ладоге) толпа пугает. Острое желание побыть одному. Похоже, что такое желание и у тысяч китайцев. В поисках одиночества они заполонили все центральные питерские переулки.
***
Питер, Измайловский сад. На лавочке сидит бронзовый ангел с книгой. Нос у него блестит – не знаю, что случится, если я его потру. Но, наверное, что-нибудь хорошее. Прикасаюсь к холодному носу, оглядываюсь. В парке никого, тихо.
***
На стрелке Васильевского острова художник рисует серую Неву и Зимний дворец. Каждый проходящий заглядывает ему через плечо. Художник не реагирует. Хочу сделать фотографию и назвать её «Одиночество в толпе».
***
Зашел в издательство в доме около арки Главного штаба. Спрашиваю, чем они лучше, чем остальные. Говорят, что красиво оформляют обложки.
– Помогаете распространять изданные книги?
– Только за счет писателя.
Это капитализм или бумажные книги почти никому не нужны?
***
В музее Набокова. На стене фотографии домов, где он жил в Америке. Я насчитал десять. Похвастаюсь, что был в долине Аризоны, где Набоков ловил бабочек. Там красиво и без бабочек – красные скалы, голубая вода…
Почему-то обидно, когда писатель тратит время на бабочек, кухню, рыбалку… На женщин – нормально. Это жизнь. Но вот бабочки!
Хорошо, что меня никто не спрашивал.
***
«Большой» дом на Литейном. Сначала не понял, что это «тот самый». Спрашиваю у полицейского, мерзнущего на ветру:
– А что было в этом доме?
– Что надо, то и было.
– А до революции?
– Ничего интересного.
И взгляд такой усталый, колючий.
***
На доме (Чайковского, 29) написано, что это особняк Трубецких, потом Нарышкиных, но юный следопыт знает, что этот дом был построен для Абрама Петровича Ганнибала (арапа Петра Великого).
Кстати, о таинственном. В 2012 году здесь нашли клад Нарышкиных. Они покинули Россию в 1917, им было не до клада.
***
Беседа о Есенине:
– Как можно сравнивать поэзию с прозой? Никак! Поэзия – это живопись слов. Поэт думает над каждым словом, страдает. А прозаики только по клавишам стучат.
– А как же Гоголь, Флобер?
– Они в душе были поэтами.
***
В Питере вспоминаю санаторий в Юрмале. Первый визит к врачу:
– Вам надо делать массаж шеи и плеч. Это улучшит кровообращение и работу мозга.
– У меня мозг работает отлично.
– Это вам кажется, если вы отказываетесь даже от бесплатных процедур.
Мозг в Питере работает плохо. Только картинки может рассматривать. Зря я отказался от массажа шеи и плеч.
***
Обожаю питерские дворы. Эстетически обожаю. Полюбоваться хорошо, но не представляю свое детство в таких колодцах. Особенно сейчас, когда они забиты машинами. Но все равно обожаю.
***
Малая Конюшенная. Памятник Гоголю. Мог ли Николай Васильевич предполагать, что долгие годы будет смотреть на Невский?
Гоголь восхищался питерскими вывесками. Согласен с его восхищениями. Категорично считаю, что по креативности вывесок Питер занимает первое место в мире.
Москва в декабре
Москва, декабрь. Из блокнота.
Зашел в книжный магазин на пр. Мира. Увидел стеллажи с российской фантастикой. Посмотрел одну полку, другую… закружилась голова. Пошел вдоль «фантастических» стеллажей. Насчитал 25 шагов. Сказал: «ой!» И тут начались стеллажи с зарубежной фантастикой. Это добило вконец.
Затаился около кассы, стал наблюдать, что покупают. При мне покупали большие детские книжки с картинками.
Вышел на свежий воздух, глотнул туману, наступило просветление. Прохожие шли по мокрым тротуарам и несли белые пакеты с едой. Приближалось время субботнего обеда.
***
Проснулся во мне мастер, понадобилась рулетка. Куда едет юный путешественник за рулеткой? В «Золотой Вавилон». Ибо от любимой кроватки до него три остановки на любимом 17-м трамвае.
Вавилон ошарашил. Видали мы моллы, но такой и во сне не приснится. До рулетки надо было идти километр мимо сверкающих лавок, где торговали ненужностями накрашенные девушки с немАсковским говорком. Тут бы ввернуть философскую мысль о мирской суете и погоне за лишним, о мудром японском стиле ваби-саби, но другая мысль билась пульсом в висках – с сединой в бороде и бесом во всех костях ты понимаешь, что иногда надо жить для себя.
Когда мы с первой женой отхватили квартиру на Ленинском проспекте, то начали ее обустраивать для гостей. Чтоб им, паразитам, было удобно выпивать, закусывать, танцевать, отдыхать и заниматься глупостями. Теперь все по-другому. Сейчас в моей комнате огромное место занимает кровать. На нее много гостей не уложишь. И не надо.
Кстати о рулетках. Продавались китайские и американские. Их везли в Москву через моря и горы. Тысячи километров. Это так, о международном разделении труда.
***
Не догнать Америке Москву по прибамбасам. На моей трамвайной остановке бесплатный вай-фай. Нет такого в Америке. Я, правда, не понял – зачем? У всех в телефонах мобильный интернет. Он в Москве копейки стоит.
– Тебя не спросили, – проворчал внутренний голос.
***
Был в мебельном (й) шоурум. Теперь «шоурум» – русское слово. Перестал чему-либо удивляться.
– Почему у вас диван розового цвета?
– Это для девочек.
– Но формы у него брутальные.
– Это для брутальных девочек.
***
