скачать книгу бесплатно
– Куда столько соли? Хочешь, чтобы у меня суставы не гнулись? – стояла она рядом с Марфой и зудела, как надоедливая муха. – У меня желудок в последнее время сдает, а ты как будто издеваешься.
– Отстань, – шипела в ответ Марфа, закрывая собой стол, чтобы свекровь не видела, как она готовит. – Отойди.
Галя искоса поглядывала на женщин и усмехалась про себя. Так тебе и надо, пусть твоя свекровь над душой стоит. В свое время меня носом тыкала, а теперь сама хлебни сполна. Панкрат сидел у кровати отца и разговаривал с ним. Тот уже не реагировал на слова сына. Он лежал с закрытыми глазами и не понимал, кто с ним говорит, где он находится, какой сейчас год, лето или зима… Недолго осталось Федосу занимать старую койку.
– Сильно мясом не разбрасывайтесь, завтра девять дней Егорке, – Глафира начала вести подсчет, кто сколько съел мяса, яиц, картошки. – У нас поминки на носу, а вы тут целую свадьбу устраиваете.
– Народу много, всех накормить надо, – влезла Галя, очищая вареный картофель от кожуры. – Какой будет стол, таким будет и год.
Напомнила она старую примету.
– Верно, но сейчас это неуместно, – Глафира, не отрываясь, наблюдала за Марфой. – Сыночка моего помянуть надо, как следует.
Вдруг она всплакнула и мгновенно потащилась в комнату, проливать горькие слезы.
– Мам, ну что опять? – Панкрат не любил женского плача. Уж слишком он нудный был, надоедливый.
– Не хватает мне сыночки, – Глафира села на стул и обняла спинку. – Ой, Егорушка, как же так? Какой изверг с тобой сотворил такое?
– Мам, сказано было – перепил, уснул и замерз. Хватит выдумать, будто его кто-то зашиб.
– Зашибли, ей-богу, зашибли моего мальчика. Он добрый был, никого никогда и пальцем не тронул.
– Угу, – Панкрат вспомнил, как в детстве Егор задирал каждого, кто не желал исполнять его прихоти.
– Найти бы того изверга да поломать, как палку гнилую, чтоб знал, каково матери терять родного сына. – Продолжала завывать Глафира.
Всегда так было, когда что-то случалось с Егором. Чуть что, Глафира винила всех вокруг, мол, Егор не мог закидать птичку камнями – это его кто-то или оговорил, или научил, Егор не курил – ему в карман папиросы подкинули, Егор не ломал чужого забора, потому что силенок у него не хватит. Егор ни при чем, его оговорили, оболгали, подставили. Прокручивая в памяти давно ушедшие детские годы, Панкрат держал отца за руку. Вдруг он ощутил, как Федос резко пошевелил пальцами и застыл.
– Бать, – наклонился Панкрат, решив, что тот сейчас откроет глаза, – вставать надумал? Ну что ж, пора. Хватит лежать, все бока уже отлежал. Кожа синяком покрывается, тебе шевелиться надо.
Он это сказал не подумав, что отец не может ходить. Само как-то вырвалось.
– Бать, – Панкрат вдруг почувствовал неладное.
Глафира, повернув голову, перестала рыдать. Уставившись на мужа, она прищурилась.
– Помер?
Панкрат наклонился еще ниже, поднес к носу Федоса палец, потом приблизился ухом.
– Помер, – прошептал он, сжав челюсти.
– Туда ему и дорога. – Глафира облегченно вздохнула, поднялась со стула, вытерла глаза и, как ни в чем не бывало, потопала в кухню, управлять малочисленным женским коллективом.
Глава 31
Панкрат будто не услышал последние слова матери, которые она бросила перед уходом. Погладив медленно остывающую кожу лица бати, он скрестил его руки на груди и встал.
– Что ни день – то «праздник», – опустив голову отправился в кухню. – Стол отменяется. – сказал он, переступив порог. – В доме покойник.
На что Глафира ответила:
– Вынеси его в сарай и пусть три дня там вымерзает. Чтоб духу его тут не было.
Марфа и Галя переглянулись. Они поняли, что Федос испустил дух, но почему его жена говорит такие страшные слова?
– Мать, ты бы язык попридержала, – Панкрату ой как не понравилось материнское высказывание. – Думай, о чем просишь.
– А что тут думать? – Глафира поставила руки на бока и громко цокнула языком. – Если бы ты наведывался к матери почаще, то видел своими бесстыжими глазами, как он надо мной измывался. Ты что, батьку пожалел? А мать? Мать тебе не жалко? Ишь ты-ы, привез его сюда, чтобы в тепле помирал, а как мать твоя по морозу да босиком от него улепетывала – не знал? Да если бы не Егорушка, сидела бы я сейчас на белом облачке, свесив ножки, и наблюдала, как вы жируете, а мой сыночек, – всплакнула женщина, – последнюю краюху доедал. С работы за правду гнали, а калым перепадал нечасто.
– Мам, – громоздкая волна вины обрушилась на Панкрата.
– Что «мам»? – она вытерла слезы под глазами краешком потрепанного платочка. – Он из меня всю душу вытряс, пока ты тут жизни радовался. Все здоровье из меня высосал, столько кровушки попил. У-у-у-у – завыла белугой старушка и уткнулась носом в широкую грудь сына.
Глядя на плачущую женщину, Галя вспомнила о своем отце, как он устраивал разборки дома с мамой. Злость подкатила к горлу, вот так взяла бы дровину и опустила на его бестолковую голову, со всей силы. Пожалела Галя старушку, представив на ее месте свою маму. Сходить бы к ней в гости, да отца видеть нет желания, слышать его голос, пакостные издевки, унизительные оскорбления. Виделась Галя недавно с мамой да только та поздоровалась и прошла мимо, даже «как дела» не спросила. Понятно, почему она так себя ведет. Отец обиделся на Панкрата Федосеевича, шибко обиделся, что тот его при всех за ворота выкинул. За дело же выкинул! Незачем было на чужое добро свой пьяный глаз класть. Теперь это добро Гальке принадлежит. Улыбнувшись последним мыслям, Галина выпятила грудь вперед.
– Чего лыбишься? – прошипела Марфа. – Отпраздновали. К похоронам готовиться надо.
Праздник не состоялся. Обмыв тело, Панкрат и Марфа одели его в чистое, новое, что было у Панкрата. На следующий день купили все атрибуты для похорон, позвали копщиков могил, а через день попрощались с Федосом. Никто не плакал над его телом. Все были с хмурыми лицами, только Панкрат часто вздыхал и думал над словами матери:
«Гонял по морозу. Издевался…»
– Не верится, – прошептал Панкрат, наблюдая, как закапывают гроб. – Отец был слишком серьезен, но чтобы бить… жену… Не верится.
На поминках, когда все выпили за усопшего по первой стопке, Панкрат вдруг задал давно мучавший его вопрос. Странно, что раньше не спросил, видимо, был чересчур загружен разными мыслями.
– Егор за нее заступился – это я понял, – погладил мужик жесткую бороду, – а где же он язык потерял?
Глафира моментально повернулась к детям и начала успокаивать двух братишек, которые толкали друг друга из-за стула. Мол, Федя хотел сесть у окна, но это место занял Алеша. Ребятишки постанывали, пытались друг друга ущипнуть да посильнее, но бабушка их быстро усмирила.
– Цыть, безбожники. Кому говорю, цыть. Вам тут не гулянка. На поминках сидите, а не на свадьбе.
Сняв Федю со стула, она легонько шлепнула его чуть пониже спины и отправила в комнату. Федя расстроился. Завыв от обиды на строгую бабушку, он приложил ладошки к попе и побежал прочь. Алеша выпрямил спину, чтобы бабушка его не отругала. Так ему и надо, Федьке этому, пусть не лезет!
– Мам, – Панкрат хотел продолжить разговор, но мать за секунду переключилась на Дуню.
– Совсем за ними не следишь. От них столько шума, что у меня вечерами голова раскалывается. Нет от вас покоя, ироды. Пристроились на чужом горбу и ездят.
– Дуня, хоть ты мне скажи, – Дуня тут же поспешила переодевать Кузю.
– Обмочился, я сейчас, – она подхватила малого под мышку и понеслась в спальню, искать запасные штаны.
Панкрат понял, увиливают от ответа.
– Ну, раз вы молчите, тогда я сам узнаю, – поднялся он и обратился к сыну. – Степан, собирайся, завтра поедем в деревню.
– В какую? – Глафира резко развернулась, округлив глаза.
– В нашу. – с сарказмом в голосе выдал Панкрат и вяло потопал в комнату.
Глафира побледнела и сразу поскакала следом.
Глава 32
Они долго о чем-то спорили, Глафира иногда повышала голос, повизгивала, а потом наступило затишье. Галя и Степан краснели от ожидания, что там происходит? Марфа не спешила, она сидела за столом и прислушивалась к каждому шороху. Дети уже поели, оделись и убежали на улицу, играть в снежки. Дуня так и не появилась на кухне. Она осталась у себя, чтобы Панкрат не лез к ней с дурацкими вопросами. Пусть мамашу свою донимает, а Дуня ни в чем не виновата. Не она кидалась на мужа с кулаками, когда он пытался вразумить Егора. Нет Егора, нет свекра – дышать стало легче.
– Ты куда? – спросила Марфа сына, когда он встал из-за стола.
– Пойду, гляну, что они там замолчали, – Степан повернул голову на мать.
– Сядь. Не наше дело. Сейчас влезешь и сразу схлопочешь. Видишь, как бабка зад свой прикрывает? О-о, всей кожей чую, что-то здесь не та-ак.
Степан постоял немного и сел за стол. Но Галя медлить не стала.
– А тебя куда понесло? – свекровь посмотрела на нее так, будто сейчас пронзит прищуренным взглядом.
– Надо, – ехидно ответила сноха, не останавливаясь.
Она вошла в комнату и через секунду выскочила оттуда пулей.
– Степан! Беги сюда!
– Зачем? – растерялся парень.
– Батьке плохо!
Марфа кинулась смотреть, что там случилось. Панкрат сидел на стуле, держась за сердце, а Глафира поглядывала в окно. Вот стерва, и даже не пикнула, что мужик от боли корчится!
К вечеру Панкрат оклемался. Он лежал на постели и слушал, как жена отчитывает его мать. Женщины находились в кухне, детишки бегали по дому, а Степа и Галя не отходили от грустного отца.
– Не лезь, куда собака нос не совала, – огрызалась свекровь, попивая чай. – Я тебе ничем не обязана.
– Из-за тебя чуть Панкрат не умер. Второго сына хочешь похоронить? Не будет этого, – Марфа металась по кухне, разъяренная, как дикая кошка. – Если бы не Степка, то и еще одного на кладбище снесли. Да какая ты мать после этого?
– Да, я – мать, а ты – гулена. Забыла, как с Егором по сеновалам шастала? Помню, как Федос вас поймал, а ты потом ему в ножки кланялась, чтобы он Панкрату ничего не говорил. Забыла?
– Замолчи! Что было, то прошло. Мы с Панкратом душа в душу жили, пока ты тут не появилась. Гляньте-ка, привез полудохлую, а она тут ожила.
– Да, ожила, потому что так бог решил. Значит, Ему угодно, чтобы я рядом с Панкратом находилась, потому что…
– Да он из-за тебя чуть не помер!
– И что? Похоронила одного сына, значит, судьба такая, чтобы похоронить и второго.
– Да что ты такое говоришь, безмозглая? Кто тебе дал право…
В кухню вышел Панкрат. Женщины притихли. Он был бледен, можно сказать, слаб. Упершись плечом в дверной косяк, погладил пальцами усы, глядя на мать исподлобья.
– Не была б ты моей матерью, давно б обратно отвез, – проговорил он охрипшим голосом.
– Панкрат, как так «отвез»? – захлопала глазами Глафира. – Как ты с матерью разговариваешь?
– Как заслужила, так и говорю, – выдохнул мужик.
– Побойся бога, я тебе не кто-нибудь, а мать.
– Мать, которая смерти мне пожелала?
Марфа ахнула. Глафира поднялась, поправила платок на плечах и подошла к сыну.
– Ты меня не так понял, – ласково погладила его по руке. – Я сказала…
– Помню, что ты сказала: «Лучше бы с Егором местами поменялись».
– Гони ее к чертовой матери, Панкрат! – заорала Марфа. – Ты же сам видишь, что из-за нее одни беды в нашем доме!
– Не в вашем, а в нашем, – поправила ее свекровь. – Ты здесь никто.
– Да что она несет?! – от злости осипла Марфа.
– А то. Панкратушка, она ж не только Федьку, но и Степушку нагуляла. Вот ведь, живешь и не знаешь, что дети не твои.
– А чьи? – мужик начал потихоньку сползать по косяку.
– Врет она! Вывези ее обратно! – голосила Марфа, боясь, что и ее выставят за порог.
– Вывезу, – прошептал Панкрат и рухнул на пол.
Глава 33
Марфа завизжала от страха, когда на ее глазах грохнулся муж. Подхватив его голову, начала вопить, как сумасшедшая. Степан бросился к отцу. Оттолкнув мать, которая была не в себе, потащил батю в спальню. Начался небывалый переполох. Дети от страха спрятались в комнату и расплакались, Дуня выглядывала в дверную щелку, переживала за хозяина дома и свои еще не исполнявшиеся планы. Глафира осталась в кухне. Поджав ноги, она сидела на лавке и прислонялась спиной к печке. Пусть сами вокруг Панкрата прыгают, а против воли бога не попрешь, если помрет, значит тому и быть. Галя мигом метнулась за водой и чистым полотенцем. Когда Степан положил батьку на кровать, Галя начала делать примочки, прислушиваясь к его дыханию. Свекор лежал на спине с приоткрытыми глазами и высоко вздымал грудь, как будто вдыхает какой-то приятный аромат.
– Все будет хорошо, – уверяла его Галина, смачивая лоб и шею. – Полежишь, и станет полегче.
Марфа носилась по комнате, схватившись за голову, и причитала:
– Ой, батюшки! Ой не дай бог!
– Молчи, мам. Не видишь, ты его оглушаешь? – бубнил Степан, стоя перед постелью.
– Я богу за тебя буду молиться! – плакала Марфа. – Не отдам! Рано тебе еще!
– Рано – не рано, а у каждого свой срок, – ехидно поддакивала Глафира, прислушиваясь к воплям снохи. Она бормотала себе под нос всякую ересь. Вела себя так, будто разговаривает с Егором. – Забрали счастье – получите несчастье. Все возвращается на круги своя. Ишь ты, Панкрат богом поцелованный, что ли? Был злыднем, злыднем и остался.
Несколько дней пролежал Панкрат в постели. Галя привела местную знахарку, которая принесла с собой травки и заварила их. Пояснила, какие внутрь принимать, а какими умываться.
– Порча на нем. Застарелая порча, – ошарашила женщина Марфу. – Кто-то смерти ему желает. Приноси-ка мне водицы со своего колодца, будем мужика на ноги ставить. Молодой еще, крепкий. Выкарабкается.
