Жизнь на гранях миров

Рано утром врач идёт по двору и видит жену Нисана, – та несёт корзину, полную трав.

– Ты хорошо знаешь травы? – останавливает её Игорь.

– Да, – улыбается девушка, – в нашей семье все знают.

– Расскажи, какие свойства у этой, – врач берёт в руку несколько стеблей.

– Останавливает кровь. А если положить на гнойную рану, то рана быстро затягивается.

– Очень хорошо. А эти цветы?

– Помогают заснуть. А вот из этих лепестков нужно сделать настой, и тогда человек будет спокойным; его дают детям, когда они кричат.

– Вот как? – удивляется Игорь. – Неплохо, неплохо.

И следующий день начинает с того, что берёт Нисана с женой, её сестру, и все вместе отправляются в лес. Девушки быстро находят нужные растения, срезают целые пучки, Игорь упаковывает их, а Нисан, как верный телохранитель, зорко смотрит вокруг.

– Тебе бы тоже хорошо знать, – говорит ему доктор.

Юноша бросает взгляд на травы и тут же опять пристально всматривается в тени под деревьями: пока врач вне крепости, он – телохранитель и никто другой. Посмотреть на растения он сможет и потом. Возвращаясь, раскладывают всё на столах для просушки.

– Может так случиться, что поток лекарств прекратится, – объясняет Игорь. – Я не могу проносить их вечно. Тогда нужно будет рассчитывать лишь на то, что есть в вашем мире. Ты не должен пренебрегать тем, что даёт природа.

Нисан согласен, он прислонил меч к стене и подсаживается к столу. Игорь смотрит на ученика: как всегда, тот внимателен, послушен и серьёзен. За последние месяцы он научился многому, гораздо большему, чем мог бы научиться на земле обычный студент, потому что его учили не только лекции Игоря, но и кровь раненых, их боль, стоны. Его учили ночи, когда они вместе делали операции, зашивали изорванные ткани рук и ног, когда от того, насколько быстро он остановит кровотечение, зависела жизнь человека. Его учила смерть отца… Сейчас перед Игорем – не юнец, который не мог справиться со шкурой, а отличный ассистент, и в его отсутствие – ответственный за госпиталь.

– У этого мира всё впереди. И у тебя тоже всё впереди, – тихо говорит врач.

Нисан всматривается: что имеет в виду доктор? Но тот о чём-то задумался, подносит к лицу пучки растений, вдыхает запах. Сын Адамара знает, что происходит с врачом: он тоскует по его отцу, единственному другу, которого подарил ему этот мир. Никто не потерял так много, как потерял врач. И юноша благодарен ему за эту тоску, за печаль, за немногословность. А потому неудивительно, что он хочет быть рядом с человеком, которого любил и ценил его отец.

Проходит несколько дней. В гарнизоне собираются военачальники, довольные, при параде. Сегодня они должны решить, кто получит верховную власть, кто станет новым владыкой. На земле им стал бы старший сын, и у Адамара довольно осталось детей, но здесь всё иначе, и власть перейдет к тому, кого выберут согласно заслугам. Игорю всё равно: кто бы это ни был, он останется врачом.

Он проходит по госпиталю и вдруг видит Фотану, она бросает на врача мгновенный взгляд и убегает.

– Света, – спрашивает Игорь, – что с Фотаной? Она боится меня?

Жена смеётся:

– Она в тебя влюблена, и, похоже, с самого первого дня. Ты один не замечаешь!

– Вот ещё, – фыркает Игорь, – нашла, в кого влюбиться! Столько парней вокруг! Красивых, умных.

– Ты – лучший, – отвечает Светлана. – Самый красивый и самый умный. И потом, ты из другого мира, а значит, вдвойне загадочный. Забыл?

– Скажи ей, что опоздала месяцев так на восемь.

– Мы встретились восемь месяцев назад? – Света легонько касается мужа.

– Встретились мы давно, только прозрел я всего восемь месяцев назад!

Ночь приходит с тишиной и покоем, крепость засыпает, только в комнате военачальников стоит гул. «Никак не могут договориться, бедняги», – думает Игорь. Света ушла в спальню, чтобы вернуться домой: хочет пронести для мужа немного кофе. Он тихо идёт по двору: отвык спать по ночам. Внезапно чья-то фигура отделяется от стены, он напрягается, но это Фотана, глаза её огромны, пристально смотрят на врача.

«Что тебе, девочка?» – думает он и хочет уйти, но она уже близко и тихо шепчет:

– Доктор! Тебя хотят убить!

– Что ты такое говоришь?

– Я подавала еду Салаху, Дархану и другим и слышала: они говорили о тебе.

– Ты уверена?

– Да! – в её голосе – страдание.

Он секунду стоит, затем подходит к ней и отчётливо видит слёзы. Игорь испытывает мгновенную нежность к этой юности, к её боли и отваге.

– Уходи из крепости, – говорит он, – возвращайся к отцу.

Она плачет, и он на миг привлекает её голову к себе, – только на миг:

– Спасибо, что сказала.

«Так, спокойно. Они ещё говорят, значит, несколько минут у меня есть». Он идёт в свою комнату и убеждается, что Света прошла пространство: халат на стене, башмачки стоят у кровати. Возвращается в коридор и находит Нисана. «Что сказать тебе, мальчик? Что ты дорог мне? И что теперь всё ляжет на твои плечи?»

– Нисан, что бы ни случилось, ты остаёшься за старшего.

Юноша смотрит непонимающе, но Игорь уже вышел во двор. С каждым шагом в нём сильнее и сильнее вскипает бешенство, и когда он входит в комнату, где собрались военачальники, глаза его сверкают огнём. Все внезапно смолкают.

– Кто из вас хочет убить меня? – громко спрашивает Игорь, и в тишине его голос звучит, как сталь. – Кто из вас ненавидит меня так сильно? – пауза. – Я вас плохо лечил? Не спешил к вам каждую ночь? Требовал награды? Так кто?!

– Никто не хочет, – загудели голоса, – но ты здесь чужой!

– Ты – чужой!!!

Вот он, приговор. Простой, как жестокость сердца, и твёрдый, как ярость. Интересно, когда меч пронзает тебя насквозь, так же больно?

– Ты должен уйти! – звучит из углов.

– И кто же останется вместо меня?

Они молчат: им всё равно. Для них сейчас главное – урвать свой кусок власти. Им наплевать на больных, на раненых, на госпиталь. Игорь минуту стоит, застыв, а потом вдруг как-то сразу успокаивается и понимает: это – конец. Сказать ему больше нечего. Он говорил почти шестнадцать лет, и никто, кроме Адамара, не слышал. Поворачивается, но вдруг что-то вспоминает и говорит с усмешкой, без злобы, прямо в лицо всем:

– Я могу уйти спокойно? Или будете стрелять в спину?!

Никто не шевелится. Нет, не будут: постыдятся друг друга.

В своей комнате он тихо раздевается, аккуратно вешает халат. Всё кончено, теперь я должен спокойно перейти пространство, и пусть те существа, которые помогают мне, несут меня плавно-плавно, иначе сердце разорвётся от боли…

– Игорь, любимый, встань!

Он качает головой: «не хочу». У Светы – растерянное лицо: она бьётся над мужем больше недели, но он не приходит в себя, его будто убили там, в ту последнюю ночь.

– Я приготовила завтрак и кофе…

Он ест через силу и опять ложится. Ей кажется, что он спит, но на самом деле – опять и опять пытается перейти в свой мир, пусть не в саму крепость, а просто к берегу моря: он задыхается здесь без того воздуха. Но врата сомкнулись и не пропускают его. Игорь открывает глаза и осознаёт себя лежащим на постели. Ночи бессонны, пусты, он давно отучился спать по ночам, а что делать теперь?

Света не успела привыкнуть к миру хасаров так, как он за многие годы, но и ей тяжело. Оба потеряли ровно половину своей жизни, и половину лучшую. А потому они часто сидят, прильнув друг к другу, безмолвно, почти не дыша: в этом объятии им немного теплее. Говорят, что нет катастрофы, которую нельзя пережить вдвоём, – это так, но чтобы пережить, нужно медленно пройти каждую минуту каждого дня.

Отпуск заканчивается, и работа в больнице отвлекает его. Всё хорошо, пока не наступает ночь. Опять ночь, и Света встаёт, ищет мужа: он стоит во дворе и смотрит вверх. Но больше никто не протягивает к нему прозрачных рук, чтобы провести сквозь врата. Миры закрылись. Он изгнан.

Эта мука тянется неделя за неделей. Она тоже встаёт и, ощупывая холодную кровать, – он опять во дворе, – начинает просить: «Вы можете, вы всё можете! Помогите ему! Спасите! Он погибает… А у меня нет сил помочь, потому что я – всего лишь человек, и разве я открывала для него границы миров? Пусть он опять будет счастлив!» Её умоляющее лицо обращено вглубь комнаты, там никого нет, но ей хочется верить, что её слышат, и на душу незримо нисходит покой…

Игорь спит. Уже осень, сентябрьский ветер нежно вливается в открытое окно. Сон, который ему снится, – загадочный, мягкий. Ему кажется, что он в лесу, лежит на траве, но не холодно, а очень приятно. Просыпается и смотрит вокруг. Да, он на траве, а сквозь деревья виден чудесный парк, где по дорожкам гуляют люди. Игорь встаёт и, немного помедлив, выходит. Он бос, одет в светлые пижамные штаны, мягкую рубашку с длинным рукавом. Изумлённо оглядывается. Парк невообразимо чист, дорожки сделаны из искусно обработанного камня, и ногам без обуви на них очень комфортно. Вдалеке – пруд, там плавают люди. Он видит цветные халаты, над парком – высокие крыши, и пытается хотя бы приблизительно определить, на что это похоже. Япония – чистые пруды, ухоженные парки? Нет. Китай? Немного, но тут есть и такое, что вообще не поддается классификации: маленькие глиняные скульптуры, ажурная вязь решеток, изящные мостки. Наконец, оставляет попытки и просто смотрит.

В этот момент к нему приближается процессия: среднего роста худощавый юноша, за ним – небольшая свита. «Принц и его придворные», – подбирает название Игорь и продолжает стоять: отступать поздно, его заметили. Все внимательно смотрят на незнакомца, но вместо того, чтобы отреагировать удивлением, вопросами, вдруг начинают улыбаться. Юноша делает лёгкий поклон и говорит очень учтиво:

– Вы, видимо, не можете найти свой халат, господин. Такое здесь часто бывает. Примите мой!

И Игорь, слегка удивлённый, вынужден протянуть руки, потому что слуги уже подают тёмно-синее одеяние. Ему не остаётся ничего другого, как ответить с таким же учтивым поклоном:

– Благодарю!

«Принц» улыбается и идёт дальше. А Игорь рассматривает халат: «Он носит с собой запасную одежду. Что это – летние купания королевского двора?» Закутавшись в халат, медленно движется вдоль пруда, и кое-что становится ясным: заходя в воду, люди снимают верхнее платье и остаются в простых белых штанах, похожих на те, в которые одет он сам, и светлых рубашках. «Поэтому я не выглядел странно», – понимает Игорь. Его приняли за купальщика, который забыл, где оставил свою одежду. Ну что ж, ему повезло! Теперь можно и осмотреться.

Он решает, куда пойти, – направо или налево, но в эту минуту что-то происходит в дальнем конце парка: шум, крики. Игорь осторожен, и всё же какая-то сила заставляет его повернуться и устремиться туда.

То, что происходит потом, кажется ему спектаклем, разыгранным по точно спланированному сценарию. И в этом действии – два главных героя: юный принц и он сам.

К берегу сбегаются люди. Игорь быстро подходит и видит юношу, который подарил ему халат. Видимо, тот упал с высоких мостков в пруд и ударился головой о камни: по лицу течёт кровь. Слуги выносят его на берег, принц пытается встать и обрести равновесие, но вода, попавшая в лёгкие, затрудняет дыхание, и он теряет сознание. «Его держат слишком высоко, – думает Игорь, – так нельзя!» И решительно раздвигает всех:

– Отойдите, дайте пройти! Я – врач.

Быстро укладывает юношу на землю и поворачивает на бок. Слышатся возгласы придворных:

– Врач! Это врач!

Минута, другая… Игорь готов делать искусственное дыхание: пресная вода очень коварна, она моментально впитывается в кровь и может спровоцировать остановку сердца, но в этот миг принц вздрагивает, кашляет, и вода освобождает лёгкие. Врач стирает кровь с его лица, просит подать полотенце. Ощупывает шею: целы ли позвонки?

– Здесь больно? – спрашивает. – А здесь?

Он опасается «травмы ныряльщика», перелома шейного отдела позвоночника, а потому просит принца пошевелить пальцами рук и ног. К счастью, всё в порядке, чувствительность не нарушена, только из раны над бровью обильно течёт кровь, и если юноша хочет быть красивым, то её лучше зашить прямо сейчас.

Принц пытается приподняться, но Игорь запрещает ему:

– Нет, потерпите. Не сейчас.

И приказывает принести носилки. Слуги убегают, а он сворачивает влажное полотенце и прижимает ко лбу юноши, останавливая кровь.

– Благодарю вас, – говорит тот.

Наконец, слуги приносят небольшой паланкин, юношу усаживают, и несколько человек несут его к дому. Игорь идёт следом и понимает, что едва ли ошибся: скорее всего, это дворец какого-то владыки, так роскошны постройки. Он слышит восклицания: «Брат императора ранен! Брат императора сильно ушибся!» – и улыбается про себя: и как это я угадал, назвав его принцем?

Во внутренних покоях юношу укладывают в постель, и Игорь опять склоняется над ним:

– Вашу рану нужно зашить. Я могу это сделать, но пусть ваши медики принесут тончайшую иглу и нить из шёлка.

Юноша смотрит на Игоря с улыбкой: он доверяет ему. Но в этот момент входит пожилой человек, все расступаются, и врач земного мира понимает, что перед ним – врач мира небесного. «Так-так, и что ты будешь делать?» – думает Игорь и отходит.

Медик склоняется над братом императора, но тот отстраняет его руку и зовёт Игоря:

– Прошу вас!

Это сложный момент: Игорь понимает, что старик обидится, но принц приподнялся и умоляюще просит:

– Вы! Я хочу, чтобы это сделали вы.

– Хорошо.

«В любом случае, я здесь не задержусь, – думает он. – Помогу мальчику – и исчезну».

Ему подают иглу, тонкую нить. Игорь оборачивается к медику и очень любезно, пытаясь смягчить ситуацию, просит продезинфицировать иглу. Её протирают каким-то раствором, и он аккуратно и быстро накладывает шов. Лекарь здесь, напряжённо смотрит, но та тщательность, с которой незнакомец подходит к делу, а также точные движения рук успокаивают старика, и, наконец, он спрашивает:

– Где вы учились?

Он называет несколько городов, в которых, по-видимому, обучают медицине, но Игорь только улыбается и качает головой.

– Всё кончено, – говорит он принцу. – Вы очень хорошо держались.

И поворачивается, чтобы уйти. Но в этот момент действие спектакля подходит к кульминационному моменту, и Игорь почему-то даже не удивляется, когда слышит за спиной:

– Останьтесь!

Он оборачивается. Юноша приподнялся и с улыбкой смотрит на него:

– У меня нет личного врача. Хотите им быть?

– Вы нашли для врача новый мир?

– Да, там ему будет намного уютнее, чем в прежнем.

– И как его приняли?

– Прекрасно. Я позаботился, чтобы его переход произошёл в нужный момент. Этот мир по своему развитию стоит намного ближе к миру Земли, а потому сможет лучше оценить достоинства врача.

– И что же дальше?

– Через короткое время он станет главным хирургом дворца и доверенным лицом императора.

– А его жена?

– Она присоединится к нему. Их нельзя разлучать, пусть будут вместе в обоих мирах.

– Что ж, вы опять остаетесь с ними, – охранять…

– Оберегать, защищать.

– Да. Эти люди достойны надёжного Хранителя.

И Верховный Ангел улыбнулся.

Мир скалистых озёр

Книга 2

Я хотел бы молчать и никогда не рассказывать о том, что со мной происходит. И тогда тайна осталась бы тайной. Мы часто молчим: из страха, из опасения быть непонятыми, из нежелания делиться и даже из того, что называется «оберегать». Да, мы находим много оправданий нашему молчанию.

Говорить – куда сложнее. И не молчание, а сложная наука правильно и чётко высказать свою мысль ведёт человечество к прогрессу. Где оказались бы мы сейчас, если б молчали Эйнштейн и Ломоносов, Пастер и Менделеев, великие медики? И разве не сотканы из сотен голосов достижения в любой области знания? Исследователи, испытатели, первооткрыватели – все они говорили, несмотря на то, что каждую минуту рисковали быть неуслышанными.

Великая сила – молчание, но умение вовремя сказать – сила куда большая.

Я расскажу о мирах. О том, как жил на их резных гранях, о том, как умирали мои близкие, и как я поднимался из пепла. О том, как взамен старых мучительно вырастали новые крылья. Но мне больно вспоминать, а потому я расскажу так, будто всё было не со мною, а с кем-то другим…

Часть 1. Принц

Яркое, свежее, раннее-раннее утро. Солнце едва взошло и освещает дворцовые башни тонким золотом своих лучей. С балконов свисают гроздья цветов, на их лепестках – влага, обильно выпавшая роса. Аромат так силён, что окутывает стены, стелется по земле, легкими струями вплывает в настежь распахнутые окна.

Огромный парк, окружающий дворец, идеально чист и ухожен. Здесь убирают ночью, – чтобы не мешать созерцать красоту. По дорожкам скачут птицы, собирая тут и там разбросанные зернышки семечек. На крыше дворца плещутся полотнища флагов: символы страны, в которой уже много десятилетий царит мир.

Правление династии Альсидах продолжается более ста лет, и за это время семь императоров сменили один другого, а нынешний, молодой Аминасар, – достойный преемник своего деда и отца. В его крови течёт благородство многих повелителей, а потому все окружающие владыки смотрят на эти земли с почётом и уважением.

Его мать, Юсан-Аминах, вот уже три года, как сложила тяжкие обязанности правления на плечи старшего сына, но, по сути, осталась хозяйкой дворца. Она ещё молода, и, хотя прошлой зимой семья отмечала сороковой год её рождения, выглядит так, будто совсем недавно её коснулась двадцатипятилетняя весна. Но не в красоте её главная прелесть, а в нежной ясности и мудрой кротости души. Все, без исключения, любят Юсан-Аминах и считают её истинной императрицей.

Дворец просыпается. Однако утро здесь начинается не с торжественных церемоний и даже не с аппетитных запахов кухни, а с того, что придворные с почтением называют «светлым обходом императрицы». Это – традиция, столь давняя, что никто и не помнит, когда первая императрица положила ей начало. Но все последующие свято соблюдают ритуал, и Юсан-Аминах – не исключение.

Совершенно одетая, в блеске утренней свежести, она выходит из своих покоев и взглядывает на слуг. Те готовы; небольшая процессия выстраивается в принятом порядке и неторопливо движется по коридорам, обильно залитым солнцем и светом.

У Юсан-Аминах две привилегии: быть матерью императора и быть, как ни странно, самой собой. Обычно первое исключает второе: дворцовый этикет, многочисленные «нужно» и «должна» не позволяют женщине её ранга вести себя естественно и непринужденно. Но у Юсан-Аминах – свои привычки, свои требования, и одно из главных – уважение к личной свободе. Она никогда никого не принуждает и не позволяет принуждать себя. После смерти мужа, императора Юнара, она осталась одна, – её старший сын едва достиг возраста зрелости, – и в несколько лет всё во дворце перевернула по-своему. Вступив на престол три года назад, новый император, воспитанный в почтении и любви к матери, не стал ничего менять. Ему нравилось, что во время пышного приёма он мог запросто встать и выйти из залы, а не скучать до конца: вам хочется – вы и веселитесь, а я отдохну! Кроме того, у него была масса интересов помимо правления, а потому принятая матерью свобода могла сослужить отличную службу!

Многое, многое изменилось с тех пор, как Юсан-Аминах решила улучшить привычки дворца! Всё стало проще, менее чопорно. Но вот этот ритуал мать императора оставила неприкосновенным и соблюдает со всевозможной тщательностью. Он прост, в нём нет ничего напускного, а потому он не тяжек, а, напротив, лёгок и приятен сердцу.

Она направляется к высоким окнам, выходящим на площадь перед дворцом, и шаг убыстряется: ей известно, что их уже ждут и что для многих людей её утренний выход станет началом хорошего дня. Рука, разрисованная тонким узором, слегка придерживает платье. Ох, эти платья! Этикет принуждает её одеваться с подобающей сану пышностью, но внутреннее влечение склоняет Юсан-Аминах к непритязательному стилю, а потому её туалет сочетает изысканность и простоту. Причёска так же несложна: волосы забраны аккуратно, и лишь две лёгкие пряди свисают свободно, будто говоря: сейчас – не официальный прием, а значит, я могу чувствовать себя раскрепощенной.

Наконец, она останавливается у больших окон, раскрытых навстречу утру и солнцу, и оборачивается к слугам. Ей тут же подносят шкатулку, полную крупной и мелкой монеты. Императрица опускает руку, захватывает горсть серебра и мягким жестом выбрасывает прямо на плиты мостовой. Губы при этом шепчут слова нехитрой молитвы: «Мы пережили ещё одну темную ночь. Пусть мир и свет будут со всеми вами!»

Нетрудно представить, что творится внизу! Нищие, занявшие посты задолго до восхода, спешат подобрать монеты. Это – не просто милостыня, к ним прикасалась рука самой Юсан-Аминах! Значит, они принесут удачу!

Шкатулка опустошена, бедняки покидают площадь, и мать императора провожает их взглядом. «Когда мы добры к другим, – думает она, – у Неба есть все причины быть добрым к нам». Затем оборачивается, лицо её светло: залог хорошего дня положен. Теперь – следующий шаг: пожелать мира и света сыновьям. И первым, конечно, будет Ласоро, самый юный и самый любимый принц.

Она любит Ласоро в особенности не потому, что он младше двух других сыновей, а потому, что, в отличие от них, он ещё не потерял особой нежности души. Придёт время, и он неизбежно огрубеет, но вот сейчас, пока этот момент не настал, общение с ним доставляет Юсан-Аминах несказанное, ни с чем не сравнимое удовольствие. И кроме того, именно в его комнате она может быть только матерью. А потому невольно убыстряет шаг, пока не замечает, что пожилой вельможа едва поспевает за ней. Она улыбается и сдерживается.

А во дворце закипает жизнь: пробегают слуги с кувшинами воды, куда-то торопится стража, повара несут небольшие подносы, накрытые воздушной салфеткой: это час умывания, первых приказаний и лёгкой трапезы. Её приветствуют, как это принято, замиранием у стены с низко склонённой головой. Никто не дерзнёт смотреть в лицо матери императора, никто не посмеет взглянуть, хоть краем глаза, чтобы полюбоваться её красотой, никто, кроме самых близких. Это – одна из многих тонкостей этикета, и, хотя Юсан-Аминах не согласна с этим, она привыкла: так, как привыкла ко многому другому, к чему обязывает её высокое звание.

А в комнате младшего сына пока ещё тихо. Принц проснулся, но не торопится вставать: вчера, гуляя в парке, он упал с высоких мостков в пруд и сильно ударился о камни. Головокружения уже нет, но если есть причина подольше остаться в постели, то почему бы не понежиться? Ласоро спокойно лежит, ощупывая лоб, как-то особенно улыбается и тут же тянется к рисункам. Папка лежит в изголовье, набухшая от листов, и юноша долго рассматривает их.

Рисунков много, не меньше тридцати. На всех одно и то же лицо, один человек. Он идёт, стоит, слегка наклонился, о чём-то задумался. Принц берёт карандаш и начинает подправлять небольшой портрет; черты становятся ярче, будто звонче, взгляд проступает чётче, и вот ему удаётся передать то, что так поразило его вчера: некую стремительность, присущую всему облику человека, то, чему принц ещё не подобрал названия, но что невыразимо привлекает его.

Дверь тихо, без стука, открылась. «Мама!» Он наблюдает, как мать идёт к нему через всю комнату: безупречная осанка, рука легко поддерживает платье, лицо утончённо и немного бледно, но глаза! Синие, яркие, и в них нет ничего королевского: это глаза самой нежной женщины в мире, глаза его матери. Ласоро знает, что очень похож на неё: придворные едва ли не каждый день говорят ему об этом, но сможет ли он когда-нибудь держаться вот так, со спокойной, величественной простотой?

Она наклоняется, приподнимает прядь со лба сына и внимательно смотрит на шов:

– Уже лучше.

– Конечно, со вчерашнего дня прошли сутки! – смеётся принц. – Всё зажило!

Они улыбаются друг другу, и Юсан-Аминах присаживается в кресло, стоящее подле кровати.

– Мира и света, мама.

– Мира и света, сынок.

– А почему ты одна?

– Слуги остались за дверью.

Она любуется тем, как сын замер с карандашом в руках, затем переводит взгляд на рисунки, разбросанные поверх одеяла, и не спрашивает, а словно утверждает:

– Ты опять рисуешь его.

Юсан-Аминах берёт один из портретов и пристально всматривается в изображенное на нём лицо. Высокий лоб, слегка прикрытый чёрными волосами, умный, глубокий взгляд. Рот твёрдый, но не жёсткий, – чувствуется, что человек добр. Но самое главное – свобода!