Человек, убивший бога

Давно забытое веселье. Никита позабыл, когда он в последний раз по- Настоящему так отдыхал и выпивал. Мысли, что тяжелым ярмом, давили на него всю неделю, неожиданно ушли на второй план. Пожалуй, в первые за почти четыре года непрекращающегося кошмара ему было по- Человечески весело, он даже в какой-то мере был счастлив.

Первая бутылка водки, плавно переросла в четвертую. На пятерых- Щестерых солдат, это был пустяк, однако к завершающей пятой остались лишь Никита и Кузьма. Глубокая ночь, вынудила остальных откланяться.

– Все Кузьма, допиваем эту и обратно в лагерь!

– Как скажешь друг.

– Знаешь, как давно мне не было так хорошо?

– Представляю брат, я ж все-таки рядом с тобой сражался.

–точно? А я думал ты где-то за углом прятался!

– Козлина!

Оба друга рассмеялись, да так что оба чуть ли не задыхались от хохота.

– Есть папироска, а то у меня кончились?

– Держи, а я пока разолью, прости господи. – Отдав железный брикетик со скрученными сигаретами, Кузьмич взялся за бутылку.

– Не простит. – Неожиданно сказал Никита.

– Что еще раз?

– Бог тебя не простит.

– С чего бы это ему меня не простить. Я вроде не сильно грешнее остальных. – С улыбкой ответил Кузьмич. Он поднял голову от рюмки и увидел помрачневшее лицо Никиты.

– С того что он мертв!

– Пес с этим богом, с тобой все хорошо?

– Лучше бы с ним действительно был пес, но он мертв!

– Да что ты заладил, что случилось то?

– Я убил его, я убил бога! И все это из-за меня, эта проклятая война, все эти смерти случились по моей вине!

У Никиты сдали нервы. Он был слишком пьян, а упоминание бога пробудило всю ту тьму, что недели и годы уничтожала его изнутри. Неожиданно для себя самого он сорвался. Однако Кузьмич подумал, что его друг перебрал.

– Ну все друг, хватит. Пора нам возвращаться. Ты сильно набрался. Давай вставай.

– Ты понимаешь? Все это из-за меня, из-за меня черт подери!

– Тише, тише брат. Давай- Ка я тебе помогу.

Кузьмич запрокинул руку товарища себе за шею, после чего поднял тело. Он не обращал внимания на заявления своего друга. Такие же явления ему уже доводилась видеть и не раз. Многие солдаты, напившись в падали в «горе» и несли всякий бред.

Всю дорогу, что Кузьма тащил друга до лагеря, Никита повторял одно и то же-«я убил бога!». Когда же оба добрались до лагеря, более трезвый товарищ повалил Никиту на его койку, где тот быстро заснул.

Утро выдалось не сладким. Голова раскалывалась, как на зло яркое солнце причиняло боль, в горле пересохло. Никита был будто призрак, он не помнил пол вечера и как добрался до палатки, а еще объявили смотр строя. Генералом именно сегодня приспичило с важными лицами попятиться на своих подчиненных.

Измученный похмельем, еле как подготовившись, Никита успел вовремя встать в строй, третьей линией, откуда ни один из офицеров и генералов, приблизившихся слишком близко к солдатам, не учует его жуткого перегара.

Час под палящим солнцем, тянулся точно вечность. Высшие чины армии с дотошной строгостью проверяли внешний вид солдат, правда в основном лишь первой из пяти линий. Когда наконец их эго было удовлетворено, солдат распустили, вернув им возможность бездельничать.

Только после этого Никита встретился с Кузьмой и Кириллом. Утром он не успел расспросить друга о вчерашнем.

– Ну что забулдыга, живой. – С улыбкой обратился Кузьмич, к вошедшему в благоговейную тень палатки, Никиту.

– Спорно. Голова до сих пор трещит.

– Не удивительно. Он тебя вчера на руках тащил, нажрался до беспамятства, да еще и орал как резаный, даже я проснулся! – Вмешался Кирилл.

– Правду говорит товарищ. И ведь главное, что орал: «Я убил бога».

– Простите братцы, я вчера действительно перебрал. Бред всякий нес.

– Конечно бред, но еще мне пытался что-то доказывать! Ладно, не беда. С кем не бывает? Что сегодня похмеляться идем?

– Издеваешься? Ни за что!

– Давай товарищ. Скоро опять в окопах будем, там то уже не разгуляешься.

– Прости Кузьма, но нет. Я лучше здесь отлежусь.

– Ну как знаешь, дело твое, а я пошел.

Кузьмич покинул друзей, устремившись к приветливым дверям трактира. Кирилл же на удивление остался в палатке.

– А ты чего сидишь? Не уж то Норыжкину сегодня помощник не нужен.

– Сегодня велено отдыхать.

– Повезло.

– Наверное. Слушай, у меня тут вопрос есть.

– Ну задавай.

–ты про бога серьезно?

– Нет конечно, просто пьяный бред. А чего это ты спрашиваешь? – Солгал Никита.

– Просто вчера, услышав от тебя эту фразу, я всю ночь вспомнила учебку, когда мы ещё часто спорили. Ты ж буквально мертвым был, и физически и морально, хуже, чем зимой в окопах выглядел. Я тогда гадал, что ж с человеком случиться такое может. А тут ты про бога начал. Конечно звучит как бред, но мне почему-то, на секунду подумалось, что так оно и есть.

– Нет брат, пьяные бредни это мои, не более. И ты же атеист вроде, с чего ты в такие вымыслы подался?

–тут во что угодно поверишь, на войне этой проклятой. Мы столько всего повидали, столько зла сотворили, что тут и не верующий к кресту обратиться дабы с ума не сойти. Да и ежели бог этот есть, то так оно всяк проще, ведь если есть, то значит все это не по воле людской устроено. Мне бы было куда проще, честно друг, будь вся мерзопакостная война задумана силой какой- Нибудь, а так получается, что мы по собственной воле друг друга отстреливаем, сами себя уничтожаем из-за мелочи, из-за клочка земли или еще хуже из-за идеи какой, да ею еще все и оправдываем. Нет, уж лучше б бог был!

– Значиться и из коммунистов ты окончательно вышел?

– К черту их, что цари, что коммунисты сторона одной медали. Так же и воевали бы и погибали бы по глупости. Теперь мне разницы нет, да вот только верить не хочется, что сами мы на такое злодеяние идем.

Никита понимал друга и всем своим сердцем сочувствовал ему.

– Прости Кирилл.

– За что это?

– Прав ты, не может человек сам до такой низости опуститься. Солгал я тебе, не бред это мой пьяный был, а правда, что каленой сталью мне душу и разум четвертый год выжигает. Бог действительно жил, но я сам, своими руками его прикончил. А за смертью бога началась чертовщина. Я еще тогда заметил, как люди вокруг переменились, как их жестокость охватила, а следом, прям на следующий день и война пришла. из-за меня ты здесь, из-за моей глупости столько людей гибнет каждый день, за мой грех род человеческий расплачивается.

– Как же тебе удалось?

– Чертовски просто. Я в те дни с революционерами якшался, нам деньги требовались. Тут дело подвернулось, икону украсть надо было, ну мы и согласились дураки. Когда уже она у нас в руках была, старенький, хилый священник появился. Как сейчас помню, что мы с товарищем будто с ума сходили, когда рядом с ним оказались, вот я с дуры и выстрелил, а потом весь мир застыл и окрасился в белый, ко мне подошла фигура и молвила, что я убийца бога.

– Ты же не подшучиваешь надо мной?

– Нет. Говорю, как на духу и все правда.

– Ну дела. Так значится бог все же есть.

– Он был и жил среди людей.

Пораженный друг пытался осознать, услышанное. Он долго молчал, дырявя отстраненным взглядом тканевую стенку палатки. Никита то же молчал, он знал, что такую историю не легко принять, а еще сложнее смириться. Но внутри он почувствовал легкость, камень что четыре года лежал на душе, дал слабину. Ему стало не много легче, что теперь не только он один знает о случившемся.

Спустя время, повисшая тишина содрогнулась от хрипловатого голоса Кирилла.

– Знаешь друг, у меня теперь столько вопросов.

– Поверь, у меня не меньше и сам я на них ответить не могу.

– Да и черт бы с ними, все равно толку от этих ответов? Случилось так, как должно было и ничего здесь не попишешь! Мы на войне, ходим под острием косы старухи смерти и сейчас я хотя бы знаю, что здесь мы не из-за людской жестокости или глупости. Этого мне достаточно, а остальное пусть катиться в пропасть. Мне нужно выпить, ты со мной?

– Да.

Друзья направились в трактир, где без лишних слов, пустых демагогий, просто напились. Там же их нашел Кузьмич, находившейся примерно в тех же кондициях. Ни Никита, ни Кирилл не раскрыли причину, по которой оба оказались в трактире, но и товарищ не допытывался правды.

Глава 7

Десятая еще несколько дней провела в Вильно, готовясь продолжить свое победное шествие. Но судьба распорядилась иначе. Немцы смогли дать отпор наступающим, а вскоре и вовсе железным маршем начали вытеснять русских с завоеванных территорий. Несостоявшееся победоносное шествие, быстро переросло в отступление. Город оставили без боя, силы десятой нужны были в тылу.

Так что к осени 1916, солдаты, еще недавно гнавшие немцев в спину штыком, вынуждены были вернуться к привычным пространствам окопов, в те же самые, откуда с боем они прокладывали путь, казалось бы, к неминуемой победе.

До конца года десятая держала линию фронта в неизменности, героически сдерживая атаки пруссаков, что жаждали взять реванш за летнее унижение.

Каждый божий день Никита с товарищами проводили в боях. Из их памяти быстро ушли праздные моменты безделья и пьянства, которые они позволили себе будучи в Вильно. Опять их одежда была в грязи и крови, тело сотрясал озноб и холод, а перед глазами бесконечные пространства мертвого поля, усыпанного трупами павших воинов.

Но им было не в первой проходить через очередной ад, уготованный им самой жизнью. Они знали, что должны делать, они знали, как выжить в нескончаемом бою. Вот только судьба решила все за них.

Часть5

Глава 1

Тяжелый 1917 год взошел на свой временный престол. Для десятой, однако, расклады оставались все те же – позиционная оборона. Русские солдаты стояли нерушимой стенной, сдерживая немцев, томительно выжидая очередных перемен на восточном фронте.

Редкие новости, доходившие до обороняющихся, вселяли хрупкую надежду на скорый возможный конец проклятой войны. Французы и Англичане медленно, но верно продвигались вперед, в глубь Прусских земель. Немцы бесконечно перебрасывали силы то с востока на запад, то в обратном направлении.

Солдаты даже поговаривали, что если к лету порядок вещей останется таковым какой он есть сейчас, то уже к июлю может начаться контрнаступление с обоих фронтов и тогда-то победа будет неизбежна.

Но пока домыслы оставались таковыми. Непосредственно на позициях ни один из обороняющихся не рискнул сказать бы, что немцы испытывают какие- Либо проблемы.

Никита же с трудом верил во все россказни и слухи, кочующие призраком по лагерю из уст в уста. Он предпочел сосредоточиться на настоящем, а те в свою очередь уже ознаменовались серединой холодного февраля.

Тяжелый бой наконец закончился. С самого утра, трое товарищей и отряд из тридцати новобранцев сдерживали атаку немцев, на своем участке. В этот раз чудом удалось сдержать натиск врага, потеряв при этом двадцать одного бойца. Погибшие были совсем молоды, некоторым еще не стукнуло и двадцати одного.

Когда орудия смолкли, а стволы винтовок остыли, выжившие, не смотря на усталость и раны, принялись вытаскивать из окопных траншей павших братьев.

Никита смотрел на молодые мертвые лица, он видел в них замерший страх. Не в первый и не в последний раз перед ним было столько загубленных судеб, в которых горело пламя жизни. Сколько всего они могли сделать для мира, какую жизнь прожили бы они, если б не война, если бы не он.

Всех удалось похоронить лишь через три часа, когда солнце начало садиться за горизонт. Жалость, отвращение, боль сидело внутри каждого, но если они хотят выжить, то необходимо уметь подавить кипящие чувства и сохранить разум в «холоде».

На последней могиле трое ветеранов так и поступили, отпустили сегодняшнюю трагедию, да бы быть готовыми встреть другую, но до боли похожую уже завтра. Их более молодые братья по оружию, те что выжили, еще не познали ужасную истину и продолжили предаваться горю возле могил погибших товарищей.

Никита, Кузьмич и Кирилл вернулись обратно в лагерь. Уставшие, они хотели только двух вещей- Поесть и отдохнуть. Поэтому первым делом они направились к полевой кухне.

– Опять укоротили паек! Скоро нас и вовсе кормить перестанут! Мы тут шеи свои поставляем, а нам даже еды не дают!

– Тише ты Кузьма, еще какой офицер услышит, донос напишет.

– Пусть пишет, преступников и то лучше кормят! Пойду хоть хлеба потребую, мы как никак из боя, нам положена дополнительная порция.

– Я тебя молю, только не брякни там чего.

– Ладно.

Кузьма покинул на время друзей, оставив их вдвоем.

– Ох достанется ему скоро, за его язык длинный.

– Сплюнь! Нас и так трое осталось. Еще не хватало его потерять.

– С такими указами, пол армии под трибунал уйдет.

– Твоя правда. Чины за свои шкуры трясутся, дай боже. Чувствуют, что из-за малейшей искры первыми под нож пойдут.

В феврале ситуация и в тылу, и на фронте накалилась. Все больше и больше революционные настроения захватывали умы солдат и гражданских. Боясь восстания, ввели указы о доносах. Теперь любое не верное слово, произнесенное не в той кампании, могло грозить заключением или расстрелом. Друзья знали об этом не понаслышке. Как-то раз, в январе, прямо на их глазах, молодой офицер, больно властолюбивый, за обсуждение марксистских идей четверых солдат, при всех обвинил в измени, приказал схватить их и в итоге подвел под трибунал.

– Смотри-ка, без добычи идет.

Кузьмич быстрой походкой, чуть ли не бегом вернулся к столу.

– Ну что, не дали добавки?

– К черту добавку Кирилл, слушайте оба! Сейчас мне парни рассказали, что в Петрограде восстание вспыхнуло, еще три дня назад.

– Брешишь, быть не может.

– Может брат, может.

– С чего вдруг и почему сейчас?

– Почему сейчас не скажу, да и не знает, наверное, никто, по крайне мере здесь, а вот с чего началось, так это известно. Парни говорят, мол всеобщую забастовку рабочие начали, а власть решила силой разобраться. Значится направили местных вояк, а народ увидал, да до того видать разозлился, что вместе с рабочими отпор дали, ну а дальше уже по накатанной. В общем в Петрограде сейчас бои не хуже, чем здесь шумят.

– Вот так новость. И что же будет?

– Ну это один бог знает и то не факт. Но нам же от этого хуже.

– Тут ты прав Кузьма. Если даже до нас новость дошла, так до немца подавно. Сейчас они натиск усилят.

– Во во. Горя мы хлебнем, пока они там в Петрограде воюют. – Сказал Кирилл

– А может там уже восставшие вверх взяли и царя свергли, тогда картина совсем другая. Может мы из войны и выйдем.

– Ишь как размечтался. А может восстание и подавили, а если и все как ты тут навыдумывал с чего тогда немцам останавливаться. Они ж не дураки, это же шанс для них. Сам посуди, вот сложись все так, как ты говоришь, Кузьмич, то значит у нас наступает полный разлад, ведь нет единого управления и вообще непонятно кто управляет теперь. А единая сплоченная армия пруссаков, с командованием нас за несколько недель перебьет. Нет, нам же хуже.

– Вот тебе товарищи исход! Четыре года на войне и ни черта не изменили. Гибли, страдали, раны зализывали, с винтовками в окопах и в жару, и в холод спали, а решиться судьба наша в столице, что далеко от фронта и войны, людьми, которые к этой проклятой войне и непричастны.

– Ишь философ нашелся, да раздухарился как, об осторожности позабыл Никита, офицеры же услышать могут.

– Неюродствуй Иван.

– Можно маленько. А что до «революции», так от ее исхода будет зависеть и наша судьба. Правильно Никита ты говоришь, через сток прошли, да только бестолку, за нас опять решение примут, а мы сиди тут и выжидай. Паскудство!

– Другого выбора нет, придется ждать.

– Будто он когда-то и был. Что ж братцы, нам ли не привыкать? Подождем.

На том и порешили, доедая свой жалкий паек трое солдат, трое друзей.

После обеда им выпала возможность отдохнуть. О новости разговор больше не поднимали. Зазря душу травить событиями, на которые повлиять никто из них не мог, было бы глупо, особенно когда все твое внимание должно быть сосредоточенно на происходящим вокруг тебя, а не где-то там, за сотни километров.

Вернувшись в свое «убежище», Никиту сморил сон, так же, как и Кузьмича. Кириллу повезло меньше, его забрал Норыжкин. День кончился, ознаменовав начало долго ожидания развязки.

Глава 2

Полторы недели линия фронта была пугающе спокойна. Обычные ежедневные атаки испарились, даже смолкла артиллерия. Обе стороны замерли в томительном ожидание.

Русских солдат, однако, такое затишье не прельщало. Буря могла обрушиться на их смертные головы в любой момент и если раньше они знали откуда она хотя бы должна настигнуть их, то теперь им было не понятно откуда ждать раскатов грома, предвещающих скорую опасность.

Запаздывающие минимум на день новостные сводки, лишь запутывали сложную перипетию Петроградских событий. Генералы и большинство офицеров полностью отрицали россказни про учинённую революцию, местные социалисты и прочие революционно настроенные умы, попавшие в ряды десятой, утверждали обратное, уверяя в неминуемой победе восставших и скором свержение царя. Редкие нейтральные источники, которым веры среди солдат было больше всего, просто подтверждали, что в столице совершенно точно поднято восстание, вот только кто в нем побеждает определить было трудно.

Солдаты сами выбирали во что верить и этим правом активно пользовались. В окопах, за столами, остерегаясь особенно ушастых офицеров, кипели бурные споры о том, кто же все-таки победит.

Во время своих дежурств, Никита, да бы хоть как-то разбавить скуку, вел своеобразный подсчет голосов и вариантов грядущих последствий. Самыми активными и опасными, естественно были социалисты большевистского и некоторые группки меньшевистского толка. То, что, он невольно слышал от дежуривших с ним представителей данного политического крыла, являлось самым опасным для десятой. По плану социалистов, как только до них дойдет новость о победе революции, то те немедля устраивают ее здесь и первым делом берут власть в свои руки.

Другие же, более сдержанные и умеренные в своих идеологических воззрениях, и в них же Никита видел большинство, были убеждены, что восстание окончится победой, вот только насчет войны были разные мнения: либо Россия выйдет из нее, либо продолжит до изнеможения.

Когда он поделился своими наблюдениями и подсчетами с товарищами, те принялись вести точно такие же заметки, во время своих дежурств. Картина, правда, не сильно изменилась.

Сам же Никита просто ждал, когда наконец это томительное ожидание окончится. Все же как ни крути, а события, происходящие в Петрограде, являлись лучиком надежды, были призрачным шансом, что положит конец войне. Эти новости породили надежду, вот только Никита не раз убеждался, как легко надежда может обернуться болезненным разочарованием. Именно поэтому, он томительно выжидал развязки, всеми силами пытаясь убить в себе всякие надежды.

Глава 3

Развязка наступила 7 марта 1917 года.

– Никита, где черт тебя подери носило! – На весь окоп раздался громкий крик Кузьмича.

Никита невольно вздрогнул, когда услышал громкий звук. Первым делом он схватился за свою винтовку и прицелился в сторону немецкий позиций. Спустя мгновение рефлексы отступили, а разум вернул контроль над всем телом, только теперь он узнал знакомый голос.

Успокоившись Никита посмотрел в сторону, откуда доносился клич. Кузьма был от него в пятидесяти метрах и жестом подзывал к себе. «Вот паршивец, чего же орет на линии, еще немцев привлечет, скотина!»– Про себя проклинал он Ивана, его безрассудный поступок. Чуть ли не бегом, по узким траншеям, с огромным желанием врезать от всей души своему забывшемуся товарищу, ринулся Никита.

–Ты чего полоумный, сбрендил никак? Ты чего орешь леший? Хочешь, чтоб нас немец всех пострелял, бестолочь окаянная!

– Тише! Сейчас не до немца, айда со мной, там какие-то командиры приехали с новостями, скоро заявление делать будут. Мы обязаны это сами услышать.

– Думаешь с Петербурга?

–Точно оттуда, вот только от царского или какого другого имени говорить будут не знаю.

– Ну тогда пошли, сейчас только остальным скажу, что отлучусь.

– Нет, нечего время зря тратить. Офицеры не проверяют, сами все в лагере сидят как на иголках, ждут. А эти и без тебя справятся.

– Ладно, давай двигай.

Друзья быстро вынырнули из хорошо знакомых траншей, прямиком к лагерю, захватили Кирилла, который отдыхал после недавнего дежурства, и двинулись к своеобразному майдану.

Народу было не счесть. Казалось будто вся десятая стянулась сюда, на этот маленький клочок истоптанной земли, позабыв про все свои обязанности. Напади немец сейчас, то махом бы сокрушил ненавистного врага, но видимо и им было не до атак.

С трудом пробравшись сквозь толпу солдат, жаждущих получить ответы, трое оказались прямиком в первых рядах, своеобразного полукруга, нарисовавшегося возле «трибуны».

Спустя пару минут из рядом стоящей палатки вышла группка офицеров, не из десятой. Генеральским маршем со строгой военной выдержкой вся группа замерла напротив неровного строя воинов. Осмотрев ряды, выдержав паузу, самый статный из новоприбывших взял слово.

– Солдаты, вы все наверняка наслышаны о событиях в столице! Именно из-за них я здесь. Слушайте сыны России, отныне нет над вами царя, не давича как дня два назад император Николай второй подписал отречение, так же от притязаний отрекся его приемник Михаил второй. Отныне нет над нами царей, но есть закон и парламент. Я говорю от их имени, от имени восторжествовавшей демократии. Отныне братцы, страной управляет не единоличник, а великие и достопочтенные умы, представители всех политических партий. – Не дожидаясь реакции, посланник продолжал, страшась быть перебитым возбужденной толпой- Поэтому мы взываем к вам бравые воины, не переставать сражаться, быть столь же самоотверженными и непоколебимыми перед лицом врага. Эта война не закончена, что бы не говорили злые языки! Русский народ будет биться против Немца до последней капли крови и будьте уверены мы победим!

Толпа озарилось шумом. Солдаты на перебой кричали, ругались, пытались задать вопросы.

– Шельма чертова. Ишь как говорит, победим мы, а сам то ни дня наверняка на войне не провел, паскудник! – Склонившись над ухом, Кузьма начал высказывать свое недовольство Никите.

– Пошли лучше от сюда. В этом гуле ничего не слышно.

Друзья вновь продрались сквозь толпу, только на это раз в обратном направление. Оказавшись за спинами недовольных, троица взяла курс прямиком к окопам. Все равно ничего дельного им больше здесь не услышать.

– Ну вы слышали этого сукина сына? Переделали власть, сволочи, и велят нам дальше свои спины подставлять!

– А ты на что рассчитывал, а Кузьма? Неужто наделся что власть социалисты возьмут, да тут же войну прекратят? Как бы не так. – Возразил Кирилл.

– Черт бы с ними с социалистами, наверняка такие же подонки, раз на поводу у прочих пошли! Мне за нас обидно! Понимаешь Кирилл? Мы ж воевать шли по царьевому указу, ему присягали и в затеянной им войне друзей теряли, по его глупости ввязались! А сейчас люди другие, цели наверняка другие и вместо того, чтоб России помочь, нас воевать дальше заставляют.

– Да брось ты Кузьма. Никому там в столице за Россию и разговаривать неинтересно. Плевать им на нее, и на нас плевать! Сгинем мы аль не сгинем все равно, лишь бы себе жизнь получше устроить, да людям мозг запудрить, чтоб не мешали эту самую жизнь устраивать.

– Знаю я все, Никита, не первый день живу! Но от знания лучше не становится.

– Ладно парни идите дальше. Я пойду Норыжкина отыщу, узнаю, как дальше действовать велят.

– Ну иди Кирилл, узнай. Вот только я тебе и без офицерского чина скажу, что дальше: в наступление нас кинут, отчаянное и там либо пан, либо пропал.

– С чего это ты взял Кузьмич?

–тут тайны нет, я уж от ребят давно слышу про планы командования. Поговаривали еще в конце декабря, что в марте наступление велят начать, вот только ситуация в столице все карты царьевам собакам спутало. Ну а коли все разрешилось, и война продолжается, то и от плана этого никто и не откажется.

– А чего раньше не говорил?

– Чего же вам говорить, лишний раз настроение портить, да и восстание мне надежду подарило. Надеялся авось картина поменяется.

– Ладно, черт с ним. Все равно Норыжкина найти надо. Может слухи твои ошиблись.