Девочка Да Винчи

Правда, сначала он решил её слегка прессануть. Прощупать. Но Щепка оказалась железной. Так его отбрила качественно, я её зауважал, да и не только я. Тор, конечно, тот еще дебил, имбецил, как она его метко припечатала. Устроил Лере какой-то Армагеддон, получил плевок в рожу, решил докопаться дальше, на колени её поставить.

Тут и Коршун – Стас Коршунов – встрял. У него летом был роман с девочкой из «А» класса, Селеной – она тоже как раз с моей легкой руки попала в этот наш сериал, засветилась. Что-то там у них не срослось со Стасом, стали враждовать. Так Коршун решил взять Селену, с которой Лера подружилась, в качестве приманки.

Я говорил – ребят, что-то вы не то творите, сами потом будете разгребать. Ну, в общем, так и вышло. Щепка на колени сама встала, а реал – словно Тора поставила. Унизила. Но… что самое удивительное в итоге она его простила, и они вместе!

У Коршуна с Селеной пока не так, но что-то мне подсказывает, что ему очень хочется вернуть её. А ей… почему-то у меня ощущение, что ей тоже хочется к нему вернуться. И тут… наверное я чувствую какую-то свою вину, потому что…

Ну, в общем, был левый момент, когда мы с Тором решили – у Селены роман с другим. Коршун внезапно уехал со своей маман, а мы пару раз видели его девчонку с каким-то… Наверное, не стоило отправлять Стасу её фотки с тем хмырём. Но чёт нас с Тором забомбило… Теперь вот не знаем, как загладить, как повернуть так, чтобы Коршун и Селена снова были вместе.

В общем, мои друзья, мои братья распробовали, что это за блюдо такое, любовь. И с чем его едят. А я…

А у меня Варвара Михайловна. Сам не знаю, как я так попал. Сразу зацепила. Нет, я понял, что она постарше, что она педагог, все дела, но… как говорят? Сердцу не прикажешь?

Меня просто повернуло на ней. Заклинило. Нежная такая, хрупкая, женственная. И очень строгая. Холодная. Вот это, пожалуй, больше всего меня заворожило. Снежная королева, прямо. Захотелось стать Каем и растопить её лед. Вот и пытаюсь, топлю… Мне кажется удачно, понемногу оттаивает. По крайней мере целовать себя позволяет уже очень часто…

И в кино водить, и в кафе, и вот, в театр…

С трудом достаю телефон. Всё так же. Прочитала. Ответить гордость не позволяет. Ладно, ничего.

Сейчас занесу продукты Красоткам и поеду. На второй акт успеваю.

Время еще, по сути, детское, даже не все занятия закончились. Охранник пропускает, но, когда я говорю куда и зачем, тормозит.

– Не задерживайся только, сам понимаешь – не положено.

– Я только пакеты отдам, там еда.

– Хорошо. Просто… если кто узнает, что к Соне парни по вечерам шастают – ей мало не покажется, она тут и так на птичьих правах.

– Понял, я и сам спешу.

Стучу в дверь, Соня открывает, прикладывая палец к губам, и тут же округляет глаза, увидев количество пакетов, которые я притащил.

– Это… это ты домой купил? – говорит сбивчивым шепотом.

– Это я вам купил. Забирай, мне уже бежать пора.

– Нет, Даня, я не могу. У меня нет денег, я… – чуть ли не заикается, бедняга. А я как назло вижу её глаза, которые на худеньком лице стали совсем огромные.

Она сильно похудела. Это уже не красиво, как скелет. Когда она попадала в поле моего зрения я думал, что она специально худеет, дань моде, а сейчас… Чёрт, она голодает?

– Я у тебя денег прошу? Давай я занесу.

– Нет… мне нужно молоко и хлеб, и всё…

– Соня, тут фрукты, овощи, курица, фарш, молоко, хлеб, масло. Да еще конфеты и печенье. Ты сейчас все это возьмешь. Без вопросов и возражений, поняла? Мне надо бежать.

– К ней? – она выпаливает это резко, и тут же закусывает пухлую губу. И я залипаю, хотя не должен. У меня Варвара, я люблю её. – Прости, Даня, я… я не могу принять, правда…

Захожу в комнату, оттесняя Соню, ставлю пакеты на хлипкий кухонный столик.

– Через «не могу», Соня, поняла? Разберешь сама?

– Спасибо тебе!

Внезапно она делает шаг, и обнимает меня, прижимаясь к моей груди. Худенькие плечики трясутся.

А у меня от этой её тряски в груди дыра размером с галактику.

Глава 14

Мне кажется, я рассыпаюсь, раскалываюсь на мелкие кусочки. Я отвыкла! Всего за какой-то год отвыкла от того, что мне помогают, поддерживают именно вот так!

Нет, конечно, помощь была! Если бы не Ирина Вениаминовна я бы вообще не выжила, к сожалению ей не удалось помочь нам с Ариной вернуться домой, но и то, что у меня есть работа и место, где мы можем жить – уже более чем ценно.

Мне и подруги пытались помогать. Школьные – Катюшка и Марта. Но они сами студентки из обычных семей, от них я только моральную поддержку могла принять. А подруги из студии…

Когда-то одной из самых близких была Аделина. Я делилась с ней всем, самым сокровенным. Ей единственной рассказала про тот поцелуй с Данилой. Ей плакалась, когда заболела бабушка. Её просила о помощи, когда надо было организовать похороны.

Тогда уже я понимала, что для неё наша дружба кончилась, но всё надеялась, что ошибаюсь. Видимо она общалась со мной, когда моя бабушка была в руководстве. Её боготворили студийцы, находиться рядом с таким человеком было честью. И еще бабуля по доброте душевной помогала. Брала картины моей подруги на конкурсы, на выставки, да еще и уроки частные давала бесплатно. Занималась и со мной, и с Аделиной, не делая разницы.

А когда всё это закончилось – закончилась и дружба. Ада даже похороны проигнорировала – не пришла. А потом просто отвернулась от меня, когда я подошла к ней на занятии. И понемногу начала превращать мою жизнь в ад. Ада в ад. Очень символично.

Да Винчи… Увы, знаю, что Аделине нравился Даня, правда, по простоте душевной я не сразу это поняла. Сама открыла ей свои чувства. Ада потом спрашивала меня, буду ли я продолжать отношения, тогда, когда он уехал так надолго.

Что продолжать? Отношений ведь и не было? Просто танец, просто сумасшедший, крышесносный поцелуй. Просто мои чувства…

И его сообщения, на которые не было сил отвечать, потому что с бабушка оказалась в больнице, и я знала, что мы её теряем… Я отошла в сторону. А лучшая подруга попыталась начать с ним встречаться, насколько я понимаю – безрезультатно.

И это тоже стало одной из причин её ненависти.

– Сонь… тихо… всё… успокойся…

Он обнимает меня, а я стыжусь своих слез, стыжусь того, что бросилась к нему, стыжусь того, что не могу отказаться от того, что он купил. Должна! Да! Потому что… мне так легче. Не брать помощи, не рассчитывать на неё. Я знаю. Потому что когда рассчитываешь, потом бывает больно и тяжело, если в помощи отказывают.

– Сонь… мне идти надо. – говорит, но сам не отстраняется. Приходится мне опустить руки, голову, отодвинуться.

– Да, прости… прости я… Извини. Я… я верну деньги за продукты, у тебя остался чек.

– Тебе так хочется меня обидеть, да? Почему?

– Ты что? Я… я знаю, что все это дорого. Ты… тебя потом спросят на что ты потратил, и…

– Кто спросит? – его голос становится жёстким, таким… мужским что ли, словно вот сейчас я его реально обидела.

– Родители… ты… это же они тебе дают?

Говорю, и сама понимаю, что на самом деле обижаю дико! Его тело напрягается, дыхание сбивается.

– Сонь, я давно уже в состоянии заработать сам. Как музыкант, как фотограф. Я не прошу у родителей денег и мне не нужно отчитываться, поняла?

– Прости меня, я не хотела…Но… ты должен понять, я так не могу. Не могу просто взять.

– Хорошо, бери не просто. Бери… с благодарностью. – я не могу поднять глаза на его лицо, но понимаю, что он усмехается. – Скажи просто – спасибо тебе Данечка, ты настоящий друг.

– Спасибо… Да… Данечка… – выдыхаю его имя, кажется слишком… слишком чувственно, и дико заливаюсь краской, он не должен узнать, что я переживаю, не должен знать о моём отношении к нему.

– Вот и прекрасно. А если… если ты хочешь помочь мне в ответ, то… соглашайся на фотосессию.

Удивленно поднимаю взгляд. Он серьёзно?

– Какую фотосессию?

– Мне для портфолио нужна серия портретов, с детьми. Вы с Аришкой идеальные модели. Поможете?

– Аришка непоседа, я её нарисовать не могу, она всё время вертится.

– Я же говорю – идеальная модель, такая мне и нужна, заодно отработаю навык рабочего общения с клиентом. В общем, спишемся завтра, когда у вас будет время, а я найду студию, хорошо?

– Да, конечно. Ты… уже уходишь?

– Угу, на начало спектакля опоздал, но ко второму акту, надеюсь успеть.

– Тогда беги. Спасибо.

– Пожалуйста. Говори мне, если что-то нужно, ладно? Ну, я пошёл.

– Иди.

Он не двигается. И я. И это так… так мне нравится. Просто стоять рядом. Дышать рядом.

– Сонь, я потом хотел еще поговорить, узнать… что произошло, почему ты тут? Может я смогу помочь?

– Нет! – отвечаю слишком резко, наверное. Просто дико боюсь. Я помню угрозы, помню слова человека, который стал наследником тёти, помню людей, поселившихся в моём родном доме. Не хочу, чтобы Даня в это лез. Боюсь за него, очень сильно.

– Хорошо. Я поехал. Удачи тебе.

– И тебе. Да… Даня, я ничего никому не скажу. Ну, про вас с…

– Не замарачивайся. Знаю, что не скажешь. Пока-пока.

Обходит меня не касаясь. Тихо прикрывает дверь.

– Сонечка, это Даня был, да? Молочка принёс?

– Проснулась, кисюня? Или давно не спала и слушала?

– Слушала. Я думала, он тебя поцелует.

– Почему?

– Ну, от как принц, а ты принцесса, принцы целуют принцесс.

– Какая же я принцесса?

– Золушка, наверное. Я думаю Золушка. У Золушки был самый нормальный принц.

– Почему это?

– Он сразу женится захотел, потому что. Надо, чтобы сразу женился. У Русалочки вот вообще нашёл себе какую-то ведьму. – рассуждает моя разумная не по годам сестрица.

Да уж… думаю, что мне как раз подходит история про Русалочку, потому что, увы, у моего принца действительно есть другая.

– Соня! Это все нам? Это можно, да?

Вижу, как её ротик открывается от изумления. Она заглядывает в пакет и достает прозрачную коробочку с малиной…

Боже, я ведь даже не посмотрела, что там! А пакеты? Это же… Господи, он был в самом дорогом супермаркете! Все это… это стоит, наверное, как треть моей зарплаты! И как мне вернуть ему деньги?

Видимо на моём лице написан такой страх, что Аринка откладывает коробочку, смотрит так жалобно, губёшки дрожат.

– Это нельзя, да?

Я не могу её разочаровать! Только не сегодня! Я сама еще не отошла от шока, которое пережила после её исчезновения и удивлена, что сама Арина так легко переключилась, забыв об этом инциденте.

– Это можно, кисюня, конечно можно! Это Даня купил для тебя! Только ягодки надо помыть хорошенько. Давай, я помою.

Она подскакивает! Радостно взвизгивая, протягивает мне малину, и тут же снова окунается в пакет чуть ли не с головой.

– Ой, а это что? А это?

Голубика, ананас, мандарины… Арина выкладывает фрукты на стол, а я чувствую, как щеки обжигают горячие слезы.

Он купил это всё думая о нас, он хотел, чтобы нам было вкусно, хотел, чтобы мы хотя бы на вечер стали счастливы.

Я люблю его. Даже если он влюблен в другую – это не важно. Я ни на что не претендую, я знаю, что вот такая я не имею права на такого как он. Слишком разный статус. А Золушкам везет только в сказках.

Но я могу любить его тайно. Этого мне никто не может запретить!

Устраиваю сестре настоящий пир, слава Богу горло у неё не болит, и температуры нет – ложная была тревога. Наверное, от нервов. Мы сидим на кровати и смотрим мультфильм про Золушку. Малина и голубика съедены. С чаем я разрешила Аришке две конфетки и печенье. Сама тоже не удержалась, съела одну. На плите куриный бульон из половинки тушки, вторую заморозила. Фаршем займусь завтра – сестра любит домашние пельмени, как раз можно налепить вместе. На душе непривычно спокойно, радостно.

Наверное, впервые после смерти бабушки я чувствую себя счастливой.

Засыпаю с мыслью о том, что может быть еще будет в моей жизни что-то хорошее? Может быть, я не зря надеюсь на чудо?

Думаю, так до того момента, пока не раздается стук в дверь.

– Софья, к тебе пришли, из органов опеки…

Глава 15

– Соня, ну вы же понимаете, что так нельзя?

– Как? А как можно? – слёзы душат, ком в горле. Я счастлива, что разговор этот происходит в кабинете директора, и Арина его не слышит. Если бы слышала… её вчерашняя выходка с баллончиком краски показалась бы реально невинной, детской шалостью. – Как можно? Сделать всё, чтобы сироту дома лишили можно? Ничем не помочь, когда мне угрожали, да?

– Подожди, – приятная, полноватая женщина лет сорока смотрит почти ласково, но меня не проведешь. Я знаю, что визит этот ни мне, ни Арине не поможет. Наоборот. – Ты, давай, расскажи по порядку.

– Я уже рассказывала. А потом пожалела, когда у меня сестру грозились забрать.

– Ну, во-первых, рассказывала ты не мне, и я не знаю кому. Во-вторых, я ничего не слышала о вашей ситуации и хотела бы услышать. В-третьих, не надо меня сразу воспринимать как врага и в штыки. Я хочу помочь.

– А можно не помогать? – смотрю с вызовом, стараясь быть жесткой.

– То есть?

– Просто не мешайте, ясно? Мы нормально живём. Ребёнок ходит в сад, занимается в студии, питается нормально, одет, обут.

– Она питается нормально. А у тебя дистрофия. Менструация когда была?

– Что? – я готова взорваться, закипаю точно, – При чём тут…

– При том, что её нет, да? Пропала? У тебя большой недобор веса, ты вся светишься.

– У меня нормальный вес, я проверяю регулярно. Я… я хочу работать моделью, и мне нужны такие формы.

– С такими формами ты скоро будешь работать пособием в клинике для больных анорексией. – я вскакиваю, но она поднимается быстрее, не давая мне сбежать. – Соня, давай успокаиваться, нужен конструктивный диалог.

Ненавижу такие фразы! Ненавижу! За ними стоит одно – Аринку в детдом, а ты выгребай сама. Нет! Никогда, ни за что! Я… я не знаю что мне делать, но я готова сделать всё.

– София, красивое у тебя имя. Знаешь, что означает?

– Мудрость.

– Мудрость, да… А меня зовут Надежда. Тоже говорящее имя. Мне хочется, чтобы ты мне поверила и помогла. И тогда, я надеюсь, я смогу вам помочь.

– Помочь как? Забрать единственную сестру? Отправить её в семью каких-нибудь сумасшедших сектантов, или фанатиков? Которые будут заставлять ее работать с утра до ночи, объясняя, что так положено? Которые будут её бить? Или еще хуже…

– Соня, откуда всё это? Что за бред? Ты же разумная девочка!

– Вот именно поэтому! Потому что я разумная она со мной. Я не хочу ничего говорить. Претензии у вас есть к нам? Я работаю, ребенок здоров. А то, что мы тут живём, так это… просто временно, пока в квартире ремонт. Не верите? Можно пойти и посмотреть.

– А я пойду и посмотрю!

– Вперед, пожалуйста. Наш родственник делает ремонт. Чтобы малышка не дышала краской я попросила приютить нас пока тут.

– Тут краской не пахнет? – она усмехается, – да я уже наслышана о ваших художествах. И о боях без правил с красками, и об остальном…

– Арина не сбегала. Её пытались похитить, нарочно, чтобы мне отомстить. И я даже догадываюсь кто.

– Ты догадываешься, а полиция уже точно знает, так что… Да, это из-за твоего вчерашнего конфликта. Арину увезли. Просто чудо, что твоя сестра не попала в какую-нибудь страшную историю.

Молчу. Ярость растет. Так, значит… из-за конфликта! Ну я ей устрою… Тварь!

Вскакиваю, не слушая крики Надежды, выбегаю в коридор. Где может быть Аделина? Сегодня суббота, занятия нашей группы должны быть в греческом зале. Зевс. Афродита. Афина. Арес…

Арес мне сейчас очень поможет! И Артемида.

Залетаю в зал, где занятия, как назло, ведет Варвара… Михайловна, блин. Она сегодня замещает Левшина, точно. Плевать.

Выцепляю взглядом Аделину, которая ухмыляется нагло, уверенная в том, что ей ничего не будет за её художества.

Тварь! Просто тварь! Жестокая, циничная, мерзкая.

Подхожу молча, резко роняю её мольберт и хватаю Аду за грудки – силы у меня, несмотря на худобу достаточно, я жилистая, работа уборщицы, то есть клининг менеджера весьма не простая.

Не обращаю внимания на вопли Варвары, девчонок и парней из группы, встряхиваю, и хватаю одной рукой за волосы.

– Ты, мразь! Ты понимаешь, что ей пять лет? Она могла погибнуть из-за тебя? Ты, гнида!

В меня точно вселяется богиня войны, или ангел мщения. Видимо мой вид настолько грозен, что никто не осмеливается мне помешать.

Резко разворачиваю Аделину так, чтобы она стояла лицом к группе, обхватывая рукой за шею, так, что локоть у неё под подбородком.

– Слушайте, все! Эта сволочь вчера увезла мою сестру. Увезла и выбросила одну на незнакомой улице! Мою сестру, которой пять лет! Вывезла хрен знает куда, в огромный город!

Голос срывается, я чувствую злые жгучие слезы разъедающие щеки.

– Ты за это ответишь, поняла? Ты ответишь!

Отталкиваю её с силой, так, что Аделина падает на пол, навзничь, в моей руке остается несколько прядей наращённых волос. Стряхиваю их на пол.

Вокруг как-то очень тихо. Мои одногруппники, студийцы, с многими из которых я занималась тут с детства – молчат.

– Соня, это правда?

Я не вижу кто задаёт вопрос. Киваю, только сейчас осознавая, что наделала. Хотела отомстить за сестру, хотела расквитаться с этим чудовищем. По факту… по факту явно себе же сделала хуже.

Оглядываюсь, всматриваюсь в лица, такие знакомые. Варвара Михайловна забегает с охранником, с ними Да Винчи, смотрит на меня, он явно в шоке.

Да я и сама в шоке.

Что теперь будет?

Глава 16

Не слышу ни нервного голоса Варвары, ни воплей Аделаиды, ни голосов одногруппников. Никого и ничего. Только её взгляд. Больной.

Соня отпускает Аделину, отталкивая её от себя, идёт к выходу, ни на кого не обращая внимания. Я вижу, что Варвара хочет её задержать, схватить за руку. Перехватываю её ладонь.

– Не надо, дай ей уйти, – свистящим шепотом отправляю куда-то в район уха нашей училки, моей девушки. Она не слушает, вырывается, но я удерживаю.

Соня проходит мимо нас, как в замедленной съемке вижу глаза. Утопающие в слезах.

За что всё это ей? Как помочь? Что я могу сделать?

Транслирую свои вопросы. Если бы у меня была способность к телепатии я бы отправил их прямо ей в голову. Хочется, чтобы Соня услышала, чтобы ответила. Мне кажется – отвечает. Легкое движение радужки, ресниц, века.

Ничего. Она уверена, что я ничего не могу сделать, ничем не могу помочь.

Соня выходит, громкий звук захлопнувшейся двери. Почему-то мгновенно накативший ужас – ушла навсегда. Хотя понимаю – нет, не могла. Некуда ей идти. Некуда…

– Тварь… она… она ответит…

– Ну ты, Агапова, мразота…

– Реально ребёнка бросила?

– Гнида просто.

– Прекратите балаган! – это Варвара Михайловна пытается в командный голос, но выходит хреново.

– Есть же рамки какие-то…

– Она заслужила! Эта, эта… – Аделина копается в своей сумке, достает влажные салфетки, – эта мелкая дрянь мне вещи изгадила. Новые!

– Вещи? Ты, сука, ей пять лет, какие вещи! – это Дарина, девочка, от которой я никогда не слышал бранных слов!

– Сама ты! Ты вчера всё была свидетелем! Красовицкая воровка!

– Это же ты ей краски подкинула, Ад? Я же видела? – это Галка Ёрш – Ершова – вроде бы она дружила с Аделиной, а раньше с Соней.

– Я? Ты тупая? Я их искала!

– Ты их сунула в пакет Сони, еще выбирала которые похуже. Специально устроила цирк с обвинением. Мразь ты.

– Да! Да! Мразь! А то вы все такие хорошие! Кто со мной обсуждал, что этой нищебродке тут не место? Она уборщицей работает, пусть работает! Какого хрена она с нами в группе? Все, все вы об этом говорили! Все над ней ржали! А я крайняя?

Смотрю, как некоторые глаза опускают, ясно всё. Да уж… детки в клетке.

– Ты не крайняя, Ада, ты… В общем, думаю, надо поставить вопрос о твоем пребывании в группе. – это всё та же Дарина.

– В смысле? Какое пребывание? Я тут с первого класса, я…

– И смысл? Чему ты научилась? – выступает девица с ярко-розовыми волосами, кажется Алёна, – Кому твоя мазня интересна? Ты раньше вечно вылезала только за счёт Соньки и её бабушки, которые тебе по доброте помогали!

– Что? Да ты сама бездарность! Тупая!

– Хватит! – орёт Варька так, что у меня уши закладывает, – Закрыли рты! Сели быстро по местам!

Все переводят взгляды на педагога, явно не ожидая от неё такой прыти.

– Устроили тут… Это вам не клуб по интересам, и не кабак, и не дискотека! Половина из вас не заслуживает места, которое вы тут получили. Бездари!

Ого, вот это она, конечно, зря. И тут же прилетает «ответка»

– Мы бездари, зато не жмемся по углам с учениками! Данечке восемнадцать-то хоть есть? Или вы его развращаете незаконно? – Адочка в своем адовом репертуаре, стерва.

– Рот закрой! – я пытаюсь замять, но, видимо, криво.

– А ты меня, Данечка, не затыкай! Ты свою Соню заткни, которая вас спалила, а потом побежала всем трепать. – ехидно улыбается, не сводя с меня глаз, – Мира, скажи?

Мира ухмыляется, вскидывая брови.

Соня? Не верю, она… она не могла.

– Все по местам. Если у меня будет желание обсудить с вами личную жизнь, я это сделаю, – жёстко чеканит Варвара.

– Так это вы не с нами будете обсуждать, а с директором, и с департаментом образования, – продолжает глумиться Аделина, наглая до отвращения.

Зачем она это делает? Хотя, понимаю. Ревность. Она подкатывала не один раз, еще когда я тогда сох по Соньке… Дождалась, коза…

– С кем я это буду обсуждать – не ваше дело, Агапова! – а Варя молодец, не прогнулась, – У вас сейчас иные задачи. Я так понимаю, вопрос похищения сестры Красовицкой остро стоит на повестке. Так что… будет лучше если вы покинете класс, и подумаете о своем поведении вне этих стен.

– Никуда я не пойду, у меня занятие, оплаченное, между прочим.

В этот момент над входом загорается красная лампочка и играет мелодия звонка. Да, да, тут в студии тоже есть звонки, как в школе.

– Ваше оплаченное время закончено. Прошу на выход. Студийцы, кто готов доработать урок – греческий зал еще час в вашем распоряжении.

Варвара выходит в коридор. Иду за ней как привязанный.

– Варя…

– Молчи. Всё, Данила, всё…

– Что – всё?

– Всё! Я не могу ставить под удар репутацию, я её не для того зарабатывала. Ты понимаешь, что меня отсюда вышвырнут, не разбираясь если эта дрянь откроет рот? Я ведь так и знала, что эта Соня…

– Это не Соня. Соня не могла…

– А кто? Нас видела только Соня! Так что… Она рассказала, эти подслушали. Вот так, Данечка. Верь после этого в дружбу.

– Варя…

– Варвара Михайловна. Извини, у меня следующее занятие через полчаса, надо готовится…

Она уходит, громко стуча каблучками. Словно вколачивает в меня мысль о том, что всё кончено.

Чёрт, она и вчера была пипец как недовольна и моим опозданием, и тем, что я рассказал, про помощь Соне.

– Я все понимаю, Даня, но зачем?

– В смысле, Варь? Они голодные, им есть нечего.

– Сегодня ты накормил, а завтра? А потом она привыкнет, что её кормят, ей помогают, начнет давить на жалость, будет считать, что ей все должны, потому что она сиротка.

– Варвара, притормози.

– Не разговаривай со мной так, пожалуйста. Я тебе не подружка школьная. И я знаю, о чем говорю. У меня примеры есть, двоюродная сестрица такая. Всю жизнь моей мамочке пела, какая она бедная, несчастная, сирота Казанская, пока ей мать – дура, бабушкину квартиру не отписала. И та сразу отчалила. Хату продала и свалила за границу. Матери с тех пор ни разу не позвонила. Вот так. Так что… я про жалость много чего знаю.

– Варя, это не жалость. И Соня не такая.

– Да, конечно, не такая. Мы так и будем о Соне? А вообще, знаешь… я, пожалуй, поеду домой. Настроения нет, спасибо твоей… подружке.

Я злился, но понимал, что лучше Варю не трогать. Она позволила мне проводить её до дома, и даже поцеловать. Хотелось большего, давно и сильно, но, она обещала, согласилась на следующие выходные поехать со мной за город.

И вот, когда всё на мази, когда уже почти… Всё срывается! Блин!

Из-за Сони, о которой я вроде бы и думать забыл.

Оно мне надо?

Чёрт, вспоминаю её больные глаза, её худенькую спину, с выпирающими позвонками, плечики дрожащие, талию, которую могу пальцами обхватить…

Что же мне с тобой делать, Красотка?

Глава 17

– Соня… – Ирина Вениаминовна, гладит меня по руке. – Надо успокоиться, ситуация, сама понимаешь, сложная.

– Я не отдам Арину. Мне проще продать эту долю в квартире и уехать.

Я действительно подумываю об этом. Сижу в кабинете у директрисы, она поит меня горячим чаем. Ни слова о происшествии в греческом зале…