Человек, убивший бога

– Друг, остановись пока еще не поздно.

– Поздно. Мы сражаемся и гибнем уже второй год, за непонятные цели царя. Пришло время изменить это!

– И как же ты хочешь это изменить? Поставить к стене генералов и сдаться немцам? Это же бред!

– Думай как хочешь, свой выбор я сделал, как и ты свой, судя по всему. Кузьмич, ты со мной?

– Акстись, вас расстреляют! Что вы своей жалкой горсткой можете им противопоставить?

– Мы зажжем огонь, который пламенем перекинется на весь фронт. И когда пламя разгорится с войной и монархией будет покончено!

– Совсем из ума выжил? Какое к черту пламя? Никто не пойдет на революцию! Друг, поверь мне, я знаю, что ты чувствуешь и чего хочешь, но это невозможно. Ты совершаешь фатальную ошибку.

– Я совершил ее, отправившись на эту чертову войну. Теперь мне нечего терять. Кузьма, твой ответ!

– Кузьмич, ты то хоть надеюсь сохранил рассудок?

– Прости Иван, но я не могу.

– Что ж, хозяин барин. Тогда, наверное, простимся товарищи.

–ты идешь прямиком на смерть. Я тебя молю, образумься.

– Хватит! Я уже все решил. Сегодня или никогда! Либо я вернусь свободным, либо не вернусь во все. До свидания, друзья или прощайте.

Иван схватил ружье и вышел под палящие лучи зимнего солнца.

– Они сбрендили- Обратился Никита к Кузьме. – Их нужно остановить.

– Ты знаешь Ивана, он готов на все что бы достичь своей цели.

– Я пойду к командованию!

– Сядь щегол на место. Ты хочешь их прибить раньше срока? Может бог все-таки будет сегодня на их стороне.

– Бог никогда больше не будет не на чьей стороне! Возможно офицеры, предупрежденные до первых выстрелов, ограничатся заключением.

– Мы на войне, забыл? Здесь за такое только расстрел. Они сделали свой тяжелый выбор и отныне это их судьба, а ты не смей вмешиваться.

–ты веришь, что у них получится, тогда почему не идешь с ними? неужели ты боишься?

– Я не боюсь! Если бы я был трусом, то не рисковал бы своей шкурой ради твоего спасения, помнишь?

– Тогда от чего ты не пошел за ним?

– Не желаю я проливать кровь своих же. И так ее слишком много на моих руках и запачкать их братоубийственной резней я не могу.

– Но смотреть на это можешь, как твой друг будет погибать от пуль твоих же братьев по оружию.

– Ну щенок, ты перешел грань. Прикуси язык, пока не поздно.

Никита был в гневе, но промолчал. Эти люди были для него самыми близкими на всем белом свете. И теперь они встают на разные баррикады.

Еще свежи были раны после смерти Жени. Он помнил, как всем им было тяжело пережить эту утрату. А теперь Иван, подписавшей себе смертный приговор, рвется окончить свою жизнь, с русской пулей в груди.

– Успокоился?

– Нет. Как я могу успокоится зная, что к вечеру, наш друг будет мертв!

–так молись, что бы ты ошибался.

– А если я действительно ошибаюсь. Вдруг у них получится, что тогда будет? Немцы перебьют нас!

– Если все получится, то немцам будет плевать на нас!

– Вы точно выжили из ума.

Никита резко встал, взял свой плащ и ружьё, направляясь на выход.

– Куда ты?

– Мне нужно все обмыслить. Если Кирилл придет расскажи о планах Ивана.

Не дождавшись ответа, он вышел на холодный воздух. Солнце медленно садилось за горизонт. Опасная тишина, предвещающая бурю, повисла над фронтом.

Никита закурил, в его голове роились мысли, взывая приступы мигрени. Он не понимал, как ему поступить. Если он обо всем доложит, то возможно сможет спасти друга. А если командование наоборот, захочет устроить показательное наказание, то он лишь подставит его.

От злости он пнул смерзшейся ледяной камушек, однако поскользнулся и грохнулся, распластавшись на снегу. Папироска потухла прямо у него во рту, скуренная на половину. Ружье упало рядом. Боль отозвалась во всем теле, между сжатых зубов просквозил тихий хрип. В начале он подумал, что сломал себе ребра, но пошевелив рукой и обследовав ей грудную клетку, понял, что все с ним нормально.

Лежа, глаза зацепили багровый свет красного солнца. Он пленил своей красотой, Никита просто не мог оторвать от него взгляд еще несколько минут, постепенно замерзая.

Смотря на солнце, он погружался в свои воспоминания, те что еще были до войны и даже до бога. Тогда он был одержим той же идеей что и Иван. Он думал, что только так можно хоть что-то поменять. Никита улыбнулся своей юношеской наивности. Только пройдя через ад, потеряв свою жизнь в окопах, он смог осознать самую важную истину- жесткость порождает жесткость.

Даже если бы два года назад, у них с товарищами все бы получилось, то наверняка малая кровь привела бы к еще большей крови.

И возможно этот урок невозможно выучить, не воспроизведя его на практике. Останови он Ивана сегодня, то затеянное случилось бы завтра. Возможно, пока человек не увидит к чему приведет идеология то и не отступится от нее.

Это было сложно принять, но Никита осознал, что здесь он бессилен.

Прозревший, он поднялся на ноги. Солнце окончательно село за горизонт, утопив мир в тени. Отчеканивая следы на белесом снегу, с тяжелым сердцем и походкой он вернулся обратно в тепло. Кузьмич встретил друга взглядом, понимая, что тот не раскрыл бунтовщиков.

–ты поступил правильно.

– Нет! Никогда не существовала правильного или неправильного поступка.

– Как скажешь.

Дальше разговору пришел конец. Они просто сидели в тишине, дожидаясь, когда Иван сделает свой окончательный выбор.

Глава 6

Спустя три часа послышались звуки стрельбы. Никита с товарищем выбежали на улицу. Как же он надеялся на атаку немцев, но фронт был чист.

– Похоже началось. – Бросил скорее в пустоту, чем своему товарищу Никита.

Окопы оживились от знакомых, но столь ненавистных звуков. Солдаты выбегали из своих крохотных каморок, готовые к бою, но с удивлением осознавали, что немцы отнюдь не атакуют. А выстрелы меж тем становились все громче.

– Эй, вы двое- Окрикнул Никиту и Кузьмича- Один из группы озадаченных солдат. – Откуда выстрелы?

– Сами понять не можем. – Солгал Кузьмич.

Тут к окопу прибежал какой-то офицер.

– Все к центру, быстро!

Не задавая вопросов, бойцы ринулись в след за командиром, вдоль прямых окопных линий, к генеральской ставке. С ними же побежали два друга, не способные противиться приказу.

С каждой минутой количество выстрелов увеличивалось.

– Там настоящая битва, черт возьми!

– Видимо много хлопцев пошли за Иваном.

– Паскудство.

И вот они выбежали из окопов к палаточному лагерю, где вовсю шло сражение. Нападающих и защищающихся было невозможно различить, все были в одинаковой форме, без каких- Либо знаков отличия. На открытом пространстве русские солдаты стреляли в друг друга, не понимая толком, что происходит.

Никита и Кузьма, пытались держаться в стороне, не вмешиваться в сражение.

В минуту затишья раздался громкий крик, призывающий остановить огонь. Удивленные русской речи солдаты прекратили перестрелку.

Из большой палатки, прямо на середину майдана, вышли шесть человек. Трое из них, будто прикрываясь щитом, держали остальных. В роли заложников были русские генералы.

Подобравшись поближе Никита различил лицо Ивана. Он был одним из тех, кто прикрывался погонами и именно он взял слово.

– Хватит стрелять! Слушайте меня внимательно. Мы захватили главнокомандующего нашей десятой армии. Мой нож у его горла и может в любой момент отобрать жизнь у этого слюнтяя!

Из толпы выкрикнул один из офицеров.

– Какого черт тут происходит! Вы предатели, купленные немцами!

– Нет! Это не предательство, это революция. Слушай меня гаденыш с лацканом. Мы такие же солдаты, как и вы, вот только в чести и достоинстве сведаем лучше. Я Иван Смертов, рядовой 13 отряда, 10 русской армии. С 1914 по настоящий момент я сражался против немцев, в войне, которую наш чертов царь ввязался по своему сумасбродному умыслу, а эти генералы и офицеры, радостно и раболепно вели нас на убой, прячась за нашими спинами. Нам это надоело. Три сотни солдат, вместе со мной, решили покончить с войной и самодурством командования и царя. Мы требуем немедленного завершения войны и отречения от престола российского императора Николая второго, будь он проклят.

– Вы из ума выжили бесы? Что ты несешь солдат! Ты контужен или сошел с ума. Отпустите генералов.

из-заткнись сукин сын! Я не закончил. Я обращаюсь ко всем вам – Верные сыны отечества. Мы достаточно пролили крови во славу царской семьи, которая не способна править! Вставайте на нашу сторону, и вместе мы добьемся окончания бессмысленной войны положим конец самодурственному правлению монарха.

– Социалисты? – Выкрикнул кто-то из солдат.

– Да!

– Не сметь разговаривать с предателем. – Вновь заорал неизвестный офицер. – вы, прокаженные, забыли где мы? Мы на войне, наш противник в нескольких метрах, только спит и видит, как перебьет всех нас, а вы вместо того что бы защищать отечество, сдаете его немцам.

– Мы не защищаем отечество, мы воюем в империалистической войне за благо августейших особ. Послушайте, братцы, огонь революции разжигается и скоро он воспламениться с огромной силой и выжжет всех истинных предателей отечества. На этом пепле мы построим новый мир, в котором вы больше никогда не будет сражаться по чьей-либо воле, кроме своей.

– А немцы что? Они нас перебьют, как только узнают, что произошло. – Раздался случайный вопрос.

– Нет, у нас есть информация, о том, что в их рядах так же готовится революция, они устали как мы и хотят вернуться домой, к свои семья, позабыв напрочь об этой проклятой войне. Пламя, загоревшееся сегодня сожжет обе империи дотла. Завтра пруссаки свергнут подобно нам своих генералов!

– Так вы в сговоре с гансами!

И тут один из заложников вырвался из рук Ивана. Генерал отбежал от своих пленителей, а перестрелка возобновилась с новой силой.

Судя по всему, его пламенная речь не воспалила сердца измученных русских солдат. Никто не проникся сочувствием к революционеру.

Никита наверняка знал, что сейчас происходит внутри Ивана. Он был на его месте, он пережил то же самое разочарование.  Но винить себя, за то, что он так и не отговорил друга от заранее обречённой на провал идеи, Никита не собирался.

Меж тем, наконец уловившие суть неожиданной напасти солдаты, с оголтелой ненавистью стали наваливаться на бунтовщиков. Очень быстро линия перестрелки оборвалась, восставших оттесняли и разделяли, загоняя их в очаги, которые быстро сдавались. Последним таким очагом было окружение возле генеральской палатки, где засел Иван с десятком своих сторонников. Хоть они и были деморализованы своим провалам, сдаваться они не хотели.

Один из плененных чинов умудрился сбежать, а второго прикончил молодой парнишка, растерявшейся на фоне разгорающейся битвы.

Командующий, который первым умудрился вырваться, был в не себя от злости. Как только бунтовщиков окружили, он в припадке гнева, лично вырвал ружье из рук рядового и расстреливал свою же палатку, крича один единственный приказ «прибить к чертовой матери сукиных сынов!».

Надо сказать, что такой приказ большинство выполняло с большим удовольствием.

Никита и Кузьма не вмешивались. Как бы им не было тяжело, но это был не их бой. Иван сам выбрал свою судьбу.

Горький комок поднялся к горлу и застыл, отравляя разум сожалением.

Через час все закончилось, бунт был успешно подавлен. Никто не выжил. Только после этого двое товарищей рискнули подойти к месту последнего сражения и последней воли своего товарища.

Он лежал прямиком в центре расстрелянной палатки, в лужи собственной крови. Три пулевых отверстия зияли в его богатырском теле. Вечно живое лицо застыло в предсмертной агонии боли. Смерть не была легкой. Разочарование, не понимание и страшная боль будто воплотились в его закстекляневших глазах. Кулак сжимал древко горячего оружия.

– Он не допускал даже мысли о сдаче. – Потерянным голосом сказал Кузьмич.

– Конечно. Вряд ли он смог жить с этим, зная, чем обернулись его идеи.

– Мне казалось у него должно было получиться. Я не произносил это в слух, но внутри я твердо верил, что солдаты внемлют ему.

– Поверь мне, друг, люди крайне редко готовы вступить на столь отчаянный путь, по крайне мере, пока им есть что терять.

– Ну мы же сделали все правильно? – Опасные сомнения прорвались сквозь твердую уверенность Кузьмича.

– Конечно, он бы не послушал нас и сделал бы то же самое. Он был тверд в своей идеи и эта настойчивость могла привести лишь к двум не минуем исходам: победе или смерти.

– Мы должны его похоронить! По человечье.

Их окрикнул басистый голос

– Эй вы двое, чего стоите? Этот из вашего подразделения?

– Да! – Не оглядываясь за спину, ответил Кузьма незнакомому голосу.

– Значит вы и хороните ублюдка, а то на всех этих предателей рук не хватит.

Кузьма закипел, услышав, как незнакомый солдат назвал его мертвого друга, но Никита, положив руку ему на плечо, крепко сжал напрягшееся тело, призывая успокоиться. Если они ввяжутся в драку сейчас, то их неминуемо расстреляют.

– Вот подонки да? – Не унимался незнакомец. – ты поглянь чего учинили, мерзавцы! Хорошо хоть получили по заслугам, социалисты проклятые, чтоб им всем пусто на том свете было.

Никита обернулся к незнакомцу, не отпуская руки с плеча друга. Ему казалось, если он отпусти, то Кузьмич взорвется и бросится избивать бойца.

– Мужик, иди от сюда! Мы и так весь день в центре сражались, а теперь еще и тут разбираться. Не до тебя вообще- Соврал Никита.

– Ну ладно, понимаю, удачи вам!

От них наконец отстали, но Кузьмич не унимался.

–ты слышал, что этот выродок наговорил, почему ты его не послал ко всем чертям?

– Потому что нас бы самих в итоге расстреляли! Мы не пошли за Иваном, не ради того, чтобы спустя час после него помереть от русской пули. Забыл, что говорил не хочешь проливать кровь своих? Если бы мы сейчас сорвались, она бы по- Любому пролилась.

– Дьявол! Ладно, найди лопату, а я пока оттащу тело.

– Только без глупостей Кузьма, держи себя в руках.

Никита ушёл в глубь лагеря, а Кузьма погрузил тело Ивана на плечи и направился к лесу, что располагался недалеко за русскими линиями.

Спустя минут тридцать Никита отыскал Кузьму. Они выбрали место и принялись рыть, в полной тишине, оплакивая про себя гибель друг. Земля была жёсткая, изиз-за мороза, копать было тяжело, но они упорно долбили смерзшуюся землю своими штыковыми лопатками. Лишь к рассвету они наконец закончили.

Стоя над бугорком свеже-вскопанной почвы, тишина была нарушена.

– Покойся с миром друг, да осветит господь путь твой своим светом, да найдешь ты спасение и обретешь божье прощение за все свои грехи земные.

– Без бога обойдется, поверь мне. Прощай, друг.

Кузьма ничего не ответил, просто перекрестился. Еще пару мгновений товарищи стояли рядом с могилой, каждый сжираемый изнутри своими бесами.

– Пора, уходим.

Глава 7

Вернувшись в свой блиндаж, их встретил Кирилл.

– Где вас носило? Немцы напали, мы ели отбились!

– Иван мертв.

– Как?

–ты не слышал, что творилось ночью?

– Нет! Мы с Норыжкином были на южных позициях, и когда возвращались нас настиг бой.

– Иван с шайкой революционеров, решили исполнить свой план. Никто из них не выжил.

– Какого черта! Почему вы его не остановили?

– Ты сам прекрасно знаешь, что это было не в наших силах.

У Кирилла подкосились ноги. Он рухнул на единственный стул.

– Вы его похоронили?

– Да, у леса.

Кирилл был мрачен. Глаза опустились к земле.

– Скольких мы уже потеряли на этой проклятой войне.

– Крепись друг. Нужно оставаться в строю.

из-за каким чёртом, если нас так или иначе настигнет пуля, не вражеская так своя!

– В тебе говорит боль, очень хорошо знакомая и нам Кирилл. Но все что нам остается это держать себя в руках, не дать гневу затуманить наш разум. Мы обязаны выжить, дабы пронести память о павших в своих сердцах.

– Мы не выживем! Эта бойня не отпустит нас, она поглотит наши тела и души, с холодным безразличием, так же, как и поглотила Евгения, Макара, Ивана и остальных! Пора уже посмотреть правде в глаза, по настоящему- Мы не выберемся от сюда живыми, слишком поздно, слишком много крови на наших руках и эта кровь требует расплаты.

– Успокойся Кирилл. Ты слишком измотан. Тебе нужно поспать.

– Да Никита, я измотан, точно так же как ты и Кузьмич, так же, как и был измотан Иван. Мы ходим по тонкому острию, готовые вот- Вот рухнуть в темную бездну, она нам предназначена самой судьбой, с той самой минуты, когда наши пальцы крепко сжали холодный ствол ружей.

Никита схватил товарища и заглянул ему прямо в глаза. В них зияла черная пустота с редкими всполохами гнева. Никита тронул его лоб и тот был ужасно горяч.

– Черт подери, у тебя жар. Тебе нужно поспать.

Неожиданно взгляд Никиты упал на бок Кирилла. Зеленая форма медленно приобретала буро- Влажный цвет.

–тебя ранило?

– Пустяки, еще одна царапина.

– Брешишь! – Кузьмич подошел к старшему отряду и отодвинул ткань, скрывающую «царапину» – Плохо дело.

Пулевая сквозная рана кровилась со страшной силой.

– Никита бери его под руки, нужно срочно в лазарет!

– Оставьте меня! Это лишь царапина.

Товарищи, не слушая протестов Кирилла, потащили бледнеющее тело по холодным окопам к лазарету. В начале, когда еще оставались силы, Кирилл брыкался, худо- Бедно сопротивляясь, но вскоре смирился и отдался на их волю.

Троица буквально бежала, ведь каждое мгновенье было на счету и за десять минут они уже были у госпиталя. К этому моменту Кирилл потерял сознание.

Врач, удостоившей их своим вниманием железно отчеканил:

– Не жилец!

– Что ты сказал?

– Говорю бесполезно, я лучше потрачу драгоценное время на того, у кого еще есть хоть малейший шанс выжить.

– Слушай сюда, бурдюк патлатый. Я сегодня потерял одного друга и еще одного отдать смерти на откуп не позволю! Ты сейчас сделаешь все, что только можно и нельзя, но ты спасешь ему жизнь или лишишься своей! Понял? – Взорвался Кузьмич.

Доктор изобразил гримасу отвращения, но по нему было видно, что перепугался не на шутку. Кузьма пригрозил кулаком, дабы показать серьезность своих намерений и только после этого доктор принялся за свое дело.

Три часа он возился с раной. Все это время Никита с Кузьмой ни на шаг не отходили от тела товарища, будто охраняя его от самой смерти.

– Все! Я сделал все что мог. Рана оказалась не так плоха, теперь все зависит от него самого.

– Что это значит?

– Ну если организм сильный, то должен очнуться в течении дня. Не очнется к поздней ночи, то точно не жилец. А теперь я откланяюсь!

Доктор с нескрываемым пренебрежением ушел.

– Вот урод!

– Но дело свое знает.

Никита присел рядом с кушеткой, где лежал Кирилл. Он неожиданно понял, что не спал два дня, как и Кузьмич. В трагичной суматохе они носились как бешеные, совершенно забыв о сне и пищи. Усталость навалилась тяжелой неприятной массой.

– Скоро думаешь очнется?

– Не знаю.

Кузьмич опустился рядом. Видимо и он вспомнил, как долго ему пришлось обходиться без отдыха.

– Хочешь папироску?

– У тебя еще остались?

– Обижаешь.

Товарищ достал из своих закромов две добротно скрученных самокрутки.

– Остались лишь мы.

– Не неси ерунды, Кирилл выкарабкается.

– Я не в том смысле. Он точно выживет, я в этом уверен, парень он крепкий, да и раны бывали куда круче. Но он сорвался.

– Все мы срываемся время от времени.

– Опять ты не о том. Я хочу сказать, что война поглотила его, так же как Евгения и Ивана. Ты же слышал, что он говорил, там в блиндаже, когда еще был в себе. Он принял свою смерть, смерился с ней, так же, как и Иван.

– Он выпалил эту в пылу бреда.

– Я бы был рад если бы это оказалось правдой. Но мне так не кажется.

– Почему?

– Он слишком слаб. По нему было видно, что он не способен больше продолжать сражаться. Война истощила его.

– Но где тут связь с Иваном? Ты говоришь, будто они оба приняли смерть, но ведь Иван умер за идеи.

– Брехня. Он прикрывал свое смирение, грезами о «революции». Возможно, в какие-то моменты, он по- Настоящему в это верил, но началось это с принятия. Ты вспомни, как по началу он был холоден ко всем социалистическим идеям и постепенно приближался к ним, с каждым изматывающим боем все ближе и ближе. В какой-то момент он просто принял свою решенную судьбу и вшил ее в идеологический чехол.

– А что же тогда я? С чего ты взял что я не смирился?

– Просто потому что ты уже был готов умереть, еще до первого выстрела в этой дурацкой войне. Я помню каким ты был в учебке, но только пройдя через ад, я наконец осознал, что с тобой происходило тогда. Вот только ты выжил, жаждая смерти, ты заглядывал ей в лицо слишком часто и в итоге устрашился ее, пока в остальных медленно росло безразличие к собственной судьбе. Поэтому ты не смерился.

– А что же ты? Почему ты не смирился?

– Я слишком люблю жизнь, чтобы отказаться от нее в пользу смерти. Через чтобы я не прошел и чего бы не увидел, ничто меня не заставит отречься от жизни, никакая боль не способна на это.

Кузьма потушил окурок и выкинул подальше от себя.

– Ты думаешь, что сможешь вернуться к послевоенной жизни? – Спросил Никита у друга.

– Смогу. Война, кто бы что не говорил, когда-нибудь закончится и мы вернемся домой. Сначала будет трудно, но со временем раны затянуться, а память затуманится.

– А я кажется уже никогда не смогу вернуться к прошлому.

– Сможешь. Раз ты вновь забоялся смерти, то и к тому как было, все же сдюжишь вернуться.

И они замолчали, оба. Через несколько мгновений, их тяжелые веки крепко сомкнулись. Так они и уснули возле своего раненного друга.

Кирилл пришел в себя на следующий день. Но болезнь и ранение не прошли без последствий. Врачи оставили его в госпитале на пару дней, а товарищи вернулись в промерзший окоп, где вновь окунулись в сражения. Вскоре к ним присоединился их третий товарищ. Трое вопреки выживших солдат, редкие реликты войны, прошедшие путь от первых летних дней четырнадцатого до рождества шестнадцатого.

Часть4

Глава 1

1916 год. Русские войска десятой армии, подобно прошлому году были заключены в холодные тиски окопов, вынужденные постоянно отбивать нападки Немецкой армии, до самого марта.

Норыжкин, раздраженный походкой, наконец нашел своих подопечных.

К этому времени их отряд пополнили новые бойцы, но три ветерана предпочитали держаться особняком. Им не хотелось вновь привязываться к новоприбывшим, как было с ними не один раз. Так что товарищи, вместо того, чтобы быть в расположение отряда, как правило обитали в окопных блиндажах, что порой выводило офицера из себя, вот только заставить их он не мог, рука не поднималась.

– Здравия желаем ваше благородие! Завидев офицера, во все горло заорал Кузьмич, дабы его друзья, проснулись.

– Ты чего орешь? И почему вы опять здесь, а не в расположении? Почему я должен бегать по всем окопам и искать вас?

– Мы думали вот-вот немец атаку начнет и решили на передовую встать. – Ответил Кирилл, потирая заспанные глаза.

– Ага, именно так я и подумал. Пес с вами, слушайте новую директиву. Командование разработало план наступления, всей десятой велено быть готовыми.

– Наступление? Из ума чтоли выжили? Мы здесь то еле держимся!

– Приказ не обсуждается.

– Ну ежели не обсуждается, тогда все ясно, ваше благородие! Не желаете ли папироски, а то что-то выглядите вы плоховато.

– Кузьмич, ей богу, если бы два года не воевали вместе, то побил бы. Откуда в тебе столько сарказма ума не приложу.

– Да не обращайте внимание, он уже по- Другому и разговаривать разучился.

– С чего это я разучился? Да и не ёрничаю я! Вы действительно плоховато выглядите.

Норыжкин развернулся на месте и не сказав не слова ушел в обратном направление.

– Ну вот и зачем ты так?

– Сам не знаю. Видать действительно уже привычка завелась, да и не об этом сейчас думать. Не слушали его чтоль? В наступление гонят, мерзавцы!

– Если гонят, значится где-то у прусака проблема имеется.

– Ну уж точно не здесь, ты вон бинокль найди да посмотри. Живут там как короли и жрут так же, не то что мы.

– Кирилл, а ты как считаешь, с чего это нас вперед гонят?