banner banner banner
Тайна горного озера
Тайна горного озера
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Тайна горного озера

скачать книгу бесплатно


Здраво полагая, что где – то мог иметься тайник, а то и просто остались записи воспоминаний на одном и множества иностранных языков, которыми в совершенстве владел при жизни нынешний покойник.

– Только они теперь могут пролить свет на тайну! – укрепился в своей уверенности майор, добивавшийся разгадки запутанного дела не только здесь, в Польше или на Родине в Советском Союзе, но и в соседней Монголии.

Конфисковав пару грузовиков, брошенных прямо на обочине дороги из-за пустых бензобаков, Дауров сначала решил тогда вопрос с их заправкой.

Просто остановил первую попавшую колонну красноармейцев и без труда убедил их командира:

– Слить из машин по несколько литров горючего для команды, выполнявший специальное задание по линии Управления «Смерш».

После чего, солдаты, трудясь в поте лица, набили кузовы машин добром, нажитым Оссендовским.

Стараясь при этом не оставлять в доме ни единого клочка бумаги.

Добыча, доставленная в Особый отдел фронта, не могла, разумеется, заменить собой непосредственного «языка».

Но и тогда еще была надежда отыскать в ней, хотя бы тоненькую ниточку фактов, потянув за которую, можно было размотать весь клубок дел, натворенных поляком в далекой Сибири.

Несколько месяцев кряду каждый автограф Оссендовского изучался, чуть ли не под микроскопом целой оравой дешифровщиков и переводчиков. Пока и этой работе не подошло, неожиданно скандальное, завершение.

Как ударом молота по голове, оказалось для Даурова обвинение в мародерстве.

Выяснилось с запозданием, что и в польском, и международном обществе, в том числе и союзных государств, имя Фердинанда Оссендовского звучало вполне весомо.

Потому, когда стали выяснять его судьбу после фашистской оккупации, то нашлось немало очевидцев, сообщивших новому руководству Польши о том, как обчищался до бумажки, дом, уже мертвого в ту пору, ученого – географа.

Возник скандал.

Замять его удалось с большим трудом, и только лишь после того, как Министерство Иностранных дел СССР принесло свои извинения и обязалось принять необходимые меры по улаживанию конфликта.

Все, вывезенное командой Даурова, было возвращено – уже в качестве исторических ценностей во вновь образованный Дом-музей ученого.

Тогда как виновного в разграблении архивов географа, привлекли к суду военного трибунала.

Приговор, однако, был не очень суровым, по меркам военного времени.

Всего – то и дали разжалованному майору Даурову пять лет заключения с лишением всех званий и наград.

– Только я искал следы пана Фердинанда не ради службы, а еще и по делу совести, в память о прежнем общении, – поведал заключенный подсобник картографа своему новому начальнику – Полякову.

Решился на откровенность, когда почувствовал, что перспектива скорейшего освобождения может оказаться «с душком».

Он и прежде не жил, что называется, одним днем. Обладая большим опытом оперативной работы, старался всегда оставлять кое-что на запас:

– Если вдруг понадобиться оправдаться в своих поступках или иметь неоспоримые доказательства, погребенные бесследно в секретных архивах.

Вот и трудясь над бумагами Оссендовского, что мог скопировал.

Особенно это касалось материалов сибирского региона, где успел побывать в своих путешествиях польский авантюрист.

И не просто перерисовал карты и сфотографировал самые интересные тексты еще в ту пору майор Дауров.

Большую часть своих находок успел отправить с оказией – демобилизованными солдатами на Родину.

– У меня и теперь есть в надежном месте все, что успел составить Оссендовский, только далеко отсюда, – закончил свое повествование – исповедь Дауров.

Лейтенант посочуствовал ему сперва из элементарной вежливости.

Но опять вернулся к разговору заметно приободрившимся, когда понял, что срываются сроки работ, да и проживала семья Дауровых не так уж далеко – в Новосибирске.

К тому же и адрес оказался знакомым.

Потому техник-лейтенант решил обойтись без прежнего хитрого подходца, действуя напрямую:

– Так это же почти рядом с Топографическим техникумом, где сам учился на специалиста картографа!

Теперь он сам завел разговор с подчиненным:

– Вот сейчас бы нам карта Оссендовского вполне могла пригодиться, – заметил Сергей Львович. – Тогда бы мы гораздо быстрее заполнили «белые пятна» на территории, определенной экспедиции для изыскательских работ.

Далее техник-лейтенант еще более конкретно развил свою мысль:

– И тогда, обещаю Вам, возможны положительные оргвыводы.

Подразумевая поток поощрений – в виде наград одному и снятия судимости с другого.

Оба пришли к единому выводу, о том, что следует, как можно скорее, привезти из Новосибирска трофейные бумаги.

Оставалось только подобрать приемлимый повод для такой поездки и снарядить гонца надежными рекомендациями.

– Выбор тогда пал на меня! – рассказывал продолжение своей юношеской «одиссеи» сельским школьникам-туристам старик Чепоков. – Мне даже самому очень интересно было съездить в большой город. Мир, как говорится посмотреть т себя показать!

Кимандировали парня с определенной целью:

– Доставить необходимое техническое оснащение из учебного заведения топографов, где у бывшего выпускника – лейтенанта Полякова оставалось до сих пор множество знакомых преподавателей, способных выручить его в важном государственном деле.

Однако, главное поручение Ванюшка Чепоков получил на словах, вместе с почтовым конвертом, на котором, выведенный химическим карандашом, синел обратный адрес семьи Дауровых:

– Зайдешь к ним и попросишь документы, которые я супруге выслал еще из Польши, пока не попал под трибунал! – строго-настрого наказал своему молодому порученцу Сергей Львович.

Заодно чиркнул еще и письмецо родным в несколько строк.

В качестве конкретного подтверждения правильности того, что мог устно рассказать парень – как и чем живет теперь заключенный-картограф Дауров.

– Все выполнил так, как было велено, – довольно заключил Иван Карпович. – Вот она – сумка полевая с картами.

Он кивнул на, уже хорошо знакомую ребятам, планшетку, привезенную тогда из Новосибирска.

И для пущей убедительности добавил:

– Да на ней и адресок имеется.

Чепоков снял сумку, раскрыл ее и внутри указал на подкладку, белевшую надписью, вытравленной хлоркой:

– Как на фронте поступали многие офицеры, желавшие, чтобы их личные вещи не оказались, в случае чего, безымянными.

Дед Иван уже собирался вешать обратно, на тонком скукоженном ремешке свою реликвию с посланием еще фронтовых времен, но его остановила на этом Татьяна Комарова.

Не только крайне любознательная для своего возраста, но и пунктуальная до мелочей, она не упускала ни одной возможности зафиксировать все происходящее с ней в своем дневнике.

В него она добросовестно переписала и адрес в Новосибирске, куда наведывался много лет назад алтайский юноша по просьбе своих старших «коллег» из топографической экспедиции.

А вот Мишку Костромина обуревали теперь совсем другие чувства.

Множество новых вопросов появилось у него к старому таежнику. Ведь, после очередного рассказа, в ином свете, чем прежде, предстал бывший проводник перед своими недавними провожатыми.

Парень не утерпел:

– Почему же они не пригодились, эти карты?

И другие поддержали его:

– Действительно, почему? – поняв, что неспроста остаются документы в этой провинциальной деревушке.

Тогда как место им, по меньшей мере, в Музее строительства Чуйского тракта? Или еще в каком другом официальном собрании редкостей?

– И, вообще, что стало дальше с самим Дауровым и с топографом Поляковым? – занесла Татьяна свою авторучку над новой – девственно чистой страницей личного походного дневника.

Добрая снисходительная улыбка, только что озарявшая, загоревшее до черноты, лицо таежника, исчезла вдруг без следа.

Старик сразу сделался необычно серьезным и перевел «стрелку» их общения совсем на другое:

– Давайте, ребятки, лучше ужинать. Все остывает.

Он встал совсем как повар на школьной столовской раздаче, только не за перегородкой с кострюлями, а прямо у котла с шулюмом.

И видя, что собеседники не спешат на зов, обуреваемые любопытством, мягко, как бывало в их общении прежде, добавил:

– Остальные вопросы оставим на потом. После все узнаете.

Лишь только угостив ребят как следует, Иван Карпович уже в кратце, не вдаваясь, как прежде, в детали, поведал о том:

– Почему больше так и не встретился с теми, чье задание выполнял в своей первой и, как оказалось, последней поездке в большой город?

Оказалось, что в его отсутствии, едва установились погожие деньки, вдвоем – по уже хорошо натоптанной тропе, оба картографа – начальник и подчиненный решили сходить до Шавлинского озера.

Это чудо природы уже к тому времени успело получить самую широкую известность. Да и как иначе, если про него с восхищением говорили все, кто видел знаменитую картину местного живописца Чорос – Гуркина, так и названную им «Озеро горных духов».

Потом один из таких зрителей – будущий великий ученый и писатель-фантаст Иван Ефремов написал и опубликовал в популярном молодежном журнале приключенческий рассказ с занимательным сюжетом о том, что губительными для всего живого на этом горном озере, якобы, были испарения от окрестных и весьма богатых залежей самородной ртути.

– На самом деле бояться тогда обоим следовало совсем другого, – с горечью заметил Чепоков. – Но никто, к сожалению, не знал, той осенью, что эти двое собрались на Шавло.

Был и теперь Иван Карпович твердо уверен, как прежде в том, что все могло сложиться в их трагической судьбе иначе:

– Если бы прознал кто из поселковых о таком замысле, наверняка бы отговорили. Так как не сезон наступал для подобных прогулок на «Можжевеловый край». Звери пошли на зов Кер-балыка.

Рассказчик внимательно оглядел лица всех ребят. Остановился же лишь на Мишке Костромине:

– Как я вам этим летом отсоветовал торопиться. Как заставил повременить и не спешить во след за медведем.

Совсем грустными были последние слова Ивана Карповича.

Выяснили ребята, что позже, не дождавшись возвращения путников, он, вместе с другими охотниками и участковым милиционером, прошли их предполагаемым маршрутом и обнаружили на берегу горного озера растерзанные останки обоих горемык.

Позже самого Ванятку Чепокова даже на следствие не вызывали:

– Удостоверившись в его невиновности, подтвержденной командировочным удостоверением с новосибирскими печатями о прибытии и убытии.

По ним выходило, что был он очень далеко от места трагедии, разыгравшейся в дремучей тайке, кишащей полчищами диких хищников.

Ну а сам он, по совету знающих земляков, не стал особо рыпаться – умолчал о второй стороне командировки, в которую послали его бывшие коллеги. Не дожившие до возвращения «гонца».

– Храню, пока, эту сумку, как память о хороших людях, павших из-за своей безрассудности и неуважения к духам! – заключил на пафосной ноте хозяин аила свою беседу с гостями.

После чего проводил их до самой околицы поселка, откуда уже были хорошо видны палатки, поставленные туристами у моста через Чую.

Где обычно и подбирали рейсовые автобусы, завершивших свое путешествие, приезжих.

И никто из них даже не догадывался прежде, что печальная история погибших картографов вскоре получит свое неожиданное и удивительное продолжение.

Глава восьмая

…Экспресс до Берлина шел точно по графику движения.

Да иначе и быть не могло. Голубой состав, где каждый вагон носил свой фирменный облик, никогда не опаздывал.

Даже в те смутные времена, когда из двух Германских республик, разъединенных итогами послевоенной политики, снова образовалась одна, этот экспресс ни разу не нарушил заведенного уклада.

Тем более же сейчас, когда, давненько уже, приобщенная исключительно к Западной Европе, германская столица старалась быть пунктуальной во всем.

– Господа, через пять минут конечная остановка, – медовый голос старика-кондуктора, показавшегося в раскрытом дверном проеме купе, нарушил раздумья, сидевших на креслах пассажиров – почтенного вида семью зажиточных бюргеров.

И не только стариков, но и их повесы-отпрыска. Ладного молодого человека того возраста, в котором каждому хочется лезть из кожи, чтобы только выделиться из толпы.

О том говорил даже яркий нашейный шелковый платок под джинсовой курткой, чья потертость лишь подтверждала высокую цену наряда.

Следовало брать во внимание и золотой массивный браслет на запястье с гравировкой на одной из пластин – «барон Унгерн фон Штернберг».

Вот только имя парня диссонировало, шло в разлад с обликом представителя западногерманской «золотой молодежи».