Зверобой

Он сам себе не признавался, что подспудно ожидает появления Аделаиды. У него было так много вопросов, на которые, как ему казалось, могла ответить только она. Почему он попал в тот магазин, и кто была та женщина? Что там за куколка попала в его руки и от чего она сгорела? И главное, он не понимал, как же так получилось, как он не обжёгся, держа в руках настоящее пламя, уничтожающее куколку. Было же понятно, что весь жар от этого пламени на себе испытала та женщина.

«Это какая-то магия по типу «вуду», что ли, – размышлял Михаил, – И судя по всему… судя по той куколке, это было против Аллы всё сделано. Может, это и держало её здесь? Тогда теперь, когда куколка сгорела, Алла должна освободиться и уйти… Но, тогда как же быть с Геннадием? Что с ним, или на него тоже у кого-то есть куколка такая… тогда как её найти?»

За окном становилось всё темнее, Михаил зажёг пару свечей и налил себе большую кружку крепкого сладкого чая. Он чувствовал, что ему нужно сейчас восстановить силы, он пил обжигающий чай и немного уже начал сердиться на Аделаиду. Ну вот где она, когда так нужна? Как являться и сидеть тут посреди ночи, напугав Михаила до дрожи – так это пожалуйста!

Допив чай, Михаил перебрался на кровать, сетка сильно просела от старости, и Михаил в который раз подумал, что нужно купить какой-то диванчик что ли. На старом даже лежать невозможно – пружины того и гляди проткнут тебя насквозь.

Похоже, он задремал, потому что даже подскочил, когда его что-то незримое толкнуло в бок. Он стоял у кровати, озираясь в сумраке, дом был пуст, но… Он снова ощутил то самое чувство, которое привело его в тот кабинет в магазине. Ему срочно нужно было идти! Туда, в неутихающий, шумящий в кроне дуба ливень.

Михаил накину на себя старую плащ-палатку, взял в руки фонарик и вышел под дождь. В мутном, сумеречном мареве дождя, который так хорошо скрывал его, и благодаря плащ-палатке, Михаила было почти не видно. А между тем он широким шагом шёл к тому самому мостку, в узком месте перекинувшемуся через речку.

Глава 10.

Что вело Михаила туда, где он впервые встретился с Аллой, он и сам не понимал, но после происшествия в магазине он больше не задумывался о таком. Кто-то, или что-то вело его само, он просто знал, куда ему идти.

Тонкий луч фонарика шарил в потоках ливня, который стал чуть тише, но всё же щедро поливал порядком раскисшую землю. Пару раз Михаил чуть не угодил в большую лужу в колее дороги, и потому свернул на едва приметную тропку, которая шла рядом. Свет от фонаря терялся уже в паре метров, дальше ничего не было видно, но по тому, как тропинка вильнула в сторону, Михаил понял – он сейчас находится как раз на том месте, где он в прошлый раз встретил маленьких рыбаков. А так, чуть дальше в камышах на мыске он нашёл браслет.

Свернув на тропу, он стал медленно пробираться меж камыша, ощупывая дорогу ногой. Впереди зашумела река, капли дождя шлёпали о поверхность воды, и по этому Михаил понял, что дошёл уже до самого берега. Сейчас он был уже дальше того места, где был тот мысок, река здесь разливалась шире, ветер на просторе гулял неистовее и трепал заросли камыша.

Михаил выключил фонарик, подчиняясь внутренним своим ощущениям и приказам, и стал пробираться осторожнее, пригнувшись вместе с макушками камыша. Вскоре он услышал голоса, женский голос кричал, ругая кого-то матом, мужской голос гудел что-то в ответ, но в шуме ветра Михаилу было не разобрать слова. Он пригнулся ещё ниже и старался полностью скрыться в зарослях. Вскоре он увидел тёмный просвет, за колышущимися стеблями показался свет фар, в нём частил дождь и мелькали тени.

– Ты обещал мне, что с ним всё будет хорошо! – кричала женщина, – Ты за что деньги у меня взял?! Всё не так сделал, что теперь мне делать?! Посмотри, что со мной произошло!

– Ты сама дура! – орал в ответ хриплый мужской голос, – Я тебя предупреждал, а ты сама попёрлась к старой карге! Я сам всё сделал чисто, а ты тут влезла, идиoткa!

Из своего укрытия Михаил видел, что на берегу реки стоят две машины, рядом топчется пара мужиков, съёжившихся от льющихся им за шиворот капель. Чуть поодаль стоит женщина в плаще, белые повязки на её руках – это бинты, понял Михаил, значит, это она, та самая…

–Ты обманул меня! Ты Гену убил, мужа моего убил! А я убью тебя! – женщина кинулась к мужику и стала колотить его своими забинтованными руками, она кричала и ругалась, мужик пытался схватить её за руки.

Двое мужиков, стоявших у машины, разняли дерущихся, и тут Михаил приметил ещё одного, он крался сзади к тому, с кем ругалась женщина. Михаил не успел даже встать, как тот подскочил к мужику и ударил его чем-то по голове.

Мокрым мешком рухнул человек на сырую траву, женщина засмеялась сумасшедшим смехом и взмахнула руками.

– В речку его кидайте! – приказала женщина стоявшим перед нею людям.

– Э, нет! Мы на такое не подряжались! – сказал тот, кто оглушил лежащего без движения человека, – Давай остаток, и разбегаемся!

– Нет! Я хочу, чтоб он сдох! Тащите его в реку! – истерично кричала она.

Мужик молча подошёл к женщине и схватил её за руки, двое других мастерски обыскивали её в то время, как она безумно хохотала, запрокинув голову. Вскоре они нашли, что искали, и сильно толкнув женщину, от чего она упала, поспешно сели в машину. Колёса взрыли мокрый берег, разбрызгивая грязь и траву, и скоро машина прогромыхала по брёвнам моста.

Женщина поднялась на ноги, огляделась, а потом ругаясь и постанывая от боли, стала тянуть бесчувственного человека к воде.

Михаил собрался было выйти из камыша, но его опередили. Из воды, пузырящейся от падающих с неба крупных капель, поднялась тоненькая фигурка. В синем платье, с блёстками…

Женщина закричала и отпрянула от кромки воды, она прижала к груди свои ладони в грязных бинтах, и что-то шептала. Из-за машины, которая стояла на берегу, показался Геннадий, он шёл, держась за свою шею, и остановился в нескольких шагах от женщины.

– Гена? – прошептала та, – Гена… как ты тут… я… я не хотела, чтобы всё так было… я… люблю тебя.

Геннадий открыл рот и оттуда снова посыпалась чёрная земля, он страшно хрипел, внутри что-то булькало. Алла вышла из воды и подошла к нему, взяла за руку.

– Лида…, – прохрипел Геннадий, – За что… зачем ты это сделала с нами…. Лида…

Женщина, которую назвали Лидой, рухнула на того, кого она только что тянула в воду.

Михаил вышел из камыша, Геннадий и Алла стояли мутными тенями в свете фар, которые замигали, задёргались, и совсем потухли.

– Идите. Я теперь сам, – сказал Михаил и достал из-за пазухи телефон.

– Алла… возьми, это твоё, – Михаил протянул девушке браслет, та грустно улыбнулась, и из глаз её потекли слёзы.

Тени растворились в темноте, дождь стал утихать, и совсем скоро ветер разогнал тучи. Умытые звезды заблистали, отражаясь в речной воде, Михаил сидел на берегу в ожидании, огонёк его cигaрeты мерцал в прозрачном воздухе.

– Ну вот, теперь ты знаешь, что может Зверобой, – рядом с ним раздалось знакомое контральто.

Михаил обернулся, позади него стояла Аделаида, в руке её, затянутой в чёрную на этот раз перчатку, был симпатичный чёрный зонт с кружевной оборочкой по краю. В другой руке она держала свою постоянную спутницу-трубку, одета была Аделаида в тёмное платье на кринолине и милый плащик с меховым воротником.

– Так я ничего не сделал, всё как-то само закрутилось.

– Ты Проводник, это одно из умений Зверобоя, и ты справился прекрасно.

– Почему ты не приходила так долго? Я купил мармелад к чаю…, – Михаил понимал, что несёт какую-то чушь, но это было скорее от нервов.

– Благодарю. Приятно, что ты ждал меня, но некоторые вещи… ты должен постичь сам.

– Ты связал этому человеку руки? – Аделаида ткнула в мужчину, который лежал на мокрой траве рядом с Лидией, – Это он убил Геннадия и Аллу, а вот эта женщина заплатила ему немалую сумму за убийство Аллы. Это страшно… ведь она жена Геннадия, только не могла смириться с тем, что он хочет с нею развестись. Ах, женщины…

Лидия застонала и зашевелилась, оглушённый мужчина рядом с нею дышал, но не приходил в себя. Михаил не стал его трогать, увидев, что у того идёт кровь из уха.

– Ну, я здесь больше не нужна пока, – довольно поглядывая на Лидию, которая смотрела на странно одетую женщину с трубкой в руке, сказала Аделаида и в одно мгновение исчезла.

Лидия вскрикнула, потом поняла, что у неё связаны руки. Оглянулась на того, кто лежал рядом с нею без чувств на мокрой траве и хмыкнула. Потом уставилась на Михаила:

– Ты ещё кто такой?! А ну, развяжи меня немедленно!

– Нет. Я вызвал милицию, скоро приедут.

– Ты дурак?! Зачем ты это сделал, какая милиция! Развяжи быстро!

– Я сказал – нет. Сиди спокойно, а то рот завяжу.

Лидия немного посидела молча, потом заёрзала и заговорила уже иным тоном.

– Слушай… как там тебя. Ты кто такой? Местный деревенский? Или лесник какой-то? Отпусти меня. Я тебе денег дам, много. Оставь этого, – она пнула лежащего без чувств человека, – Это он убил Генку и его девку! Он во всём виноват, а не я!

– Приедут и разберутся, – ответил Михаил и вздохнул.

– Лесник! Отпусти меня. Тебе же будет лучше, я тебе денег дам, ты сможешь уехать из этой дыры, будешь жить у моря! А если не отпустишь… ты же видел тех, кто отсюда уехал? Ты же не хочешь, чтобы они тебя нашли?!

– Отстань, – Михаил отошёл подальше от Лидии и стал смотреть на тихую речную гладь.

Машины с мигалками приехали под утро, Михаил дал все пояснения, какие мог, и отправился домой, когда тёплый августовский день только разгорался. Устало топая по тропинке к своему дому, Михаил увидел раскидистый дуб, блестевший умытой ночным ливнем листвой, и колодец напротив своего дома. Почему-то подумалось – надо на воротень ведро приладить, сколько можно своё постоянно приносить и цеплять.

Глава 11.

Ворогуши гудели, как улей растревоженных пчёл. Немудрено, ведь такого, по словам Семёныча, в «энтих захолустьях отродяся не бывало».

– Дак вот ведь чего, Мишаня, бабка-то моя у чипка слыхала! – говорил Семёныч, сидя на стареньком своём велосипеде с облезлой рамой, и облокотясь на Мишин забор, – Из речки-то, где омут, девчонку достали водолазы, сперва на берегу золотую цепку нашли, видать ейную, потом в воде и стали искать, водолазов вызвали. Красивая, нарядная, молодая…. Эх, жалко! Ведь каким извергом надо быть, чтоб девчонке железку к ногам привязать и в омут! А чуть поодаль, где старая конюшня колхозная стояла, там яма на яме осталась, когда кирпич-то порастащили по дворам. Ну вот, там мужика нашли, убитого. Всего его поломало, видать, машиной переехали его что ли. Так в яму кинули, наскоро землёй закидали, собака милицейская его нашла. Вишь чего делается, Мишань?!

– Да, дед, жизнь…, – затягиваясь cигaретой, протянул Михаил.

Рассказывать деду, что это он и вызвал «собаку с милицией», Михаил не хотел, чтобы Семёныча не волновать, да и самому избежать расспросов. И так теперь придётся в отделение мотаться, да не раз.

– Я на пасеку поехал, – сообщил Семёныч, – Погляжу, чего да как. Шалашик там у меня, ночевать останусь. Хошь со мной, а, Мишань? Одному –то мне скучно там, а я тебе медка накачаю, и в сотах нарежу, поешь. Для здоровья помогает хорошо.

– А что, дедусь, далеко ты пасеку-то поставил? – Михаил подумал, что съездить бы и можно, дел срочных нет, пока ещё дрова привезут.

– Да не! – махнул дед морщинистой рукой, – По-за овраг, потом вдоль речки пара кило́метров всего и проехать.

– Давай, ставь своего коня ко мне в сарай, – сказал Михаил деду, – На мотоцикле поедем.

– Вот, это дело! – обрадовался Семёныч и поспешно потащил свой велосипед в сарай.

Михаил вернулся в дом, достал с полки в сенях свой рюкзак и стал собирать то немного, что хотел взять с собой. А чего не поехать и не помочь деду, думал он, старый он ведь уж, ему тоже тяжко. Да и кто же лучше Семёныча, прожившего тут всю свою жизнь, знает местность? Вот и Михаилу нелишне будет осмотреться, ведь с его детства, которое он провёл тут с бабушкой, прошло столько лет…

Постоял возле стола, подумал. И поставил на недавно купленную скатерть вазочку с мармеладом. Пусть будет.

Заперли дом и сарай, Михаил ещё раз проверил старую буржуйку во дворе и печку в бане, чтоб в отъезде не беспокоиться, а потом вывели «ИЖ» со двора. Довольный Семёныч нахлобучил на голову старый шлем, Михаил надел недавно купленный, и вскоре за ними только пыль завилась по грунтовке, ведущей к лесу.

Михаил мотоцикл не гнал, лесная дорога уже порядком заросла, было видно, что ездят по ней всё реже. Скоро показался просвет среди высоких крон – это был тот самый овраг. Он шёл от берега реки и тянулся сначала у опушки, а после низиной уходил вглубь леса, и был, по всей видимости, старым руслом или ответвлением реки. Михаил не знал, где он заканчивается, сколько они в детстве с деревенскими друзьями ни пытались дойти до конца оврага, никогда не получалось. Там, дальше в лесу, овраг делался непроходимым – бурелом завалил его и обойти было невозможно, даже по верху – там тянулись груды поваленных деревьев, а по другую сторону подходило своим краем топкое болото.

Через овраг были уложены брёвна, место здесь было узкое, сам овраг неглубокий, но всё же сооружение выглядело не очень надёжно.

– Так себе переправа, – Михаил остановил мотоцикл и осматривал настил, – Что, дед, думаешь, выдержит? Давай, вылезай, я один попробую.

– Да чего, выдержит, я думаю, – сказал Семёныч, выбираясь из люльки, – Давай хоть перекурим сперва что ли.

Михаила вдруг одолело любопытство, он вспомнил того бородатого карлика, что ему велел на овраг пока не ходить. А сколько это – пока, и почему вообще не ходить? Решив, что сперва переедут настил, а уж после он пойдёт глянуть, чего тут, Михаил отправил деда на ту сторону, а сам осторожно перекатил мотоцикл по брёвнам. Настил оказался вполне крепким, Михаил решил, что потом приедет с инструментом и чуть подправит его, а пока…

– Ты покури, Семёныч, я сейчас, – сказал Михаил и пошёл вдоль оврага по едва приметной тропе.

Ничего особенного в овраге он не заметил, сухие ветки, кое где, в низинках стояла вода. Михаил пожал плечами, ничего тут нет, и чего тому карлику понадобилось, непонятно. Надо будет у Аделаиды спросить, решил Михаил и повернул обратно. Он уже спрашивал её про этого карлика, но та сказала – после, не всё сразу. А потом он и сам позабыл про это, в связи с известными событиями.

– Ну что, готов? – дед встретил его, уже сидя в люльке, – Поехали уж, время идёт.

Пасека притаилась за небольшим подлеском, на большой поляне виднелось с двадцать ульев примерно, дальше высокой островерхой стеной стоял лес, а за маленькой липовой рощицей блестело на солнце озеро. После пыльной дороги Михаил вдохнул кристально-чистый воздух и оглядел дедово хозяйство.

«Шалашик» – это Семёныч поскромничал. Небольшая избушка была ладно срублена, в оконце играло солнце, а покатая крыша с небольшим чердачком немного замшела. К избушке был пристроен сарайчик и навес, под ним аккуратными рядочками сложены поленья.

– Да у тебя тут дача, дед, а не шалашик, – усмехнулся Михаил, – Прямо берлога! И как тебя Клавдия Петровна сюда пускает без присмотра.

– Да не пускает, – вздохнул дед и махнул рукой, – Я сегодня сказал, что с тобой поеду, вот она и не стала ругаться-то. Да Клава ведь так, для порядку на меня шумит. Сама понимает – пасеку не оставишь, осенью вот мёд продам – дочке с внуками поможем. Они с зятем крутятся как могут, а всё одно не хватает на жисть.

Полдня провозились на пасеке, дед говорил, что делать, показывал Михаилу премудрости и хитрости всякие, потом они сели обедать. Семёныч нарезал соты, они истекали душистым мёдом, благоухая ароматом на всю избу.

– Ну, отдыхай, Мишаня, всё переделали на сегодня, – сказал Семёныч, сел на скамейку под окном и взялся резать ложку из липовой заготовки.

– Пойду вон туда, в березняк, – Михаил показал рукой на подлесок, – На зиму у меня веников ни одного не припасено, ну хоть вот таких, августовских нарежу. Всё лучше, чем никаких не будет.

– А вон, бери верёвку-то, вяжи большой тюк, как нарежешь, а веники тут станем вязать. На чердаке повесим, после готовые и заберёшь. Вон у меня, гляди, медовухи есть малёха, нам на вечер для здоровьица и от нервов.

Михаил не стал заводить мотоцикл, не хотелось портить это умиротворение и наполненную лесными звуками благодать рычанием мотора. Перекинув на плечо веревку и приладив на ремень большой тесак в ножнах и секатор, Михаил отправился в молодой березняк. Под кронами соснового бора было прохладно, а по краю узкого ответвления от оврага толпились молодые берёзки, как раз на веники-то!

Михаил неспешно шагал по краю овражка, кое-где останавливался и резал берёзовые ветки, оставляя ворох на месте – пойдёт обратно и всё по пути соберёт. Он собрался было уже поворачивать назад, как вдруг…

Воздух стал густым, тягучим, идти стало тяжко, сердце забилось в висках. Гнетущая тишина повисла над лесом, Михаил никогда такой не слышал. Он оперся рукой на ствол молодой берёзки, и от деревца словно сила в него полилась, прохладой и свежестью повеяло, разогнав сгустившийся смрад. В голове прояснилось, Михаил ощутил уже знакомое чувство – что-то, или кто-то вело его, он знал, куда идти и очень надеялся, что и в этот раз ему подскажут, что делать.

Он прошёл немного вниз по ответвлению оврага, всё сильнее ощущая тревогу и… смрад. Приложив к носу рукав своей ветровки, он осматривал дно оврага и противоположный его край. Тревога и смерть чуялись ему, в голове билось предупреждение о близкой опасности.

В воздухе словно заиграли огненные искры, когда Михаил приметил у самого дна оврага большую нору. Вернее, эта огромная дыра в земле была немного скрыта жидким кустом, на входе валялись какие-то острые камни. Приглядевшись, Михаил понял, что не камни это, а кости! Звериные черепа были сложены горкой чуть поодаль.

Достав тесак, Михаил крался по верху оврага, не сводя глаз с норы. Подойдя ближе, он увидел, что возле большого пня, явно сюда притащенного кем-то и брошенного близ хода, лежит человек. Его маленькие руки были раскинуты в стороны, невидящие глаза смотрели в небо, подбородок в рыжей бородке задрался вверх.

Это был тот самый карлик, что предупреждал Михаила не ходить на овраг.

Глава 12.

Михаил инстинктивно присел на корточки, всей своей кожей ощущая опасность, исходившую со дна оврага. Так вот почему этот маленький человек говорил Михаилу, чтобы тот не ходил на овраг! Уберечь его хотел… а Михаил ещё сердился тогда, что ему тут приказывать невесть кто придумал. Теперь этот невысокий человек замолк навсегда… Но почему же за ним никто не пришёл сюда, и как он оказался здесь совершенно один, почему никто не помог ему? Столько вопросов, и ответы на них Михаилу предстоит найти самому, он это уже понял.

Но сейчас… сейчас не было у него в душе того отчаяния и усталости, позабылись свои неприятности, да и не казались они уже такими уж страшными. Ничего фатального не произошло, разошлись пути-дорожки его и Лены, так бывает, но было ведь время, когда им было хорошо вместе, вот это и следует помнить. А не страдать, изводя душу обидой!

И толкнуло его в грудь ощущение чего-то нового, интересного и важного, такого, что дано сделать не каждому. Заметил, что и раны его почти уже не беспокоят, и голова по утрам не гудит, словно чугунный котёл. Снова сильным и пластичным стало тренированное когда-то тело, как до ранения…

Пригнувшись и держа наготове тесак, Михаил бесшумно передвигался по краю оврага, не сводя глаз с чёрного проёма норы. Она была чуть больше метра в высоту, и не очень широка, и когда Михаил оказался прямо над ней, то увидел, что на торчащих по краям корнях остались клочки грязно-коричневой шерсти.

Просидев некоторое время так, Михаил увидел спуск вниз, видимо по нему и спустился в овраг рыжебородый человек. Стараясь ступать осторожно, чтобы не обвалить песок и мелкие камушки, Михаил спустился на дно оврага. В норе было темно, ни звука не слышалось оттуда, как ни прислушивался Михаил. Словно в помощь ему все остальные звуки теперь стихли, даже старая сосна, цеплявшаяся крупными корнями за край оврага, сейчас не скрипела.

Михаил заглянул в нору, ход уходил глубже, так, что дальше пары метров ничего не было видно, у самого края на стенах были видны следы когтей. Михаил не знал такого зверя, чтобы тот мог здесь обитать.

Однако глупо было дожидаться жителя этого «дома»! Михаил сунул тесак в ножны, подхватил мёртвого человечка, который оказался тяжелее, чем он ожидал, крякнув, взял тело на плечо и быстро, как только мог, стал взбираться наверх, постоянно оборачиваясь.

Оказавшись наверху, Михаил снова прислушался, но вокруг было тихо. Он огляделся, пытаясь не думать, а прислушаться к себе, и среди тяжёлых ветвей раскидистых вековых елей ему показалась тропка, едва приметная, заросшая травой и мхом.

Не раздумывая, Михаил пошёл туда, придерживая горькую свою ношу на плече. Чем сильнее удалялся он от оврага, тем легче ему становилось дышать, и тем быстрее он шагал. Примерно через полчаса перед ним раскинулась небольшая поляна среди высоких елей, дальше блестело озеро, и Михаил быстро сориентировался – он сейчас находится на противоположном от дедовой пасеки берегу озера.

Посреди поляны стоял домишко, приземистый и чем-то похожий на киношные декорации. Каменная труба поднималась над покрытой соломой крышей, двор был огорожен плетнём, на котором висела пара стеклянных банок.

Когда он подошёл ближе, увидел, что во дворе стоит телега, запряжённая двумя невысокими мохноногими лошадками. У плетня стояла низкорослая женщина с грубоватыми чертами лица, она всматривалась в Михаила, прислонив ко лбу ладонь козырьком. Увидев его ношу, она прижала руки ко рту. За ней, из-за крепкой дубовой двери, выглядывала пара ребячьих лиц, но только Михаил подошёл ближе, они тут же исчезли в доме.

Михаил молча вошёл во двор и не глядя на женщину положил свою ношу на скамью возле дома. Он не знал, что ему нужно сказать, что от него ждут. Осмотрев двор, Михаил понял – обитатели поспешно грузятся и собираются уезжать.

– Помочь? – спросил он, глянув на стоявшую рядом с телом женщину, – Я его в овраге нашёл, он уже мёртв был…

– Я знаю. Я ходила к оврагу и видела его, – ответила женщина, голос его был низким, чуть с хрипотцой, – Побоялась лезть, потому что если Каян настигнет и меня… то потом он доберётся до детей, и защитить их будет некому. Нам надо уезжать… скоро придут мои братья, помогут. Спасибо тебе, Зверобой.

Михаил хотел было сказать, что он не Зверобой, но… кто же он тогда? И промолчал. От кромки леса отделились три невысокие фигуры, и проходя во двор все трое кивнули Михаилу. Один из них имел шрам на щеке, явно оставленный чьими-то когтями, и Михаил подумал, а не та ли тварь, что обитает в овраге, оставила это.

– Его звали Пинепа, а я – Семания, – говорила женщина, утирая слёзы, – Он… тот, кто убил Пинепу, раньше унёс нашего сыночка, и Пинепа не смог его спасти. Потом стал охотиться, но тварь хитрее… Он и тебя пошёл предупредить, хотя… у нас это не принято, но он знал, что ты ещё не готов и можешь погибнуть. И вот… не справился сам.

– Кто это, там, в овраге? Вы знаете, как сладить с ним? Можете мне помочь хотя бы советом?

– С ним не сладишь, – ответил тот, что со шрамом, – Мы уедем дальше, а здесь никто не должен селиться. А ты, Зверобой, должен сперва силы взять, тогда… может и узнаешь, как извести Каяна!

– Каян? Кто это? Да скажите вы хоть что-нибудь, я же не могу про это в библиотеке прочитать! – Михаил начал сердиться, – Хотя бы расскажите, что знаете! Это… зверь?

– Зверь. У него повадки шакала и человека! Хитрый, сильный! – человек со шрамом отвёл Михаила в сторону, пока двое других стали выносить из домика узлы с вещами, – Без подготовки нельзя ходить, и тем более одному. Если поймёшь, что готов – позови меня, – тут он вложил в руку Михаила круглую деревянную бляшку с каким-то рисунком, – Оставь это на камнях у озера, я буду знать и приду.

– Он живёт в норе, Каян этот? А на пасеку он не заявится?

– Никто не знает, где он живёт. Он старше, чем всё здесь, с начала мира живёт род Каяна. Он ходит тут, в овраге его не видно, и я… попался ему в лапы у болот, далеко отсюда. Значит, у него ходы на много вёрст тянутся. Один не ходи, сгинешь. Ты – последний Зверобой в этих краях, и без тебя хаос придёт, не страшась ничего. А на пасеку… нет, он не сунется, там норы нет, и старые идолы ещё стоят на страже.

– Как тебя зовут? – спросил Михаил.

– Нико́п я. Это мне он оставил, – он показал на свой шрам, – Лет пять назад я подобрался к нему близко, думал, логово нашёл, но это… была ловушка.

– Вам нужна помощь? Далеко ехать? У меня мотоцикл, я могу…