Склепы III

– Нам оказывают невиданное и незаслуженное гостеприимство, – сказал он Барриору, когда их привели к расчищенному пятачку земли, по-видимому, предназначавшегося для их стоянки. – Ох и мягок сердцем мой народ!

– Вот как.

– Сейчас мы будем представлены самому Королю. Мой лорд, прошу, по возможности не обойдите вниманием мою отвагу и сноровку во время похода!

– Я не говорю по-крысиному.

– Я переведу!

Хоромы Короля находились в противоположном от водоема конце грота. Вход был достаточно высок для человека и богато украшен раковинами и костями. По обе его стороны стояли два монумента, в которых, как и в памятнике деревни гулей, первоначальный замысел был полностью подавлен чрезмерным энтузиазмом строителей, которые натащили всего и помногу.

Колцуна и Брух остались с забывшимся Чигарой (клирик, который был очень несчастен после происшествия со своей рукой, теперь воодушевился и шепотом признался Барриору, что собирается проповедовать крысам о религии Близнецов, ведь еще ни одному миссионеру, надо полагать, не удавалось забраться так глубоко). Пузырь тоже остался, как лицо незаинтересованное, и принялся влажно перебирать своими отростками разбросанный по полу мусор.

После того, как к ним вернулись сопровождающие рыцари, остальные отправились на поклон Тридцатиглавому Королю.

Внутри пещеры было заметно прохладнее, чем снаружи, и наконец можно было вдохнуть воздух полной грудью, без боязни втянуть какую-нибудь мерзость. Здесь находилась целая сокровищница костей – единственного материала, представляющего для крыс немалую ценность. Их груды белели в полумраке, как сугробы.

Тридцатиглавый Король представлял собой собрание из тридцати (теоретически, так как Барриор насчитал только двадцать семь голов) самых дряхлых и болезненных на вид крыс, которых только можно было представить, и казалось чудом богов, что они все еще живы. Живые мощи, они были разобщены и в то же время они были едины – их хвосты были связаны в один общий узел. Концепция почему-то показалась мечнику смутно знакомой. Крысы помельче и помоложе беспрестанно приносили плоды и уносили объедки, чистили шкуру Короля от паразитов и убирали обильный помёт, который появлялся без остановки. Они так были озабочены благополучием монаршьего тела, что не обратили на пришельцев никакого внимания.

Барриор, как негласный лидер отряда, вышел вперед и преклонил колено, внутренне поражаясь абсурдности ситуации. Он подумал, что скорее всего, надышался болезнетворных испарений и лежит сейчас на влажном мху с желтоватой пеной у рта, погруженный в грёзы сумасшедшего леса.

Сложный этикет королевского двора включал в себя множество ритуальных актов и непостижимых для человеческого ума тонкостей. В конце концов, дрожащий от напряжения Йип, благодаря деликатным подсказкам сэра Кипульнира и сэра Шама Большого Шрама, благополучно с ними справился. Далее следовало представление членов отряда и перечисление всех их подвигов, число которых Йип, вероятно, немного приукрасил, так как на это ушло никак не меньше тридцати минут. Король благосклонно слушал и время от времени кивал одной, а порой и несколькими головами.

Когда с формальностями было покончено, слово взял Король. Сначала говорила одна голова, но как только силы ее покидали, речь подхватывала другая и так далее. Всё это напоминало ксилофон (правда, не в плане мелодичности), по которому туда-сюда водят молоточком. Король звучал так, как будто был готов испустить дух в любой момент, и Барриор не раз и не два был уверен, что вот эта-то крыса точно сдохла, пока она не возобновляла свой натужный писк.

– Его величество впечатлен нашей отвагой и беспримерным мужеством, которые позволили нам добраться до его владений, – переводил Йип. – Как всем известно, двор Тридцатиглавого Короля – самый могущественный в существующем мире, внизу и вверху, но сейчас он переживает несладкие времена. Вот уже много лет они ведут непримиримую войну с Великим Зверем и не могут одержать в ней победу. Молодняк гибнет, и их сил уже не хватает на решительную атаку. Великий Зверь не дает им поблажки и продолжает разорять их владения, ведь Он хитер, жесток и опасен.

– Кот, что ли? – фыркнул Золотое Сердце, но крысобой не удостоил его и взглядом.

– Что за Великий Зверь, что он из себя представляет? – спросил Барриор.

– Великий Зверь, – упрямо повторил Йип.

Барриор хотел было сказать, что Великим Зверем впору было бы назвать неизбежное в изоляции кровосмешение, паразитов и болезни, которые косят славные ряды крысиного рыцарства, но промолчал.

– Его Величество верит, что не случайно такие великие герои посетили его двор в столь горький час. Он рассчитывает, что мы поможем отомстить за павших и обезопасить будущее выживших, истребив Великого Зверя к нашей неувядающей славе! – закончил на экстатической ноте Йип.

– Нет, – Барриор покачал головой. – Об этом не может быть и речи.

Хойд промолчал, а Золотое Сердце одобрительно крякнул. Пораженный до глубины своей крысиной души, Йип начал что-то возмущенно доказывать, но Король, понявший мечника и без перевода, снова что-то пропищал. Крысобой почтительно выслушал монарха и перевел:

– Его Величество вовсе не собирается оставаться в стороне от священной войны своего народа и загребать жар чужими лапами. Одна из его голов, а именно та, что владеет ужасающей Магией Пузырей, присоединится к нашему походу. Эта голова до своего вознесения была рыцарем, и Зверь нанес его телу непоправимый ущерб, отчего голова горит жаждой мести и будет стоить в бою десятка самых храбрых воинов.

– Нет, – еще раз сказал Барриор. – Мы не за этим сюда пришли.

– Его Величество сожалеет, что у нас недостаточно времени для искоренения зла и защиты нуждающихся, но такова судьба, – переводил крысобой, – Его Величество не держит на нас никакой обиды. Единственное, что причиняет ему великую сердечную боль – это состояние нашего друга, укушенного ядовитым насекомым. Их многомудрые травники, конечно, знают, как исцелить его недуг, но так боятся Великого Зверя, что не смеют и носа из норы показать. Как жаль, что столь достойному рыцарю приходится умирать не на поле брани, но, как и говорил Король ранее, такова судьба.

Бесхитростный, возмутительный шантаж был виден невооруженным глазом. Стоило презрительно посмеяться над этим корольком загробных джунглей, благопристойно похоронить Чигару и пойти своей дорогой.

– Скажи ему, что мы согласны, – вздохнул Барриор. – И спроси, безопасно ли пить здешнюю воду.

Часть 2

Без Чигары они передвигались по джунглям значительно быстрее, несмотря на то, что шли в гору, преодолевая террасу за террасой. В то время как они двигались в сторону логова Зверя, Колцуна во весь голос сокрушалась о своей глупости, о том, что она позабыла, каких неисправимых ослов ей навязало в спутники Колесо Рока, и она не пошла на аудиенцию вместе с ними, чтобы вовремя отговорить от самоубийственного решения. Тем не менее, она шла с ними. Брух Содесма, тот тоже не отставал, несмотря на то, что рукой, на которой поселился паразит, он двигал с большим трудом; он посчитал, что грызуны не воспримут его проповеди всерьез, если он уклонится от грядущей схватки. Даже Золотое Сердце, которому не была чужда воинская гордость, присоединился к походу. Хойда же Осажденного, кажется, за живое тронуло несчастие городка крыс, терпящих поражение от недруга, поэтому он шел скорее и решительнее прочих.

Таков был их отряд.

В качестве проводника выступал сэр Кипульнир, бежавший впереди отряда (Йип почтительно отставал на пару крысиных корпусов). Король (точнее, одна из его голов, но так как Король един, и даже одна голова выступает его полноценной аватарой, то в дальнейшем она и будет беспрепятственно носить этот титул) расположился на его спине, вцепившись коготками в костяк доспехов, и напоминал какое-то самоходное орудие. В целом, он выглядел довольно бодро, словно надежда на скорую гибель обидчика вселяла в него силы.

Далеко за ними в тропических тенях крались отряды крысиных рыцарей – собрались все боеспособные особи. Они выполняли роль резерва и, согласно плану, в случае чего должны были застать Зверя врасплох. Не то чтобы в этом была необходимость. Барриор тем легче согласился на эту авантюру, так как, честно говоря, не считал Великого Зверя такой уж великой угрозой. Он не верил, что существо, у которого могли быть претензии к крысам, размерами превосходило, допустим, барсука.

Как показало время, в этой оценке он сильно промахнулся.

– Осторожнее, приближаемся, – перевел Йип предупреждающий писк сэра Кипульнира.

Пошли медленнее, стараясь зря не шуметь. Вскоре почувствовали запах падали, усиливающийся с каждым шагом. Наконец, раздвинув завесу лиан, они увидели поляну, в центре которой находилось логово Зверя.

Оказалось, что неизвестное чудовище выбрало место своего отдыха, руководствуясь вполне здравым желанием отгородиться от бешенства растений. Прямо в скале была вырезана монументальная постройка, служившая в прошлом то ли храмом, то ли еще каким драконьим надобностям. Вся поляна перед входом была истоптана гигантскими следами, в которых лужами скопилась вонючая кровавая жижа, кое где запекшаяся, кое где подернутая плесневой ряской. Повсюду были разбросаны кости, причем не только крысиные (которых тоже хватало), но и куда более крупных животных. Барриор заметил чей-то обглоданный хребет длиной не менее шести локтей. Вся поляна была погружена в гудящий сумрак пирующих мух, и воздух дрожал от них, как над костром.

– Вашу мать, – подытожил Золотое Сердце.

После короткого совещания Его Величество верхом на сэре Кипульнире вместе с Йипом отправились на разведку. Они беззвучно растворились в густых испарениях земли и даже не потревожили мушиную завесу – та продолжала гудеть на прежней ноте.

Вернувшись, крысы сообщили, что Зверя в логове нет. Там обреталось нечто иное.

Люди, уже не скрываясь, пересекли поляну и вошли в оплетенную лианами арку. Внутри обиталища царил мрак, и им пришлось зажечь фонари. Здесь костей было еще больше, чем снаружи, от острого, рептильного смрада к горлу подкатывала тошнота. Йип уверенно направился вперед и указал на то, что зрело в темноте.

Это была кладка яиц, из-за странной, кожистой на вид, многослойной скорлупы, напоминавших кочаны капусты. Их было десятка два, каждое размером с человеческую голову, и все они пульсировали в необычном ритме. Не ритм сердцебиения или дыхания, а медленные спазмы больного или увечного тела.

И что-то нашло на людей при виде потомства Зверя, при виде его зловещей пульсации, указывающей на свирепую жизнь, еще не рожденную, но уже опасную. Первобытный страх и отвращение захлестнули их с головой, и люди набросились на яйца, давя и разрушая. Во все стороны полетели обрывки скорлупы и брызги розоватой жижи.

– Остановитесь! – крикнула Колцуна.

– Что такое? – пробормотал Золотое Сердце, остервенело топча яйца сапогами. – Что тебе надо?

– Болваны! Какие же болваны! Вы их размеры видели? Какой величины, по вашему, должен быть зверь, который отложил такие яйца? Такое существо вы хотите довести до бешенства?

Осознание пришло слишком поздно. Люди застыли, словно распознали в сгустившемся воздухе некую грозную весть, и с ужасом смотрели друг на друга. По коже поползли мурашки, волосы встали дыбом.

– Сматываемся, – сказал Барриор.

Они повернули к выходу и увидели впереди, что на высоте в два человеческих роста в потемках горят два желтых глаза – две лужицы раскаленного яростного золота, разделенные пополам узкими змеиными зрачками.

Вряд ли на их месте можно было рассчитывать на удачный побег, ведь они сами загнали себя в ловушку. Особенно, если учесть, как бесшумно, несмотря на размеры, двигалась эта тварь.

Темнота мешала разглядеть детали. Зверь являлся по частям – серо-коричневая чешуя, усеянная струпьями и бородавками, серповидные когти, бесформенная голова с шипастым гребнем, массивная нижняя челюсть с костяными наростами, частокол длинных острых зубов, – которые складывались в исполинское необъятное целое. Король ящериц, кошмарное чудо из чудес, полное доисторической злобы и желания мести. Он оглушительно взревел, обдав их нутряной жарой и тухлым духом. Сэр Кипульнир ответил ему пронзительным боевым кличем, трелью безрассудного героизма.

Великий Зверь плавным, неуловимым рывком ринулся вперед, одновременно хищным движением наклонив и вытянув голову так, словно хотел донести до всех известную одному ему истину. Люди и крысы бросились врассыпную, спасаясь от его клыков.

У их отряда было два штурмбалета: некогда принадлежавший Плечу держала Колцуна, купленным у Маркитанта был вооружен клирик. Они разрядили их в монстра, но болты отскочили от бронированной чешуи, не причинив никакого вреда.

– Ядовитыми бей! – закричал Золотое Сердце.

Цыганка и так поняла, что от обычных боеприпасов толку никакого, и сейчас лихорадочно заряжала последний кислотный болт из запасов Плеча. Барриор выбежал вперед, отвлекая на себя внимание Зверя. Тот развернулся к нему всем телом и небрежно, как бы походя, отбил хвостом летящий в него кислотный болт; тот бесполезно впился в стену, растворяя камень.

У Барриора был свой козырь – Кларенс. Гигантский клинок уже истекал отравой, и мечник с размаха плеснул ею в монстра. Капли яда впились в чешую гиганта, проплавляя в ней бесчисленные дыры. Тот взревел от боли и хлестнул хвостом Барриора; мечник отлетел в сторону. Оглушенный, он никак не мог встать, и над ним уже нависла клыкастая пасть.

Брух выстрелил еще раз, без надежды на успех, просто пытаясь спасти жизнь товарищу. Раздраженный Зверь ринулся в его сторону. Клирик заголосил, выронил штурмбалет и упал на спину, вскинув руки, в нелепой попытке защититься от надвигающейся смертоносной пасти.

Внезапно ящер на его руке ожил, завибрировал, и на его до того безглазой голове вспыхнули два зрака, цвет которых увидел только Великий Зверь и после этого ослеп моментально. Его глаза моментально превратились в мраморные шарики. Зверь заревел так, что содрогнулись все Сады, и крысы при дворе Тридцатиглавого Короля застыли на секунду, прислушиваясь.

– Василиск. Истинный василиск, – прошептал Брух и потерял сознание.

Великий Зверь, рыча и мотая башкой, принялся крушить все подряд, лапами и хвостом – вихрь из когтей и зубов, щепок костей и осколков камня. Колцуна выгадала момент и зашвырнула в щелкающую пасть один из грибов, собранных в Грибных Пещерах.

Зверь завопил от немыслимой боли, которая разрывала его теперь и изнутри. Ослепший, отравленный, обезумевший тиран, он кусал себя и избивал хвостом камни. Он метался по своему логову, поднимая тучи костяной пыли; упал на передние лапы и, словно гигантская ящерица, извиваясь всем телом, закладывая сумасшедшие виражи, принялся носиться по стенам и потолку. Все здание сотрясалось, и, казалось, оно не выдержит агонии чудовища.

Наконец Зверь наткнулся на выход и принялся протискиваться наружу. Но там его уже поджидала засада славных представителей крысиного рыцарства. Орда крыс облепила гиганта, как рой паразитов, и хоть их резцы не могли прогрызть его чешую, но неистовым писком и мельтешением они сбивали его с толка. Потеряв из-за них ориентир, ослепший Зверь снова ворвался в свое логово.

Вдруг он встряхнулся, как огромный пёс, раскидывая крыс в разные стороны, и замер. В янтарном свете фонарей его слепоглазая голова выглядела особенно отталкивающее. Он медленно поводил ей из стороны в сторону, вероятно пытаясь обнаружить врагов по звуку или запаху. Яд продолжал действовать: из раздувающихся ноздрей и отверстой пасти чудовища текли вязкие струйки зеленоватой жижи. Все застыли на месте, не смея пошевелиться, даже вздохнуть.

Секунда – и Зверь сорвался с места и понесся в сторону Барриора. Мечник сделал шаг в сторону и Кларенсом подсек задние лапы монстра. Зверь издал лающий вопль и с грохотом рухнул, пропахав в костях длинную просеку.

Победители накинулись на поверженного тирана, чтобы добить. Зверь оказался невероятно живуч и издыхал очень долго. Даже когда Барриор отсек его голову, туловище продолжало извиваться, скрести лапами и колотить по полу хвостом.

Покрытые кровью чудовища, усталые, они вышли в сернистый туман джунглей.

– Я вот чего не понимаю, – сказала Колцуна, набивая табак в трубку. – Вы все видели кладку, так как же оно отложило яйца без, так сказать, партнера? Есть ли вероятность, что…

Завесу тумана разорвала огромная лапа и грянула вниз, раздавив всмятку Короля и сэра Кипульнира.

Второй Зверь был вдвое больше и вдесятеро злее предыдущего. После убийства монарха следующим деянием чудовища была атака на обомлевшего Барриора. Зверь с легкостью почти оскорбительной оторвал мечника от земли и начал давить челюстями его броню, стремясь перекусить его пополам.

Раздался гудящий звук, и в сжимающиеся челюсти своими сапогами вломился Хойд Осажденный, как снаряд, пущенный из пращи. Башка монстра мотнулась в сторону, будто он получил пощечину. Зверь выпустил изо рта Барриора и оглушительно взревел. Хойд неловко приземлился и тут же поплатился за это: Зверь схватил его гибким, как кнут, хвостом и начал исступленно бить им по земле, деревьям, камням.

Пока Зверь разбирался с рыцарем, Колцуна схватила за шкирку пробегающего мимо Йипа. В другой ее руке был очередной гриб.

– Ешь, – приказала Колцуна.

Йип не понимал ее слов, его трясло, а глаза были мутными. Колцуна сорвала с него кольчужный воротник и насильно впихнула гриб в его рот.

– Ешь, – еще раз сказала цыганка, и Йип послушно задвигал челюстями.

Тело крысобоя, словно подчинившись безумной логике джунглей, начало стремительно увеличиваться в размерах. Пара секунд – и он стал ростом почти с Великого Зверя. Великий Крыс, возвышающийся над верхушками деревьев, как черная башня, статуя некоего кровожадного бога.

Зверь, нутром почуяв нового опасного врага, отбросил Хойда, бросился в атаку, и два гиганта сплелись в схватке. Они рвали друг друга зубами, полосовали когтями. Брызги их крови дождем усеяли лес. Клочья шерсти, осколки чешуи – волосатый вихрь и каменный град.

Наконец Йип-Великан добрался до загривка противника – старомодный прием, которым он пользовался еще в крысиных ямах, в деревне гулей – и вцепился ему в шею.

Зверь взревел от боли и заметался по поляне, пытаясь сбросить со спины мучителя, но Йип держался крепко, как приклеенный. Тогда Зверь кинулся напролом в логово и скрылся в темном зеве вместе со своим наездником.

Никто не скажет, как велась эта битва великанов во тьме храма, но звучала она ужасно. Вскоре, однако, рёв и вопли прекратились, и из логова, пошатываясь, вышел Йип, архикрыс, весь покрытый грязью и кровью. Он облизнул усы, а потом начал стремительно съеживаться, пока не достиг своих обычных размеров.

Наступившую после этого поразительную тишину резко оборвал триумфальный писк одного из крысиных рыцарей. Он встал на задние лапки и самозабвенно выводил рулады боевой своей радости. Его собратья, понемногу приходя в себя, присоединились к нему, и их верещание взвилось вверх. Его подхватили прячущиеся в листве звери, и оно, передаваемое на все лады жужжанием, воем, рыданием, стрекотом, свистом, рыком, прокатилось по Садам принцессы Ясмир из конца в конец, разнося повсюду весть, что страшная супружеская чета наконец повержена. Помимо того, это было приглашение на великий пир. Не пройдет и пары дней, как Сады начисто обглодают павших гигантов, оставив только белеющие в сумраке скелеты.

– Погодите, – тихо сказал Барриор.

Хойд Осажденный сидел, привалившись спиной к дереву. Его броня была изломана, вмята в мягкое тело, ноги согнуты в неправильных местах. Одной рукой он пытался снять шлем. Барриор подошел и помог ему. Хойд смотрел на него пристально, не мигая, на губах пузырилась кровь.

– Мне конец, – сказал он. – Ясно тебе?

– Ясно.

– он не договорил, выражение лица немного изменилось и как бы зачерствело, но глаза продолжали смотреть так же сурово. Вдруг его кожа и волосы засияли мягким золотистым блеском.

– Вот это да! – обрадовался Золотое Сердце. – Услужил так услужил! Давно я такого не видел!

Люди подошли ближе к телу и обступили его, не зная, что сказать. Первым, как всегда, нашелся Золотое Сердце.

– Ну что, – сказал он, – начнем, пожалуй?

– Ты это о чем? – хмуро спросил Барриор.

– Как о чем? – не понял Золотое Сердце. – Его надо расчленить на кусочки поменьше, чтобы удобнее было нести.

– Мы похороним его нетронутым.

– Что?

– Мы не будем его резать. Он уйдет нетронутым.

– Это глупо. Нам будет не хватать его останков…

– Отвяжись ты, – Барриор поморщился, отодвинул от себя его удивленное лицо и отошел в сторону. Золотое Сердце обратился с увещеваниями к Колцуне, но сочувствия не встретил.

Часть 3

Такого, наверное, больше нигде не увидишь: крысы, справляющие тризну по павшему человеку.

Как и сказал Барриор, они похоронили Хойда, не отняв ни кусочка от его посмертной святости, а также, согласно традициям рыцарства, при полном доспехе и с оружием. Могилу вырыли неподалеку от места его последнего боя, на относительно чистом и свободным от ползучих корней пригорке. Надо думать, его бы изрядно позабавило, что рядом с ним похоронили крыс – сэра Кипульнира и Короля, – либо же он посчитал такое соседство вполне справедливым, учитывая сколько представителей их народа он истребил себе на пропитание. Но, как говорит Йип Крысобой, разве здесь есть какое-то противоречие?

Брух Содесма, натянув на голову клобук, читал нараспев молитвы и погребальные мантры. Крысы выстроились неподвижными рядами, сдерживая свою природную живость ради приличествующей строгости.

В качестве надгробного памятника Барриор воткнул в рыхлую землю щит рыцаря. Постоял, посмотрел, потом встал на одно колено и ножом соскреб с поверхности щита эмблему красного замка.

Уловка 11. Зеркальные дебри

Уловка 11

Когда-то Скелла придирчиво выбрала три наиболее выразительных на ее взгляд эстампа из серии «Богини Красоты или Избранные Цветы Юга» и повесила на стену их с братом комнатки. На одном была изображена леди с асфоделями, на втором – с нарциссами, на третьем – самом выцветшем – с ликорисами. Они жили в своем обветшалом, потрепанном безвременье и, надо сказать, всегда немного отрешенно скучали. Но не сегодня.

Картина перед ними (если, конечно, предположить, что реальный мир может существовать как картина в глазах настоящей картины) сама напоминала гравюру или траченный годами холст. В тусклом рассвете, среди парада теней расположились, кто как сумел, Скелла, Сойка-Стефания и слушали историю Безымянного. Он говорил почти всю ночь, и теперь его рассказ приближался к концу.

– Какая грустная повесть, – сказала нарцисс. – Неудивительно, что он такой скрытный, бедняжка.

– Не грустная, а страшная, – не согласилась асфодель. – Меня аж дрожь пробрала!

– Скорее уж поучительная, – высказала свое мнение ликорис. – Подумайте, подруги мои, что у каждого поступка, как и у монеты, есть две стороны. Безусловно благое деяние Церкви Близнецов – подобрать двух сироток с улицы, – имело под собой гнусный мотив, который это деяние полностью обесценил.

– Они с сестрой были так близки, – вздохнула нарцисс, – ведь они делили на двоих одно материнское чрево.

– Если задуматься, – продолжала ликорис, – вот еще какой урок можно вынести из этой истории: если все лица вокруг суть лживые маски, можно ли в конце концов полностью доверять собственному лицу?

– Это ужас, как они их истязали! – поежилась асфодель.

– Беззаконные и безнаказанные, – согласилась ликорис, – в чьих руках эти доверчивые дети были лишь игрушками. Замысел, может быть, и благ – научиться создавать Святые Мощи самостоятельно, – но цена! но метод!

– Как это грустно, – сказала нарцисс. – Когда он описывал их жизнь в Соборном Приюте, я едва не расплакалась.

– Таков наш мир, – назидательно сказала ликорис. – И я даже смогла бы назвать его в какой-то мере справедливым, если бы у клириков ничего не получилось. Но, как вы слышали, у них получилось – после всех зверств девочка все-таки стала Святой. И тогда…

– Спарагма, – задрожала пуще прежнего асфодель.

– Да, ритуал спарагма. Девочка была разъединена, увы.