Человек, убивший бога

– Слушок прошел, будто мол французы с англичашками хотят со всех сторон немцев боем связать, может и нас втянули.

из-замечательно, захотели они, с другой стороны фронта, а помирать нам. Мы уже с полгода в позиционке сидим, как в сентябре нас погнали, так вот и без изменений. А теперь стрельнула дурость, решили, что сейчас прорвемся!

– Ну выбора у нас все равно и нет. – Подытожил Никита.

За минувшие месяцы, со смерти Ивана, товарищи сильно поменялись. Кузьма стал жутко невыносим, постоянно ёрничал, спорил. Кирилл начал замыкаться в себе, теперь из него лишней раз и слова не вытянешь. если раньше, он всю ответственность на себя брал, постоянно за Норыжкином хвостом ходил, то теперь из блиндажа не вылазит.

И Никита видел все это, ему было не по себе от таких изменений, но он сам понимал с чем это связано, поэтому и не пытался как-то повлиять на друзей.

За последние месяцы, этот разговор, стал самым продолжительным. Обычно они ограничиваются парочкой слов, брошенных больше для приличия нежели для дела.

Спустя неделю, наступление и впрямь началось. С боем, прорезая себе путь, русские ценой больших потерь, смоги захватить немецкие позиции. Это была первая победа десятой за прошедшие полгода. Командование даже поставило солдатом партию водки, да бы они могли отметь свой геройский подвиг

В этот день, как бы то не было парадоксально, на короткий миг, среди грязи орудий и трупов, жизнь воскресла. В начале солдаты предали тела павших сослуживцев земле, а к вечеру принялись отмечать.

В немецких окопах обнаружилось пианино. Его немедля втащили в самую просторную линию, где собралось большинство гуляющих солдат. Закуской стали, брошенные гансами, консервы.

Трое товарищей не остались в стороне. Слишком долго они жили одним лишь боем и им так же было необходимо выпустить пар.

Непривычные звуки музыки, полились над фронтом, заменяя привычные разрывы снарядов и шипение пролетающих пуль. Бойцы пили и веселились, будто войны никогда и не было. Они хотели забыть о ней как о страшном сне, хотя бы на пару часов. Даже горечь от смерти друзей, боль от полученных ран отошли на второй план. Вечер был полностью отдан на откуп мимолетному счастью обыкновенной, до военной жизни.

Жаль, что этот праздник длился всего вечер. На смену пришло похмельное утро, наполненное громкими приказами. Офицеры поднимали подчиненных, дабы повести их в новый бой.

Победа, конечно подняла моральный дух армии, но уж больно много душ было отдано за нее. А выживших было страшно мало, чтобы противостоять отложенному немецкому механизму войны.

Буквально через неделю, десятая опять завязла на новом рубеже, в тридцати километрах от предыдущей линии. По началу, бои складывался в пользу русских, но «дефицит» в живой силе не позволил склонить чашу весов в пользу русского штыка. Солдаты в очередной раз взялись за лопаты, готовые завязнуть в окопных баталиях, пока их более удачные соратники из первой и второй армии продирались в глубь немецких позиций. По крайне мере именно такую информацию, командование десятой, доводило до своих солдат.

Никита не верил в столь оптимистические новости, собственно, как и его ближайшие и единственные друзья. Им казалось, что это ложь, направленная на-«недопущение деморализации духа в рядах русской армии!»– Любимое выражение Норыжкина, от которого он всегда чертыхался в присутствии своих подопечных. Но раз новость шла с верхов, то ни один солдат не имел права сомневаться в ней, по крайне мере публично.

Так десятую и кормили этими сладкими заявлениями, на протяжении двух недель. Они сражались с немцами постоянно неся потери, в то время как ко врагам подходило подкрепление. Быстро редеющие ряды армии с трудом сдерживали волну, готовую вот- Вот обрушится на отвоеванные территории.

И к началу февраля, был получен приказ к отступлению. Только в этот раз отступление не было столь масштабным. Десятая получила подкрепление и в десяти километрах от сданной линии, протянулась очередная линия фронта, на которой ослабшие стороны сели в опозиционку.

Превратности судьбы, наступления и отступление, пожалуй, такое с легкостью может сломать любого новобранца, попавшего на войну. Но для ветеранов, застигших успешное начало в четырнадцатом, окопные войны зимы пятнадцатого и масштабное летнее отступление того же года лишь являлось очередной вехой богомерзкой игры их правителей. Никита переживший все это, относился с безразличием к очередному провалу армии. Главное он был жив и были живы его товарищи, которых осталось всего трое.

Так весну шестнадцатого, они встретили в земляных окопах, под аккомпанемент артиллерийских залпов. Их жизнь окончательно закольцевалась, в промежутках между боями, в которые они могли лишь вздремнуть.

Глава 2

Весна монотонно сменилась на лето. Десятая оставалась на тех же позициях, не сдвинувшись ни на километр за пару месяцев. Однако изменения происходили не на полях, а в головах.

Очередное успешно отраженное нападение немцев, принесло новые раны на плоть Никиты. В бою ему в очередной раз штыком порезали бок. Он уже сбился со счета сколько раз его ранило именно в это место, но количество швов неумолимо росло.

Своим ходом, без помощи друзей, он добрался до госпиталя, где ему вновь залечили рану.

Сидя на кушетке и ожидая врача, он нечаянно подслушал разговор молодых солдат, так же получивших ранения. Их треп до боли ему напоминал рассуждения Ивана. Те то же ставили под сомнения верность действий штаба и даже пару раз прозвучали довольно революционные лозунги, соответствующие духу идей социализма, которые в большей степени сопровождали его самого несколько лет назад

После этого, Никита стал все чаще и чаще замечать, как среди солдат начинает расти недовольство. Социалистические, а порой и коммунистические призывы обрели голос, голос, который не скрываясь раздавался в солдатской среде.

И тем удивительнее для него было осознавать, что безразличие к социализму в четырнадцатом, что сломило его окончательно, начало набирать силу. Все чаше Никита задавался вопросом, а был ли Иван обречен на провал? Может, если бы он смерил свой пылкий нрав и продолжал выжидать, а к действию перешел сейчас, то у него бы, возможно, выгорело.

Вопрос все чаще и чаще терзал его разум и не способный более носить его в себе, он обратился к Кузьмичу.

– Зря ты братец пытаешься найти ответ на решенный вопрос. – Выслушав своего друга молвил Кузьма. – Прошлое осталось позади, это не значит, что мы должны забыть о Иване. Память о друге обязана жить в нас, но менять что-то поздно. Возможно молодые действительно в серьез загорелись той же идеей, что и Иван, возможно благодаря ему, а возможно и нет. Однако ты упускаешь один момент, о которым мы уже с тобой говорили- Наш товарищ выгорел, он не мог больше терпеть происходящее вокруг и у него был лишь один выбор: смерть или окончание войны. И этот выбор он передал в руки окружающих его людей, не способный принять самостоятельное решение. Отсрочить случившееся не он, не мы не могли!

К сожалению, ничего нового от друга, Никита не услышал. Он и сам знал все, что изрек Кузьмич, но чувство несправедливости, боль из-за глупой спешки и бессмысленной уверенности друга, тяжким грузом легла на его душу, рядом с остальным балластом грехов, который он ежедневно продолжал тащить внутри себя.

Глава 3

Летом фронт сдвинулся. Неожиданно для всех русские прорвали немецкую оборону. Брусиловский прорыв, так солдаты окрестили неожиданные перемены на театре военных действий, бросил десятую в победное наступление. И именно в этот момент Никита увидел настоящее и самое жуткое лицо войны.

Июль шестнадцатого выдался на редкость жарким. Никита не мог припомнить, чтоб летом было так тепло. От жары, казалось плавилась сама земля, он не мог тронуть рукой стальной корпус своей винтовки, она была настолько накалена, что способна была обжечь руку.

Изматывающий бой, где-то в окрестностях города Вильно. Это была последняя линия обороны немцев, дальше стоял сам город.

Со своими товарищами, Никита, под гул орудий, сражался в штыковой атаке с дрогнувшими немцами, истошно обороняющими свой тыл. Отчаянное сопротивление, не на жизнь, а на смерть.

Палящие лучи лишь усугубляли и без того тяжелый бой. Никита задыхался, но даже не думал отойти назад, оставив свое место более молодым соратникам. Битва поглотила его, все мысли сосредоточились на острие штыка. Багряный туман-так именовали столь сумасбродное состояние солдаты.

Последняя окопная линия, дававшая прусакам робкую надежду на невозможную победу. Вот только русским был милее другой расклад. Солдаты десятой, без угрызений совести, отбросив все человеческое, продирались вперед, предвкушая столь долгожданное отмщение.

Не мешкая Никита прыгнул в длинную «могильную яму», а следом за ним, туда же последовали его товарищи. Резким, отточенным до идеала, ударом, был повержен невезучий оппонент. Немец даже не успел понять, что произошло.

Рефлекторно, Никита развернулся, ожидая увидеть перед собой нового врага. Он уже выставил свое орудие, но вовремя убрал, чуть не насадив на штык своего. Не найдя мишени, он устремился дальше по линии, помогая втянутым в ближний бой русским.

Загнанные в угол гансы, сражавшиеся до этого подобно зверям, загнанным в угол, дрогнули. Мольба о пощаде гулким криком проносилась по земле, а русские были глухи к ним. Жестокость обуяла их сердца, Пленных не брать – не озвученный приказ отпечатался в умах сотен солдат, жаждущих взять реванш, за два года унизительных поражений. Исключений не было. Никита будто позабыл о милосердие, подобно своим товарищам, вырезая бегущих прочь немцев. Вся злоба, все самое ужасное в них вырвалось наружу, а они и не сопротивлялись, лишь покорно шли на поводу своего “праведного” гнева.

Через тридцать минут, последние немцы были перебиты. Предместье полностью отошло во владение десятой.

Над недавним полем брани, заслышалось громогласное ура. Ликование от победы объяло всю солдатскую массу. Но Никита не ликовал со всеми. Наблюдая за радостными лицами, он искал своих друзей. Первым обнаружился Кузьмич, а Кирилл нашелся только к вечеру. Трое в очередной раз избежали смерти.

В палатке, переводя дух, они заговорили, о том, что их ждет дальше.

– Вы заметили с каким остервенением сегодня немец бился? Я уж начал думать, что вот- Вот подмога к ним подойдет. – Начал Кузьмич.

– Да. Вот только под конец сплоховали, выродки. Чуть ли не в ноги бросаться стали. – Ответил Никита.

– Стеревецы, за то мы им сегодня показали, что и сами можем. А как в город зайдем, так и там попляшут. – Ерзая на жаркой земле, пытаясь найти кусочек земли помягче, бросил Кузьма.

– Каково же будет в городе?

– Пес его знает, Кирилл, но точно легкой прогулки не выйдет. Сегодня мы им задали, теперь знают, чего ждать от нас, глядишь от страха упруться до смерти. Как давно в нем гансы сидят?

– С год вроде.

–тем более. За год наверняка все продумали, черти.

– А мы ведь товарищи, за всю войну, так в городах не разу и не очутились. Всю дорогу в окопах просидели.

– Ну вот завтра и повоюешь, Кузьма.

– Да не больно то я и хотел. Там же наверняка гражданские, лишние люди. Не дай бог их еще заденешь. По мне уж лучше в поле, подальше от простого люда.

– А вот здесь я согласен. Паскудно это, средь населения воевать.

– Думаете немец людей не вышлет подальше?

– Вряд ли, Никита. Ты сам поразмысли, к чему им это? Город то они захватили, население под царём русским ходило. Так что им дела до них нет.

– Плохо дело! Не легко нам на завтра будет.

– А когда легко то было? Ладно, не беда, прорвемся, как всегда! А пока братцы, давайте спать укладываться. Отдохнуть надобно.

Глава 4

На следующий день, десятая вошла с северной стороны в город. Начались бои вдоль улиц Вильно.

Звуки выстрелов, непривычным эхом, отражались от зданий. Каменные дома, уцелевшие от предыдущих боев, разлетались от новых артиллерийских залпов. То тут, то там вспыхивали пожары.

С небольшим отрядом, трое товарищей медленно продвигались в глубь. Они были осторожны как никогда, ведь на каждом шагу их могла ожидать засада. Немцы прятались в домах и руинах, выжидая лучший момент, чтобы нанести удар.

Никита впервые, за долгое время, почувствовал страх. В окопных баталиях и открытых сражениях он знал, как действовать, но здесь все по- Другому. Та же тактика, которая служила ему надежным помощникам, в пространстве городских улиц полностью утратила свой смысл. Он чувствовал себя новобранцем, только недавно попавшим на фронт.

Отряд продолжал медленно наступать, по началу, не встречая серьезного сопротивления. Они преодолели целый километр вдоль мертвых фасадов пустых домов, постепенно приближаясь к центру города. Казалось, будто немцы ушли и угнали горожан с собой. Такая пустота нервировала солдат. Привыкшие к шумным, размашистым сражением, практически лицом к лицу с врагом, многие из отряда, подобно Никите, испытывали как минимум противное, мешающее волнение.

В конце концов, все же немцы дали о себе знать. Огонь был открыт внезапно, Никита даже не понял откуда начались выстрелы. Русские бросились в рассыпную, под прикрытие стен. Это стало фатальной ошибкой для троих бойцов, ринувшихся в правую сторону. Прицельный огонь велся из окон домов, расположенных по левую сторону широкой улицы. Растерявшихся вояк расстреляли, не оставив им ни малейшего шанса спастись.

Смерть сослуживцев отозвалась жгучей ненавистью в сердцах более удачливых товарищей. Не думая не секунды, будто звери, выжившие, определив откуда был открыт огонь, вломились в подъезды домов. За считанные минуты, отряд расправился с несколькими немцами, засевшими в комнате на третьем этаже. Их было всего пятеро, совсем юных мальчишек, против закаленных в бою ветеранов, таких же как Кузьмич Никита или Кирилл, у них не было и шанса.

Никита пытался держать себя в руках. За последний год он все чаще стал замечать насколько он ожесточился, убийства стали для него совершенной нормой, а жесткость разумеющимся следствием. Это пугало его, но сейчас, в непривычной, опасной обстановке, ярость как никогда рвалась наружу. Когда он увидел своего врага, ему хотелось набросится и разорвать мальчишку на куски, но все же сумел сдержать себя, ограничившись холодным выстрелом.

Разобравшись с маленькой группкой, поредевший отряд двинулся к центру. Попутно, на перекрестках, к ним стягивались остальные силы. Редкие бои быстро решались в их пользу. Вскоре практически весь город оказался под контролем десятой армии.

Немцев удалось загнать в центр, где те попали в окружение. Разгоряченные, вдоволь настрадавшиеся солдаты, вкусившие крови не собирались брать пленных. Немцы продержались недолго. Всех попавших в «котел» уничтожили. К глубокой ночи Вильно был полностью освобожден.

Но солдатам этого было мало. Слишком долго они провели в боях, черствея от крови и грязи, в холодных окопах. Они впервые очутились в городе, который теперь находился под их контролем.

Глава 5

Никита с товарищами шли по улице, освобожденного города. Они не испытывали радости, скорее наоборот. Не вольно, каждый из них чувствовал огромное разочарование. Каждый сегодня стал свидетелем нечеловеческой жестокости и самое страшное, что им это нравилось. Первым заговорил Никита.

– Кем мы стали?

– О чем ты? – Отстранённым голосом ответил Кирилл.

–ты сам понимаешь.

– Это война, по- Другому здесь никак! – Вмешался Кузьмич, быстро смекнувший к чему клонит друг.

– Нет, это уже не война! На войне сдающихся берут в плен, а не пристреливают как собак.

– Так чего же ты не вступился за них, чего же сам пули не гнушался?

– Об этом я и говорю. Почему мы не вступились? Почему мы спокойно смотрели на это? Почему мы сами совершали расправу? Мы превратились в зверей!

– Мы давно ими стали. Пора это принять. Три долгих года мы убиваем, смотрим на смерти своих друзей и каждый раз мы мстим за павших. Так оно устроена война.

– Кузьма, ты сам себе веришь?

Кузьма отвернул голову в сторону, оставляя вопрос без ответа.

– Вот именно, тебе страшно так же, как и мне. Ты боишься самого себя. В бою мы будто теряем разум, утопая в крови, но после испытываем страх, ужасаясь сотворенному. Мы молча держим это в себе, предпочитая забыть. И так дальше продолжаться не может!

– Брось ты, Никита. Мы обречены. Слишком много выпало на нашу долю. То, о чем ты говоришь, с нами на всегда, от тьмы внутри никак не избавится. Это будто болезнь, проросшая внутри, пустившая корни глубоко в душу. И излечить ее способна только смерть.

В этот момент из подворотни донесся пронзительный женский крик, а следом послышался смачный шлепок, сменившейся плачем. Трое бросились к повороту, выхватывая из-за спины свои винтовки.

В темном переулке были различимы две мужские фигуры.

– Что здесь происходит! – Выкрикнул Кирилл, нацеливаясь на фигуры.

Никита подумал о выживших немцах, но вскоре убедился, что ошибся.

Две фигуры немного поддались вперед. Это были двое молодых мужчин, одетых в русские гимнастерки. Крепкий запах перегара мгновенно ударил в ноздри.

– Мужики, вам чего надо?

– Что за крики. – Более спокойным голос продолжил Кирилл.

– Разбираемся с проституткой, что с немцем спелась.

Неожиданно фигура быстро вскочила с земли и попыталась выбежать из переулка, но один из солдат успел схватить ее за руку и кинуть обратно в глубь подворотни.

– Спасите меня, они все врут- Взмылилась женщина.

из-заткнись сука! – Все тот же солдат, ударил вновь оказавшуюся на земле женщину ногой.

– Хватит! – Не выдержал Никита.

–тихо брат! Мы просто хотим развлечься.

–так, вы пьяны. Оставьте ее в покое и идите проспитесь. – Включился в разговор Кузьмич.

– Ну уж нет! Мы год без бабы в окопах сидели, сражались за нее, а она тут с немцами трахалась! Пора свой долг родине вернуть.

Оба залились хохотом.

– Вы что черти, совсем от водки озверели или власть почувствовали? На сегодня хватит мерзости, проваливайте подобру-поздорову!

– А иначе что? Пристрелишь? Хватит нам мозги пудрить, бабу захотели, так идите и ищите, а эта наша.

Кирилл выстрелил в воздух, но оба солдаты расценили это как угрозу и набросились на стоящего чуть впереди Кирилла. Никита и Кузьма быстро оттащили пьяных мужиков, хорошенечко разбив им морды. Тут же появился дежурный отряд, прибежавший на выстрел. Даже не пытаясь разбираться, дежурные повязали всех пятерых, предварительно избив провинившихся, и повели через два квартала к офицерскому расположению.

Товарищи пробыли там всю ночь. Офицером не больно то хотелось разбираться в мелких дрязгах, но оставить безнаказанным проступок солдат они не могли. Только Норыжкин спас своих подчиненных от полевого суда и их отпустили, приняв во внимание срок службы, под его ответственность.

Когда, наконец, они вышли в душное летнее утро, командир, доведенный до белого каления, начал допытываться от своих солдат, какого черта они творят, на что те рассказали ему все, как на духу.

– Люди звереют день от о дня. Проклятая бойня! Вы правильно поступили, парни. – Выслушав историю заключил Норыжкин.-такое нужно пресекать на корню.

– Вот мы и постарались, за что поплатились. – Кузьмич провел пальцами по опухшей от ударов щеке.

– Не дрейфь! Возможно это единственные шрамы, за три года, что действительно спасли жизнь. Ладно, мне нужно бежать, я должен был быть на собрании с генералами еще час назад.

– Удачи вам, товарищ офицер!

Командир ушел, а солдаты отправились обратно.

– Вот о чем я и говорил. Мерзость выползла наружу.

– Признаю, ты прав Никита, но от этого ничего не меняется. Тьма слишком глубоко и хоть до этаких скотин нам далеко, но в бою темная сущность возьмет свое, как пить дать.

–Тогда к черту всех паскуд, пусть живут как хотят. Давайте будем честны хотя бы с собой и поклянемся прямо сейчас, во что бы то не стало, не пересекать грань, держать себя в руках и оставаться людьми. Даже в бою.

– Нет брат, не выйдет, больно много обид у меня к немцу накопилось. Щадить псов у меня желания нет.

– А ты Кирилл?

– Посмотри правде в глаза, Никита. Без злости погибнем в первой же драке. Гансы ничуть не хуже нас, такое же зверье. То, о чем ты просишь погубит нас.

– Дело говоришь, брат. Прими данность Никита.

– Ну уж нет. Коль вы отказываетесь, тоя на своем останусь. Протвино мне это.

– Всем противно, а жить надо. Ладно, решай, как знаешь, не маленький уже.

Вскоре они подошли к своим палаткам. Оказавшись возле своих «постелей», не спавшие с начала штурма, просто улеглись спать.

Глава 6

Неделю десятая располагалась в Вильно, готовясь к дальнейшему наступлению. В это время солдаты могли перевести дух, отдохнуть от боев. Город, хоть и был отчасти в руинах, все же гостеприимно встречал «гостей».

В воздухе витал дух победы. Трактиры и таверны приласкали всех страждущих воинов, которые с радостью отдавали свои кровно заработанные гроши, за время войны. А солдаты пили так, будто война уже была выиграна. Пьянство расцветало как на дрожжах. На третий день командование армии ввело сухой закон, который местные продавцы будто и не заметили.

Кузьмич не стал отказываться от праздничного загула. Каждый день он с обеда пропадал где-то в городе, возвращаясь лишь поздней ночью мертвецки пьяным.

Кирилл же вновь начал пропадать с Норыжкином, тот не справлялся без помощника и лучше него, найти никого не мог. Пришлось Кириллу взяться по новой за старое.

Никита не прельщенный алкоголем, по итогу оставался один в лагере. Он просто слонялся из стороны в сторону, убивая время. Однако старые шрамы с новой силой принялись терзать его разум. Та жесткость, что совсем недавно он обнаружил в себе пугала его. С каждым годом, проведенным на войне, он замечал, как люди вокруг него, как он сам становились холоднокровными убийцами и то, что произошло при штурме, казалось апогеем, точкой невозврата.

Мысленно возвращаясь к роковой ночи своего первого убийство, вспоминая свои чувства, когда он впервые увидел с какой жесткостью простые люди, устраивали погромы в Петербурге, он не вольно утверждался в своей виновности. Теперь эта жесткость начала брать верх над ним. И от этого ему становилось больнее.

Чем дольше он находился один, тем хуже ему становилось. На шестой день он больше не мог выносить, сжирающих его изнутри, мыслей и составил кампанию Кузьмичу, в его злачном походе.

Друг отвел его в лучший трактир в Вильно, как утверждал сам Кузьмич. «Лучший трактир» представлял из себя небольшое помещение первого этажа почти уничтоженного дома, фактически первый этаж был единственным, что сохранил цельные стены. Внутри трактир был ничуть не лучше, но судя по количеству солдат распивающих здесь, он действительно являлся желанной Меккой для большинства воинов десятой.

Как только приятели вошли, мгновенно пространство утопленного в табачном дыму кабака, оживилось. Чуть ли не каждый стол начал улюлюкать и звать Кузьмича присесть за их стол, но он, отмахиваясь с улыбкой от приглашений повел Никиту за единственный свободный стол в углу.

– Надо же, я погляжу ты стал душой кампании.

– Да, это было легко. Присмотрись внимательнее, здесь одни новобранцы, некоторые даже не застигли весенних окопов шестнадцатого. Я для них своего рода живая легенда, постоянно расспрашивают как мы сражались в четырнадцатом и пятнадцатом, советов просят.

– А другие ветераны здесь нечастые гости?

– Друг, ты сам помнишь хоть одного рядового с четырнадцатого года? Кроме нас и парочки офицеров, в живых из всей десятой армии осталось с дюжину солдат, кто застиг начало войны. А наши офицеры не больно то и любят выпивать со своими подчиненными.

– Черт побери, неужели нас так мало осталось?

– Да, таких как мы ужасно мало. Ты не замечал?

– Нет.

– Ну ты даешь брат! Ладно, к чему нам о грустном? Мы и так слишком много горя пережили, а сейчас тот редкий момент, когда можно хоть недолго порадоваться. Я принесу пиво.

Друзья быстро расправились с первой порцией, так что Кузьме пришлось довольно рано идти за второй и третьей. Когда и сними было покончено, более опытный нежели Никита, товарищ, решил, что настало время переходить к водке. Спустя несколько минут на столе воцарился пузырь сорокаградусного спирта и несколько рюмок.

Долго вдвоем они все же не просидели. Еще на второй порции к ним присоединились те самые новобранцы. Они не скупясь платили за друзей, только бы послушать их «славные» истории. Когда же алкоголь дал в голову, военные истории уступили место шуткам да прочим дурачествам.