скачать книгу бесплатно
Я недовольно покривил лицом и даже потрёпал мочку уха.
Не нравилось мне всё это. И чем дальше, тем больше.
– Будем закругляться… пока… Скажи только: Зам без тебя не возвращался в сортир?
Сынок шумно отработал носом – и напряг память «без отрыва от слёз».
– Хм… Значит, мы с ним умылись, почистились… ну, насколько это было возможно… Потом вышли…
Взгляд его прояснялся с каждым многоточием, и, наконец, прояснился.
– Нет: точно не возвращался… Он вернулся в зал.
– Уверен?
– Сам видел!
Я покосился на Палыча, и тот поморщился: ему этот «внеплановый поворот сюжета» не нравился ещё больше.
– Ну, а ты?
Сынок всхлипнул.
– Я вышел на улицу и сел в отцовскую машину… Водителю сказал, что отец велел отвезти меня домой. И мы поехали… Вот и всё.
– Вот и всё!
Я имел не меньше прав на эту фразу: «ещё одно последнее сказанье – и летопись окончена моя». Я поставил точку в «кратком изложении» показаний сынка, оформленных на бланке протокола допроса подозреваемого, и пододвинул лист «мальчонке». Тот вздохнул, пробежал глазами «текст рукописи», и перевёл их на меня.
– Ах, да! – спохватился я. – Ты же «первоходка» у нас! Ладно, пиши: «С моих слов записано верно. Мною прочитано. Замечаний и дополнений нет». Поставь дату и распишись.
Перманентно дрожащей рукой сынок «подмахнул» лист, и отодвинул его от себя.
– А теперь ещё один момент, но менее приятный.
Я поморщился и вручил сынку другой лист, только что извлечённый мной из «боевой» – за обилием «шрамов» – «ветеранистой» папки. Вместе с заинтересованным взглядом Палыч тут же вынырнул из-за плеча сынка.
– «Постановление об избрании меры пресечения», – задрожал губами подследственный.
– И, к сожалению, в виде содержания под стражей, – вопреки заявленному сожалению, лицемерно вздохнул я. «По совокупности» я тут же удостоился благодарного взгляда подполковника, который в очередной раз восхитился тем, что «я – человек». В смысле: «человек слова». Но восхищаться было нечем: «это мне свойственно!», как пафосно отрекомендовал себя один товарищ. Я пообещал «санкцию» – и исполнил обещанное. Я ведь не обещал «поставить точку», а заодно и «крест» на отпрыске Начюста – как минимум, сразу.
– По дороге в СИЗО тебя завезут на экспертизу.
Не забыв и об этом своём обещании, я протянул Палычу постановление о назначении экспертизы.
– Когда ты всё успеваешь! – хмыкнул подполковник. Только я не заслужил и этого восхищения: бланк был типографский, и мне оставалось лишь проставить реквизиты «объекта исследования», да задать пару дежурных вопросов: «Имеются ли на теле… «и «Не могли ли они быть причинены…».
– Чуть не забыл!
Вместо того, чтобы «начинить» себя румянцем удовольствия, я самокритично приложился ладонью к затылку. К своему, разумеется.
– Палыч, вы нашли тот пиджачок, в котором подозреваемый…
– ???
– … хорошо: обвиняемый был в тот вечер?
– Само собой! – благодарно улыбнулся мне Палыч: я в очередной раз не подвёл друга.
– И?
– Все пуговицы на месте.
– Это – от пиджака Зама пуговица, – откуда-то снизу «пробился» к нам сынок.
– Точно?
Я «преисполнялся» не в одиночку: подполковник мужественно составлял мне компанию. «Мужественно» – это оттого, что преисполнялись мы отнюдь не энтузиазма: «чем дальше в лес – тем больше дров». А, если «ближе к земле»: чем больше улик – тем меньше шансов на одного подозреваемого.
– Точно. Он даже ползал там в этих лужах, да не нашёл…
– Сообразил, гад, – не слишком радостно ухмыльнулся подполковник.
– Да, уж точно – не от жадности, – буркнул сынок. – И не оттого, что жена заругает.
Я развернулся к «оперу».
– Всё понял! – обставился руками Палыч…
Глава девятая (наши дни)
…«Vorbereitet, vorbereitet und vorbereitet!» означает не только «Готовиться, готовиться и готовиться!». Ещё это означает и подготовку к худшему. В нашем случае – к тому, что подозреваемых окажется значительно больше одного, и ни один не потянет на стопроцентного. Но даже в таких, совершенно «не творческих» условиях, готовиться – это не сидеть, сложа руки. Разве что, напротив подозреваемого, сложив руки на его плечах. И пусть говорят, что «лицом к лицу лица не разглядеть». Ещё, как разглядеть! Если, конечно, функционировать в режиме: «В глаза мне, в глаза!»…
…Девица первой стояла на очереди – а, значит, и первой же была «запущена в производство». Работу с ней я поручил «Важняку»: «Новичок», по молодости лет, ещё не был готов к рандеву лицом к лицу с «асами диванного труда». Точнее, глазами – к сиськам. Пока ещё он не мог противостоять декольтированной высокой груди, юбке, едва прикрывающей трусики, а, главное: наглому призывному взгляду. Это отнюдь не свидетельствовало о его «профнепригодности» или моральной неустойчивости: мальчик он был «честных правил». Но на равных бороться с чарами искушённой в постели бабы он ещё не мог. Здесь требовался человек с аналогичным опытом «с другого фланга». Желательно, профессиональный циник. А таким, помимо меня, «на балансе прокуратуры состоял» один только «Важняк».
Первый допрос я удостоил личным посещением: хотелось получить стартовое впечатление «с натуры», а не «в копии». Ведь первое впечатление – не всегда обманчивое. И неважно, что первых впечатлений имелось уже несколько «штук». Те впечатления были «тренировочного», даже «разминочного» характера. А первому в процессуальном отношении ещё только предстояло родиться.
Девица с ходу начала оправдывать все наши ожидания. Все, без исключения. Первым делом она поняла тщетность попыток соорудить из длинных ног и высокой груди смягчающие обстоятельства. И правильно: «Важняк» прошёл испытание ногами и сиськами, куда более высокопоставленными. Поэтому девица сразу же заняла «процессуальную позицию»: глазами не в сторону дивана, а в сторону УПК.
– Я не знаю, чем я ещё могу помочь следствию.
«Чистосердечное признание» тут же было оформлено экономным жестом из разведённых рук.
– Я сказала всё.
– … что сочли нужным сказать.
«Важняк» даже не улыбнулся: когда требовалось для дела, он даже скалу мог заставить позеленеть от зависти к личной монументальности.
– А мне нужно всё!
Восклицательный знак в конце предложения громыхнул подстать кулаку по столу. Эффект… «возымел себя»: девица вздрогнула.
– Я не понимаю Вас…
– А я не понимаю Вас! – «добавил камня в лицо» «Важняк». – Вы, что: хотите, чтобы я предъявил Вам обвинение в убийстве?
Следовательский «кросс» «Важняка» сработал не хуже боксёрского: девица пошатнулась, даже сидя на стуле. Именно по этой причине она не сподобилась на полноценный ответ: лишь помотала головой.
– Тогда я могу предложить обвинение в соучастии!
На этот раз секретарша подключила к изумлению отвешенную челюсть. Хотя, принимая во внимание незначительное количество серого вещества, состоящего на балансе девицы, челюсть, скорее всего, отвисла самостоятельно.
– Есть и третий вариант, – продолжил окаменевать лицом «Важняк». – Вы идёте за укрывательство и недонесение. Идёт?
В смысле: идёте?
Девица, наконец, проглотила комок в горле.
– За что?!
– Ну, я же сказал: за недонесение и укрывательство.
– За что?!
Глаза секретарши распахнулись по максимуму – и «Важняк», наконец, счёл возможным расслышать комбинацию из двух знаков.
– Ах, в этом смысле? Так ведь Вы не оставляете мне выбора. Вы сами воздвигли «указательный знак на развилке»: «направо поехать – коня потерять, налево поехать – казну потерять, прямо поехать…»… Вот! Вы же до сих пор не сказали ни слова правды! И что я могу Вам предложить? Лишь то, что… могу. Точнее: лишь то, что Вы сами предложили мне… предложить Вам.
Реакция оказалась плановой: секретарша зашлась в слезах. «Важняк» – «бестактный человек»! – как заправский садист, принялся с энтузиазмом любоваться страданиями молодой женщины. Он не предложил ей не то, что платка: стакана воды! Минут пять я терпеливо ждал от него проявления мужского благородства – так и не дождался!
Видимо, осознав, что сочувствия в этом кабинете не добиться так же, как и взаимности, девица отставила и это бесполезное занятие.
– Чего Вы хотите?
– Я хочу, чтобы Вы помогли себе!
В этом месте мы с «Важняком» хмыкнули в унисон. Только я сделал это вслух, а он – в глубине души. Увы, приём нельзя было назвать даже избитым – как затасканный. Но девице было не до стилистических тонкостей: она пыталась расшифровать призыв.
– Я Вас не понимаю…
Ответ её не блистал оригинальностью, но подвижки были налицо… на лице.
– Зачем Вы вернулись в прокуратуру?
– Когда?
– В вечер убийства?
Руки секретарши немедленно взмыли вверх и завибрировали одновременно с голосом.
– Я не возвращалась!
– Ложь! – «приятно» улыбнулся «Важняк». – Камера наблюдения зафиксировала не только факт Вашего возвращения, но и время. Случилось это в восемнадцать часов сорок минут. Почему Вы вернулись именно в это время?
– Я не возвращалась!
Странно, но состояние девицы мне показалось близким к истерике, а её слова – к правде. Мозгов на качественную игру, да ещё «на чужом поле», у неё не хватало «по определению», но звучала она весьма правдоподобно. Даже правдиво. А это могло означать лишь одно: её слова были правдой. Хотя бы, в какой-то части.
– А когда Вы вернулись? – подключился я, тоже
«с максимальным дружелюбием» в голосе и во взгляде.
– Я не возвращалась!
Девица уже не могла сдержать слёз. Плакала она тоже убедительно: у меня на такие дела глаз намётанный. Положение становилось любопытным. И не её положение: наше с «Важняком» Одно дело – секретарша плюс остальные улики. И совсем другое – остальные улики минус секретарша.
Я немедленно озадачился взглядом, и вместе с ним покосился
на «Важняка». Тот отреагировал моментально: повернулся к сейфу и повернул ключ в замке.
– Не хотите по-плохому – по-хорошему будет ещё хуже!
С этими словами он вставил компакт-диск в проигрыватель.
– Смотрите и не говорите, что не видели!
Секретарша утёрла распухший уже нос платком и повернулась к экрану, на котором «человек, похожий на заведующую приёмной областной прокуратуры», входил в двери означенной прокуратуры. Таймер в углу кадра показывал восемнадцать часов сорок минут.
– Ну, что Вы теперь скажете?
Для начала девица не могла сказать ничего: она была изумлена. Даже потрясена. И потрясение её было каким-то «неправильным»: она явно потрясалась не фактом разоблачения, а наличием того, чего быть не могло, но было. Я «не первый год замужем», и понимал толк в подобных делах. Девица была «не из ЦРУ» – тутошняя, и подобная нестыковка, если не потрясала, то заставляла хотя бы задуматься о самой себе и причинах. И заставляла не «вообще» – уже конкретно меня.
– Это не я…
– Как это не Вы?!
«Важняк» даже «вскипел от негодования», правда, чересчур
старательно.
– Шуба Ваша?
Девица ещё раз припала к экрану.
– Шуба, кажется, моя, но…
– Капюшон Ваш? – не давал опомниться «Важняк». Секретарша растерянно пожала плечами.
