скачать книгу бесплатно
Да и полагался не столько на местных цириков, сколько на бойцов, когда-то своей погранслужбы Сибирского военного округа – сопредельной стороны.
И до сих пор был уверен:
– Уж они-то не подведут.
Тогда, побывав от штаба Сибирского Военного округа в приграничном уездном центре Кош-Агаче и проследовав по Чуйскому тракту до самой границы, комкор случайно – на пикете Юстыд встретился с ревкомовцами из Кобдо.
Они с восторгом принялись оказывать ему знаки внимания. Не забыв, как когда-то вместе с «Железным батыром» – как продолжали уважительно звать Петра Ефимовича, они громили вояк барона Унгерна.
Гость ответил искренной благодарностью за проявленное гостеприимство.
Не отказался он тогда и от приглашения посетить город Кобдо.
– Хотя и потратил на то лишнюю неделю, – но, как теперь оказалось. – Совсем не зря.
Теперь Щетинкин даже рад за тот визит к «закордонным» коллегам:
– Ведь именно в ту поездку в одной из двух кумирен – сооружений для духовной службы – и увидел золотую статуэтку «танцующего Будды».
Сейчас комкору оставалось только проверить:
– Как она могла попасть в столь отдаленные места? Неужели с помощью подручного Унгерну поляка?
…Минувший год совсем не изменил облик города Кобдо.
Куда немало дней следовал из Урги небольшой отряд комкора Щетинкина с мандатом на инспекционную проверку здешнего подразделения Государственной военной охраны.
Та же щебнистая пустыня простиралась в окрестностях, покуда можно было ее окинуть пытливым взором.
Лишь у реки Буянту унылый пейзаж приукрасили редкие пуки зелени на берегах, заросших кустарником.
На востоке, словно декорации в провинциальном театре, дыбились красные скалистые горы.
Своей дикостью лишь подчеркивая отдаленность этих мест от всей цивилизации.
…А вот и первые дома из тех двух улиц, что и составляют Кобдо.
Одна из них – главная, укрытая тенью густых тополей, упирается северным концом в крепостное сооружение – импань; южным – в сооружение поменьше – кумирню.
В небольшой буддистский храм.
– Тот самый, – где собственно и видел тогда Щетинкин. – Так его интересующего теперь, золотого божка из реестра «золотого обоза», составленного педантичными пмсарями барона Унгерна.
Очень хотелось ему побыстрее добраться до места, дать шпоры скакуну.
Но, под удивленные взгляды обывателей, высыпавших на улицу из одноэтажных, построенных из сырого кирпича, хижин, и без того озадаченных видом необычного зрелища, приходилось сдерживать душевный порыв.
Большой город Кобдо.
Конечно, особенно для здешних обитателей, старожилов пустынных мест.
Вереницей тянутся лавки торговцев мануфактурой, металлическими изделиями, шапками, прочей всячиной, завезенной купеческими караванами из самого дальнего далека.
Жилые постройки, хоть и выходящие во двор широкими окнами и почти повсеместно затянутые вместо стекла бумагой, все же создают впечатление некой причастности к культуре.
Ну а расположенные почти во всех дворах более-менее богатых домов амбары-байшины для складирования шерсти, шкур и другого здешнего животноводческого сырья, выдают основную сущность занятия горожан: куплю-продажу.
Но вот и сама импань, где сосредоточены местные ревком, гарнизон и пост государственной охраны.
Обширный прямоугольник крепости окружен рвом и глинобитными зубчатыми стенами с бойницами старых пушек.
Правда, Щетинкин не без удовольствия отметил и хищные пулеметные стволы, торчащие из амбразур сторожевых башенок.
– Готовы к любой неожиданности. Тут и проверять не нужно!
Прибывший из столицы отряд верховых встретил сам руководитель местных революционных властей – командующий войсками Кобдского и Алтайского округов Джа-лама.
Неопределенного возраста, но еще крепкий и бодрый старик, он и ранее был хорошо знаком Щетинкину по прежней работе.
– Здравствуй товарищ, – откликнулся Петр Ефимович на приветствие хозяина.
Сразу ощущая, как на него переходит то безграничное почтение, которое испытывали к Джа-ламе все из его окружения.
…Тому были веские причины.
Никто не ведал точного возраста здешнего живого воплощения богов.
Десятки лет назад он появился в степи с великой миссией освобождения монголов от векового владычества китайских захватчиков.
Провозгласив себя национальным вождем, Джа-лама сумел добиться всего, чего хотел, хотя и не сразу.
На его жизненном пути было множество сражений, преследований, как со стороны китайцев, так и царского правительства России, продержавшего его узником в Томске на каторжных работах.
И все же, какие бы испытания не выпадали на долю нового воплащения знаменитого в прошлом мыслителя Амурсаны, он всегда находил выход из положения.
Особенно прославился Джа-лама в качестве полководца еще до российской ссылки:
– В 1912 году, когда, собрав многотысячное войско, заставил капитулировать огромный гарнизон мощной и тогда крепости Кобдо, где теперь он воплощал власть, дарованную ему новыми властями.
Еще по прежнему своему приезду в здешние места, Щетинкин был наслышан о чудесах, на который был способен местный владыка.
Явно обладавший гипнозом и умением всесильного лекаря, делавшего достаточно сложные хирургические операции без наркоза.
Однако, обретя неограниченные возможности, тот теперь не столько исцелял подданных, сколько насаждал страх своими выходками неприрекаемого вершителя судеб. Вплоть до того, что мог просто прикончить коновода, не так быстро, как хотелось бы хозяину, оседлавшего ему коня.
Но теперь, с руководителем такого высокого ранга, каким был приезжий, Джа-лама обращался с подчеркнутым гостепреимством.
Он проводил гостей во внутренний двор, где занимал дом бывшего здешнего управителя – Сам-баня.
Здесь же располагалась и тюрьма.
На пороге которой взад – вперед расхаживал часовой с трехлинейкой.
Стояла и другая кумирня.
Совсем небольшая, но украшенная со вкусом.
– Ну-ка, товарищи, вы располагайтесь, а я можно пока в тот, другой храм заскочу на минутку? – развернув лошадь, Щетиикин было направился обратно.
Но к его удивлению, беспредельно приветливый только что старик, непреступно преградил дорогу.
Отрицательно покачав головой, Джа-лама бросил несколько резких фраз.
– Туда нельзя, – перевел сказанное Тогон Удвал. – Не велит обычай.
– Вот бесовая незадача, – чертыхнулся раздосадованный комкор.
Да что поделаешь.
Оказалось, что буквально накануне приезда конников из Урги, у одного из здешних китайских купцов умер близкий родственник.
И, как следует по его вероисповеданию, до отправки на родину тело поместили в ту самую кумирню, куда так рвался Петр Ефимович.
– Спроси коменданта – когда купец думает увозить покойного? – бросил комкор адъютанту.
Тот перевел вопрос.
И тут же на него последовал ответ:
– Завтра!
– Что ж, подождем, – согласился Щетинкин.
Сам же про себя подумал:
– За одну ночь божок никуда не денется.
Остановились однако, не в гостевых хоромах дворца, как это было в прежний приезд Щетинкина, а в доме, отведенным для уполномоченного местного аналога советского «ЧК» – Государственной внутренней охраны.
Тот, получив указание Джа-ламы, высокое столичное начальство встретил традиционным приветствием:
– Амыр-сайн, – с поклоном протянул Щетинкину руку пожилой китаец.
И про него все уже давно знал Петр Ефимович:
– Тот и до революции работал в здешней таможне тайчаки – начальника караула.
Очень удивилсй тому комкор вначале, еще в прошлый свой приезд:
– Как это уцелел представитель прежней власти?
Но объяснили, мол, честный человек, и тогда горой за правду стоял, да еще и помогал Джа-ламе, когда тот оказывался «не в чести» у правителей.
– Здравствуй, товарищ, – с дружелюбной потому улыбкой отозвался и сейчас «Железный батыр».
А после обмена рукопожатиями преподнес, как и джа – ламе перед этим, традиционный подарок – «хорьх»– узкий шелковый платок.
Дюжину каких запас еще в Урге на случай подобных встреч.
Амыр-сайн, в свою очередь, достал табакерку – плоскую фляжку желтого стекла. Протянул с поклоном.
Втянув из нее в ноздри изрядную дозу нюхательного табака, гость до слез расчихался.
– Крепок, язви его в душу! – смущенно вытирая носовым платком лицо протянул Петр Ефимович.
– Прошу к столу, – позвал хозяин, довольный как произведенным эффектом, так и тем, что русский начальник чтит традиции.
Вечеряли крепко.
Никто не стеснялся друг друга за казаном мяса и кувшином архи – молочной водки.
– На вид вроде слабенький напиток – так себе, а смотри как в голову шибает, – изрек наутро Щетинкин.
Решив раз и навсегда:
– Обычай – обычаем, а пиалушка с архи – дело лишнее.
– Тогон, ну-ка слей мне, – позвал он ординарца, выходя во двор умыться.
Парень охотно полил ему сначала в подставленные ладони.
Потом и окатил, раздетого по пояс, командира студеной ключевой водой из кожаного походного ведра.
– Хорошо-то как! – ежась на утреннем холодке, Петр Ефимович до красноты растер грудь и плечи лохмазъм полотенцем.
Но тут моцион прервал шум, раздавшийся у ворот крепости.
– Что – то случилось, – определил комкор, наблюдая за гомоном, вошедшей во внутренний явор импани, большой толпы разгоряченных китайцев – Тут уж не до закалки, пора готовиться к худшему.
Предчувствия не обманули его.
С недоброй вестью пришел сам Амыр-сайн:
– Плохо дело, начальник. На тебя купцы грешат и на твоих людей. Уже пожаловались самому Джа-ламе.
– Что случилось?
– Осквернили кумирню. Нарушили покой усопшего.
