Жизнь на гранях миров

– В нём есть свобода, – говорит она вслух. – Кажется, будто он парит над землёй.

– Правда? – заинтересовался принц, взял рисунок, вгляделся. – А я думал, почему он так нравится мне?

– Ты будешь рисовать его, пока не найдёшь?

Юноша вскинул глаза:

– Уже нашёл!

Она слегка изумилась:

– Когда же?!

– Вчера. Это он зашивал, – сын указал на шов.

– Тот врач, что помог тебе?

– Да.

– Но вчера ты не сказал мне ни слова…

– Вокруг было много людей.

– Ты уверен, что это – он?

– Абсолютно, мама. Сначала я встретил его на дорожке у прудов и не узнал, – в тот момент у него было другое лицо, немного растерянное. Я подумал, что он потерял свой халат, и предложил ему свою одежду, но потом, когда я упал в воду и он помогал мне, то поразился его голосу. Ты знаешь, голос нельзя передать на рисунке, но я так хорошо знаю этот особенный тембр! Я слышал его тысячу раз здесь, – принц коснулся своей головы.

– Какой у него голос? – спросила мать.

– Мягкий. И твёрдый. Непостижимый! Как у отца. В нём воля и сила. Его невозможно ослушаться.

Юсан-Аминах пристально следила за сыном:

– И поэтому ты захотел, чтобы он стал твоим личным врачом?

– Не только. Он прекрасный врач, и это сразу понятно. Ты бы видела, как он меня зашивал: спокойно, без суеты, и мне ничуть не было больно! А наш лейб–медик тут же вцепился в него, как клещ: «Где вы учились? Откуда приехали?»

Они посмеялись.

– И откуда же? – наконец, спросила мать.

– Мы пока не касались этой темы. Знаешь, невежливо в первый же день задавать слишком много вопросов.

– А он согласился сразу?

– Не сразу. Сначала мы поговорили. Немного, час или два, – принц улыбнулся. – Мы подружились. С ним очень легко, впрочем, как я и ожидал. И ещё: я почувствовал что-то… близкое, родное. И знаешь, мне показалось, что я ему тоже понравился.

Мать рассмеялась.

– Ты не можешь не нравиться! – и потянулась, чтобы погладить Ласоро.

Но сын резко отпрянул:

– Мама!

«Дети вырастают – и не хотят наших ласк, – с оттенком легчайшей грусти подумала Юсан-Аминах. – В их стремлении казаться старше нежность становится ненужной обузой».

Принц размышлял о чём-то, затем поднял голову:

– Мама, ты можешь приказать, чтобы ему приготовили комнату, хорошую, удобную, недалеко от моих покоев? Чтобы я всегда мог позвать его?

– Конечно.

– Но это должна быть не комната слуги, ты понимаешь?

Она смотрела внимательно:

– Чем обладает этот человек, что ты так доверяешь ему?

Сын опять потянулся к рисункам:

– Не знаю. Но ты права: доверяю. Я так давно его ждал, а теперь знаю точно: нас многое объединит.

Мать встала.

– Ты никогда не ошибался в людях, – сказала она. – Даже когда был ребёнком, прекрасно чувствовал, что за человек перед тобою. Помнишь, когда прибыл посол из…

– Васаны.

– Да, из Васаны, и хотел погладить тебя по голове…

– Я укусил его! Помню.

– Сколько неприятностей потом принёс нам этот милый, на первый взгляд, человек! Только тебя он не смог обмануть, – она улыбнулась. – Мира и света, сынок.

– Мира и света, мама!

Выйдя в коридор, Юсан-Аминах тут же распорядилась о комнате для врача, велела обставить её с тщанием и роскошью, а затем, немного подумав, добавила несколько слов. Доверенный императрицы склонился, скрывая улыбку:

– Конечно, я позабочусь, чтобы она была мила и привлекательна.

– И не особенно болтлива, – прибавила мать императора.

Выпрямилась, приподняла край платья; теперь можно продолжить путь: у неё ещё два сына, и обоим нужно пожелать «мира и света».

Сон глубок… Лёгкий, как ветер, безмятежный, как облака. Миры расступились и дают мне пройти. Меня ждёт новый дом. Чудо, о котором просил, которого ждал! Но вместе с приобретением в душу вошло опасение: а дом ли? Не заблуждаюсь ли я? Мы так часто спешим ошибаться! И ещё чаще пытаемся выдать желаемое за действительное. Иллюзия может дорого мне обойтись. Слово «терять» – самое безжалостное слово, в нём – и страшная боль, наизнанку выворачивающая душу, и часы мучений, и долгая, долгая скорбь. И никакого противоядия. А у меня, к тому же, не так много времени. Я не молод, и если «терять» ещё раз вклинится в мою жизнь, уже после того, как привыкну, построю, полюблю, после того, как новый мир станет домом, останется ли время подняться?!

Страх – не постыдное чувство, это реакция защиты, мудрый страж нашего благополучия. Он тормозит, заставляя прислушиваться к инстинкту. И он справедлив. Но кто-то во мне – слишком дерзкий и, невзирая на осторожность, снова спешит: строить, творить и искать.

Я мог бы никуда не стремиться и прожить свою жизнь в тишине. Но если крылья выросли, они должны парить.

Игорь шёл по дворцу и любовался лёгкостью постройки. «Красота имеет много граней, – думал он, – и средневековый замок, мощный, суровый, может казаться красивым. Но тут – словно эльфы живут. Мебель, шторы, лепная отделка стен – на что это похоже? Рококо!»

Пройдя несколько коридоров, он почувствовал, что заблудился. «Совершенно не помню, как вчера выходил!» Мимо сновали слуги, но в утренней спешке никто и внимания не обращал на незнакомца. Наконец, один из них сжалился и указал путь к покоям Ласоро. Игорь торопился: принц уже ждёт, и, кроме того, в первый день нужно сделать так много! Он стремительно миновал несколько террас, поворотов, но должен был внезапно остановиться, потому что в эту минуту навстречу ему вышла небольшая и очень торжественная процессия. Впереди – женщина: невысокий рост, изысканное платье, в синих глазах будто отразилось небо. Она показалась Игорю изумительно огранённым бриллиантом, так безупречна была её красота. Он улыбнулся, едва заметно, из вежливости, и хотел быстро пройти, как вдруг все замерли.

Игорь моментально почувствовал, что сделал что-то не так…

– Вы не приветствовали мать императора! – приблизив к нему возмущённое лицо, зашипел один из придворных.

«Вот как!» – спохватился врач. И очень учтиво ответил:

– Простите, боюсь, я не посвящён в тонкости дворцового этикета. Что нужно сделать?

Женщина молчала, глядя на незнакомца с едва заметной улыбкой.

– Вы должны низко опустить голову и стоять так, пока мать императора не пройдет.

«А если у меня шея болит?» – весело подумал Игорь. Но в эту минуту раздался чудный, низкий, очень красивого тембра голос:

– Оставьте его. Это – врач моего младшего сына!

Сказано было тоном столь мягким и в то же время исполненным такого благородства, что врач невольно поднял глаза. Придворные нервно застыли. Верх неучтивости, понял Игорь, смотреть так прямо на королеву. Но не пошевелился, со спокойной простотой выдержал паузу и – поразился. Что увидел он в этом лице? Что так остро ударило в сердце? Какая-то особая одухотворённость? Или выражение грусти, спрятанное глубоко внутри? Ему ли не знать, что такое боль, особенно когда пытаешься скрыть её от других! А может быть, полное отсутствие высокомерия, так присущее особам высокого ранга, некая таинственная нежность? Достоинство! – понял вдруг он. То достоинство, которое человек носит внутри, в какое бы звание он ни был облечён свыше.

И тогда он слегка склонил голову…

«Откуда она знает меня? – подумал он, уходя. – Не припомню, чтобы вчера нас знакомили». Ещё немного покружив, нашёл, наконец, знакомую дверь.

– Доброе утро, принц, – приветствовал, входя, и с улыбкой рассказал о том, что несколько минут назад в одном из коридоров встретился с его матерью. – Кажется, я что-то напутал насчёт дворцового этикета.

– А, – засмеялся Ласоро, – прижаться к стене и стоять с низко опущенной головой?

– Да-да, именно это.

– Мама терпеть не может церемонии, но её вельможи…

– Мне всегда не нравились всякого рода «парчовые» традиции, но эта, пожалуй, более или менее гуманна. Возможно, лет через двести я её освою.

Игорь склонился к юноше и внимательно осмотрел швы.

– Неплохо, неплохо. Старайся не трогать руками. И познакомь меня с вашими медиками, хорошо бы даже сегодня.

Принц приготовился встать, но вдруг спросил:

– А что ты мне сейчас сказал? Когда вошёл?

– «Доброе утро». Я пожелал тебе доброго утра.

Ласоро улыбнулся:

– У нас говорят: «мира и света».

Игорь присел в кресло, стоящее подле кровати.

– Так, мира – понимаю, а почему – света?

– Имеется в виду духовный свет. Мир ты получаешь извне, а свет должен дарить сам.

– Даже так? – изумился Игорь. – И как же? Как я должен дарить свет?

– Очень просто: быть приветливым, добрым, щедрым. Свет – это доброта, которую творит наше сердце. А приближённые императора и его семья должны особенно стараться, потому что мы – в центре!

– В центре чего? Мира?

– Общества! На нас все смотрят, с нас берут пример.

Игорь задумчиво смотрел на юношу.

– Ласоро, тебе сколько лет?

– Семнадцать.

– А я думал, все пятьдесят!

Принц взглянул непонимающе.

– Взрослый очень, – пояснил врач с улыбкой.

Внезапно его взгляд упал на толстую папку в изголовье кровати. Лежащий тут же карандаш и пальцы правой руки принца, измазанные грифелем, не оставляли сомнений в том, кому она принадлежит.

– Ты любишь рисовать? – спросил Игорь.

– Да, – принц слегка замялся. – Но мне не хотелось бы показывать тебе это сегодня.

– Договорились. В следующий раз.

– У тебя будет много вопросов, – пояснил Ласоро, – а я не готов на них отвечать.

Игорь тонко улыбнулся: юноша нравился ему, – смесь ума и хорошего воспитания. Принц потянулся за одеждой:

– Думаю, тебе нужно изучить дворец. Я сам буду водить тебя в первые дни, чтобы все узнали и запомнили тебя. Не возражаешь?

Они вышли из комнаты и не спеша начали первую экскурсию. Наконец, у Игоря появилась возможность без суеты и напряжения оглядеться. Весь дворец был сделан из какого-то лёгкого, воздушного материала. Красота и изящество оконных переплётов, великолепие драпировки, сочетание мягких, ненавязчивых тонов поразили его. Впечатление усиливалось множеством композиций из белого камня: люди, резные лепестки цветов и даже бегущая вода крохотного водопада. Узор ковров пестрел и разбегался под ногами. Здесь не было ничего тяжёлого, всё будто стремилось вверх, звало к небу. Но самое главное – свет, много света: он просачивался сквозь тонкий рисунок цветных витражей, лился через настежь раскрытые окна, падал мягкими полосами на пол. Игорь любил свет, а потому сразу почувствовал себя уютно, широко и свободно.

Пройдя несколько коридоров, понял, что обратную дорогу ему не найти. «Впрочем, – подумалось, – в любой незнакомой больнице точно так же: в первые дни не знаешь, куда идти, а потом быстро привыкаешь и ориентируешься свободно». Но в больницах есть указатели! А здесь придётся всё искать самому. И постарался хотя бы приблизительно запоминать направление.

Неожиданно навстречу им вывалился какой-то странный зверь, отдалённо напомнивший панду. Толстый, пушистый и, видимо, совершенно безобидный, потому что Ласоро тут же потянулся к нему, потрепал спинку, почесал за ушком. «А он не кусается?» – так и хотелось спросить Игорю, но вспомнил, что у кошки тоже есть зубы, однако она считается милейшим созданием.

– Это – риши, – пояснил принц, увидев его осторожный взгляд. – Разве там, где живёшь ты, нет домашних животных?

Вчера на вопрос Ласоро о том, откуда он приехал и где его дом, Игорь ответил очень сдержанно, и безупречно воспитанный принц не стал спрашивать больше, но со временем, понимал врач, придётся всё рассказать. «Мой дом так далеко, – сказал он тогда, – что всё в этом мире кажется новым, незнакомым и странным».

Прогулка продолжалась около часа. Встречая придворных, Ласоро представлял им врача, просил во всем помогать и содействовать ему. Просил, но в интонациях принца Игорь тонко слышал подтекст, прекрасно ощутимый приказ: «Взгляните на этого человека! Он – под моим крылом, и попробуйте обидеть его!» Игорь отвечал на приветствия, пожимал вежливо протянутые руки, а сам невольно следил за лицом юноши, испытывая особое чувство: как это напомнило ему другую планету, другого человека! Он едва уловимо вздохнул: нет, ещё не отболело…

Неожиданно показался слуга Ласоро и доложил, что комната для врача готова. Принц вызвался проводить.

Это оказалось недалеко. Вошли – и Игорь опять удивился роскоши и великолепию. Комната напоминала спальню царицы: чудесная мебель, торжественно-белая кровать, изящные светильники, полные масла: электричества во дворце не было.

– Мне понадобится стол для работы, бумага, письменные принадлежности.

Слуга согласно кивнул – и исчез. Игорь взглянул на Ласоро:

– Но зачем такая роскошь? Было бы довольно чего-то более скромного.

– Ты не слуга, ты – врач, – принц извинился: – Мне нужно уйти ненадолго, я ещё не видел братьев. Скоро вернусь. Мира и света!

– Мира и света, Ласоро.

Оставшись один, Игорь прошёлся по комнате, выглянул в окно: чистые пруды отсюда казались ещё прекраснее. Рискнул прилечь на кровать, оказалось удобно. Положил руку под голову и задумался о том, что следующий шаг – встреча с врачами, посмотреть, чем работают: препараты, инструменты…

Внезапно дверь открылась и тут же тихо закрылась. Он поднял глаза. У порога стояла девушка: узкие струнки бровей, сложное плетение светлых волос, длинное платье мягко облегает приятные округлые формы. Игорь привстал: «Если это знатная дама, которая заблудилась, то мне следует быть повежливее». И хотел подняться, но в этот момент раздался ласковый голос:

– Тебе не нужно вставать, когда Сили приходит.

– Простите? – не понял врач.

Девушка подошла и, ничуть не стесняясь, присела на край кровати:

– Сили – это я. Сильвена.

– Красивое имя…

Улыбка очень нежна. Лицо пухлое, почти детское, но в глазах – кокетство женщины, которая отлично понимает, что очень привлекательна.

– А как зовут тебя?

«Забавная ситуация! Что ей нужно? Но не представиться – верх дурного тона».

– Игорь.

Он ждал: что же дальше? Она скользнула взглядом по комнате, с видимым удовольствием оценила изысканность убранства и непринуждённо заявила:

– Мне здесь нравится!

Игорь едва не рассмеялся:

– Это хорошо. Но вообще-то, это моя комната.

– Конечно, – согласилась она, будто желая сказать: «я же тебя не выгоняю!» – однако мне тоже должно нравиться, ведь я буду здесь жить!

Вот тут он растерялся! Она уловила выражение его лица и пояснила:

– Я – твоя эрис!

«Ну что же непонятного?» – говорил её взгляд.

– Минутку! Что такое «эрис»? – этот вопрос Игорь задал очень осторожно: он понимал, что новое слово может таить в себе много загадок.

Девушка внезапно улыбнулась, и лицо её стало чуть розовее:

– Я буду заботиться о тебе.

– Служанка?

– Нет, не служанка. У слуг другие обязанности.

Он начал догадываться. Но, не желая ошибиться, сделал ещё одно предположение:

– Может быть, рабыня?

– Нет, – рассмеялась она, – и не рабыня. Просто я всё время буду рядом. И ночью тоже.

«Так-так… Теперь всё ясно».

– Не хочу обижать тебя, Сильвена, но если это то, о чём я подумал, то тебе придётся уйти.

Она растерялась, шелковые щёчки залились румянцем:

– Я тебе не нравлюсь?

– Напротив, ты очень мила, – поспешил успокоить Игорь, – но я предпочёл бы жить один.

– Почему? Ты не любишь женщин?

Её неподражаемая непосредственность веселила его. Но, тем не менее, ответил очень серьёзно:

– Дело в другом: я женат.

– Хорошо! – обрадовалась Сильвена. – Я помогу твоей жене вынашивать детей!

Игорь чуть не упал с кровати:

– Что?!

– Конечно, ведь тебе нужна большая семья! И потом, когда малыши подрастают, с ними столько хлопот!

– Спасибо, Сильвена, мы как-нибудь справимся, – он не знал, плакать ему или смеяться.

Но она говорила совершенно серьёзно, а затем внимательно посмотрела ему в лицо:

– Ты добрый. Добрый и очень красивый. Не выгоняй меня!

Ну что тут делать? Её глаза, огромные, светлые, глядели умоляюще, а рука потянулась и нежно-нежно погладила его плечо.

Спас врача Ласоро – он внезапно показался на пороге комнаты:

– Продолжим путешествие? Я уже свободен, – скользнул взглядом по гостье: – Эрис уже здесь. Познакомились?

Игорь встал:

– Ну-ка, Ласоро, давай-ка выйдем на секунду!

Взял принца под руку и вывел из комнаты.

– Это что?!

– Что – что?

– Вот это, чудо в моих апартаментах: это чья затея?

Ласоро улыбнулся:

– Эрис – девушка, которую дают для наслаждения взрослым мужчинам. У меня такой нет.

– Ласоро, мне не нужна подружка. Я женат на чудесной женщине, которую люблю.

Принц казался растерянным.

– Ты не можешь её выгнать! Все будут думать, что она тебе не понравилась, что ты нашел её неприятной. И кроме того, она будет помогать тебе, следить за твоей одеждой, приносить еду.

– И вынашивать детей!

– Да, это тоже входит в обязанности эрис: увеличивать твою семью.

– Спасибо, она меня просветила.

Игорь чувствовал, что ему не до смеха. Помолчал.

– Ладно, пусть идёт к себе, пока я решу, что с ней делать.

Ласоро не сводил с него озадаченного взгляда. Видимо, понятия «быть женатым» и «иметь эрис» прекрасно уживались в его голове. Наконец, он решился озвучить вопрос.

– А почему ты не можешь… – начал было принц, но Игорь так взглянул на него, что тот с улыбкой поперхнулся и замолчал.

– Потому что у меня – свои законы!

– Но она хотя бы тебе понравилась?

«Допрос с пристрастием!»

– Ну, а ты как думаешь?

– По-моему, она – ничего.

– По-моему, тоже.

И оба тихо рассмеялись…

В покоях Ласоро их ожидал слуга, хлопотавший у изящно сервированного стола. Судя по его тревожному виду, блюда начали остывать. Игорь хотел откланяться, но принц задержал его и немедленно усадил завтракать. «Ну что ж, – подумал врач, – не откажусь!» Он бросил на колени салфетку, устремил глаза на стол – и растерялся. Ни одного знакомого блюда! Розовые суфле, молочно-белые муссы, какая-то странная запеканка синего цвета. Он поднял взгляд на Ласоро, но тот уже принялся за еду и не замечал затруднений гостя. Игорь повертел вилку.

– Что? Почему ты не ешь? – внезапно спросил принц.

Врач улыбнулся. Сказать прямо? Видимо, придётся.

– Я не знаком с местной кухней.

Хозяин тут же отложил свой прибор и принялся рассказывать, что из чего состоит и откуда растёт. Игорь вдруг понял, что мяса на столе нет.

– А какая-нибудь курица, индейка? – осторожно спросил он.

Принц смотрел непонимающе.

– Птица, – уточнил Игорь. – Что вы едите кроме овощей и фруктов?

Ласоро покачал головой:

– Во дворце – только это. Я слышал, крестьяне дальних провинций едят своих домашних животных, но вообще это не принято.

– То есть, вы питаетесь исключительно растительной пищей?

– А разве можно питаться чем-то другим?

На мгновение Игорь почувствовал себя дикарём.

– Иногда, – добавил Ласоро, – воинам перед походом дают плоть живых существ, чтобы они стали сильнее и злее. Но это – исключение. И говорят, многие потом чувствуют себя плохо.

Врач улыбнулся, взял на нож немного паштета и без всякого энтузиазма начал есть. Неожиданно блюдо оказалось вкусным! Он попробовал холодный мусс, затем горячую запеканку, а потом вдруг понял, что, несмотря на незнакомый вид, каждое яство ему что-то напоминает. Следующие полчаса превратились в забавнейшую игру: он пробовал всё подряд и искал земные аналоги. Наконец, принц заметил, что гость ест как-то странно, от всего понемногу, и сам начал есть так же. Игорь понял, что Ласоро хочет поддержать его, и рассмеялся:

– Я просто пробую, друг. Новые вкусы.

– А разве у вас готовят иначе? Там, где ты жил до сих пор?

– Да, иначе.

«Возможно, именно сегодня нужно ему рассказать. Если он поймёт и примет меня, дальше всё будет проще».

Как только завтрак окончился, Игорь решительно встал. Нельзя молчать о таких серьёзных вещах, иначе у принца может возникнуть ощущение, что его обманули. Но не успел сказать и слова: в дверь постучали, и Ласоро должен был ненадолго уйти.

Игорь остался один и сел в кресло. С чего начать? Такой рассказ должен иметь вступление, и, пожалуй, лучше, если он всё нарисует. «Как далеко продвинулась их астрономия? Знакомы ли здесь с основами строения галактик, с движением звёзд? Или полагают, что мир лежит на трёх китах, а небо – это купол светящихся фонарей?» Он огляделся. Взгляд упал на стопку чистой бумаги, лежащей под рисунками Ласоро. То, что нужно! Потянулся и, придерживая папку рукой, осторожно вытащил лист. Взял карандаш и полой халата слегка задел папку. Несколько рисунков выскользнули и лёгкими птицами разлетелись по полу. Он принялся их собирать…

Когда принц вернулся, врач сидел в кресле с очень странным лицом.

– Ласоро, – спросил он, – ты чем занимался всю ночь?

– Спал, – просто ответил юноша.

Игорь показал чистый лист, который он по-прежнему держал в руках:

– Извини, мне понадобилась бумага, и я взял один лист.

Он пристально смотрел на принца:

– Но твои рисунки разлетелись, и я узнал себя. Или это кто-то, очень похожий на меня.

– Это ты, – ответил юноша.

– Ты рисовал меня всю ночь?

Ласоро молчал. Потом поднял взгляд и очень прямо, без предисловий, сказал:

– Я рисую тебя много месяцев.

Игорь качнул головой:

– Объясни. Как ты мог рисовать меня, если мы познакомились только вчера?

– Я видел тебя вот здесь, – юноша прикоснулся к своему лбу.

Игорь пристально смотрел на Ласоро. «Каким образом он мог видеть меня, если я жил на другом конце галактики? На расстоянии тысяч, а может быть, и миллионов световых лет отсюда?» Но глаза юноши были предельно чисты.

– Дело в том, – произнёс принц, – что я ждал тебя. И постоянно рисовал картины, которые возникают ниоткуда и приходят ко мне непостижимым образом. На каждой из них – ты.

И подал врачу всю папку. Игорь напряжённо перебирал листы. На рисунках, живых, динамичных, он видел себя: так, как могла бы сложиться его жизнь на этой планете. Вот он гуляет в поле, затем – выходит из воды со смеющимся лицом, здесь – сидит верхом на каком-то странном животном. «У Ласоро дар, он удивительно передаёт сходство. И конечно же, он не мог нарисовать столько за одни сутки, ему понадобилась бы, по меньшей мере, неделя. Или месяц». Игорь не был художником, но понимал, что столь яркие, сильные работы с множеством мелких деталей невозможно сделать в течение ночи. Ласоро не лгал: он рисовал это долгое время.

Принц спокойно изучал его лицо.

«Да, представляю, какой у меня вид, – усмехнулся Игорь. – Но это же невероятно! Получается, что он видит будущее. Разве такое возможно?! Видимо, да, и живое доказательство тому – я сам, сидящий здесь, в этой комнате!» Внезапно один из рисунков привлёк его внимание. На нём были дети – два малыша, которых он держал за руки.

– Это кто? – спросил Игорь.

– Ты и дети.

– Чьи дети?

– Твои, конечно!

У Игоря на секунду пересохло в горле.

– Это ты тоже видел?

– Да. Вот это – мальчик, а это – девочка. Они родились, повёрнутые лицом.

– Что? – не понял врач. – Как повёрнутые?

– Лицом! Это значит, что в утробе матери они лежали лицом друг к другу.

Игорь улыбнулся: близнецы!

– Ваша медицина на хорошем уровне, если вы знаете, как лежат близнецы. Так значит, мальчик и девочка?

– Да.

– Ты уверен?

– А что, разве у тебя нет детей? – удивился принц.

– Пока нет. Я женат меньше года.

Ласоро взял рисунок из его рук:

– Я не раз видел тебя вместе с детьми. Веселыми, красивыми. Женщину тоже видел, но… – юноша вдруг замолчал.

Врач, чей мозг в эту минуту напряжённо работал, не обратил внимания на паузу. А Ласоро продолжал:

– Вот только я не совсем понял, почему в том месте, где они родились, такие странные дома…

Игорь поднял голову. «Ну что ж, – подумал он, – теперь пришла моя очередь удивлять». И взял злополучный чистый лист…

Час шёл за часом. Глубокие глаза Ласоро, его умение слушать вдумчиво, без лишних вопросов, и одна лишь фраза, которая родилась в конце: «Я хочу, чтобы ты остался. И сделаю всё возможное, чтобы тебе было хорошо среди нас».

Пройдут годы, и однажды Игорь обернётся и, вспомнив этот день, подумает: «Как легка правда и как хорошо она воспринимается теми, кто близок нам по духу! Ласоро мог не поверить мне, усомниться, и это было бы естественно. Но он принял меня вместе со всей моей нереальной историей, принял так просто, как это способна сделать только чистая душа, чистый человек, в сердце которого нет лжи, а значит, он не допускает и мысли, что ложь может быть в сердце другого. Я боялся, что тяжесть моих обстоятельств ляжет на него непосильным грузом, а он сказал: «Я сделаю всё, чтобы тебе было хорошо среди нас» и этим взял часть моего груза на себя. Он уже тогда был мужчиной, пусть неокрепшим, юным, но – мужчиной. И единственное опасение, которое я видел в его глазах, – что в один день я не смогу преодолеть пространство и больше не появлюсь в его мире. Но я приходил снова и снова, и он перестал тревожиться. А со временем понял, что его дом стал моим домом, и всё, что любил и ценил он, полюбил и оценил я сам».