Все сказки не нашего времени

Проблем было две: это реальность или бред и (после решения первой) что мне теперь делать? Первую проблему я попросту обесценил как несущественную в сложившихся обстоятельствах и занялся второй. Вопрос ставился так: мог ли я принять мир без Микеланджело – или не мог? Я помнил репродукции всех знаменитых статуй Микеланджело, но репродукции – это совсем не то, что оригинал. В этом я убедился вчера в Новой Сакристии. Но теперь, после смерти юного скульптора, и репродукций не будет. Я чувствовал себя ограбленным. «Да, Бертольдо, да! Давай сделаем это!» – сказал я про себя и двинулся к выходу, даже не заглянув в другие залы галереи. Меня совсем не удивило, что статуи по бокам были вовсе не «Рабы» Микеланджело, а античные изваяния. Они были прекрасны, эти мраморные мужчины и женщины, но лишены глубокого чувства и мысли. Того «послания», которое так мощно проявилось вчера, во время моей встречи с Вечером.

Я еле дождался ночи. Конечно, я не вернулся в отель после шока в Академии: как бы там ни было, мой самолёт улетал послезавтра. Поэтому времени терять не следовало, и я нагулялся вволю. Сначала направился в Ольтарно, что означает – с другой стороны Арно, реки, рассекающей Флоренцию на две примерно равные части. Перейдя Арно по мосту Понте Веккио, я свернул налево и прошёл по набережной до старинной башни, от которой узкие улочки с редко проезжавшими по ним автомобилями и туристическими автобусами, петляя, устремлялись вверх – к площади Микеланджело. Разумеется, теперь такой площади не было, как не было и бронзовой копии Давида в её центре. Но смотровые площадки сохранились, и гомонящие туристы так же заполняли их, нацелив свои смартфоны на великолепную панораму города, а заодно на себя и своих друзей.

Прямо передо мной внизу лежал квартал Санта Кроче. Там он родился, там жил его отец с многочисленными домочадцами, там – в церкви Санта Кроче должна была быть гробница самого Микеланджело. Я не сомневался, что теперь её нет, только гробницы других великих сынов Флоренции – Галилея и Макиавелли. «Ты тоже будешь лежать в своей церкви, после того как проживёшь свои 90 лет и выполнишь своё предназначение», – пообещал я Микеланджело.

Поэтому, когда во сне мне явился Бертольдо, я и рта не дал ему раскрыть.

– Да, я согласен, – сказал я, – Что надо сделать?

Бертольдо улыбнулся:

– Ну что ж, я сделал верный выбор. Ты принадлежишь к нашей гильдии.

– Какой ещё гильдии? – удивился я.

– Гильдии художников. Ты ведь скульптор по дереву.

– Я простой реставратор старинной мебели, – возразил я.

– Ты художник по дереву. По сути, такой же художник, как простые каменотёсы, которые с таким мастерством и любовью обрабатывали каждый камень для постройки нашей Флоренции. Вспомни наши старинные мостовые, дворцы, дома, мосты… Неужели ты думаешь, что такое чудо, как Флоренция, могло существовать без любви, вложенной её жителями в каждую частицу, малую и большую, неприметную и великую?

– Хорошо. Конечно, я умею работать с деревом. И что из этого?

– Стул.

– Стул?

– Стул Торриджани. Ну, до чего ты недогадлив! Надо подправить ножку. Так, чтобы, когда он вскочит, ножка сломалась. Удар Торриджани будет ослаблен и сбит – глаза и мозг Микеланджело не пострадают.

В принципе, это было возможно. Я подошёл к стульям, по-видимому, оставленным учениками Бертольдо, чтобы назавтра продолжить работу над копированием фрески. Взялся за верхнюю перекладину стула Торриджани – моя рука прошла сквозь неё. Сзади послышался смешок Бертольдо:

– Ты же во сне, не забывай об этом!

– Ну и что же я тогда могу сделать?! – с яростью обернулся я к нему.

– Перейти в реальность.

– Как?!

– Так же, как ты перешёл в этот сон. Ты заснёшь здесь, в этой нише, и проснёшься с первыми лучами солнца. Проснёшься в тот самый день, когда Торриджани нанёс свой удар. Найдешь рядом все необходимые инструменты, поработаешь со стулом, и вернёшься в нишу. Дождёшься учеников, дождёшься ссоры. Ты же захочешь оценить результат своей работы?

– Конечно. Но что потом? Я вернусь домой?

Бертольдо только улыбнулся и стал растворяться в воздухе. Я остался один в пустой церкви. Свет за окнами меркнул – наступала ночь.

Я проснулся не в отеле, а на твёрдом полу, завёрнутый в какую-то хламиду. Жёсткая ткань противно щекотала тело. В церкви слегка посветлело: рассвет. Рядом, как и обещал Бертольдо, лежали инструменты и две баночки, со светлой и тёмной жидкостью. «Клей и морилка, – определил я, – Старик всё продумал!»

Стул оказался из жесткого, но послушного резцу дерева, похожего на дуб. Я быстро прикинул конструкцию выемки, которая обеспечивала устойчивость при обычной вертикальной нагрузке, но вызывала мгновенное разрушение ножки при резком толчке сверху-назад. То самое движение Торриджани, перед тем как он нанёс свой убийственный удар, стояло перед моими глазами пока руки быстро и уверенно выполняли работу: вырезать нужный кусок, вставить его обратно, закрепив капелькой клея и закрасив морилкой свежий разрез. Закончив, я отступил назад в нишу и стал ждать.

Площадь перед церковью постепенно пробуждалась: ранние торговцы зазывали первых покупателей, перекликались соседи. Наконец, в дверях появилась шумная группа юношей, смеясь и подшучивая друг над другом. Сразу присмирев под внимательным взглядом Бертольдо, молодые художники расселись по своим местам и принялись за работу. Что будет дальше я уже знал – до того момента, когда Торриджани вскочит со своего стула.

Да, я всё рассчитал и выполнил правильно: ножка подломилась и, хотя Торриджани сумел схватить Микеланджело и успел ударить его, но он промазал, отшатнувшись чтобы сохранить равновесие. Всё же удар был силён. Из разбитого носа Микеланджело потоком хлынула кровь. Его повело в сторону и, в попытке устоять, он цеплялся взглядом за уплывающие фрески на стенах. На миг его глаза встретились с моими, и я узнал этот взгляд – взгляд Вечера.

Картинка застыла: падающий Микеланджело, тупо уставившийся на него Торриджани, вскочившие со своих стульев ученики, бегущий к Микеланджело Бертольдо. Я снова не мог пошевелиться, как в том, первом сне. Только теперь это был не сон. Несомненно, я присутствовал здесь во плоти, я чувствовал себя реальным. А вот с остальными (или со временем?) творилось что-то невероятное. И тут Бертольдо раздвоился. От неподвижно-бегущей фигуры отделилась еще одна и подошла ко мне.

– Спасибо. Ты молодец, всё сделал правильно. Только не загордись: одному человеку такое не под силу. Вас целая армия, спасителей Микеланджело, и не только его. Чтобы костёр не погас, его надо постоянно поддерживать, и всегда находятся люди, которые способны на это. Гордись тем, что ты один из них. А вернёшься ли ты к себе – в своё время, я просто не знаю. Никто не знает, какое время притянет человека сильнее: его исходное или то, в котором он сделал изменение. Не смог не сделать. А сейчас уходи отсюда. Быстро!

Время пошло. Я выбежал из церкви вслед за Торриджани.

*****

Теперь я знаю, что всю жизнь буду бродить по дорогам Тосканы и Ломбардии, и рад этому. Потому что очень люблю путешествовать, и меня совсем не тянет ни в мой родной город, ни в моё время. Я зарабатываю на жизнь резьбой по дереву, и совершенствуюсь в этом деле. Начав с простой крестьянской мебели, теперь я вырезаю распятия и даже статуи. Конечно, это библейские персонажи, как требуют заказчики, но всё же я не простой иллюстратор: это было бы слишком скучно и не доставило бы мне никакого удовольствия. А что касается удовольствий, тут я стал настоящим флорентийцем.

Я путешествую из города в город, из селения в селение, но каждый год возвращаюсь в свою любимую Флоренцию – во времена войны и мира, процветания и чумы, благоденствия и смуты. Я так и не увидел галерею Уффици, и уже не увижу – её построят и заполнят произведениями искусства гораздо позже. Зато я был свидетелем того, как Давида установили на площади Синьории, у входа в Палаццо Веккио. Толпа застыла в благоговейном молчании, когда со статуи упал покров, и Гигант изготовился к броску, не уверенный в победе, но полный отваги и решимости бороться за неё. В последнее моё посещение Флоренции Новая Сакристия была уже готова и открыта. Я снова увидел Вечер – только что отполированную статую из белоснежного сияющего мрамора.

О ЛЮДЯХ

Такое время

Он сидит на скамейке, вытянув вперёд ноги в заляпанных весенней грязью кроссовках. Ноги дрожат. «Всё-таки я сегодня перебегал» – думает он. А всё потому, что бег так хорошо снимает страх и отчаяние, особенно если в ушах у тебя капельки наушников, откуда прямо в ухо льётся увлекательная история. Но сейчас плеер выключен, и человек на скамейке напряжённо прислушивается и просматривает обе стороны длинной аллеи, чтобы нырнуть в лес при появлении группы людей (они всегда группами!) в чёрной форме. Он так напряженно вслушивается и всматривается, что замечает рядом другого лишь когда тот спрашивает: «Можно присесть?»

Олег кивает: человек кажется неопасным, даже симпатичным. Незнакомец опускается на дальний конец скамейки, а Олег оценивает, возрастает ли опасность? Если появится полиция, двоим легче будет их заморочить? Или не легче? Он уже склоняется ко второму варианту и начинает подниматься, когда незнакомец спокойно советует:

– Лучше останься. Надо поговорить. Расслабься: полицаев в этом районе сейчас нет, и еще долго не будет.

Олег почему-то верит и опускается на скамейку, с интересом вглядываясь в незнакомца. Просто человек, и одет просто – потёртые джинсы и футболка.

– Кто вы? О чём поговорить? И почему на ты: мы разве знакомы?

– Я Скаут, а ты – Олег. Теперь мы знакомы, а «ты» для сокращения дистанции. Хотя тебе, как потенциальному самоубийце должно быть всё равно, на «ты» или на «вы». Хорошо, что пока не всё равно.

Олег ошалело смотрит на него. Он никому этого не говорил, да и некому было. Последние три года, после закрытия его лаборатории, он провёл в абсолютном одиночестве. Он, конечно, пробовал продолжать работать: писал статьи и даже начал книгу. Но без особого энтузиазма: научная работа требует среды, живой среды соратников и оппонентов. Без неё – как в безвоздушном пространстве, даже при наличии интернета. Впрочем, и через интернет сейчас опасно. Был бы помоложе, уехал бы за границу вслед за своими аспирантами, работал бы в новом коллективе, под руководством… Нет, ему поздно работать под руководством. Как и его бывшим коллегам, с которыми он давно потерял связь. Кто-то уехал за рубеж к семье, кто-то спился, кто-то просто умер в последнюю эпидемию, как родители Олега. Свою семью он так и не завёл. Спиваться не хотел.

– Предлагаю отложить, – бодро продолжает Скаут. – Предлагаю другой вариант, поинтереснее.

И начинает рассказывать о некоем проекте, цель которого – освоение новой планеты. Планета земного типа, но без разумной жизни. Зато неразумной – море пруди, и все очень агрессивные.

– Поэтому начинаем с постройки сети коммуникаций, попросту дорог, – говорит Скаут. – Работают бригады лесорубов, оградителей и дорого-укладчиков. Самое опасное – вырубать просеку. Однако это же и самое интересное – бригада пробивается как по вражеской территории. «Один за всех, все за одного!» Конечно, не научная лаборатория, но мозги в этой ситуации очень нужны. Ты нам нужен.

Олег поражён, и не столько фантастичностью проекта (сойти с ума – вот этот четвёртый вариант для отставных учёных он раньше не рассматривал), сколько тем, что он ещё кому-то для чего-то нужен. Скаут улыбается:

– Именно так! Если хочешь попробовать – контракт на шесть месяцев, с правом продолжения. И должен предупредить, до этого права доживают не многие. Но тебе ведь это не так уж и важно? Зато гарантирую интересную жизнь и сплоченный коллектив. Ну как, по рукам?

Он протягивает руку ладонью вперёд, и Олег без колебаний бьёт по ней своей ладонью. Он не чувствует себя сумасшедшим, а если это игра – то занятная. Почему бы и не поиграть?

*****

Это оказалась не игра. В следующий же миг Олег очутился в совершенно другом месте. Он стоял в свободном торце узкой комнаты без окон. Слабый свет шёл от стен, и Олег мог рассмотреть, что две трети комнаты занимают койки со спящими людьми: слышалось мерное дыхание и лёгкое похрапывание. Шесть коек, по три слева и справа, вдоль каждой стены; четыре внизу, две наверху. С верхней правой мягко спрыгнул человек и протянул Олегу руку:

– Андрей. Добро пожаловать, Олег. Пойдём-ка отсюда, нам надо поговорить, а ребят будить не надо – сегодня мы впятером еле управились. Завтра будет легче: с тобой выйдем полным составом. Пошли, всё объясню.

Андрей, не выпуская руки Олега, ввёл его через боковую дверь в другую комнату с длинным столом в окружении шести стульев. Закрыв за собой дверь, Андрей провёл рукой по гладкой стене там, где обычно находится выключатель, и в комнате стало светлее. Теперь Олег мог рассмотреть его лицо: обычное человеческое лицо, с резкими, мужественными чертами. И вообще Андрей напоминал полицейского, но не разожравшегося полицая с садистской усмешкой в глазках, а «правильного» полицейского-защитника, которые давно исчезли с городских улиц.

– Садись. Это наша столовая. Пить-есть хочешь?

Олег помотал головой. Единственное, что он хотел сейчас – это проснуться, но ничего не выходило, и сон (если это был сон) продолжался.

– Тогда к делу. Скаут уже дал тебе вводную. Теперь краткий инструктаж по прибытии. Во-первых, это не сон, так что перестань себя щипать. Во-вторых, ты работаешь по контракту под моим непосредственным начальством, потому что я командир. Или бригадир, если тебе так больше нравится. В-третьих, работать начнёшь вместе со всеми с утра, конкретные указания получишь на месте и по ходу дела. Тогда и с ребятами познакомишься. У нас никакой дедовщины и выпендрёжа: мы просто не можем себе этого позволить. Почему – это увидишь сам. Вопросы есть?

– Много. Но сейчас только один: кто такой Скаут? Вербовщик?

– Скаут не имя, а должность. Разведчик. Ищет людей, которые подходят для этой работы. А потом да, вербует. Ну что, пошли спать? Санитарная комната напротив. Твоя койка – прямо под моей.

Андрей встал и вышел из столовой, а Олег задержался. Захотелось выпить, но ничего кроме пива в холодильнике не нашлось. «Спасибо и на этом», – пробормотал он себе под нос, закусывая сухариками.

Утром собрались быстро: душ, завтрак, облачение в рабочий костюм, и на выход. Олег успевал с трудом, и то лишь потому, что сразу после побудки над ним взял шефство сосед с койки напротив. Молодой светловолосый парень с лицом потомственного интеллигента, но с фигурой и мускулами профессионального спортсмена.

– И у тебя такие же будут, когда поработаешь с нами месяц-другой – весело пообещал тот и представился:

– Виталий! Всё что тебе понадобится – в ящике под койкой. Смотри! –Он выдвинул свой ящик. – Видишь: щётка, паста, расчёска, бритва, полотенца, бельё, спорт-костюм для базы, рабочий костюм для леса, лучемёт. Сначала в санитарный отсек, потом на завтрак, потом на лесоповал. Ну, пошли, партнёр!

Когда они все вместе вышли наружу Олег впервые по-настоящему поверил, что он уже не на Земле. Дышалось легко, но воздух был чужой: то ли другое соотношение компонентов, то ли незнакомые добавки. Скорее всего, и то и другое. Небо синее, но такой вот оттенок можно наблюдать лишь изредка, причём на закате, никак не с утра. Но главное – Лес. Даже лесом нельзя было назвать это скопище гигантских папоротников, хвощей и кактусов. Однако чувствовался некий порядок: «деревья» не мешали друг другу и оставляли достаточно места и солнца для пышного травяного покрова внизу.

– Стоять, Олег, – негромко сказал Андрей и сбил лучемётом наливавшуюся почку на ближайшем «кактусе». – Виталий, введи его в курс дела.

– Из такой почки через одну две-секунды выскочит лассо и забросит зазевавшегося в лес. И больше мы его не увидим – прокомментировал Виталий. – Посмотри влево.

Олег посмотрел и увидел широкую просеку с выжженой дочерна землёй.

– Мы шли здесь вчера, – пояснил Виталий. – А теперь направо – сюда мы пойдём сегодня.

– Почему тут деревья сверху красные, будто их присыпали…

– Разметка для просеки. Здесь пройдёт дорога. За нашей бригадой идут еще две: оградители навешивают силовую защиту по бокам просеки, а потом уже идут дорогоукладчики. Наша задача – пройти за день десять километров, и пройти достаточно быстро, чтобы войти в следующую базу до темноты.

– А если не успеем? – поинтересовался Олег.

– Не советую. Сам я не видел, но Андрей говорит, что в сумерках лес становится особенно опасным, вроде бы появляются ночные хищники. В общем, опоздавшие не выживают. Иногда всей бригадой. Теперь слушай внимательно. Идём в строгом порядке. Видишь парня рядом с Андреем? Это Юрка, разведчик. У него, кроме лучемёта, есть щуп – это его основной инструмент. В траве ловушки – замаскированные пустоты. Человек проваливается со скоростью свиста. Такое я сам видел, вчера. Твой предшественник покинул нас в середине смены, и мы впятером едва успели добраться до сумерек на базу. Сейчас полный комплект, но ты ещё новичок, так что не зевай – не хотелось бы повторить вчерашнюю смену.

Он рассмеялся, взглянув в побледневшее лицо Олега.

– Ладно, не бойся, всё будет хорошо. Мы тебя прикроем, но учись поскорее.

За неделю Олег вполне освоился и втянулся в работу. Шли вперёд тесной группой, страхуя друг друга. При этом соблюдался строгий порядок следования. Впереди Юрка и Андрей, «сапёр» и его охранник. «Сапёр» с помощью щупа обнаруживает в траве колодцы-ловушки и обезвреживает их, выжигая лучемётом окружающую почву до формирования сплошной земляной «крышки», а охранник прикрывает сапёра он нападения со стороны деревьев – сбивает наливающиеся почки, а если не успеет, то отстреливает летящее лассо. Кроме того, обнаруживает и выжигает пропущенные ловушки.

– Учти, что ловушки они обнаруживают практически все, но не все. Так что смотри под ноги очень-очень внимательно, – учил его Виталий. – Над ловушкой трава светлее. Смотри!

Он указал дулом лучемёта, и Олег, вглядевшись, различил в зелени пятно другого оттенка. Виталий выстрелил – и пятно взорвалось, обнажив круглую дыру, которую лучемёт залечил в режиме непрерывного разряда. В траве вспучилась новая «крышка».

Но пропущенные ловушки попадались редко, и основная задача «лесорубов», Виталия и Олега, заключалась в сжигании лучемётами деревьев, а потом и травяного покрова между ними. Чуть позади по выжженной земле шли Сергей и Макс, страхуя остальных от нападения сбоку: деревья по бокам просеки непрерывно отращивали агрессивные почки. Пару раз лассо почти долетали до Олега – но охранники успевали их сбить.

С каждым днём работать становилось легче, и Олег с удовольствием поглядывал на наливающиеся мускулы. Теперь бригада приходила на очередную базу задолго до сумерек, и после ужина оставалось достаточно времени для отдыха и просто общения. Олег познакомился со всеми, узнал их жизненные истории, как и они его. Специальности у всех были разные, но дорога сюда одна: крушение жизненных планов, период выживая, период бессильного гнева и безрезультатных поисков выхода и, наконец, безразличие. Потом появление Скаута и «подписание» контракта. Его новые товарищи отрабатывали свой первый контракт и не заглядывали в будущее: просто делали дело в окружении близких по духу людей. Для начала этого хватало, а о конце никто особо не задумывался: доживём – увидим. Из их бригады один только Андрей «дожил» и сейчас заканчивал уже второй свой контракт.

Все они нравились Олегу как надёжные соратники и приятные компаньоны, но по-настоящему сблизился он только с Виталием. Хотя Олег был лет на двадцать старше, разница в возрасте совершенно не чувствовалась. Иногда он называл своего напарника Виталиком – но только не на трассе. В «прошлой жизни» Виталик кончил факультет журналистики МГУ. Когда он вернулся в родной город и столкнулся с реальной работой в местной газете, то вначале приуныл, а потом с товарищами организовал свою газету. Она пользовалась всё возрастающим успехом – до определённого предела, когда городские власти заметили непорядок и завели несколько уголовных дел о «хищении» и «пропаганде». Выбравшись из судебного болота без копейки в кармане, Виталий подрабатывал то уроками, то грузчиком, и постепенно терял все иллюзии.

– Знаешь, единственное, что спасало – я стал писать рассказы и стихи. Для себя, в стол, но очень помогало. Потом случилась эта осень, и эта зима, похожая на осень; они меня доконали. Я вообще не люблю осень, я люблю весну. В этом году я её не дождался – Скаут нашёл меня под февральским дождём… Конечно, я согласился: весну, похожую на осень, я бы точно не вынес. Теперь вспоминаю настоящую весну по своим стихам. Вот, послушай.

И он стал негромко декламировать. Олег вначале не очень прислушивался, только отметил, что поэты совершенно не умеют читать собственные стихи, независимо от их качества – это он обнаружил еще в институте, потому что многие его институтские приятели баловались стихами. Всё же Виталик был другом, и Олег сосредоточился.

– … А это вот появилось уже здесь.

И Олег, уже не обращая внимания на особенности авторской декламации, начал воспринимать сам текст:

Полупрозрачные деревьев силуэты,

Предчувствиями полнятся сердца.

Еще возможны заморозки. Лето

Маячит впереди как трость слепца.

Такое время раз в году бывает –

Так чист и совершенен каждый лист.

То тишь стоит, то грозы налетают,

И хоть на время воздух свеж и чист.

Его внезапно охватила тоска по Земле и, взглянув в лицо Виталия, он увидел ту же тоску, только сильнее, гораздо сильнее. Он испугался за друга.

– Послушай Виталик, – мягко сказал Олег. – Ведь мы же здесь не навсегда. Тебе вообще остался только месяц. Скоро увидишь Землю, и настоящую весну увидишь тоже. А потом и я прибуду, и пойдём мы с тобой в поход. По нашим подмосковным лесам, с палаткой. Искупаемся, порыбачим… А можем к морю съездить. Или даже к океану. Только закончим своё дело здесь.

– И что это за дело? – с внезапной злостью спросил Виталий. – Ты можешь мне объяснить, чего ради мы так стараемся? Для кого? Уж точно не для местных. Мы для них захватчики, паразиты.

Олег был ошарашен:

– Ты что несёшь? Какие «местные»? Где ты видел здесь разумных?

– Если я не видел, это не значит, что их нет. И вообще, даже если тут нет никого, кроме деревьев, это их планета, и они показывают нам своими ловушками, что мы тут лишние, что мы убиваем их. Пока только просеками, но ведь этим не ограничимся, дороги – только начало. И скажи, партнёр, много разума ты наблюдал у земных так называемых «разумных». Тех, которые убивают сами себя? Губят собственную планету?

– Интересная точка зрения. Надо обдумать. Но только не сейчас, Виталик. Сейчас надо спать. Сам знаешь, как это бывает с недосыпу: зазевался – и всё… Со скоростью свиста.

Виталий хохотнул, улёгся закинув руки за голову, и вскоре Олег услышал его ровное дыхание. Сам он ещё долго не мог заснуть, обдумывая услышанное. Ай да Виталик, ай да журналист-неудачник!

На следующий день Виталий попал в ловушку. Олег с утра предчувствовал недоброе: уж больно беспечен был партнёр, как-то ненормально весел. Олег отвлёкся на несколько секунд, сжигая очередное «дерево», а когда оглянулся на короткий вскрик Виталия – того уже не было, только дыра в земле. Подошли Андрей и Юрка, Сергей с Максом остались на страховке. Постояли молча. Потом Андрей выжег зияющую ловушку (Олег едва удержался остановить его, как будто Виталик мог появиться оттуда, как чёртик из-под земли) и скомандовал перестроиться. Сергей встал в пару с Олегом, а на долю Макса выпало охранять их всех с боков просеки. И он справился, хотя ближе к концу едва не упустил лассо, летящее прямо в него.

На базу они ввалились уже в сумерки. Олег краем глаза успел заметить огоньки в лесу, прежде чем дверь захлопнулась. Ему ещё хватило сил принять душ и поужинать в столовой, а вот Макс, скинув у входа комбинезон и оружие, сразу свалился в койку. Ужин ему принёс Андрей, и Олег со своей койки мог видеть руку Макса, которая ходила ходуном, удерживая кружку, и слышал, как они оба тихонько смеялись над этим.

Все вымотались до предела и быстро уснули, а Олег просто лежал на койке и вспоминал. Нет, Виталий был не похож на самоубийцу, скорее на человека, которому на всё наплевать, потому что впереди его не ждёт ничего особо привлекательного. Отключение инстинкта самосохранения – вот что это было. Наверное, он не верил, что вернётся на Землю, Или не хотел возвращаться? Этот странный разговор о паразитах… Вина перед Лесом? Комплекс завоевателя? Чушь какая! Не надо было прерывать разговор, наверное. Да еще упоминанием о ловушке. Нет, Олег не чувствовал себя виновным в гибели друга – каждый из них мог погибнуть в лесу в любую секунду, он просто чувствовал, что они не договорили. И ещё – он тосковал по Виталику. Так давно он ни по кому не тосковал… И так давно не включал мозги, если честно. А ведь было о чём задуматься!