Жизнь на гранях миров

Игорь уходил. Солнце бросало косые тени на узорчатый пол коридоров; земная ночь коротка, нужно возвращаться домой. И не заметил, как из глубокой ниши кто-то посмотрел ему вслед. Женщина сидела тихо, одна, и проводила фигуру врача долгим взором. «Он не идёт, а летит», – подумалось ей. И ещё ей показалось странным, что врач провёл так много времени в комнате её сына. «Неужели Ласоро, наконец, нашёл друга, о котором мечтал? Взрослого, опытного друга, того, кто сможет поддержать, посоветовать? Это было бы больше, чем чудесно!» И она опять устремила взгляд на чистую гладь прудов.

А Ласоро очень серьёзен. В эту минуту он один, в своей спальне, и тысяча мыслей пробегает в его голове. «Разве мог я подумать, что среди всех вариантов будущего окажется именно этот? Ведь я представлял всё, что угодно! Я ждал человека, несомненно, достойного, возможно, вельможу, даже представлял, что он мог быть изгнан из своей страны и в поисках убежища прибыл к нам. Случайно попадает во дворец и становится другом… Но такое! Гость из дальних миров, образованный, умный. Мне просто невероятно повезло! Я не достоин стоять рядом с ним, не то, чтобы называть другом…»

Он тихо встаёт, смотрит в окно, на пруды, и не знает, что в эту минуту его мать тоже смотрит туда. Их мысли словно перекрещиваются. Один и тот же человек стал объектом внимания. Но если Юсан-Аминах, заботясь по-матерински о принце, думает, какую пользу может принести врач её юному сыну, то Ласоро размышляет, чем он сам может быть полезен новому другу, что ещё сделать для него.

Решение просто: учиться, быть рядом, а также помочь врачу освоиться в этом мире. И конечно же, хранить тайну, не разглашая никому. Принц поднимает взгляд и видит, что близится вечер. Слуга давно изнывает под дверью в ожидании приказания подавать обед, и Ласоро зовёт его.

Дворец затихает. Ещё слышны голоса, и мягкая музыка льётся из окон, но ночь близка, и её прохладное дыхание врывается в комнату. Юсан-Аминах просит плотнее закрыть шторы и отпускает служанку. События дня наполняют её. Она провела несколько часов со своим больным сыном, Гастаном, и безвыходность положения чёрной тяжестью ложится на сердце. Но есть и светлые пятна в этом дне, и одно из них – это почти незаметная, минутная встреча с врачом.

Чем поразил её этот человек? Чем привлёк внимание? Дерзостью? Юсан-Аминах улыбается: нет, конечно, не этим! Он мог просто не знать, с кем разговаривает, а затем растеряться, смутиться. Тогда что? Она задумывается и сама себе отвечает: тем, что не такой, как другие. Будто сила и воля умножены в нём в тысячу раз. Будто спокойное достоинство пронизывает всё его существо, не позволяя почувствовать себя ниже другого. «Он и не ниже, – продолжает Юсан-Аминах, – он выше. Только пока не знаю, чем».

А ещё – и в этом трудно признаться – он красив. Просто красив. Будто природа решила одним взмахом подарить своему любимцу всё сразу: и ум, и достоинство, и красоту. Юсан-Аминах вспоминает и сравнивает рисунки Ласоро с живым человеком. Он оказался намного мягче, чем на портретах, глаза – живее, в них доброта и юмор, голос приятный, манеры, а движется так, будто летит. Во дворце, несмотря на его многолюдность, не так много найдется людей, которые вызывают столь удивительное ощущение, думает Юсан-Аминах. И хорошо, что рядом с сыном будет такой человек. Её мальчику нужна поддержка, и нужен хороший друг. Но сможет ли врач стать другом? Сможет, что-то подсказывает ей изнутри, ведь не зря же Ласоро ждал его больше года, а как всматривался в новых гостей! Этот врач здесь не случайно. Но что именно хочет сказать этим жизнь? Какие сюрпризы готовит?

Тонкая нить будущего… Ты ускользаешь, теряясь в зыбком тумане времени. Откройся, дай почувствовать тебя. Сердце волнуется за сыновей. Только за Ласоро она спокойна: рядом с ним этот особенный человек, который идёт, словно летит, а когда встречает мать императора, то не хочет кланяться. Она улыбается и засыпает…

Игорь проснулся и тихо лежит. Темно, часы на столике показывают лишь половину четвертого. Света сквозь сон обнимает его:

– Ты уже здесь?

– Да. Спи, ещё очень рано.

– Всё хорошо?

– Хорошо. Спи, девочка, спи.

Он хочет поцеловать её руку, обвившуюся вокруг его шеи, но не решается побеспокоить. Её кожа очень нежна. «Какая эрис может сравниться с моей девочкой? – думает он. – Короткое сексуальное наслаждение – и вот эта нежность, ощутимо заполняющая комнату, любовь, разлитая в пространстве…»

Он поднимается и, ступая очень легко, идёт в ванную, затем, стараясь не шуметь, готовит кофе. Набрасывает на плечи куртку и выходит во двор. Ночь свежа, но не холодно: последние дни сентября выдались тёплыми, безветренными. Сухие листья засыпали двор. «Нужно подмести, я совсем забросил хозяйство, – улыбается Игорь. – А Свете не справиться и с работой, и с домом, да ещё и меня, бедного, утешать». Он присаживается на ступеньки и смотрит вверх. Небо прекрасно, лёгкие тени облаков прикрывают звёзды. «Да, досталось мне крепко. Но вот, будто бездна закрылась, и чья-то рука всё повернула по-своему. Мне не нужно оплакивать прошлое, жить воспоминаниями, тосковать по друзьям, которых не вернуть. А что делать с прошлым? Отпустить его, дать уплыть по течению. Иначе оно тяжким грузом будет лежать на душе до конца времён». Игорь медленными глотками пьёт кофе. Старый добрый друг, простой напиток, утешающий даже тогда, когда утешения нет. Как мы привязываемся к простым вещам! Впрочем, мне давно стало ясно, что утешения нужно искать в простом, в том, что тебя окружает: в мягком воздухе ночи, в дыхании осени. В крике улетающих птиц, невидимых в небе. Эти вещи неизменны, вечны, они будут с тобой даже в самом глубоком горе. А значит, уже ты не один, уже с тобою друзья: непрекращающиеся явления жизни.

Мысль тиха, она льётся подобно реке, смягчая острые углы воспоминаний, обходя те рифы, которые причиняют боль душе. И – устремляется ввысь, к новому, светлому, что открылось в последние дни. Невероятные способности принца поражают его. Как можно видеть будущее? – крутится один и тот же вопрос. Каким образом то, что ещё не случилось, даже не оформилось, становится доступно человеческому восприятию? Игорь думает, сопоставляет и внезапно приходит к простой мысли: а может быть, моё представление неверно и будущее всё же существует? Но находится в том временном пространстве, где оно недоступно. Моему восприятию – нет, а восприятию Ласоро – да. И ведь святые видят его! И точно знают, что и когда произойдёт с человеком…

Игорь не спешит. Есть вещи, над которыми нужно думать спокойно, широко обнимая и мыслью, и опытом. Но, к сожалению, его познания в этой области не так велики. Вот Светлана! Она больше читала, лучше разбирается в духовных вопросах. Как кстати был бы сейчас её милый совет!

Внезапно дверь раскрывается, и Игорь замирает. Он поражён.

– Девочка, – говорит стоящей на пороге жене, – как ты почувствовала? Так не бывает! – и, смеясь, прикрывает курткой худенькие плечи. – Садись, садись, ты мне нужна.

Света зябко жмётся к нему:

– Мне стало холодно без тебя…

Он обнимает её и посвящает в свои раздумья. Вместе, шаг за шагом, они пытаются нащупать закон. Но всё это – лишь догадки. Истина где-то рядом, она скрывается в рисунках Ласоро, в безошибочном знании святых, но простому человеческому разуму недоступна…

Уже утро. Игорь рассказал почти всё, умолчал лишь о детях и забавном визите Сильвены: и в том и в другом случае не стоит беспокоить жену. Посветлело, зарумянилось небо, тонкий ветер принёс запах сухих полей.

– А не съездить ли нам к морю? – говорит он. – В воскресенье.

– Конечно, давай поедем к морю…

Света встаёт, и перед лицом Игоря оказывается вся её хрупкая фигурка. Взгляд его падает на область живота. На мгновение он озадаченно замирает: «Девочка моя, как ты будешь носить двух малышей?!» И вдруг понимает, что в чём-то, возможно, Сильвена права…

День начался, как обычно: пятиминутка, обход, операции. Разговоры с больными, консультации коллег, какие-то бумаги, истории болезни, рентгеновские снимки. Он старался сосредоточиться, но не мог, потому что над всем этим, сверху, шла напряжённая работа ума, звенела мысль: как? Зачем? Почему? Игорь привык к ясности, все представления в его мозгу чётко стояли на своих местах. И сейчас явление будущего, разлитого в пространстве, всецело завладело его вниманием. «Есть ли варианты? – спрашивал он. – Или вариант только один, идеальный, незыблемый? Кто управляет процессом? Кто удерживает, когда мы готовы свернуть?»

В ординаторской, вооружившись ручкой и листами бумаги, он рисовал схемы. «Если линию будущего представить как уходящую вдаль прямую, то события на ней будут видны как точки или яркие вспышки. Поскольку все частицы в природе движутся волнообразно…» Мысль заработала. Он мгновенно провёл аналогию с электромагнитной волной и, сделав несложную схему, поразился догадке. Точно! По принципу камня, брошенного в воду. Событие – это фактор возмущения, то есть камень. От него волны кругообразно расходятся во все стороны и достигают меня, находящегося в энной точке, пусть даже очень далеко. Однако мой принимающий аппарат несовершенен, как, впрочем, и у большинства людей. А вот Ласоро – другой: его приёмник, тот, который фиксирует волны, гораздо тоньше и лучше.

Внезапно он испытал характерное чувство, будто точно знает. Рука зачеркнула линии и начала рисовать спираль. Она закручивалась и, постепенно уменьшаясь, уходила вдаль. Игорь понял, что все варианты будущего будут лежать внутри туннеля, образованного спиралью, и как бы они ни чередовались, общее направление всегда останется неизменным.

«Вот и ответ, – думал Игорь, – точный, понятный, и логика не хромает». Он долго разглядывал рисунок. «Но тогда, возможно, дети – это лишь один из вариантов? И будет один ребёнок или вообще не будет детей?»

Что-то запротестовало внутри. «Будут, – понял он, – непременно будут. Нужно только ждать».

Вечером, вместе со Светланой, ещё раз проверил свою концепцию. Жена честно сказала:

– Ничего не понимаю! Но рисунок мне нравится. А почему человек не может выйти за пределы спирали?

– Потому что она постоянна, неизменна.

– И свобода выбора – лишь внутри неё?

– Для нашего же блага. Я понял и другое: Тот, Кто придумал спираль, хочет, чтобы мы, несмотря на ошибки, заблуждения и прочие отступления, пришли к однозначно хорошему концу. Он вынужден ограничивать нашу свободу, но – в определенных пределах, чтобы мы не чувствовали себя в клетке.

– Ты думаешь, спираль придумана Разумным Творцом? Она не случайна?

– Разумеется. Иначе человеческая жизнь была бы хаотичной. И никакого точно видимого будущего просто не могло существовать. Варианты уходили бы вдаль, разветвлялись, подобно дереву, и были бы неразличимы. В том-то и дело, что спираль даёт нам общую картину нашей жизни. Устойчивую картину основных событий, которые должны произойти. Мелочи могут меняться, но главное остается неизменным.

– То есть, мы с тобой могли бы ходить кругами ещё несколько лет, но всё равно поженились?

Игорь засмеялся:

– Безусловно! Потому что это – ключевое событие!

«И рождение детей – тоже, – подумал он про себя, – иначе Ласоро не мог бы это увидеть».

– Я убеждена! – резюмировала Светлана. – Ты – гений!

– Не гений. Просто думал весь день. А потом испытал такое характерное чувство, будто мозг пронизан светом и я точно знаю ответ. Это трудно описать.

– Понимаю.

Они долго сидели, разговаривая. Наступила ночь, Света ушла спать. А Игорь, выйдя на воздух, ходил по двору, размышлял, удивлялся, взвешивал опять и опять, пока итог, чёткий, спокойный, не лёг на сердце. Он так и принял его: спокойно и просто, и больше не тревожился, не напрягал мозг. «Так значит, будущее существует, уже существует. И спираль, начертанная для меня, ушла вдаль. И Тот, Кто её придумал, предусмотрел и мои ошибки, и отступления, и заблуждения. Он учёл и мои возможности, и те знания, которые у меня есть, и, наверное, даже желания, которые рождаются в моей душе. Всё, абсолютно всё! Конечно, я мог бы сопротивляться, бунтовать, кричать: «Хочу всё делать по-своему, не мешайте моей самостоятельности!» И начать сумасбродно ломать свою жизнь. Надолго ли хватило бы моего умения? Мой режиссёрский талант ограничен, а способность предвидеть – вообще на нуле. Сомневаюсь, что мог бы построить. А вот разрушить – да: нужные встречи, удачные обстоятельства. Разрушить всё и остаться и без настоящего, и без будущего.

Что происходит с человеком, вышедшим за пределы спирали? Думаю, он погибает. А что удерживает нас внутри туннеля? Заповеди! – внезапно понял Игорь. Заповеди удерживают нас в пределах границ, не давая выскочить и пропасть. «Не убий», «не укради» – вот те границы безопасности, которые предусмотрены для нашего несовершенного разума. Конечно, трудно уложить все вариации жизни в десять коротких заповедей, жизнь безмерно обширна и каждый день несёт сложные моменты, но если этих заповедей недостаточно, остальные придумай сам! «Не рискуй собой понапрасну», – например. Он улыбнулся: ну, это я как врач. Да что далеко ходить? Открой «Книгу Притчей Соломоновых», и найдёшь столько великолепных советов! Мудрый царь для того и написал, чтобы обезопасить неразумных.

Так что же остаётся? Просто верить. Устремиться вверх по этой спирали без сомнений и опасений, с твёрдым убеждением в том, что Тот, Кто её придумал, уж наверняка знает, как привести тебя к хорошему концу. И что на Его плечах – не только твоя хрупкая человеческая жизнь, на Нём держатся все миры».

– Он пришёл к правильным выводам.

– Безусловно. Мир, в котором врач начинает жить, обострит его чувства, восприимчивость, способность анализировать и постигать истину не с помощью разума, а путём интуитивного прозрения.

– Люди называют это «озарением».

– Да. У врача впереди – целая духовная школа, хотя иногда она будет болезненной, горькой, и ему придётся не только приобретать, но и терять.

– Он стал бояться терять.

– Ну что ж, это неизбежно. Вы смотрите на меня так, будто хотите защитить его от всяких потерь.

– Хотел бы. Но не могу. Я – только исполнитель.

– Вы мудрый исполнитель мудрого закона.

– Может ли врач пройти свою жизнь, не теряя?

– Не может.

– Почему?

– Потому что вместо утекшей воды неизбежно прибывает новая. Сила, вера, любовь умножаются в людях в сотни раз, когда они теряют, а затем видят, что река несет новые воды.

– Не понимаю…

– Птица, теряя перо, что делает?

– Отращивает новое.

– Так и человек, подобно птице: он отращивает крылья собственного духа благодаря слову «терять».

– И таким образом приобретает намного больше?

– Несравненно! И, хотя порой душа его скорбит много лет, он поднимается выше и выше, а ведь именно в этом суть всякого движения по спирали!

Часть 2. Юсан-Аминах

Сильвена сидит в уголке и пристально смотрит на дверь. Он не входил и не выходил, знает она, комната пуста: ей пришлось убедиться в этом, наблюдая за дверью в течение трёх часов. Три часа! Но она терпелива: когда-нибудь он появится. Уже ночь, дворец затихает, удивлённые слуги снуют мимо и бросают на неё насмешливые взгляды: новый врач не принял Сильвену, вместо того, чтобы находиться в его покоях, она сидит у порога. Но девушка настойчива и любопытна: «куда он пропал?» Ей нечего делать, мать императора приказала услужить врачу, быть для него тем, кем он захочет, – эрис, служанкой, рабыней, кем угодно! Но его просто нет…

Она тихонько сворачивается на уютном диванчике и смежает веки. Когда он придёт, она не пропустит его.

– Сили! – слышит негромкий голос. – Ты что тут делаешь? Уж не меня ли караулишь?

Игорь склонился и легко касается её плеча. Девушка озирается и понимает, что наступило утро. Она проспала здесь всю ночь, и понятно, отчего так затекла шея! Вскакивает, обиженно говорит:

– Конечно! Я ждала тебя весь вечер!

– Вечер, ночь и немного утра…

Игорь весел и совершенно спокоен. Она не видит, что он скрывает изумление: неужели ей пришлось из-за него сидеть здесь, под дверями, и спать, подобно собачонке, ожидающей хозяина?!

– Ну-ка, пойдём…

Он заводит её в комнату и наливает воды из кувшина. Сили смачивает лицо и немного оживает.

– Скажи мне, что происходит? – спрашивает Игорь.

– Я должна быть с тобой, прислуживать тебе, помогать. Но тебя нет! – она по-детски разводит руками.

– Чьё это приказание?

– Юсан-Аминах.

Игорь задумчив. Как найти верный подход к обычаям дворца, не меняя своих привычек? Девушка становится для него обузой, мужчина в роли слуги был бы куда более кстати! Но Игорю жалко Сильвену: если он откажется от неё, девушке придется покинуть дворец, и кто знает, как сложится её жизнь вне его уютных стен? Он думает минуту и даёт ей несколько простых поручений. Сильвена убегает, окрылённая. Врач смотрит ей вслед и качает головой: «Мне придется всё это объяснить Светлане…»

В этот день он вместе с Ласоро прошёл в медицинскую часть и с удовлетворением обнаружил, что медицина дворца находилась на должном уровне. Он увидел не только врачей в чистых халатах, но и целый комплекс: зал для собраний и лекций, изоляторы, приёмные кабинеты и даже небольшую операционную. «У них всё хорошо поставлено», – думал он. Заметив напряжённые взгляды, – «что за чужака привел младший принц?» – отложил знакомства на более позднее время. А возвращаясь в свои апартаменты, снова встретил мать императора. Она гуляла в сопровождении слуг, посмотрела на врача ровным, спокойным взором и, заметив, что тот не спешит склонять голову, отвела взгляд. Игорь, погружённый в свои мысли, не сразу понял, что опять нарушил этикет, и опомнился лишь после того, как женщина скрылась за поворотом. Остановился, нахмурился, пожал плечами. «Что за глупость придумали!» – фыркнул про себя и зашагал дальше…

Утром, дождавшись пробуждения Светы, сразу рассказал ей о Сильвене. И о первом визите, и о последнем разговоре. Ожидал, что жена начнет ревновать, но Светлану его рассказ неожиданно привёл в весёлое настроение.

– Тебе привели наложницу? – смеялась она. – Что же ты печалишься? Любой другой мужчина был бы только рад!

– Ещё чего! И как потом объясняться с женой? Что не мог устоять перед обычаями дворца?

– Что не мог устоять перед обычаями мужской природы.

– Неправда. Мужчине не нужно много женщин. Достаточно одной, любимой, – и привлекает к себе.

Тишина. Игорь не целует, он только обнимает, но в этом объятии – и теплота, и глубина, и то, что невозможно передать словами, но что незримо льётся от сердца к сердцу. Наконец, Света поднимает лицо:

– Ты можешь привлечь её к своей работе.

– Сделать из неё новую Шалиян?

– Конечно.

– Ты знаешь, сколько на это времени уйдет?

– Я помогу.

– Если я правильно понял, – догадывается он, – это один из вариантов фразы «возьми меня с собой!»

Она ластится к мужу:

– Ну, пожалуйста! Ты же убедился, что там безопасно? А значит, пришло время и мне подняться!

– Не спеши, девочка. Всё не так просто. Внешнее благополучие ни о чём не говорит. Могут быть подводные камни.

– Например?

– Интриги. Заговоры. Дворцовые перевороты.

– Нет, нет! – вскричала Света. – Знаю я тебя: что ни слово, то пророчество!

– Не пророчество, моя хорошая, не пророчество, – жизненный опыт.

– Похоже, ты говоришь серьёзно.

– Вполне. А потому, пока я не буду абсолютно уверен, что тебе там ничто не грозит, ты со мной не пойдёшь.

– Похоже, мне ничего не остаётся, как только смириться.

– Смирение – главная добродетель женщины…

– Игорь! – смеётся Светлана и укоризненно качает головой.

– Что? Что не так? – отвечает муж.

– А почему ты сразу не рассказал про наложницу? – вдруг спрашивает она.

Он молчит. Улыбается:

– А поставь себя на моё место.

Жена лукаво щурится:

– Да, пожалуй, ты поступил мудро.

– Я поступил бы мудрее, если бы вообще отказался от её услуг.

– Оставь её, – вдруг говорит Светлана, – пусть заботится о тебе, пока меня нет: убирает, приносит еду. А то ведь ты и поесть забудешь, если никто не напомнит.

– Бывает и такое.

– Вас, мужчин, нельзя оставлять одних.

– Юсан-Аминах тоже так считает…

– Ах, ты… – восклицает Света со смехом. – Всё, никуда не пойдёшь!

– Пойду, непременно пойду!

– Не обижай девушку!

– Не обижу…

Игорь шёл по коридору и увидел мать императора: в окружении свиты она совершала обход по палатам дворца. «Мы что, каждое утро будем встречаться?!» Хотел быстро свернуть в одну из ниш, но та оказалась недостаточно глубока, чтобы скрыть его. «Не буду кланяться!» – упрямо, как мальчишка, подумал он. Процессия приближалась. Завидев непреклонную фигуру врача, придворные оживились и с видимым удовольствием приготовились высказаться в его адрес весьма неблагожелательно. Но Игорь уже занял оборонительную позицию.

Наконец, свита поравнялась с ним. Пожилой министр отделился от группы и сделал шаг в сторону врача.

– Мать императора, Юсан-Аминах, – сказал он преувеличенно вежливо, – желает знать, почему вы не склоняете головы и так дерзко смотрите ей в лицо?

Игорь раздумывал ровно секунду.

– Потому что там, где родился и воспитывался я, ценность человеческой жизни измеряется не положением в обществе, а той пользой, которую человек приносит обществу.

Министр озадаченно нахмурил бровь и вернулся к императрице. Та выслушала ответ, отстранила слугу и приблизилась к Игорю.

– И чем вы оцениваете свою жизнь? – спросила спокойно.

– Моё место весьма скромно,– отвечал Игорь. – Я – врач.

– А я – мать, – тихо произнесла она.

Одно мгновение они смотрели прямо в глаза друг другу. И Игорь прочёл то, чего не знал до сих пор: и её безразличие к условностям этикета, и то, что никаким образом его «поклон» или «не поклон» не задевают её достоинство, и даже то, что смотрит она на него не свысока, а как на равного. Как он понял это? Трудно сказать. Но иногда одного взгляда достаточно, чтобы понять, что перед нами – друг, друг надёжный и верный, без колебаний и сомнений. Он испытал странное чувство: ему захотелось поклониться, но только ей одной, всё равно, что сказать: «Я понял тебя, и твою игру, и насколько ты выше условностей. И я – такой же».

– Я склоняю голову перед матерью, – негромко ответил он.

И поклонился: сдержанно, с достоинством. Улыбнулся и зашагал дальше.

– Мира и света! – услышал тихо у себя за спиной.

Юсан-Аминах продолжила путь. Её сердце билось сильно, горячо; только бы не выдать этого жара! Да, она не ошиблась: этот человек был равным ей, равным и по уму, и по сердцу. Но только как же? Ах, нужно бы вернуться к Ласоро, поговорить с этим врачом, узнать его больше… Однако без предлога это неудобно, некрасиво. И с досадой поморщилась: опять эти условности! «Нельзя, неудобно!» Кто-то из вельмож обратился к ней, она ответила, но мысль тут же вернулась к врачу. «Завтра всё, всё расспрошу у Ласоро: и кто, и откуда, и отчего в нём это достоинство. И почему рядом с ним я чувствую себя не матерью императора, а неопытной девушкой, хотя он не бросил на меня ни одного нескромного взгляда. А может быть, именно поэтому? Что он и не замечает меня, совсем безразличен? Пусть, пусть, разве это меня должно волновать?»

Она устыдилась собственных мыслей и постаралась больше не думать о враче: в эту минуту процессия подходила к покоям среднего сына. Юсан-Аминах остановилась перед дверью, сделала над собой усилие и, улыбаясь, – чего стоила ей эта улыбка! – переступила порог полутёмной спальни больного Гастана.

Едва войдя в комнату принца, Игорь попросил Ласоро провести этот день на воздухе. У него было много вопросов, и, кроме того, после встречи с Юсан-Аминах он чувствовал смущение и никак не желал снова попасть в положение, где ему придётся решать: кланяться ей или нет. «Ну почему я такой упрямый?! – думал с недовольством на себя самого. – Это всего лишь условность дворца, так не проще ли подчиниться?» И сам себе не мог объяснить, что происходит.

Ласоро с радостью согласился, только спросил, любит ли врач прогулки верхом.

– Конечно, – ответил Игорь. Но в следующую секунду засомневался, потому что, приказывая слуге запрягать, принц произнёс неизвестное слово «ахисы».

– Кто такие «ахисы»? – спросил врач.