скачать книгу бесплатно
Это уже я включился в обмен мнениями: «Важняк» потихоньку начинал оторопевать от «прогрессирующей наглости» оппонента. В ответ на моё даже не возражение «Новичок» не слишком уверенно пожал плечами.
– Думаю, товарищ генерал, что секретарша была заинтересована в получении квартиры больше, чем в «воздаянии по заслугам».
Я переключился на «Важняка».
– Слышал?
Не забыв отметиться «лучезарным» взглядом в «Новичка», тот покривил щекой.
– Слышал! Только это не отменяет факты. Ладно, если бы «разговор по душам» состоялся», как говорится, «на днях». Но ведь последний раз это было… в последний раз для прокурора! Девица с начальником «обменялись мнениями» буквально за час до окончания рабочего дня! А мы знаем, что конец рабочего дня не стал концом дня! Точнее, концом дня разборок! Вспомните камеру наблюдения! Девица вернулась, когда все уже разошлись по домам!
Палец «Важняка» опять поработал восклицательным знаком, которых у него и так набралось на каждое предложение.
– Все, кроме прокурора! По предварительному заключению экспертизы, смерть наступила… ну, разумеется, «плюс-минус», вскоре после «явления» девицы!
– Вскоре?!
«Важняк» поморщился.
– Ну, хорошо, шеф: «согласуется по времени с появлением девицы». Годится такая редакция?
– Редакция – да, довод – нет!
«Важняк» заскрежетал зубами, потому что автором этих слов оказался не я. Не смущаясь различием в чинах и опыте, «Новичок» продолжал «терроризировать» старшего товарища.
– Явная натяжка, товарищ генерал!
Словно возвращая долг оппоненту, он тоже не удостоил его даже уничижительного взгляда.
– Чтобы делать такие предположения, надо принять на веру «правду» киношных детективов. Только в них время наступления смерти устанавливается с точности до секунды.
«Новичок» был прав. В реальной жизни фокусов типа «как взглянул – так сразу и установил» не бывает. Даже, когда эксперт пытается действовать «по науке»: вставляет термометр подмышку, в рот или задний проход трупа, или жмёт на трупные пятна, засекая время, за которое они восстановят цвет, никаких гарантий это не даёт. Точнее, это не даёт никаких гарантий для установления точного времени, до минуты включительно. Разброс всегда в пределах нескольких часов. Нередки случаи, когда установить время наступления смерти и вовсе не удаётся, если тело «полежит» и «подвергнется». В таких случаях, не подлежит установлению не только время смерти, но даже причина. Разумеется, если только это происходит в жизни, а не в кино.
– Тебе мало улик?
«Важняк» раздражённо покривил щекой: на полноценную иронию то ли не хватило ресурса, то ли хозяин берёг его для новых «происков» оппонента.
– Напротив, слишком много, – ни на градус не потеплел «Новичок».
Пытаясь водрузить на лицо ухмылку, «Важняк» повернулся ко мне.
– Шеф, надо «колоть» девицу! Верьте мне: надо «колоть» девицу!
– «Колоть»? Насчёт «приведения в исполнение»?
Я «поинтересовался» слишком вежливо для того, чтобы «Важняк» хотя бы не порозовел. Но это не помешало ему сохранить верность установке «Погибаю – но не сдаюсь!».
– Ладно, пусть будет по-вашему: насчёт участия! Или соучастия!
– Соучастия в приведении?
– Да, чёрт возьми!
То, чего не удалось сделать «Новичку», удалось сделать мне: «Важняк» частично «вышел из берегов». Его настойчивость в ориентации на девицу меня не удивляла: в прежние времена я и сам «переориентировался бы». Да, что, там, «в прежние времена»: и сейчас была такая возможность! А была оно потому, что под неё было всё: и подозреваемый, и мотив, и «квалифицированный набор улик», достаточный для вынесения приговора любым судом. Особенно, по нынешним временам.
– «Да, чёрт возьми»?
Не «под влиянием», а в целях назидания я забрался октавой повыше.
– Хорошо: пусть «забирает». Я – о чёрте. Давай зациклимся на девице. А куда мы денем всех остальных? Куда мы денем всё их «наследство»? Исключим из описи, дезавуируем «отказником» – или соберём до кучи? А, если собёрём до кучи, то что: бросим жребий? «На глазок» прикинем «распределение обязанностей»?
«Важняк» открыл рот, немного поработал Коньком-Горбунком – и остался без текста.
– То-то и оно, – «приговорил» я товарища. – Нет, приятель: как говорил Владимир Ильич: «Мы пойдём другим путём!».
– Каким? – мрачно «вынырнул» из-под бровей «Важняк». Я усмехнулся.
– Тем, который наметил уже другой товарищ – Адольф Алоизович: «Vorbereitet, vorbereitet und vorbereitet!»
– ??? – в унисон отработали «англоязычные» «враги-соратники».
– «Готовиться, готовиться и готовиться!»…
Глава восьмая (год 1991)
…«Я не «свистел» подполковнику: сынка мы «взяли в оборот» сразу же – и «по полной программе». И не потому, что взяли «тёпленьким». Хотя и это соответствовало действительности – и не единожды, но дважды: «мальчонку» вынули в буквальном смысле из кроватки, а жизнь в нём едва теплилась от вчерашнего «пережора». По совокупности причин решено было «профилактировать» товарища не по месту жительства, а в более приспособленном для такой работы помещении служебного характера. И не в ИВС – изоляторе временного содержания – нашего УУР: там не было никаких условий для творчества. Поэтому товарища доставили непосредственно в Управление уголовного розыска. Точнее: в кабинет начальника УУР.
Подполковник, честь ему и хвала за это, пусть то и другое – сомнительного характера, никогда не отрывался от коллектива. Это – к тому, что он никогда не уклонялся от личного участия «в доведении клиента до готовности». Природная интеллигентность вкупе с прокуратурским статусом и избытком нравственности не позволяли мне принимать участие «в подготовительных мероприятиях». Зная моё, в целом негативное, отношение к эксцессам оперативно-розыскной деятельности, Палыч всегда предлагал мне на время отлучиться в местный буфет для ознакомления с его достопримечательностями. Под это дело совершался звонок «тётеньке заведующей» с тем, чтобы мне «отгрузили» чего-нибудь вкусненького и не с прилавка.
Обычно, ещё не успев отойти от закрываемых за мной дверей кабинета, я успевал расслышать звуки «начавшейся работы»… с подозреваемым. Звуки исходили не только от самого «объекта работы», но также от его оппонентов и некоторых технических приспособлений. С некоторыми из этих приспособлений я имел возможность ознакомиться «на экскурсии по кабинету». Например, с гибким резиновым шлангом, который «под завязку» набивали песком. Разумеется, для того, чтобы он «держал форму». Уже один вид такого приспособления внушал подследственному всё, что д`олжно было ему внушить.
А, уж, когда начиналась работа! Эффект от применения такого «средства внушения» значительно превосходил тот, которого при помощи розог добился Шурик в известной кинокомедии. При этом на теле «объекта воздействия» не оставалось никаких следов: не только «noblesse oblige», но и культура производства.
К чести оперативных сотрудников, я никогда не видел их, работающими кулаками и сапогами. Также не замечены были они и в применении уже начавших входить в моду полиэтиленовых пакетов «для украшения головы». Товарищи обходились без этих «заморских штучек», и с не меньшим эффектом.
Правда, такой физический контакт нередко дополнялся угрозой другого. Это случалось тогда, когда к несговорчивому «объекта» прямо в кабинет доставляли из ИВС двух «жеребцов», которые тут же начинали пристраиваться к его заднице. Насколько мне было известно – судить об этом я мог только по содержанию воплей, просачивавшихся в коридор – всё заканчивалось исключительно психологическим воздействием. На любого, понимающего толк в последствиях такого контакта, уже одна только угроза его применения оказывала моментальное действие, как отрезвляющее, так и оздоровляющее. Во всяком случае, когда я возвращался с внепланового обеда, подследственный, размазывая сопли по щекам, обычно уже писал явку с повинной. Время его «нахождения в разработке» – часы или сутки от момента падения на него подозрений – принципиального значения не имело…
Сынка в УУР и привезли для спокойной и основательной работы с ним. Частично протрезвевший в дороге, мальчик ещё в машине начал бурно возмущаться допущенным в отношении него произволом, и грозил транспортируемым его сотрудникам «актом насильственного мужеложства» в исполнении высокопоставленного папеньки. Сотрудники не поддались на провокацию – и зарекомендовали себя выдержанными товарищами… в общем и целом: единственное достоинство, которое они ущемили у дебошира, находилось у того между ног. Это привело «мальчонку» в чувство лучше всякого рассола, не говоря уже о словах. Оставшуюся часть пути сынок молчал, если таковым можно было считать его жалобное скуление от непрерывных контактов ног с тем, что находилось между ними в ущемлённом состоянии.
– Петрович, этот хрен уже у нас! – первому и первым же делом отзвонился мне из кабинета друг Палыч. – Как всегда, мы ждём тебя на второй акт.
– Когда мне прибыть?
Разумеется, я не стал задавать неуместного и даже оскорбительного вопроса: «А ты уверен в необходимости моего приезда?». Начальник УУР и его люди своё дело знали, не говоря уже о делах и делишкам своих клиентов…. даже, если таковые за ними и не водились.
– Ну, я думаю, пару часов нам с товарищем хватит. Мальчонка он – хлипкий: час в камере, час у меня – как говорится, «за глаза…». Так, что, давай, сверим часы.
Ко времени моего «явления народу» дверь в кабинет начальника УУР была уже не заперта. Незапертыми оказались и окна кабинета. В воздухе стояло то, что ещё писатель Лесков метко определил в своём «Левше» как «потная спираль». Пот заливал и блестящие лица сотрудников. Лицо подопытного… то есть, подследственного, заливали исключительно слёзы.
– Ну, вы и надышали! – поморщился я. – Что, пришлось «переработать»?
– Представь себе! – шумно выдохнул подполковник, опуская закатанные рукава неформенной рубахи. – Ну, совершенно некондиционный товарищ! Помнишь, как Бендер говорил Корейко: «… Вы произошли не от обезьяны, как все граждане, а от коровы. Вы соображаете очень туго, как парнокопытное млекопитающее». Так и этот!
Подполковник раздражённо кивнул головой на всхлипывающего сынка.
– Мы ему – улику за уликой, а он – нам: «Я – не я, и лошадь не моя!». Пришлось стимулировать.
Я усмехнулся.
– А «чапаевские носки» ты ему давал понюхать?
– «Что я: изверг?!» – моментально включился подполковник. Остальные мастера оздоровительных процедур отмолчались: они не были знакомы с «бородатым» анекдотом советской поры. Но, судя по ухмылкам на лицах, намёк поняли все.
– Мы объяснили товарищу, чем его упрямство грозит его же заднице, – ухмыльнулся замначУУР, также никогда не уклонявшийся от «трудовой вахты».
– И?
– Подвижки незначительные, так что мы держимся из последних сил.
Отвечая мне, майор смотрел «почему-то» на подследственного. От этих словах «начюстовский отпрыск» вздрогнул: понял, что из «высокопоставленного» может оказаться «просто поставленным» и даже «низко опущенным».
По причине столь незначительного прогресса в вопросе достижения консенсуса мне оставалось лишь вздохнуть, снять пиджак и закатать рукава сорочки.
– Ну, что ж: приступим.
Сынок втянул голову в плечи: вероятно, он решил, что я прибыл на подмогу уставшим товарищам – вместе со своими «отдохнувшими» кулаками и ботинками.
– Итак, что показал наш главный фигурант?
«Мальчонка» ещё раз вздрогнул: всё же, он был неглуп, этот папенькин сынок. Во всяком случае, понять значение слов «главный фигурант» мозгов у него хватило.
Подполковник устало навис над подследственным, словно подготавливая его к работе «артиллерийским наступлением» «огнедышащим» глаз.
– Обвиняемый…
НачУУР тоже неспроста «повысил процессуальный статус» папенькиного сынка: тот отреагировал моментально – очередной партией рухнувших вниз слезинок.
– … признал…
И это «звучало» и било – по ушам, мозгам и поджилкам: не «показал», а именно «признал»!
– … что в день убийства действительно «выяснял отношения» с отцом. Выяснять начал ещё днём, уже будучи «хорошо подогретым». Затем выяснение было перенесено на улицу. Точнее, лишь сынок «выяснял» их там: папенька оставались в кабинете. Сынок поматерил отца, пригрозил ему смертоубийством… Пригрозил?
Палыч нырнул в зарёванные глаза подследственного – и тот заревел ещё сильнее:
– Я же не по-настоящему! Я…
– Пригрозил, мать твою?
Сжимая медвежьей лапищей хрупкое плечо сынка, подполковник забрался октавой повыше. При таких обстоятельствах подследственному не оставалось ничего другого, как покорно кивнуть головой.
– Давно бы так! – ослабил хватку Палыч. – Идём далее.
Не будучи приглашён на вечеринку для избранных, обвиняемый…
Подполковник упорно гнул – как свою линию, так и сынка.
– … избрал и пригласил себя сам. Охранник не посмел «дезавуировать самопровозглашение» отпрыска самих начальника областной юстиции – и обвиняемый получил законную возможность разобраться с папенькой «по полной». Дождавшись, пока отцу «приспичит», сынок последовал за ним в туалет. Кстати, первоначально обвиняемый решительно отрицал своё присутствие в туалете. Но, будучи изобличён свидетельскими показаниями и вещественными доказательствами, обнаруженными на месте преступления…
В этот момент я не удержался – и покосился на короткий резиновый шланг с явными следами участия в изобличении, как минимум, наравне с остальными доказательствами.
– … обвиняемый признался в посещении туалета.
Палыч ухмыльнулся и переключил на меня взгляд, которым он только что насквозь просверливал трепещущего отпрыска.
– И вот тут, друг Петрович, начинается самое любопытное. Оказывается…
Подполковник воздел указательный палец.
– … сынок задержались в дороге – и папенька успели закрыться в кабинке. Как показал обвиняемый, когда он окликнул папеньку, тот «послал» его. Тогда он попытался открыть дверь, но не смог. От излишнего усердия – и лишнего же количества потреблённого алкоголя – он потерял равновесие, упал, и ударился головой о пол. Очнулся, поматерил отца, после чего ушёл, а больше он ничего и не помнит.
Найдя во мне искомое сочувствие, Палыч тут же вернулся к работе: угрожающе навис над сынком.
– «Потерял равновесие», говоришь… Нет, парень: ты не равновесие потерял – ты потерял совесть. Ты за кого нас принимаешь? Долго ты ещё будешь измываться над нами? Долго ты ещё будешь врать мне в глаза?! Или мне, всё же, пригласить «группу товарищей»? Так они уже здесь – в соседнем кабинете! Позвать? Хочешь «немножко мужской дружбы»?
– Не надо! – всхлипнул «мальчонка». – Я всё скажу.
– Слушается версия номер три.
Почти жестом конферансье начУУР «пригласил автора к микрофону». Сынок уронил голову ещё ниже.
– Я был там…
– Где «там»?
Это был всё ещё текст подполковника: я не мешал товарищу.
Он сейчас был в своей стихии, а мне чужого не надо: ни чужих грехов, ни чужих лавров.
– В туалете… в кабинке, то есть…
– Выломал, таки?
Сынок затряс головой – мелко-мелко.
– Папенька открыли?! – ухмыльнулся подполковник.
– Сама…
