скачать книгу бесплатно
Пока басист говорил свой приветственный спич, я по привычке обводил чуть отрешённым взглядом первые ряды зрителей в фан-зоне – впрочем, других я и разглядеть-то особо не мог. Смазливые девочки-студентки, кодеры за тридцать из Кремниевой долины, молодые мамаши-домохозяйки – судя по всему, жёны кодеров. Что ж, я в очередной раз готов был отдать должное Лиаму Брайерсу – он знал толк в том, что прибыльно. Панк-рок не был популярен настолько, как поп-панк – и именно потому последний так и называется, а не потому, что он похож на поп-панк. Да, это что-то из разряда дофига заумной философии, которой нас любил попотчевать Алекс.
Мы оседлали прибыльный жанр. И мы идеально выбрали целевую аудиторию – нашими слушателями всегда были самые платёжеспособные слои населения. Подростки и молодые люди всегда жаждали бунта, не совсем показушного, но и не совсем настоящего – ведь настоящее бунтарство и движение поперёк всего пугало неокрепшие умы – ведь в ответ могли затоптать и не заметить.
А жанр давал его в полной мере – каждый слушатель поп-панка был юным бунтарём.
Да, такими они были, наши фанаты – скейтеры, студенты, подросшие вчерашние студенты и, разумеется, школьники – словом, все, кому не нравились формальности и запреты, но кто не шёл против общественных устоев в открытую, бросая им вызов лишь опосредованно, в том числе, и, через нас, через нашу музыку.
Она была в меру тяжёлой, но не слишком. В меру драйвовой, но не чересчур. В меру мелодичной, но не до розовых соплей. Многие тексты были протестными, но не радикально. Мы поддевали и шатали режимы, но не свергали их. Мы качали стадионы, но сносили не их, а башни фанатов. А когда шоу заканчивалось, все расходились, протест для них и рабочий день для нас заканчивался, и бунтари в душе каждого из нас – и слушателя и исполнителя – замирали до следующего раза.
Конечно, по большому счёту, это был сугубо коммерческий жанр. Как и многие другие – глэм-метал, пост-гранж, гангста-рэп или ликвид-фанк. Вот и поп-панк являл собой просто более удачную и лучше продающуюся версию оригинального панк-рока. Вылизанную, отточенную и доведённую до ума с расчётом на ротации по радио и миллионные продажи в сети. Теперь уже в сети.
В общем, для поколения миллениалсов мы были живыми богами, они внимали нам и следовали за нами. И что очень радовало руководство лейбла[34 - Лейбл – компании, занимающимися производством, распространением и продвижением аудиозаписей (а также видеоклипов и записей концертов) на всевозможных носителях.] – они платили нам. Билеты на концерты начинали продаваться минимум за год до собственно выступлений, и разлетались они за считанные минуты после старта продаж. Мы неизменно собирали стадионы – время словно было невластно над нами и над нашей музыкой, всеми правдами и не очень мы держались на пике популярности вот уже много лет как и сдавать своих позиций не планировали. И так тур за туром.
Джефф дал несколько аккордов, как бы прощупывая аудиторию. И та была готова жадно внимать тяжёлым риффам[35 - Рифф – последовательность гитарных аккордов, повторяющиеся риффы составляют собственно мелодию.] отпетого канадца. Джефф, улыбаясь, слушал восторженные крики и одобрительный свист, а потом пустил гитару в овердрайв, доводя народ до эйфории – и где-то вдали заплакал горючими слезами зависти малютка Слэш[36 - Слэш – американский гитарист-виртуоз, участник Guns N’Roses. Некоторыми считается великим инструменталистом, некоторыми – распиаренной бездарностью. Как обычно, правда должна быть где-то посередине.]. Я не смог сдержаться и расплылся в ухмылке – ведь я кайфовал от этих его глэмерских выходок, хотя именно они в своё время и стали причиной очередного нашего раздора.
И, кривовато усмехаясь, я вновь и вновь обводил глазами первые ряды.
Улыбка сползла с моего лица подобно снежной лавине, глаза расширились, а сердце заколотилось как никогда быстро, и я чувствовал, как кровь в висках пульсирует в такт с ним. Мне на мгновение показалось, что я сейчас упаду, закружилась голова, и я отчаянно вцепился в микрофон. Посмотрев на него, я даже хотел использовать его почти по назначению и окликнуть по имени, но в изумлении не мог издать ни звука.
Всё те же милые моему сердцу мягкие черты лица, всё та же шикарная каштановая грива, всё тот же игривый взгляд глаз цвета бирюзового льда и всё так же растянутые в чарующей улыбке губы. И всё это – в свете огней ночной пятницы.
Я не мог обознаться – я никогда не бывал обдолбан.
И я никогда не забывал.
Передо мной была Аманда.
* * *
Всё то же. Как будто не прошло двадцати лет.
Огни ночной пятницы. Ревущий стадион. Дрожащие подтрибунные помещения, ведущие ровнёхонько к пятидесятиярдовой отметке.
«Львы» Риджмонт-Хай принимают «Пересмешников» из Энсино Уэстмарк. Сезон в разгаре. Полным ходом идут игры юниоров.
Неистово колотится сердце в груди, пальцы рук дрожат. Я роняю шлем на бетонный пол.
Мы здесь одни.
Аманда смотрит на меня не так, как мне хочется – не с восторгом или хотя бы с интересом, а лишь с укоризной и недовольством.
Я устаю убеждать и теперь лишь слушаю её.
– Ты не понимаешь слова «нет?» – её звонкий голос не тонет в фанатских криках.
Я судорожно глотаю.
– Мэнди…
– Я не хочу. Ты. Мне. Не. Интересен, – чеканит она каждое слово.
– Ради тебя я – на всё, – я растерян и не представляю, что делать дальше. – Я же всё делал ради тебя. Так, как тебе нравится.
– Я не давала тебе повода. Оставь меня в покое, Пит, – качает она головой. – Между нами ничего не будет. Никогда. Исчезни из моей жизни. Навсегда. Я прошу тебя.
Я медленно разворачиваюсь – не хочу, чтобы она видела наворачивающиеся слёзы – и, не оглядываясь, иду в сторону, противоположную полю. Каждое её слово ранит так глубоко, что остаётся лишь гадать – а может быть ещё больнее? Или всё – и это предел?
Уже на улице у меня подкашиваются ноги, я оседаю на бордюрный камень и больше не сдерживаюсь.
* * *
Однажды мне довелось не спать на протяжении трёх суток. Одни из самых странных ощущений в моей жизни. Каждое телодвижение к концу этого срока казалось мне замедленным, словно мной управляли, дёргали за ниточки как куклу, а я лишь послушно, но с некоторой задержкой, откликался на это. Ватные ноги и руки, лениво и едва ползущие в мозгу мысли.
Вот и теперь со мной творилось то же самое. Как в полубреду я развернулся в пол-оборота к зрителям и, стараясь почти не шевелить губами, сказал:
– Здесь Аманда.
Лиам живо отозвался по гарнитуре.
– Повтори! Что?
Как сомнамбула я послушно повторил:
– Здесь Аманда.
– Какая ещё Аманда? – недоумевая, спросил Лиам.
Я продолжил лениво чревовещать.
– Моя любовь со школьной скамьи.
– О, господи, – протянул Лиам. – Твою-то мать, Питер…
– Лиам, я сам не свой, – я как следует вдавил наушник себе в ухо, словно от этого менеджер стал бы слышать меня лучше. И, главное, лучше понимать. – Я сейчас… не знаю… Кажется, потеряю сознание. Послушай, надо отложить выступление.
Джефф между тем вовсю отрывался, разогревая аппетит зрителей – Джимми Хендрикс[37 - Джимми Хендрикс – феноменальный американский гитарист-виртуоз, волшебник – нет, бог! – электрогитары. То, что он вытворял с ней при жизни, помнят и после его смерти.] смотрел на всё это сверху и одобрительно кивал.
Менеджер оказался крайне не согласен со мной.
– Питер! Твою же, сука, мать! Ты что там себе, падла, удумал? А ну живо прекращай эти п##дострадания! – приказал Лиам. – Ты в край е##нулся? Мы не можем остановить шоу! Сто тысяч людей не станут ждать, они уйдут, подумай об этом! Урон репутации, потеря огромных денег! Ты подумал, как я буду тебя, урода, отмазывать на утреннем шоу какой-нибудь черножопой м##ды?
– Нет, – машинально ответил я.
– С трудом, вот как, сукин ты козёл! – рявкнул Лиам. Я вздрогнул. Но, рискуя вновь огрести от менеджера, продолжил гнуть своё.
– Я не могу сейчас думать, – и это было правдой. – Всё как во сне. Я просто плыву, Лиам. Не могу даже сет-лист вспомнить. И тексты не помню. Это не тот случай, когда всё вертится на языке, стоит лишь услышать музыку. – Я вздохнул. – Пусть уходят, главное, чтобы остался один человек. Понимаешь?
– Австралийский ты обмудок! – менеджер начал здорово сердиться. – Совсем из ума выжил? Тебе же по возрасту ещё не положено! Ты из-за неё бросил футбол, да? Это ведь та самая девка, да? Та тупая потаскушка?
– То, что я бросил футбол, пошло мне на пользу, так ведь? – я тоже начал сердиться. Никогда я не понимал людей, которые идут на поводу холодного разума, а не эмоций, упуская возможности. Потенциально лучшие моменты жизни. Таких людей как Лиам. И как Аманда. Когда я трезво мыслил и задавался вопросами – только обрастал сомнениями. Следовал своим чувствам, поддавался спонтанным порывам – и не прогадывал. Почти никогда. Почти. – Не надо её так называть, она этого ничем не заслужила.
– Пит, отыграй концерт, прошу тебя, – попросил меня вдруг Лиам. На удивление мягко и вежливо. – После этого делай, что посчитаешь нужным, можешь даже оставить группу ради неё.
– Серьёзно? – растерянно спросил я.
– Нет! Будь мужиком, бл###! – рявкнул Лиам. – Живо играй свою ссанину в уши, уё#ок!
Я вновь как во сне повернулся – теперь обратно к зрителям. Вновь бросил взгляд туда, где видел Аманду.
Она была там. И это была именно она – не могло быть и тени сомнений.
Воспоминания о ней потянули за собой и воспоминания о том, как был создан Perfect Plan. Ведь в определённом смысле я стал тем, кем я стал не в последнюю очередь благодаря её отказу встречаться со мной.
* * *
– Да забудь ты её, Пит.
Мы с Дэвидом сидели в открытом кафе на набережной в Венис[38 - Венис – красивый и довольно дорогой прибрежный район Лос-Анджелеса, тусовочное место. Когда герои говорят, что они из Венис, подразумевается именно это – они тусят там, не живут. Каждый уважающий себя миллениал из большого Лос-Анджелеса тусит в Венис], из динамиков за нами ковбои Poison[39 - Poison – американская глэм-метал и хард-рок группа.] грустно напоминали всем присутствующим, что у каждой розы есть шипы. Это, само собой, не добавляло мне настроения. Я размышлял о том, как жить дальше, а мой дорогой кузен уламывал меня на то, на что я никак не соглашался пойти.
– Пит, вокруг столько девушек, есть куда красивее и интереснее, почему ты так прикипел к этой овце?
Я в задумчивости пожал плечами.
– Я же понимаю, что ты пытаешься мне втолковать, Дэвид, правда, понимаю. Я могу это понять. И её я могу понять – и даже понимаю. Но я с этим не согласен.
– Ага, – многозначительно сказал Дэвид.
– Я не сдамся, ясно тебе?
– Нет? – удивился Дэвид.
– Нет, – подтвердил я.
Дэвид удивлённо прицокнул языком.
– А вот если она… – затянул он.
– Никогда, – отрезал я, не давая закончить. Отчеканил, как и Аманда. – Нет.
– Да уж… Однако, странно, – подытожил Дэвид. – И очень жаль.
Я вяло дёрнул одним плечом – пожимать обоими мне было уже лень. Жаль ему. Да наплевать мне, что там ему.
Калифорнийский полдень был в самом разгаре, светило нещадно припекало, и единственное, чего мне сейчас хотелось, так это скрыться от него и от мира, сползти под стол и остаться там в умиротворяющей тени и тиши. Желательно навсегда.
Слова Аманды всё звучали у меня в голове, отдаваясь болезненным эхом.
Никогда. Навсегда.
И то, и другое – невероятно долгие сроки, в течение которых очень многое может измениться, так что, может, не стоит быть такой уж самоуверенной?
– Жаль, что нет… – повторил Дэвид и добавил, хитро косясь на меня. – Только вот что на это скажут девчонки-группи?
Я, полулёжа на стуле с лениво полуприкрытыми глазами, уже почти готов был приступить к претворению в жизнь своего нехитрого плана по уединению, но это его замечание вдогонку тормознуло меня.
– Кто-кто? – переспросил я.
– Группи.
– Какие ещё группи? Чьи? – я не понимал, почему мне должны говорить что-то чьи-то группи.
– Наши, – терпеливо пояснил Дэвид, словно я был конченым южным дурнем.
– Наши? – я выпрямился на стуле. – В смысле – мои и твои?
– Ага. Наши.
– Но у нас нет группи. У нас ведь и группы нет, – я решительно не мог припомнить, чтобы у нас с Дэвидом была группа, поэтому та лёгкость, с которой он делил шкуру неубиённого ещё зверя меня несколько смущала.
– Это ненадолго, – успокоил Дэвид.
– Ты играешь не настолько хорошо, чтобы выступать перед многотысячной толпой, – на всякий случай напомнил я.
– Поправимо. Тем более, что их вот это не останавливает, не так ли? – Дэвид кивнул в сторону колонок. Теперь посетителей развлекали бодрые мелодии оклендских затейников Rotten[40 - Rotten – IRL Rancid, американская панк-рок группа. IRL – in real life, «в реалии»].
– Ты полегче на поворотах, эй, – шутливо пригрозил я, мне эти ребята в целом доставляли. – И, вообще, я уверен, что ты даже с жанром не сможешь определиться – будешь только мять жопу пару месяцев, а потом сольёшься под предлогом «ну нахер, это всё тупость».
Мы жили в мегаполисе, не в каком-то сельском захолустье, и слушали всё, что только угодно, не ограничивая себя рамками стилей.
– Не смогу, да? – подмигнул Дэвид. – Значит, не смогу?
– Не сможешь, – подтвердил я.
– Вот, – он поднял палец.
– Что? Что ты показываешь? FingerBang?
Дэвид изумлённо уставился на меня, а потом расхохотался.
– Да, техника ловких пальцев! У тебя не отмерло чувство юмора, Питти! Это же круть! – сказал он мне, смеясь и утирая глаза тыльной стороной руки.
– Это, бл###, верть! – ворчливо отмахнулся я. Мне было больно и я собирался вымещать досаду на всех встречных в виде сарказма – кузену не грозило стать исключением в этом плане. – А самые ловкие пальцы на нашем побережье у Снуп Дога, это все знают.
Дэвид снова расхохотался – откинулся на сиденье и едва не перевернулся через голову.
– Да ты охеренно стелешь, мой маленький Осси[41 - Осси – так называют австралийцев прочие англоговорящие человеки.]! – восхищённо простонал он. – Но я имел в виду – «вот, послушай это!»
– Это? – я оглянулся. Что было несколько странно, ведь слышал я не глазами. – Поп-панк?
