Две стороны. Часть 2. Дагестан

– Красивый, – с завистью сказал Сашка.

– Саша, не ссы, всем, кто здесь был, такой вручат. Позже. Ты чего на связь вчера не выходил?

– Я выходил, – соврал Щербаков, – но никого не услышал. Гора, наверно, мешает.

– Ну может, и гора, – Абдулов кинул подозрительный взгляд на лейтенанта. – Давайте быстрей.

Со спецами не удалось попрощаться, отчего Щербакову стало очень грустно. Он так сдружился за эти дни с простыми ребятами-спецназовцами, вместе с ними действительно смело можно было "идти в разведку". Забрав ленту с патронами, спецы отнесли её в свой домик, а затем все пятеро удалились в сторону покрытых туманом гор на очередное задание. Последним в группе шел Тарас, за его спиной глядел в серое небо квадратным набалдашником ствола "Взломщик".

Сборы оказались недолгими. Минут через пятнадцать, ревя двигателями, Т-72Б месили грязь, едва поспевая за летящим по волнам разбитой дороги танком ротного. У Кадара зеленой змеёй вытянулась бронетехника батальона – "шишарики", заправщики, САУ и полумертвые БТРы. Многие бронетранспортеры опять прицепили на буксир к танкам и самоходным установкам. Вскоре колонна двинулась по уходящей вниз извилистой раскисшей дороге, петляя между горных склонов, поросших жухлой травой и корявыми деревцами.

На душе было тягостно, а серое небо с нудным дождем полностью соответствовало настроению. Щербаков сидел на узкой спинке своего сиденья, наполовину высунувшись из люка, с тоской глядя на унылые серые горы, покрытые туманом. Его танковый комбинезон вскоре промок и превратился из светло-желтого в темно-горчичный. Колонна то и дело останавливалась – кто-то забуксовал в грязной жиже. Иногда машины приходилось вытаскивать с помощью гусеничной техники. Одни только танки и САУ в помощи не нуждались.

Техника долго петляла между отрогов и к вечеру въехала в селение с названием Доргели. Небо по-прежнему затянуто тучами, и дождь периодически проливался на колонну, громыхающую по разбитому асфальту. На выезде из села, сразу за указателем с надписью "Буйнакск – 20 км", машины стали съезжать на проселочную дорогу, ведущую к огромной поляне. На ней уже расположилась часть техники батальона, прибывшая из Верхнего Дженгутая, где ранее располагался его штаб.

На обрывистом берегу горной речки стояли танки второго танкового взвода, чуть дальше виднелась большая штабная палатка. Танки повзводно выстроились на берегу. Не глуша двигатели, танкисты вылезли на трансмиссии сушить промокшую одежду. Горячий воздух, выдуваемый сквозь жалюзи на корме танка, в считанные минуты, словно гигантским феном, высушил их комбинезоны, штаны и портянки. Пехоте приходилось гораздо хуже, сушиться они могли только у костра, развести который можно с большим трудом – ветки, дрова, всё, что могло гореть – мокрое от почти непрекращающегося дождя.

Когда совсем стемнело, офицеры-танкисты собрались на трансмиссии танка командира роты. В темноте слышалось журчание горной реки. Лейтенанты сидели, разговаривали, ели холодный сухпай. Щербаков и Прошкин возбужденно делились впечатлениями о недавних событиях, иногда свою «пару слов» вставлял Абдулов, меньше всех говорил Круглов. Вадим очень переживал, что ему пришлось стоять в Верхнем Дженгутае со штабом батальона, а не громить боевиков в Карамахи и Чабанмахи. По его рассказу, комбат Бельский решил взять себе пару танков на охрану штаба, и выбор пал на взвод Круглова. В результате танки стояли рядом со штабной палаткой, вместо того чтобы помогать остальным обстреливать ваххабитские села. Причем Бельский на вопрос приехавших с проверкой в Дженгутай генералов заявил, что танки находятся здесь по причине ремонта. Под "раздачу" попал Круглов, заявивший генералам, что танки у него в порядке и хоть сейчас могут идти в бой и что все вопросы, почему он тут "протирает штаны" – к майору Бельскому. В результате дело с танками Бельский как-то замял, а Вадим так и остался там стоять до окончания боевых действий.

Буйнакск. Полигон "Дальний"

С утра разведка на БРДМе выехала в сторону Буйнакска, а батальон стал готовиться к очередному марш-броску до полигона "Дальний", находящегося в тридцати с лишним километрах от Доргели. Туман перемежался с дождем, иногда на мгновенья сквозь низкие облака выглядывало солнце. Вчерашний шум реки куда-то пропал. Щербаков подошел к краю обрыва и вместо воды увидел лишь отполированные ей серые камни, устилающие дно. Стекая с покрытых снегом вершин, за ночь река замерзла высоко в горах.

Колонна выстроилась в прежнем порядке, ожидая команды к выдвижению. Опять доносилось журчание растаявшей воды из наполненного русла, но техника всё стояла на раскисшей от дождя грунтовке. Разведчики вернулись только к вечеру – по дороге назад "бардак" сломался, а рация "не доставала" – сигнал терялся за горными вершинами. Движения начали, когда дневной свет начал меркнуть. На танк к Щербакову попросился старшина одной из мотострелковых рот, прапорщик Лёха Кадеев. Худощавый, в тяжелом бронежилете и каске, весь мокрый до нитки, он подошел к готовому тронуться танку.

– Лейтенант! – закричал он, задрав голову. – Возьми меня на танк.

– Куда я тебя дену? – Щербаков посмотрел сверху вниз на стоящего в грязи прапора, на его грязное лицо и мокрые от дождя светлые усики. – Если только на трансмиссию?

– Да пофиг, хоть куда!

Прапорщик Кадеев забрался на танк, оставляя после себя грязные глиняные полосы, и присел на трансмиссию, ухватившись за станину НСВТ. Колонна тронулась, качая пушками, танки поднимались с проселка на разбитый асфальт и поворачивали в сторону Буйнакска. В стволе до сих пор лежали заряд и снаряд – клин затвора решили разобрать и почистить на полигоне. Сашка надеялся, что выстрела в движении не произойдёт и до полигона «дотянем». Вновь пошел дождь, в лучах фар мелькали его косые струи. Щербаков вглядывался в темноту, но лишь красные огни стоп-сигналов мелькали впереди, сидящего под дождем насквозь мокрого прапорщика освещали фары идущего сзади танка. На одном из ухабов разбитой дороги проволочка, вставленная между зубьями сломанного подъемного механизма пулемета и держащая НСВТ в горизонтальном положении, вылетела, и его ствол со всей силы обрушился на голову Кадеева, грохнув по каске с противным металлическим звуком. Это очень рассмешило продрогшего Щербакова, он давился от смеха, но Кадеев, поправляющий каску и теперь держащийся за смотревший вниз ствол пулемета, не слышал ничего, кроме грохота танкового дизеля.

Ночью колонна прошла по окраинам Буйнакска, мимо полосатых красно-белых бетонных блоков, лежащих поперек дороги у темных блокпостов, ощетинившихся колючей проволокой, укрепленных бетонными плитами и мешками с песком. Многоэтажки со светящимися кое-где желтыми огоньками окон проплывали слева и вскоре остались далеко позади. Еще километров через десять колонна свернула в сторону светящихся вдали фонарей и вскоре въезжала на территорию буйнакского полигона "Дальний".

В танках встретили серый рассвет. Вокруг простиралось огромное поле, поросшее мокрой пожухлой травой и со всех сторон окруженное еле видимыми в наплывающем тумане горами. Вдали темнели какие-то строения, относящиеся к полигону. Солнца не видно за низкими тучами, периодически брызгающими мелкой изморосью. После завтрака, состоящего из надоевшего сухпая, пришел старлей Круглов и комроты Абдулов. Они залезли в танк и долго стучали внутри башни увесистой кувалдой. Наконец из люка показался Абдулов, держа в руках коричневый заряд, тускло блеснувший дюралюминиевым дном. Комроты бросил его с высоты башни в мокрую траву.

– Ну что, Саня, давай клин затвора разбирать, – сказал выбравшийся за Олегом на башню Вадим.

– Да я не умею, – ответил Щербаков.

– Не боись, щас научим. Бери кувалду и залазь на своё место.

– Чтобы его вынуть, нужно выбить стопор. Видишь вон тот штуцер? Долбани по нем снизу кувалдой! – Вадим показал забравшемуся в башню Сашке на одну из деталек. Щербаков нащупал в полутьме торчащий сбоку затвора металлический цилиндрик и слегка ударил по нему тяжелым молотком.

– Сильнее давай, пару раз стукни! – Круглов засунул голову в командирский люк.

Александр отвел кувалду подальше, насколько это возможно в тесной башне, и со всей силы ударил по штуцеру, который вылетел из своего места и повис на тонкой цепочке.

– Вот, молодец! А теперь Кравченко и Обухов залазят и потихоньку вытаскивают затвор, – резюмировал Круглов. – Осторожно руки-ноги – семьдесят три килограмма всё-таки…

Пока механик с наводчиком отчищали нагар с деталей разобранного и разложенного на трансмиссии затвора, Щербаков с Кругловым сидели на башне, ежась от сырого ветра и вспоминали студенческие годы и военную кафедру.

– А знаешь, как я огневую подготовку сдавал Иволгину? – спросил Щербаков. – Я же ему все плакаты рисовал в аудиториях. Пришел на экзамен, вытянул билет, а Иволгин мне и говорит: "Хороший у тебя костюм, Щербаков. Зеленый. Стало быть "пять" за экзамен".

– Да я вижу, как ты сдавал. Клин вон разбирать не умеешь.

– Вадим, ну ты что ли умел когда разбирать?

– Да ладно, шучу. Конечно, и я не умел. Меня весной на дивизионных учениях капитан Холодцов научил…

Наконец все детали отчистили, оттерли соляркой, смазали и клин затвора поставили на место. Чтобы проверить работоспособность затвора и, наконец, разрядить ствол, танк отъехал вперед на танковую директрису. Вручную зарядили заряд и выстрелили «залежавшийся» снаряд в сторону близких предгорий. Всё работало отлично, как и прежде.

Остаток дня тянулся нудно – всё время моросил дождь, и все старались спрятаться от него под любым укрытием. Танкисты сидели в танках, наглухо закрыв люки, пехота в БТРах, "шишариках" – везде, где есть крыша и холодная вода не льет за шиворот. Что будет дальше – никто не знал. По батальону поползли слухи, мол, скоро едем домой, скорее всего, погрузимся в Манаскенте и "прощай, Дагестан". Но подтверждений этому никакого. Солнце так ни разу и не показалась, скрытое свинцовыми тучами, на полигон медленно опустилась ночь, окутанная туманом и срывающимся дождем.

Каспийск

Наутро поступил приказ выдвигаться в сторону Каспийска, на прежнее место стоянки батальона, около семидесяти с лишним километров отсюда. Часов в девять утра колонна выдвинулась в направлении сереющих вдали многоэтажек Буйнакска. Не заезжая в город, техника проследовала по его окраинам, затем повернула в сторону невидимого отсюда Каспийского моря и возвышающихся в туманной дымке гор. За танками и САУ на тросах опять тащились "мертвые" БТРы, таких стало еще больше. Пехота облепила их борта и мокла под непрекращающимся дождем. На танкистов, ехавших в своих танках "по-походному", с открытыми люками, также лился дождь, затекая внутрь башни. Еще не совсем просохший комбинезон Щербакова вновь вымок и практически не согревал. Сигареты отсырели, и даже покурить нет возможности. Оставалось просто смотреть на унылые пейзажи, проплывающие по обеим сторонам колонны – темнеющие вершины гор, мокрые сопки, деревья и кустарники с пожелтевшей листвой. По пути практически не встречалось ни селений, ни гражданских машин.

Ближе к обеду батальон по извилистому серпантину стал взбираться на горный перевал, с его вершины вдали показался седой Каспий. Дорога, то и дело скрывающаяся за очередным уступом скалы, виляла в разные стороны и ощутимо опускалась вниз. Вскоре горы остались позади и техника катила по равнине. Слева проплыли окраины Ленинкента, дорога вновь пошла в гору с прятавшей за ней Махачкалой. Еще через полчаса колонна ехала по её пригороду с небольшими одноэтажными домами за зелеными заборами и возвышающимся минаретом мечети. Дома кончились, но немного погодя по бокам замелькали такие же дома и заборы Каспийска. Показался перекресток, который батальон проезжал пятнадцать дней назад, только теперь к нему подъезжали с другой стороны. На перекрестке техника повернула налево к морю. Размытая глиняная дорога, сменившая разбитый асфальт, постепенно стала песчаной, приближаясь к пляжу, где ещё недавно располагался батальон.

Но пляж оказался занят. В окопах стояли чужие танки, БМП, "шишарики" и другая техника – кто-то приехал раньше и занял оставленные позиции. Колонна двинулась дальше, выискивая новое место, и стала останавливаться в километре от бывшей стоянки. Техника размещалась по подразделениям на большой поляне, переходящей в пустынный пляж. Поляна заканчивалась густыми кустами, за ними синело все то же озеро Большое Турали. Первым делом, поставив танки повзводно, танкисты, не глуша двигатели, вылезли на трансмиссии сушить насквозь промокшую одежду. Обмундирование очень быстро высохло под горячими струями воздуха от разогретых двигателей. Пехота пыталась сушиться у наскоро разведенных костров из сырых веток и мокрых ящиков. К вечеру повсюду высились палатки и техника стояла, по борта зарытая в новых окопах.

По батальону опять поползли слухи, что скоро домой, дескать, ждут, когда в Манаскент пригонят платформы для техники и крытые вагоны для личного состава. Потянулись нудные, томительные дни ожидания. Денег позвонить домой у Щербакова не было, поэтому он отправил родителям письмо, написав, что всё у него хорошо, ни в каких боевых действиях они не участвовали, а всё время стояли на берегу Каспия, купались, загорали, ничего не делали и вскоре поедут домой. Обратный адрес в письме значился «Москва-400».

Погода испортилась окончательно. С моря дул сырой холодный ветер, часто моросили дожди, и низкие серые тучи неслись куда-то вдаль, закрывая солнце. Танковая рота постоянно занималась чисткой оружия и обслуживанием техники – бойцы без особого энтузиазма копошились в трансмиссиях, если не шёл дождь. Когда же холодная изморось проливалась с мрачного небосвода, все забивались в ротную палатку, пытаясь согреться у маленькой чугунной печки-буржуйки. Спать теперь приходилось в палатке среди солдатского храпа и запаха давно немытых тел. Через несколько дней, после того как батальон опять зажил жизнью маленького поселения, состоящего из одних военных, в большой брезентовой палатке наконец организовали баню. До нормальной бани ей, конечно, далеко, однако смыть горячей водой накопившуюся за несколько недель грязь можно. Солдатам привезли чистую форму, не новую, но, по крайней мере постиранную, офицерам пришлось стирать свою форму самим в бане во время помывки, а потом долго ждать, когда она просохнет в сыром воздухе. В результате не до конца высохший "комок" досыхал на Щербакове.

Прошло еще несколько скучных промозглых дней, и следующей ночью лейтенант проснулся в палатке от ощущения, что какая-то букашка лазит у него по спине и тихонько его покусывает. Он попытался её нащупать, но безрезультатно. До утра Щербаков проворочался, почесывая то спину, то под мышками. Под утро Александр заметил, что не один он чешется и не может заснуть – лежащие рядами в спальниках танкисты занимались тем же самым. Вердикт вынес проснувшийся от чесотки Кравченко. Стянув с себя камуфлированную куртку, недавно поменянную после бани, он стал рассматривать её швы в пробивающемся сквозь окно утреннем свете. «Жопа, пацаны. Бэтэры. – сказал он, оглядев проснувшихся танкистов и пытаясь раздавить невидимое насекомое, спрятавшееся в бельевом шве. – Сука, Галтин, это ты всех заразил!»

Все накинулись на не отличавшегося чистотой сержанта Васю Галтина, многие его презирали за неряшливый вид и неспособность следить за собой. Попинав слабо защищавшегося Галтина, стали решать, что делать, как избавляться от платяных вшей-бэтэров. На самом деле виноват был не Галтин – вся одежда, привезенная взамен грязной, уже была заражена этими насекомыми, так как не прошла достаточную термическую обработку при стирке и глажке. В результате бэтэрами заразился весь мотострелковый батальон, включая офицеров, ночевавших в палатках с солдатами. Мелкие твари, едва различимые глазом, прятавшиеся в складках одежды, не давали покоя ни днем, ни особенно ночью, кусая до крови, ползая по всему телу и откладывая в укромных местах швов гроздья яиц с потомством. А "лекарство" от бэтэров одно – прожаривать всю форму в специальной прожарочной камере или пройтись по всем швам раскаленным утюгом – но ни того, ни другого в батальоне на данный момент не имелось. Специальная жидкость для отравления бэтэров у медиков батальона тоже отсутствовала. В результате среди военнослужащих с середины сентября началась новая война с почти невидимым врагом, быстро размножающимся и поэтому не дающим себя истребить полностью. Проблему эту руководство батальона решать не спешило, так как сия кара минула старший офицерский состав, и всех "прелестей" жизни с бэтэрами они понять не могли или не хотели, обещая, что, мол, скоро приедем домой, там всё и порешаем.

С начала прибытия на берег моря с буйнакского полигона прошла неделя. Проблема с бэтэрами отошла на второй план после того, как на очередном построении объявили, что в ближайшие дни планируется марш-бросок до Кизляра. У всех в голове крутилась одна мысль – уезжаем домой, грузиться будем в Кизляре. На 22 сентября была намечена рекогносцировка – на ГАЗ-66 по планируемому маршруту должна выехать группа офицеров батальона для оценки местности и дороги, по которой будет двигаться техника. Каждое подразделение выделило офицера, от танковой роты назначили капитана Пермякова, как самого "старого" танкиста и зачем-то лейтенанта Щербакова. Офицерам поручили отметить основные ориентиры маршрута, оценить, выдержат ли мосты на пути следования многотонную технику.

После завтрака, наконец-то проходившего в большой армейской палатке за столами, приготовленного не из сухпая, а сваренного на полевой кухне, человек двенадцать офицеров от разных подразделений залезли в кузов армейского "шишарика". Тент над кузовом отсутствовал, поэтому все кутались в зеленые плащ-палатки от холодного моросящего дождя, сжимая между коленей свои автоматы. До конечной точки маршрута – города Кизляр, предстояло преодолеть более ста шестидесяти километров. Машина тронулась, не торопясь качая бортами на неровной дороге, проходившей по берегу штормящего Каспия.

Выбравшись около Каспийска на асфальтированную дорогу, "шишарик" набрал скорость и двинулся в сторону Махачкалы, счищая с лобового стекла "дворниками" капли непрекращающегося дождя. Мимо промелькнула столица Дагестана с её многоэтажками, магазинами, автобусами, идущими под зонтами людьми и мирной жизнью. Относительно широкая асфальтированная дорога какое-то время тянулась вдоль берега моря, затем повернула в сторону равнины, покрытой лоскутами полей. Горы остались далеко слева, затянутые низкими облаками. Изредка попадались гражданские машины, в основном советский автопром – "Жигули", "Москвичи", пустые и груженые "КАМАЗы". Первый большой мост пролегал над рекой Сулак, он сделан на совесть и свободно выдержит вес танка или САУ. Его проследовали, не останавливаясь, сквозь дождливую пелену наблюдая за проносящимися мимо унылыми мокрыми полями и редкими селеньями, темнеющими вдали. Иногда пролетали небольшие каменные мостки над балками и оврагами, но они тоже должны выдержать бронетехнику.

В селении Геметюбе переехали железный мост через небольшую речку Аксай, такой танку лучше проезжать на большой скорости поодиночке, и машина двинулась в направлении Бабаюрта. Ближе к Кизляру, помимо Нового и Старого Терека, на пути встретилось еще множество мелких, наполовину пересохших речушек, мосты через них казались достаточно прочными. Под проливным дождем, у указательного знака "Кизляр", машина развернулась и двинулась в обратном направлении.

К вечеру ГАЗ-66, уверенно пролезая по грязным колеям, подъехал к штабной палатке батальона. Насквозь промокшие, голодные офицеры спрыгивали на сырой песок и направлялись в штаб на объявленное экстренно совещание. После него Абдулов собрал офицеров танковой роты в дальнем углу танковой палатки, вытащил карту с нарисованным на ней красным карандашом извилистой линией маршрута.

– Сейчас делаете "кройку маршрута" – зарисуйте основные повороты, ориентиры и населенные пункты по ходу следования, так как карт на командиров взводов пока не выделено, – сказал Олег. – Чем точнее зарисуете, тем лучше. Дорогу ни у кого спрашивать нежелательно. Не нужно говорить, откуда и куда мы следуем.

– А мы в Кизляр на погрузку? – спросил жавшийся к "буржуйке" продрогший за день Щербаков.

– Не знаю, может быть. Мне Шугалов не докладывает, – ответил Абдулов. – Давайте рисуйте быстрей и спать. Завтра подъем в шесть утра. Лёша, ты сегодня начальник караула.

Ворочаясь от покусывавших бэтэров, Щербаков засыпал с радостными мыслями: «Скоро всё кончится – холод, сухпай, мерзкие вши. Скоро домой!»

Марш Каспийск-Кизляр

Утро 23 сентября 1999 года выдалось солнечным, как будто тоже радовалось, что батальон покидает сырые берега Каспия. Часам к десяти утра все палатки уже свернуты, полевые кухни и минометы прицеплены к "шишарикам", вещи сложены в кузова, ящики, ЗИПы, распиханы по БТРам. Колонна вытянулась вдоль берега моря в направлении Каспийска. Щербаков сидел в зимнем комбинезоне на танковой башне, ежась от промозглого морского ветра и глядя на грязно-белую пену волн, набегающих на пологий пустынный берег. На дне его черной сумки с надписью "СССР" лежали сувениры – Коран, подаренный в Карамахах спецназовцами, и несколько камешков и ракушек, завернутых в обрывок газеты "Дагестанская правда". Танковая рота стояла в середине колонны, к нескольким танкам первого и второго танковых взводов тросами были прицеплены БТРы с ютящейся, по обыкновению, на них пехотой. Далеко впереди техника пришла в движение, выпуская черные облачка выхлопных газов, уносимые ветром в сторону озера.

Выбравшись на разбитый асфальт и проследовав мимо окраин Каспийска, колонна повернула направо, в сторону Махачкалы, километров через десять потянулись её пригороды. Показались первые пятиэтажки, придорожные киоски у автобусных остановок и люди, многие из них улыбались и приветливо махали руками проезжающим мимо военным. Чем дальше колонна въезжала в Махачкалу, тем больше машин и людей попадалось навстречу.

На одном из перекрестков местное ГАИ перекрыло дорогу, чтобы батальон беспрепятственно мог следовать по маршруту. На маленькой площади, примыкавшей к перекрестку, расположился небольшой рынок. Завидев грохочущую гусеницами колонну, на обочину дороги потянулись продавцы и покупатели. Видно, что всё это спонтанно – в руках жителей никаких транспарантов и плакатов. Машины, стоявшие за милицейским кордоном, сигналили, жители Махачкалы подбегали к грохочущей технике, бросая на броню букеты цветов, протягивая солдатам полторашки с лимонадом и минералкой, сигареты, овощи и еду в пластиковых пакетах – кто что продавал или успел только что купить. Сквозь грохот техники слышались слова благодарности простым солдатам и офицерам, защищавшим их родную землю от терроризма, ваххабитов и радикального ислама.

«Прямо как в Великую Отечественную, – пронеслась мысль в голове Щербакова, на ходу ловившего подброшенный блок сигарет, балык, завернутый в промасленную бумагу и пару мороженых в целлофановом кульке. – Кому расскажи – не поверят. А мы как воины-освободители».

В станину НСВТ воткнули упавший на башню букет желтых цветов. Еще несколько полуторалитровых бутылок с минералкой, пакет с сушеной рыбой, брошенные благодарными дагестанцами, удалось поймать, и теперь всё это "добро" лежало, припрятанное в ЗИПе. Кравченко тоже наловил каких-то "ништяков" и уложил в ЗИП со своей стороны.

– Ну что, давайте мороженое жрать, пока не растаяло, – крикнул Щербаков, протягивая вафельный стаканчик с пломбиром Олегу Кравченко.

– А Обухову нельзя сладкое, а то в люк не пролезет, – подмигнул наводчик, облизывая тающее мороженое.

Вскоре рынок и люди скрылись за очередным поворотом, колонна повернула в сторону окраин. Высотки города проплывали где-то далеко справа, мимо тянулись зеленые заборы и одноэтажные дома пригорода. Техника выехала за пределы города, несколько увеличив скорость. Вдали показались море и черные нефтяные бочки на его берегу. Оно становилось всё ближе, и вот уже видны белые барашки волн, чувствуется свежий морской ветер, смешанный с запахом мазута. Постепенно дорога отворачивала влево, удаляясь от побережья.

По обеим сторонам колонны потянулись поля и пустыри холмистой равнины. Дорога стала почти прямая, и колесная техника набрала приличную скорость. Танки не отставали от неё, стрелка спидометра переваливала за 70, и гражданские машины разлетались по обочинам, издали завидев несущихся на полном ходу многотонных монстров. Около часа дня батальон остановился на повороте перед мостом через реку Сулак. За время пути к 172-му танку щербаковского третьего взвода успели подцепить заглохший БТР. Теперь только пять танков из десяти, включая два танка третьего взвода, еще никого не тащили за собой. Солнце пригревало хорошо, и танкисты скинули свои зимние комбинезоны, спрятав их в деревянные ящики, укрепленные на башне. С головы колонны к танку Щербакова подъехал ЗИЛ-131 с будкой-кунгом. Из кабины выпрыгнули зампотех мотострелкового батальона майор Шершнев и лейтенант Абдулов.