Девочка Да Винчи

Элен Блио

Девочка Да Винчи

Глава 1

– А ну стой! Стой я сказала! Ты… слышишь меня?

Я не должна обращать внимания. Мне нужно просто её игнорировать.

Не обращать… легко сказать, когда тебя с силой дергают за плечи, вынуждая остановиться!

– Ты слышала, что я сказала? Ты… – я вижу перекошенное злобой лицо бывшей подруги. Не понимаю, что она хочет от меня?

– Что тебе надо?

– Ты! Ты… Воровка!

Моя кожа мгновенно покрывается мурашками. Бросает в жар, а потом резко – в холод. Самое гнусное обвинение, против которого моя внутренняя защита бессильна. Я никогда не брала чужого. Но когда меня в этом обвиняют – становлюсь абсолютно беспомощной.

– Ты воровка! Лживая и наглая!

Ком в горле, слова застревают, и я даже защитить себя не в состоянии. Не могу ничего сказать.

– Эй, Аделина, ты чего? – одна из девушек, находящихся в аудитории, Дарина, подходит к нам. – Ты серьёзно?

– Вполне. Эта дрянь взяла мои краски, мой акрил. Они лежали в моём рюкзаке, а теперь – тадам! Пусто!

Я молчу. Чувствую, как подкатывают слезы. Унизительное ощущение. Просто дико унизительное. Когда ты знаешь, что ни в чем не виновата, но ничего не можешь сделать.

– Я уверена, что краски у неё!

– Ада, это дичь уже, у тебя доказательства есть?

– Сейчас будут!

Из моих рук резко выхватывают старенький шоппер и выворачивают содержимое прямо на пол. Я даже ахнуть не успеваю.

Там мои вещи! Да, пусть не новые, но они мои! Кисти, пенал с карандашами, набор акварели, уже почти полностью пустой. Пара тетрадок, в которых я в последнее время делаю наброски…

И акрил. Несколько полупустых тюбиков. Даже, можно сказать, совсем пустых.

И это не мой акрил. Это краски Аделины. К которым я не прикасалась.

– Я же сказала! Воровка! Дрянь! Гадина! Я вообще не понимаю, что она тут делает! Её давно надо вышвырнуть вон!

– Ад, уймись, а? Там… там и красок-то нет уже…

– Слушай, Зверева, – включается в перепалку одна из компании Аделины, Мира, – Ты такая добрая, а завтра она у тебя что-то подрежет, так же будешь оправдывать?

– Вообще, это реал зашквар, просто взять и стырить краски!

– Ага, именно, сначала краски, типа старьё, никто не заметит, потом она телефончик скоммуниздит, потом бабки начнут пропадать, да?

– Что молчишь, убогая? Думала прокатит?

Три подружки Аделины уже стоят вокруг меня, смотрят с презрением. Всё это ужасно.

Да, я уже давно привыкла к тому, что со мной не общаются, я теперь для них не подходящая компания, нищая сирота, но чтобы вот так…

Для того, у кого ничего нет, но он старается хоть как-то сохранять видимость благополучия, для такого нищеброда как я обвинение в воровстве – самое страшное, что может случиться.

Я в шоке. Сердце колотится в бешеном ритме. Как она могла обвинить меня? Зная о моём положении? Как? Я… Я не ворую!

Я не опущусь до воровства даже когда мне будет нечего есть. Даже… даже когда мне нечем будет накормить сестру! Я… я буду делать всё, чтобы заработать. Драить полы, разгружать машины, мыть посуду. Всё что угодно! Только не воровать!

Это… это самое последнее, что я могла бы сделать. Это дно. Реальное дно, после которого ничего нет.

Но Аделине и её компании, по ходу, плевать. Им важно обвинить.

– Я иду к директору!

Ада делает шаг, а я, пытаясь ее остановить нахожу в себе силы, хриплю…

– Я не брала твои краски.

– Они были в твоей убогой сумке! И все это видели! Так что… Попалась с поличным!

Она улыбается, а мне так хочется… так хочется вмазать ей хорошенько! Наброситься, ударить, защитить себя! Показать, что я не убогая, не грязная, не нищая, я такая же как они все! Абсолютно такая же! Просто… просто мне немного не повезло.

Смотрю на неё, челюсти сжимая, еще секунда, и…

– Ты, гадина! Она не брала! Ты всё врёшь!

Детский крик раздается неожиданно. В аудиторию врывается моя младшая сестра Арина.

Дальше словно в замедленной съемке – я вижу струю из баллончика с краской. Струю, которую мой маленький защитник направляет прямо на ученицу, обвинившую меня в воровстве.

Модная одежда Аделины мгновенно покрывается отвратительной ярко-зеленой краской.

Боже… это точно конец!

Глава 2

Дикий визг Аделины, такой, от которого уши закладывает.

С ужасом смотрю на неё – брендовые шмотки в краске. Это жесть.

Я же с ней не расплачусь! Никогда! Но это не самое страшное.

Самое страшное, что она наверняка побежит жаловаться, будет скандал.

Её родители могут сделать всё, чтобы нас с сестрой вышвырнули отсюда как котят. А идти нам теперь просто некуда.

– Арина, не надо, прекрати! – я запоздало пытаюсь остановить сестру. Но Аделина и её подружки делают это быстрее.

Просто хватают мою Аришку, выкручивают ей руки, отбирая баллончик.

– Маленькая дрянь! Ну ты доигралась! Сейчас позвоню в опеку, ночевать будешь в детдоме!

– Пусти, подлюка! Пусти, уродина! Ты… ты Круэлла! Злая! – сестра пытается вырваться и я бросаюсь на помощь.

– Отпустите её, вы совсем что-ли! – кидаюсь в их толпу, понимая, что они причиняют боль Аринке.

Аделина пихает мою сестру так, что та на пол падает. Я в шоке! Это же ребёнок! Просто маленькая девочка!

– Вы совсем? С ума сошли? Не смейте её трогать!

Падаю рядом с сестрой, закрывая её собой. Нормальные девчонки, вроде Даши стараются меня поддержать. Но Аделина и её компания не слушают.

Противный звук баллончика, резкий запах. Боже, только не это!

Моя почти новая толстовка! Джинсы… Через пару мгновений я вся грязная, липкая, меня мутит. Глотаю слезы, потому что и сама оказалась в такой дикой ситуации, и сестру защитить не смогла.

– Ты попала Красовицкая! Теперь точно попала! Воровство. Вандализм! Не думаю, что наша директриса и на этот раз станет тебя прикрывать! Готовься. Отправишься бомжевать на вокзал. А сестрёнка твоя – в детдом!

– Соня, я не хочу в детдом. Прости меня, Сонечка… – шепчет на ухо перепуганная Аришка.

Моя малышка, моя девочка. Иногда мне кажется, что она не сестра мне, а дочь, так сильно я её люблю. Да что там – живу ради неё. Наверное, давно бы руки опустила, но мне нужно её поднимать. Не представляю, что с ней будет, если она реально попадёт в сиротский приют…

Аделина не унимается – откуда в ней столько злости?

– Слышишь, ты, тварь? И за шмот мне заплатишь, поняла? Так что готовь бабосы.

– Откуда у неё, Ад? Она же нищебродка… Сиротинка.

Они ржут, а я глотаю обиду.

– Ничего, заработает. Продаст что-нибудь… Ах-ах.

И снова приступ смеха.

Гадина! Как же я её ненавижу! Её и их всех! Которые… которые когда-то мило общались со мной. Заискивали. Набивались в подружки. Когда моя бабушка была жива, а теперь…

Резко выпрямляюсь, делаю шаг, хватая Аделину за кофту на груди.

– Ты… тварь, закрой рот, поняла? Закрой! Ты меня не знаешь. Мне терять нечего. Я тебе подкараулю, и так разукрашу, мало не покажется!

– Что здесь происходит! Девушки! Боже… Что вы тут устроили?

Строгий голос застает врасплох.

Поднимаю глаза и вижу…Нет, не Варвару Михайловну, которая преподает рисунок у младших групп. Вижу его.

Данилу Виноградова. Да Винчи…

Парня, который… Который снится мне почти каждую ночь…

Глава 3

Смотрю на него всего мгновение – больше нельзя. Не хочу попасться с поличным.

Никто не должен знать о том, что он мне нравится. Иначе…

Иначе будет еще хуже, чем сейчас. Хотя, кажется хуже уже быть не может.

– Варвара Михайловна, Красовицкая попалась на воровстве!

– Что вы тут натворили! Вы понимаете, что вам придется все это сейчас отмывать?

Варвара Михайловна очень строгая, по крайней мере строит из себя такую. Она молоденькая, всего-то на четыре года старше меня. Мне девятнадцать. Ей – двадцать три. Да Винчи – восемнадцать. И я знаю, что он влюблен в Варвару.

И это разбивает мне сердце.

– Убогая пусть отмывает. Это её работа!

– Кто это устроил, тот и будет отмывать, Аделина.

– Так это она! Её сестрица дебильная.

– Рот закрой! – Аришку я буду защищать даже когда мне совсем край.

– Варвара Михайловна, я собиралась к директору вообще-то. Красовицкая у меня украла краски, когда я её… поймала с поличным, меня её сестрица из баллончика…

– Мне это не интересно, Агапова! Сначала уберете все тут, потом можете идти к директору.

– Я ничего убирать не буду. Не нанималась!

Аделина хватает свой шоппер, кивает подругам.

– Вы со мной? Кто-нибудь останьтесь убогую охранять!

– Агапова! Стойте!

Аделина нагло и насмешливо смотрит на Варвару.

– Пажу своему приказывайте, он у вас дрессированный.

Вижу, как на мгновение вспыхивают глаза Данилы, потом он ухмыляется.

– А у девочки отличное чувство цвета. Шартрёз* – это прям твое. Ква-ква, лягушонок!

– Кретин…

Аделина и её команда быстро сваливают, остальные девчонки тоже как-то сразу разбегаются, а я пытаюсь начать дышать.

У Варвары звонит телефон, она смотрит на экран, поджимает губы, выходит.

Мы остаемся в аудитории. Я, Арина и Он.

Мой принц…

Аришка стоит, вцепившись в мои ноги, всхлипывает. Чёрт, она напугана.

Неожиданно Данила наклоняется к ней.

– Чего ты? Испугалась? Не реви. Конфетку хочешь? Или яблоко?

– Конфетку. И яблоко.

Она вечно голодная. Или это просто пунктик? Как у человека, у которого периодически просто нет еды… Когда еда есть, ты её не замечаешь. Не хочется. Ну лежат яблоки в блюде и лежат. А вот когда в доме только корка хлеба, а подчас и её нет… Или когда самого дома тоже уже нет…

– Держи. Руки чистые?

– Грязные.

– Беги помой ручки сначала, пока мы тут… попытаемся убрать.

Он поднимает взгляд на меня.

– Как тебя угораздило-то? Красотка?

Это старое прозвище, так меня уже давно никто не зовёт. Да и какая я красотка? Кожа да кости, лицо обветренное, волосы как солома, и одежда из сэконд-хэнда…

А ведь еще совсем недавно все было иначе!

Когда бабуля была жива… Вспоминаю её и мгновенно глаза наполняются слезами.

– Не плачь, Сонь. Я помогу…

Он действительно помогает. Берет тряпку, достает с полки бутыль растворителя.

– Пол-то мы очистим, а как с вещами быть? Вещи на выброс. У тебя… тебе есть во что переодеться?

Качаю головой и тут меня словно прорывает. Я падаю на скамью, стоящую у окна и реву…

Глава 4

Я не привыкла показывать слабость. Мне давно проще делать вид, что меня не задевает то, что происходит вокруг.

Когда-то всё было очень хорошо. Когда-то я была счастлива. Сейчас мне кажется, что это было в другой жизни, или в другой вселенной.

Когда мама и папа рядом. Когда есть нормальный дом.

Даже когда осталась только бабушка еще все было хорошо! А потом…

– Эй, ну что ты, Красотка, не реви… Перестань. Все нормально будет. Выше нос!

Я стараюсь, правда стараюсь! Но когда он так говорит…

Ком в горле. Еще хуже становится…

– Эй, ну правда, малыш…

Даня кладет руку мне на плечо, для него это просто дружеский жест, а я, кажется, растекаюсь как акварель у начинающего художника. Плыву, чувствуя головокружение. От его близости, от аромата… я даже не чувствую тяжелого запаха растворителя, от которого у меня обычно мигрень.

Забываюсь настолько, что просто падаю в его объятия. А потом перепугано вскрикиваю, отталкивая Даню от себя.

– Прости, я не хотела…

Сердце колотится как сумасшедшее, словно вот-вот выпрыгнет, смотрю на него, обмирая от страха. Я не мог показывать свои чувства. У меня их нет и быть не может! Я в ужасе от того, что он может подумать, будто я…

– Всё норм, Сонь, расслабься. Мы же друзья, да?

Да… я знаю, почему он так говорит. Губу закусываю и краснею, вспоминая вечер, несколько дней назад.

– Что это за инсталляцию вы тут устроили? Красовицкая? Виноградов?

Голос директора вгоняет меня в еще больший ступор. Жду приговора.

– Тётя Ира, это не Соня, это я…– Аринка заходит, встает перед нами виновато хлопая глазками, смотрит на директора художественной студии Ирину Вениаминовну, которая, к счастью, очень хорошо к ей относится, – я устроила, потому что противная Круэлла сказала, что Соня краски украла, а она не крала!

– Круэлла, значит…не крала… – Ирина Вениаминовна чуть поджимает губы, – Ясно. София, нужно навести тут порядок. Потом… зайди в мой кабинет.

Холод ползет по спине.

В кабинет. Что меня там ждёт? Я знаю, что директриса относится к нам хорошо, старается помочь чем может, в память о бабушке, которая стояла у истоков создания студии, и, собственно, почти всю жизнь тут работала, но Ирина не всесильна.

Есть учредители. Есть меценаты, которые дают деньги. Если они получат жалобу, то меня… нас с Аришей просто вышвырнут вон.

А жалоба от Агаповой точно будет.

Она давно мечтает избавиться от меня. А ведь раньше мы дружили. Когда я еще не была сиротой и нищебродкой…

– Варвара Михайловна, – директриса оглядывает помещение, пол и стены которого перепачканы краской, вздыхает, – вы можете провести урок в другой аудитории?

– Учитывая-то, что тут творится? Разумеется. – молодая преподавательница тяжело вздыхает, – Пойду искать.

– Варвара Михайловна, там вторая свободна, Левшин заболел, отпустил своих. – Даня говорит с ней предельно вежливо, но я-то знаю…

В студии многие болтают о том, что Данила втрескался в преподшу. Варвара держит себя с ним очень строго. Так и не скажешь, что они… Нет, никто и не говорит, все уверены, что Даня влюблен, а она вся такая неприступная, как Снежная королева.

А это не так. И я это знаю. Я видела, как они целовались в аудитории. Я случайно зашла. Открыла ключом – я ведь уборщица, у меня есть ключи от всех дверей в здании, кроме кабинета директора.

Я их застукала.

И была в шоке. Всю ночь потом плакала, тихо, чтобы Аришку не напугать.

Утром Да Винчи принёс мне шоколадку и попросил никому не рассказывать.

Естественно, я пообещала молчать!

Хотя меня это возмущает. Ей же нельзя в него влюбляться? Это же незаконно, да? Преподаватель и ученик? Её же… могут обвинить? Хотя он совершеннолетний, но… могут же?

Правда, я всё равно никому не скажу.

– Данила, ты идёшь? Я жду? – Варвара смотрит свысока, надменно. Она очень красивая, изящная, большеглазая, с крупным, красиво очерченным ртом. Идеальная модель для художника.

– Я тут останусь, помогу Соне…

Он это сказал? Правда?

Кажется, моё сердце ждут большие перегрузки…

Глава 5

Лучше бы он ушёл!

Даже не думала, что будет так тяжело находиться рядом, вот так…Стараюсь держаться подальше. Но, как назло, краска со стены оттерлась быстро, а на полу она почти вся сконцентрирована на одном пятачке, и приходится сидеть так близко…

Аришка шумно грызёт яблоко, уставившись в окно. Там метель, крупные снежинки кружатся так красиво…а я думаю о том, что сестра вот-вот вырастет из того комбинезона, который мы еще с бабушкой покупали в прошлом году, была скидка, мы купили на вырост. И вот этот «вырост» уже не спасает. Надо покупать новый. Я откладывала деньги все лето, зная, что на Аришку придется потратиться. Теперь с ужасом думаю о том, что Аделина потребует оплатить ей химчистку, или вообще стоимость вещей…

Вздыхаю судорожно. Где взять денег? Я работаю тут, ставка уборщицы и вахтера. Живём мы тоже тут, в помещении рядом с вахтой. Конечно, постоянно жить тут нельзя, это комнатка отдыха для ночного сторожа, но Ирина Вениаминовна пошла мне на встречу, узнав, что твориться у нас дома.

А дома творится полный треш.

Бабушка, наверное, и представить себе подобного не могла. Мы жили с ней в большой квартире, недалеко от студии. В свое время бабушка приватизировала квартиру на себя, сына и дочь. Сын – мой папа – умер, доля осталась мне и маме. Дочь – тетя Света – до смерти бабушки ни на что не претендовала, но она и не появлялась у нас фактически, так, звонила, поздравляла с праздниками. Обещала бабушке, что оставит долю мне – у неё не было своих детей. А когда бабушка умерла выяснилось, что тетя Света вышла замуж, и её супруг решил, что мне и Аришке квартира – слишком жирно.

– Сонь, устала? – Я вздрагиваю от его голоса.

– Нет, все нормально. Просто…

– Воняет, жесть. Хочешь, иди, подыши, и сестренку уводи отсюда, я закончу.

– Ты что? Это… это же моя работа.

– Слушай, извини за дурацкий вопрос… а ты… ну, в общем, ты же отлично пишешь, картины твои всегда были улётные, ты… тебе же надо учиться дальше? Почему ты тут застряла? Еще и… уборщица?

– Не уборщица. Клининг менеджер.

– Что? – я не смотрю на него, я просто чувствую, что он улыбается.

– Клининг менеджер и ночной сторож.

– Для сторожа иностранного названия не нашлось?

– Видимо…

Поднимаю глаза и… мы смеемся! Заразительно, радостно, так, что Аринка смотрит удивленно и тоже начинает хохотать.

– Менеджер, это звучит, да…

Успокаиваемся через пару минут, я мочу тряпку в растворителе, понимая, что мигрень уже стучит в окошко… Сглатываю, приступ тошноты накатывает. Ух… мерзость. Хотя художники должны быть привычны к резким запахам, но у меня, видимо, что-то сломалось…

– Что, плохо? Говорю же, выйди, я закончу.

– Ты не нанимался. Это… моя сестрица натворила, так что…

– Я натворила? Это всё Круэлла! Мерзкая! Со-онь? Я пойду, погуляю во дворике? Тут воняет, у меня головка уже болит!

– Иди, только со двора никуда!

Отпускаю, зная, что Аришка не уйдет. Дворик у нас не большой, за забором.

Сестрёнка подбегает, целует меня быстро, а потом… потом так же порывисто обнимает Да Винчи.

– Ты хороший! Когда я вырасту, я на тебе женюсь!

Выпаливает с жаром и выбегает, хлопнув дверью. А мы с Даней смотрим друг на друга и… снова хохочем.

Глава 6

Верно говорят, что смех – лучшее лекарство. Мне помогает. Я уже почти могу дышать. Краски на полу осталось не так много, а вот вещи мои по ходу безнадежны. Это обидно, потому что переодеться мне особенно не во что.

Нет, вещи были, в квартире бабушки, но я подозреваю, что они, скорее всего уже проданы, как и мебель, посуда, техника…

После смерти бабушки почти сразу умерла тётя Света, её супруг стал наследником. Мы полгода жили спокойно – до того, как он вступил в наследство, а потом началось…

Он пришёл как хозяин, заявил, что все принадлежит ему, а то, что не принадлежит – скоро будет. При этом так посмотрел на меня…

Сначала я пыталась договориться, объясняла, что у него в квартире только одна доля, а у нас с Ариной две, по закону мы… Но он очень быстро дал понять – по закону не будет. И доли свои мне придется ему продать за копейки, или даже подарить, иначе будет плохо.

Я звонила в полицию, вызывала участкового. Писала заявления. Но как говорят – против лома нет приёма? Да, да… окромя другого лома. Вот только другого лома у меня не было. Вступиться за меня оказалось не кому.

Вспоминать об этом мне страшно и больно. Я чудом избежала таких вещей, о которых мерзко говорить. Мы с сестрой сбежали почти в чем были, хорошо, что Ирина Вениаминовна позволила нас остаться. Она пыталась помочь, но очень быстро поняла, что ничего не выйдет.

Сейчас нашу квартиру благополучно сдают большой компании рабочих, и находиться там без страха за свою жизнь мы с сестрёнкой там не можем. Я пыталась воевать за право жить на своей жилплощади, но, увы. Мне не повезло.

Что с этим делать я пока не знаю. Просто… плыву по течению. Правда, течение это становится раз за разом всё более бурным.

– Сестрица у тебя что надо. Защитница.

– Повезло мне с ней.

– Это точно. Мои тоже часто творят, кстати, так же вот упёрли мои баллончики, решили в своей комнате картину на стене изобразить.

– Ого, и что?

– Пришлось мне стены перекрашивать.

– Хорошо, когда можно просто перекрасить стены…

– Это точно. Ты, кстати, про одежду не сказала. Агапова же тоже вся…

Я сразу мрачнею. Совсем вылетело из головы. Не зря меня Ирина позвала. Агапова точно это просто так не оставит.

– Я ей оплачу химчистку. Или деньги отдам.

– Ты знаешь, сколько ее наряд стоит, Сонь?

В том-то и дело, что не знаю, но подозреваю… и это заставляет меня мучительно холодеть.

– У меня есть немного…я откладывала Аришке на куртку.

На куртку, на новые зимние сапожки, на коньки, о которых она мечтала…

– Сонь, давай так… если ты не сможешь с ней расплатиться, скажи мне, я помогу.

– Зачем? – спрашиваю резко, сама от себя не ожидая. Я не готова к благотворительности. И я не верю в неё.

– Что зачем, Сонь?

– Зачем ты это делаешь? Ты же знаешь, что я и так никому не скажу?

Мы сидим друг напротив друга. Его взгляд сразу из теплого превращается в осколки льда, и подбородок каменеет.

– Я же пообещала молчать? Я не стукачка и не сплетница!

– Я не…

Перебиваю, чувствуя ком подкатывающий, и закипающие в глазах слезы.

– Мне не нужна твоя жалость! И помощь тоже. Уходи!

Бросаю тряпку, подхожу к окну, слышу за спиной стук двери…

Глава 7

Слезы опять подкатывают. А мне нельзя реветь. Я должна быть сильной.

Ушёл! Естественно! А на что я рассчитывала? Останется из жалости? Этого я меньше всего хочу. Чтобы из жалости!

Я ведь хорошо помню…

Два года назад, когда бабушка еще была жива, мне исполнилось семнадцать, и я отмечала день рождения тут, в студии.

Бабушка испекла фирменные пироги, мы с ней сделали салатики, купили детское шампанское и соки.

Отмечали в большой аудитории, там накрыли столы. Меня пришли поздравить ученики из всех классов – делегации отправили. Мы угощали всех.

Даня тоже пришёл. Он мне нравился, хоть и был на год младше. Давно нравился. Он был какой-то… настоящий. Серьёзный, ответственный… Милый. Очень красивый.

Мне нравилось его рисовать. Конечно, я делала это тайно, по памяти. Его легко было рисовать по памяти. Длинная челка, высокие скулы, подбородок с ямочкой. Еще у него была ямочка на щеке, когда он улыбался. И нос с небольшой горбинкой – в детстве ударился.

После поздравлений и небольшого капустника, который ребята из моего класса для меня придумали, мы устроили танцы.

Мне так хотелось пригласить Даню, и я очень смутилась, когда он сам подошёл.

– Потанцуешь со мной, Красотка?

– Да, конечно.

Мы танцевали молча, и это было немного странно, потому что мне казалось, что все остальные пары о чем-то болтают, смеются, а мы были серьёзными. Только он, кажется, с каждым мгновением прижимался ко мне сильнее. И мне это нравилось.

Я думала о том, что мне семнадцать уже, а я всё еще ни с кем не встречалась, не целовалась ни разу, даже танцевала по-моему третий раз в жизни, но два первых были в школе на выступлении.

А когда танец закончился он вдруг потянул меня к выходу…

– Соня, прости, я не хотел тебя обидеть.

Тихий голос заставляет вздрогнуть и вынырнуть из воспоминаний.

Он не ушёл! Мгновенная радость ослепляет, а потом проваливается в горечь.

Это просто страх, страх, что я разоблачу его, их… и жалость.

– Данила, спасибо, но я правда ничего никому не собиралась говорить.

– Я знаю, я не поэтому…

– А почему? – резко поворачиваюсь, смотрю в его глаза.

Раньше мне казалось, что он меня старше. Он высокий, плечистый, сильный не то, что другие парни в студии, которые тяжелее кисти ничего в руках не держали. Художники от слова худой или худо. Да Винчи не такой. Он…

Он действительно очень красивый.

Только сейчас я словно старуха рядом с ним. Слишком многое пришлось пережить. Ему не понять.

Да и вообще… никому.

Никто в студии не знает, что произошло со мной после смерти бабули. Никто не знает, почему я и моя сестра стали такими. Многие даже не подозревают, что мы живём тут в каморке ночного сторожа, по сути, из милости.

– Сонь, ты знаешь, я к тебе хорошо отношусь и…

– И тебе меня жалко. Я понимаю.

– Нет. Не понимаешь…

Он подходит ближе, совсем близко, поднимает руку и проводит пальцами по моему лицу…

– Соня…

Мне кажется, я просто умру от боли…

Глава 8

Красивая, хрупкая, нежная.

Девочка, в которую я был когда-то влюблен. Еще по-детски, наивно.

Помню, как заметил её впервые. Она была на год старше. Их класс проводил выставку. Сонину работу называли одной из лучших. Я считал её самой лучшей.

С холста на мир смотрел ребёнок, Соне так удивительно удалось передать этот детский взгляд. Чистый. Светлый. Схватить момент бытия – так говорил один из моих педагогов по фотографии. Я в то время разрывался между увлечением фото и живописью. Думал бросить студию и плотно заняться именно съемкой.