скачать книгу бесплатно
– … по себе? – развернул ухмылку Палыч.
«Мальчонка» немедленно обложился руками.
– Честное слово, товарищ… гражданин начальник: когда я очнулся, дверь уже была открыта. Ну, то есть, приоткрыта. Я поднялся, заглянул туда… ну, на всякий случай – и увидел, ну…
– То, что увидел?
– Да…
Палыч «сочувственно» покачал головой.
– Значит, ты – ни сном, ни духом?
– Вот, ей…
Завершить клятвоприношение сынок не успел: помешал шланг.
– Долго ещё ты, сволочь, будешь глумиться надо мной? – принялся от души охаживать его подполковник. Настолько от души, что мне это пришлось не по душе. Ведь это наверняка «приходилось по душе» подследственного. По душе и материальной оболочке. Нарушение «условий договора» было налицо… и на лице «объекта», и я просто вынужден был укорить друга.
– Па-а-лыч!.. Я, конечно, признаю факт глумления… и всё такое… Но не при мне же! Ну, какие же мы после этого интеллигенты?!
– Извини, Петрович…
Подполковник отбросил назад мокрую прядь с лица – и отступил на шаг.
– Ну, сам видишь: этот тип просто толкает… себя в объятия активных педерастов!
Информация «открытым текстом» «возымела», пусть всего лишь в очередной раз. Глаза сынка перестали слезоточить и округлились от ужаса.
– Извините, виноват… То есть… не виноват… Но…
в общем… Да, я схватил пару раз отца за грудки…
– И больше ничего? – угрожающе сократил дистанцию подполковник. Сынок вздрогнул.
– Ну-у… Ну, может, стукнул один раз… или два… в порядке самозащиты.
– Соображает! – хмыкнул Палыч, разворачиваясь ко мне. – Но очень туго. Как та корова. Только, если, ты корова…
Разворот ко мне так и не состоялся: Палыч немедленно выполнил обратный маневр.
– … то и «доись», сука, подобно корове, а не подобно кобылице: по кружке за раз! «Один раз он стукнул»! «В порядке самозащиты»! Чем защищался?! Кастетом?!
Сынок побледнел.
– Ка-ка…
– Кака ты, это верно! – «помог» «опер». Затем он открыл сейф, и бросил на устилавшие стол бумаги кастет. Хороший был кастет – почти эсэсовский, на четыре пальца, с ударными шипами с обеих сторон. «Вещь!» – как отметил бы даже не специалист. – Узнаёшь? Вижу, узнаёшь!
Сынок мотал головой, но больше от ужаса, чем в порядке отрицания. Тем временем, Палыч извлёк из папки какую-то бумажку, и помахал ею в воздухе.
– Заключение экспертизы, приятель! Даже два заключения! Первое: на кастете обнаружена кровь, и эта кровь твоего папеньки. Второе: на кастете обнаружены волоски, и это волоски с головы твоего папеньки! Ну, и третье: здесь же, на кастете, обнаружен отпечаток большого пальца правой руки.
Подполковник выдержал эффектную паузу.
– Твоего пальца и твоей руки!
Это уже было слишком и я отвернулся к окну. Первые два «письменных заключения», пусть и ещё отсутствующие в природе, не вызывали во мне протеста. Но «отпечаток с кастета»?! Я не мешал Палычу импровизировать, но только соло: это ведь мне потом следовало знакомить сынка и его адвоката с актами экспертиз. И я не хотел «попадать»: если для «опера» дело заканчивалось отметкой в ОРД «раскрыто», то для нас, следаков, оно не всегда заканчивалось даже в суде.
«Ознакомившись с заключением», сынок ещё раз «покрылся мелом».
– Признаёшь?
Палыч буквально упёрся носом в нос «обвиняемого», и обдал того не только жарким дыханием, но и недвусмысленными желаниями. Это было тем более вероятно, что «шланг» всё ещё находился в пределах досягаемости руки подполковника. Сынок долго сопел. Что самое удивительное, на этот раз Палыч не торопил его с ответом. Наконец, «мальчонка» отпрянул назад, а Палыч даже не стал преследовать его:
– Ну, «раз пошла такая пьянка»… Да, это – мой кастет. Только я не был первым, кто приложился к папеньке.
Мы с Палычем тут же переглянулись: «лёд тронулся, господа присяжные заседатели!».
– Ну, ну! – теперь уже и я включился.
Сынок неожиданно усмехнулся.
– Что ж, я действительно хотел набить папе морду. Он, гад, совсем обнаглел: перестал «отстёгивать»!.. Но пока я добирался до туалета, меня уже опередили – и с теми же намерениями.
– Кто?!
Мы с Палычем отработали в унисон.
– Первый Заместитель отца. К тому времени он уже не просто «разговаривал» с папенькой: он уже «разговаривал» с ним ногами.
– Значит, папенька не сидел «на очке»?
– Не успел.
Сынок опять усмехнулся. Если он и жалел отца, то в глубине души. Так глубоко, что невозможно было и почувствовать.
– Но папенька не зря пользовался авторитетом у шлюх: силёнка у него имелась. И не только в постели, но и за её пределами. Поэтому, когда я вошёл, Заместитель растерялся, а отец несколько раз капитально «достал» его.
Рассказчик неожиданно потёр скулу.
– «Достал» он и меня: видимо, решил, что мы – одна компания.
– А разве он ошибался? – хмыкнул подполковник.
Сынок мужественно промолчал.
– Ну, и ты? – не дал я угаснуть огоньку признания.
– Ну, и я «завёлся с полуоборота».
Сынок ещё раз адресовал ответ полу.
– Кастет сразу подключил? – оживился подполковник: «родная стихия».
«Мальчонка» покачал головой.
– Нет, вначале мы помахали кулаками. Потом…
Он нахмурился и замолчал.
– Потом ты задействовал швабру, – «мило улыбнулся» я.
– Нет, гражданин следователь…
Сынок выразительно поработал скулами.
– … это папа задействовал швабру!
Почти без паузы он наклонил к нам голову, и раздвинул пряди.
– Вот, посмотрите!
Посмотреть было, на что: фиолетовые шишки и порезы кожи изобиловали наличием.
– А вот ещё!
«Потерпевший» обнажил плечо. На плече зеленоватой синевой отливал массивный кровоподтёк. Потом «жертва отцовского участия» повернулась к нам спиной. «Художественное оформление» спины тоже впечатляло: она вся была разлинована вертикальными кровоподтёками и порезами.
– Это кто же тебя так: папенька?
Я не только без труда воздержался от иронии, но и едва не посочувствовал.
– Ну, не с Замом же мы сговорились, гражданин следователь?! – почти обиделся «отпрыск». – Для алиби хватило бы и меньших жертв… с нашей стороны.
– Логично.
Я развернулся к подполковнику.
– Палыч, свозишь его на экспертизу: пусть, как говорят в народе, «снимут побои». Заодно узнай о результатах по крови на обломках швабры.
– Лады, Петрович.
Мой друг покривил лицом, но не душой: остался верен себе. Развитие сюжета ему не понравилось, но оппонировать он не стал. Я, тем временем, уже «вернулся» к «мальчонке».
– Только не подумай, что мы играем в доброго следователя и в злого. Я не о тебе озабочусь, а о деле. Мне ни к чему оставлять крючки твоему адвокату.
– Ну, это понятно.
За «неуставным» ответом не последовала обязательная, казалось бы, усмешка: «мальчонка» учился жизни даже не на ходу – на бегу.
– А, раз понятно, «колись» дальше!
«Интервьюируемый» откашлялся.
– Так, вот: когда папенька обломал об меня швабру, я не выдержал.
– Один не выдержал? – «опять нарисовался» Палыч.
Сынок хмыкнул. Немножко можно было, и я не стал взыскивать с «наглеца».
– Зам только приходил в себя… на полу: отец его основательно «приложил». Так что, как ни крути – самозащита.
– Как ни крути, – вздохнул-уточнил я, – а кастет никак не тянет на самооборону.
– А на превышение? – завибрировал надеждой голос сынка.
– Видно будет…
Моё заявление соответствовало действительности не только «на все сто», но и «с перевыполнением плана». Я – человек слова, и поэтому даже из тактических соображений никогда не обещал «клиентам» того, чего либо не собирался, либо не мог гарантировать. Не всегда это было на пользу делу, но ни «по низу», ни по верху никогда не случалось того, что «слух пройдет обо мне по всей Руси великой»: «Петрович – гнида и гад»!
– Кстати, острие одного из обломков в крови. И наверняка это не твоя кровь…
Многоточие вполне «читалось на слух» – и сынок опустил голову.
– Моя… но не кровь: работа… Когда я дал ему по башке кастетом, он не сразу отключился. Пришлось добавить. Ну, а потом я глянул на эти обломки, и такая злость меня взяла: «получил от отца вспомоществование»! А тут ещё этот хрен «проснулся» и как заорёт «Мочи его!». Ну, я и ткнул его обломком в дырку… Кстати, не я один: Зам тоже поучаствовал. Так, что кровь должна быть на двух обломках.
В этот момент что-то угрожающе зашипело в магнитофоне: я включил запись сразу же, как только «малец» начал «колоться». Постфактум оформить это мероприятие как «протокол допроса с применением звукозаписи» всегда было плёвым делом: вернусь к себе и оформлю. А «в день составления» «обвиняемый», как обычно, подпишет на последнем листе «сокращённый вариант». Как говорится: «не первый год замужем». Главное, чтобы «старичок» не отключился! Сколько раз уже эта допотопная «Романтика» подводила меня – и не сосчитать! Но я мужественно – и столь же обречённо – хранил ей верность: рассчитывать на замену не приходилось. Разве, что на катушечный «Маяк» «из девятнадцатого века».
– Только, гражданин следователь: я не убивал его!
Под мольбу в глазах и восклицательный знак в голосе сынок скрестил руки на груди.
– Честное слово: не убивал! Когда мы уходили, он ещё стонал!
– То есть, ты хочешь сказать, что подвесил его кто-то другой?
Ответом мне были честно выпученные глаза и «честное-пречестное» удивление в них.
– Что?!
– Твой папа был повешен.
Я прозвучал сухо, лаконично и безжалостно. Прозвучал я так по двум причинам: от профессионального бессердечия и по тактическим соображениям. Уж, очень мне захотелось понаблюдать за реакцией «ответчика». Но реакция меня разочаровала: лицо сынка неожиданно съёжилось – и слёзы покатились из его глаз ручьём. И не литературным ручьём: взаправдашним. Он пытался что-то сказать, но захлёбывался в рыданиях на каждом, не то, что слове – звуке.
Я переглянулся с Палычем – и тот неуверенно двинул плечом. Это неуверенное телодвижение показалось мне знаменательным: уверенность «всегда профессионально уверенного в себе» подполковника была поколеблена. А всё потому, что сынок и выглядел, и звучал не только правдоподобно: достоверно.
– Ладно.