Мой красный дневник

– Не молчи, гад! – Борис рывком поднял Александра. – Так или нет?

– Так. – Разлепил губы тот. И тут же получил такой удар по лицу, от которого сразу свалился под окно.

Борис отодвинул мебель, извлек из-под окна брата, врезал еще раз, после чего снова усадил к столу. Странно, ни синяков, ни ушибов на лице не было.

– Зачем Татьяна снова нашла тебя?

– Сказала, любит… – С усилием произнес Александр.

– И ты поверил?

– Она извинилась, сказала, что готова терпеть рядом со мной хоть чокнутую, хоть секретаршу…

– Значит, она не знала, что Людмила нормальна?

– Нет, просто ни к чему. Разговора не было. Я же с ней не сплю.

– А о Свете она знала?

– Конечно. Я и не скрывал. Да и наши с ней интимные отношения как-то сошли на нет…

– Люда, закончи про тот вечер, пожалуйста.

– Хорошо. После звонка я вышла к КПП, увидела такси. Села. Меня отвезли к ресторану. Я встала в воротах и ждала, как мы договорились. Подошла Света в красном, в пол, платье и белой норковой шубе. Увидела меня. Спросила, что мне надо. Я спросила про ребенка. Она же мне его хотела отдать. Но реакция, мягко говоря, была не той, на которую я рассчитывала. Ее брови поползли на лоб, и полилась отборная брань, из которой я выяснила, что Саша обещал на ней жениться, когда я умру. А случится это совсем скоро. Ты, муженек, хотел меня отравить?

Саша пошел красными пятнами, но промолчал.

– Что я могла сделать? Развернулась и поехала обратно. Все.

– А скажи мне, Люда, когда ты подписывала документы по передаче наследства, ты видела, чья фамилия указывалась в бумагах ?

– Нет. Отца, наверное.

И тут меня осенило. С самого начала я подозревала в этом деле финансовую подоплеку. Но, не зная никаких обстоятельств дела, я не могла найти эту нить. А тут вот она! Старинные ценности! Осталось понять, кто в этой истории пешка, а кто ферзь.

– Господа, – вскочила я со стула, – нас всех держали за лохов, разыгрывая этот спектакль. Но не учли того, что я не брошусь на шею Сашеньке, а Людмила – здоровый человек. Поэтому я сейчас озвучу пришедшие мне в голову выводы, а додумывать мы будем вместе. Итак. – Я развернулась на каблуках и посмотрела на трио за столом. – Кушем в этой игре стали ценности семьи Серебрянских. Александр Александрович, когда уже был женат на Людмиле, снова встретившись со своей бывшей пассией, думаю, это произошло где-то в судах Москвы, похвастался, что и без нее выбрался в люди. Накормив, напоив, уложив и ублажив, она выспросила все, о чем знал сам Панкратов. Ну, или не все, но достаточно, чтобы женщина поняла, чем пахнет. До сих пор злая на него за то, что предпочел ей, давшей ему все, ее же дочь, она решает отомстить, а заодно и заполучить деньги. Она переезжает сюда, сочиняя для любовника сказку о непутевом сыне, и начинает разведывать, что да как. И, самое главное, думаю, по закону, то есть, по завещанию, отец Людмилы даже по наступлению совершеннолетия или выхода замуж наследницы, не имеет права, даже по ее доброй воле, пользоваться состоянием. Возможно, только небольшими процентами. А основные дивиденды теперь получает Панкратов.

– Я так понимаю, что ты пришла к тем же выводам, что и я. – Удовлетворенно констатировал Борис. – Только, кроме Татьяны Петровны, тут есть еще одно лицо, которому важно добраться до капитала. Лен?

– Василий Елизарович Синельников! – Гордо объявила я. – И, увязывая Александра в убийстве, Татьяна Петровна снова бы пришла на помощь. Но за подпись на документе. А дальше Татьяна вступает во владение, все распродает, и они с Синельниковым баснословно богаты. Ну а там кто кого убьет первым – дело времени.

– Но для того, чтобы утверждать, что все так и есть, нужно знать текст завещания. Людмил, а твой отец его знал?

– Думаю, когда он выдал меня замуж, ознакомился. Мне кажется, мать, когда умирала, намеренно ввела его в заблуждение. И только для того, чтобы я смогла вырасти в заботе и без нужды. Иначе он бы меня прибил, как только мне бы исполнилось восемнадцать лет. Но я не могу понять, зачем Света меня пригласила на встречу?

– Она не приглашала. Вас обеих свела Татьяна Петровна. Они предположили, что Люда, узнав о беременности Светланы, «слетит с катушек» и убьет ее. По крайней мере, нанесет тяжкие телесные повреждения. А в суде Синельников предоставил бы справочку, что его дочь психически ненормальна, и доказал бы, что это муж натравил ее на приевшуюся любовницу. Тем более, Саша сделал все, чтобы именно так и думали.

– Как?

– Кто при всех приставал к Елене Михайловне? Вот и мотив: новая любовница. Но они не могли представить, что охранники не станут поднимать тревогу, а сначала вызовут директора ресторана. А Саша позвонит Чекулаеву, которому труп на конец года испортит всю отчетность. Вот так дело, которое обещало быть громким и принести прибыль лицам, его задумавшим, развалилось из-за плохой подготовки и неправильной оценки женской психологии. Саша, а где завещание?

– У Синельникова в сейфе, вместе со всеми документами.

– Так. – Борис встал. – Нам с Еленой Михайловной нужно ехать, а вы вдвоем подумайте, как можно добраться до синельниковского сейфа. Только без криминала. Ах, да. К телефону не подходите. Думаю, вам обоим грозит опасность.

– А ты? – Александр умоляюще посмотрел на брата.

– А я приеду утром. Из-за этого дела я практически не спал. И эту ночь хочу провести в кровати.

– Но вы вдвоем можете остаться у нас. – Произнесла Людмила, нежно глядя на Бориса. – Для Леночки комнату мы найдем.

– Людочка, ты – прелесть! Но мне надо отвезти Елену домой. И в гостинице мне спокойней. Так что затаитесь, как мыши. И – до завтра.

– Боря! – Людмила протянула к вставшему из-за стола Борису руки. – Но кто же все-таки убил Свету?

– Ага, – подхватила я, – и где та самая норковая шуба? У трупа ее не было.

– И в гардеробе. – Задумался Александр.

– Кажется, понимаю… И если нам чуть-чуть повезет… Короче, свет выключайте, к телефону не подходите. Саша, ответишь, если только позвоню я. Объясняю доступно? Тогда запирайте двери.

Борис схватил меня за руку, вытащил в прихожую, вручил куртку и снова потащил в машину.

– Ты что-то понял? – Спросила я, когда он уселся рядом и завел двигатель.

– Ну не одной тебе в голову приходят золотые мысли, Леночка!

Мы подъехали к КПП и остановились, не доезжая до шлагбаума. Боря заглушил двигатель и выпрыгнул. Я, любопытствуя, за ним.

Двери дежурки распахнулись, и из нее вышел высокий седоусый мужчина средних лет в черной униформе.

– Добрый вечер! – Первым поздоровался Борис. – Скажите, пожалуйста, – он привычным жестом махнул красной книжкой, – Вы тридцатого декабря дежурили на воротах?

– А Вам зачем?

Книжка охранника не смутила.

– Идет расследование одного досадного происшествия произошедшего в городе. Но следы ведут в ваш поселок. Сейчас я просто с Вами разговариваю. Без протокола, без санкций. Но могу съездить. А когда их получу, Вы сами приедете ко мне в Москву. Так что выбирайте.

– Если без записи… То спрашивайте. Дежурил я. И думаю, что знаю, о ком пойдет речь.

– Речь пойдет о Людмиле Панкратовой.

– Я расскажу, только давайте отойдем от камер. Нам не положено разговаривать на дежурстве.

Мы спрятались под козырьком его будки.

– Дело все в том, – он помялся, а потом поднял на Бориса глаза, – я – отец Людмилы. А Синельников – ее отчим.

– Вот и еще один неучтенный этой компанией фактор. – Боря посмотрел на меня.

– Как раз учтенный. Иначе, как бы она могла выходить?

– Что с ней произошло в городе? – Напомнил о себе охранник.

– Хотели сделать из нее убийцу, рассчитывая на не совсем здоровые мозги.

– Она здоровая, умная девочка.

– Деньгами снабжали ее Вы?

– Да. И в детстве, и сейчас. Когда она выходила на улицу, я давал ей с собой свою карточку.

– Извините за нескромный вопрос: а она знает, кем Вы ей приходитесь?

– Нет, не знает. Так получилось, что однажды мы с ее матерью встретились и сразу влюбились друг в друга. Она была красавицей. Людочка вся в нее. Мы были совсем юными и с ветром в голове. У меня на носу – призыв в армию. У нее – строгая мать. Но у нас случилась только одна волшебная ночь. И она забеременела. А мать нашла для нее солидного жениха. Вот и вся история. Я встречался с ней, когда вернулся, но она отказалась от меня. Ведь ее муж был богат, а я – беден. И вскоре она умерла, оставив нашу дочь совсем одну. И с тех пор я всегда старался быть где-то рядом… Что с ней будет?

– Вы готовы кардинально поменять жизнь и опекать свою дочь, если она разведется с мужем?

– Готов. – Улыбнулся мужчина. – Я очень виноват перед ними обеими. И если она меня не оттолкнет…

– А Вы постарайтесь доказать, что Вам можно доверять. Иначе она останется совсем одна.

– Вы мне тогда поможете? Скажете, когда можно будет с ней поговорить? – Заволновался он.

– Обязательно. А сейчас нам надо ехать. Ей и ее мужу грозит опасность. Если кто-то будет спрашивать, дома ли Панкратовы, говорите, что нет. Уехали. Понятно?

– Да. – Мужчина выпрямился и посуровел. А потом зашел в будку и поднял шлагбаум. – Доброй дороги!

И мы снова въехали в наступившую ночь.

– Борь, мы снова в ресторан? Ты понял, кто взял шубу? – Обреченно сказала я. Мама звонила через каждые пятнадцать минут, но я поставила телефон в беззвучный режим.

– Да, Леночка!

– Но, может, ты меня все же отпустишь? Моей маме нечем кормить Сережку.

– Давай телефон, я сам ей позвоню!

– У тебя совесть есть?

– А ты хочешь спокойной жизни для себя и своего сына?

– И зачем я устроилась к твоему брату работать? – Задала я сама себе вопрос и протянула Борису телефон с набранным номером.

– Марина Сергеевна! Добрый вечер! Да, это Борис. Обстоятельства складываются так, что мы приедем где-то к одиннадцати вечера. Да, серьезные проблемы и их надо как можно быстрее решить. Да, Леночку они тоже затрагивают. Спасибо, что потерпите! До встречи.

И он передал телефон мне.

– И что мне придумывать для мамы, когда вся эта кутерьма закончится?

Борис с улыбкой посмотрел на меня:

– Придумаешь! Ты же умница!

И я сразу вспомнила: «когда мужчина называет женщину умницей, значит, что она круглая дура…»

И мы снова подъехали к ресторану. Охранник, узнавая, проводил нас внимательным и настороженным взглядом.

– Менеджер здесь? – на ходу бросил Борис.

– Да, в кабинете.

Теперь моего спутника здесь встречали, словно неизбежное зло, или дорогого гостя. То есть, все улыбались, но тут же бежали прятаться.

– Добрый вечер! – Борис без стука вломился в кабинет менеджера или, по-старому, управляющего, рестораном.

– А, Борис Александрович! – Поднялся ему навстречу сам Лев Семенович, настоящий хозяин сего чревоугодного заведения.

– Как приятно, что не надо представляться и что-то растолковывать! – Тут же разулыбался Борис. Однако глаза его оставались ледяными.

– Вроде ми с Вашим братом утрясли эту проблемку, а Ви опять нюхаете, ищете… Знаете, господин Панкратов, бизнес не любит огорчений. Ему праздник, удовольствие нужно, а не еврейский погром!

– Лев Семенович, простите за навязчивость, но, думаю, мы пришли сюда в последний раз и все будет тихо и гладко. Тем более, что нам нужен всего один человек: ваша уборщица.

– Тамила? Эта убогая? Зачем?

– К моему глубочайшему прискорбию, она украла сумочку невинно убиенной секретарши моего брата. А там был телефон. И в нем – контакты, личная и деловая переписка. Вы же понимаете, что нам не нужна огласка?

– А ви уверены, что ридикюль стянула она?

– Скажем так, на девяносто восемь и восемь десятых процентов.

– Я хочу присутствовать.

– Конечно.

– Моня, – поднял Гройсман трубку стилизованного под старину телефона, – найди поломойку и ко мне в кабинет!

Я зажалась в темный угол между одежной стойкой и стеной. Настольная лампа ярко освещала место в центре комнаты, сразу ослепляя глаза вошедшему. Гройсман сел за стол, а Борис встал рядом с входной дверью, но в тени.

Раздался робкий стук, а потом медленно открылась небольшая шель. И в ней заблестел глаз.

– Лев Семеныч! – позвал негромкий женский голос. – Можно войти?

– Входи, Тамила, да живее, – отозвался директор, – иначе твоя хроническая вежливость перейдет в мой хронический ринит.

Женщина тихо хихикнула и зашла внутрь, сморгнув от бьющего в глаза света. Борис бесшумно встал к двери.

– Тамила, а скажи-ка мне, дорогая, где сумочка, которую ты увела у разбившей голову клиентки?

– Я не брала! – Подпрыгнула женщина. – Не брала! Не было возле нее сумочки!

– А белая норковая шубка? – Ласково спросил сзади Борис. – От крови отстирала?

Она резко обернулась, прикусывая костяшки пальцев. Маленькие темные глаза растерянно бегали по лицу высокого неизвестного человека. Седые волосы выбились из-под сползшей набок косынки.

– Так она все равно ее бы выбросила! А я подкладку выпорола, испачканный край срезала, теперь дочка моя ходит…

– А теперь скажи мне, голубушка, – махнув Гройсману ладонью, чтобы не лез, Борис продолжил расспрос. – Кто вышел из туалета перед тем, как ты в него вошла?

– Так женщина. Не мужик же! Туалет-то женский!

– Опиши ее.

– Выше меня ростом. – Осознав, что шуба никому не интересна, Тамила успокоилась и уверенно продолжила: – Волосы черные, короткие, так, шапочкой. Лет за пятьдесят. Полная.

Она описала вокруг себя руками этакую бочечку.

– Платье черное с блестками. На руках – перчатки в сеточку. И большое кольцо с бриллиантом. И на шее тоже бриллианты. Так это она?! – Маленькая Тамила прикрыла руками рот. – Может, она и сумочку… того?

– Может. Садись-ка за стол и подробно все опиши, что видела. Тогда, возможно, Лев Семенович сможет забыть про шубу и еще кое-какие прегрешения… Да, Лев Семенович?

Директор закашлял.

Маленькая уборщица, кое-где коверкая русские слова, быстро исписала целый лист, поставила число и фамилию.

– Молодец, иди работай. – Выслал ее директор. – И смотри у меня!

Та испарилась.

– Значит, убийца найден? И что ви с ней будете делать?

– На войне, как на войне, мон шер. – Улыбнулся Борис, бережно складывая листочек, завизированный еще и Гройсманом. – А могу я попросить Вашего повара сделать горячий ужин с собой на пятерых очень голодных людей? А у вас есть в чем забрать?

– Да, Борис Александрович. Сделаем. Может, пока посидите в зале и покушаете?

– Леночка! – Извлек меня Боря из-за вешалки. – Кушать будем?

Я молча и с признательностью посмотрела на него.

– Вот теперь у нас есть то, чем можно припереть к стенке Татьяну Петровну, а там и Синельникова!

Мы, затоварившись в магазине продуктами на год вперед, а также горячими ужинами из ресторана, ехали по лесной дороге к нам в деревню. Борис позвонил своему брату и порадовал положительными находками, еще раз попросив сидеть тихо. Думаю, Александр достаточно умен для того, чтобы обеспокоиться целостностью своей шкуры.

Наша деревенька, своей единственной улицей уходя от проезжей дороги в сторону, блестела нечищеными сугробами, единственным фонарем на всю округу и теплым светом в нескольких домах, куда со своими детьми приехали на зимние каникулы дачники, и согревала морозный воздух белыми дымками печей. На душе сразу стало умиротворенно и радостно, как будто я снова вернулась в детство, в котором добрая и улыбчивая бабушка Глаша пекла в русской печке румяные пироги и варила вкуснейшие щи. Так жаль, что мои бабушка и дедушка, жившие в этом доме и обожающие свою единственную внучку, умерли один за другим. «Сердце», – говорила мама, а отец плакал.

Перед нашими воротами был расчищен от снега не только заезд, но и приличный кусок дороги. Борин мерседес, спокойно справившись с сугробами, замер на широком мостике через сточную канаву, идущую вдоль всего посада. Окна в избе ярко светились, и через легкие тюлевые занавески я разглядела отца, застывшего с книжкой у телевизора и мать, хлопочущую на кухне. Но вот она увидела свет фар, всплеснула руками, и весь дом пришел в движение. Захлопали внутренние двери, затопали шаги. А мы с Борисом уже доставали сумки с продовольствием.

И все-таки, я люблю приезжать сюда одна. Тогда мы остаемся здесь вдвоем: старый дом и я. Гладя его теплые стены, извиняюсь, что бываю слишком редко. Рассказываю, что люблю его. А он отвечает мне молчаливой и печальной нежностью. А глубинами моей памяти скользят призрачные силуэты моих дорогих бабушки и дедушки.

Сережка и Вероника выскочили на крыльцо первыми. В одних свитерах, но в валенках.

– Мам! Дядь Борь!

Сережка чмокнул меня в шеку и протянул ладонь Борису. А тот на секунду прижал мальчишку к себе. Вероничка приподнялась на мысочках и обняла меня за шею.

– Здесь теплый ужин. Только из ресторана. – Предупредил Борис Сережку и осторожно передал тяжелые судки, поставленные один на другой. – Неси бабушке!

– Вероника, здесь фрукты и хлеб. – Нагрузил мою будущую невестку.

Мама в дверях, ахая и суетясь вокруг счастливого Сережки, пошла с ним в дом. Подошедший отец взял сумки в обе руки.

– Все в порядке? Как дорога? – поинтересовался он.

– Хорошая. Зимняя. Елочки, сосенки. – Беззаботно ответил Борис. – Там, в синей сумке мясо, рыба и сосиски. Их надо бы в морозильник.

Я отдала Борису свою сумочку и попросила:

– Отнеси домой, я хочу прогуляться.

– Может, вместе после ужина?

– Да, конечно. Но сейчас хочу одна. Я недолго, минут десять-пятнадцать. Не переживай, иди в дом. Здесь все тебе рады.

Он кивнул. А я, засунув руки в куртку, медленно побрела в другой конец деревни. Туда, где начинается длинный и пологий спуск к реке, заросший молодыми сосенками и кустами ирги. Здесь в домах света не было. И я медленно шла по заметенной дороге, аккуратно проверяя ногами твердость грунта. Остановившись у крайнего дома, я полюбовалась на поле и далекий, темнеющий на фоне белых снегов, лес.

«Здравствуй, лес!» – тихонечко сказала ему. – «Я скучала по твоим пушистым сосновым веточкам и корявым березам. Ты помнишь меня?»

И мне вдруг показалось, что оттуда, издалека, ко мне прилетела мощная и светлая волна любви и грусти. «Забыла меня…» – шепнул лес мне на ухо. – «Приходи, у меня хорошо: снег на ветках, молодые шишечки и толстые снегири, розовыми стайками чирикающие на елках. А лоси доходят почти до деревни. Они такие любопытные! А у рыси, там, в чаще, подрастает толстолапый котенок… Приходи…»

«Спасибо, лес! Если получится побыть здесь хоть немного, приду. Надену лыжи…И что для нас с тобой какая-то пара километров?»

«Завтра будет солнышко. Вспыхнет радугой слетающий с елок снег. На припеке запахнет сосновой корой. А у темного ствола появится первая крохотная проталинка…»

«Спасибо, лес! Я люблю тебя!»

«И я…» – прозвучало дальним эхом.

Я улыбнулась и по своим следам медленно пошла домой. Самое главное я сделала.

Говорят, многие люди замечательно чувствуют воду. У нас речка течет прямо за крайними избами, и когда я была маленькой, часто бегала с друзьями купаться. Но разговаривать я могу только с ветром и лесом. Я их как-то ощущаю, вижу: свободную независимость ветра и ласковую улыбку доброго и щедрого леса. И в любое, даже не грибное и не ягодное лето я всегда приношу из его кущей подарки. Причем, лес ведет меня именно в те места, где растет самая крупная черника и брусника. Не жадничая, я спокойно набираю три литра часика за два и еще час гуляю, разговаривая с этим мудрым существом о своих житейских пустяках. А он слушает и никак не хочет отпускать, бросая мне под ноги самые спелые и крупные ягоды или подставляя крепкие, упругие боровички, так сытно пахнущие в корзине…

Дойдя до своего дома, я погладила крыло мерседеса и вошла в калитку. На террасе ярко горел свет. На крылечке, освещая вычищенную тропку, светил фонарь. Вершинки кустов едва виднелись из снежного плена. На самой макушке старой яблони висели три мороженых коричневых яблочка. Я счастливо рассмеялась: как же здесь хорошо!

В избе уже накрыли стол. Ресторанная еда дымилась на тарелочках, а вокруг источали одуряющие ароматы кислая капуста и соленые огурцы с помидорами.

Я улыбнулась:

– Мам, ты говоришь, еды нет. Да на одной капусте можно месяц жить! И картошка в подвале.

– Это не еда! – Авторитетно сказала мама. – А легкий перекус. Мой руки и садись.

За столом уже сидели отец, Сережка и Вероника. Мама взяла чистую тарелочку и поставила ее рядом с Борисом. Перед мужчинами стояли рюмки, а в центре стола совершенно нахальным образом возвышалась бутылка водки.

– Это что? – Удивилась я, когда поняла, что по первой уже выпили. – Разве мы не едем в город?

– Ну дочка, у мужчин был трудный день. Боря сказал, вы целый день на колесах. Так надо немного расслабиться. Видишь, я тоже за компанию!

На донышке маминой рюмки плескалось две невыпитые капли. А Борис состроил невинные глаза и пожал плечами, нацеливаясь на крошечный огурчик.

– Мам, им обоим хватит. У папы, да и у Бори больное сердце.

– Да?! – Обрадовался отец. – А что ты принимаешь? О… А ты пробовал…

Короче, мужчины нашли интересную для них обоих тему.

Сережка с Вероникой быстро поели и вышли из-за стола.

– Ба, будете пить чай, позовете. Мы – в мамину комнату. Кино посмотрим.

Сын на секунду притормозил и спросил, глядя то на меня, то на Бориса:

– А после ужина пойдем на санках кататься?

Где бы мы с ним зимой ни отдыхали, у нас была традиция, заведенная еще в далеком Сережкином детстве: после ужина кататься на санках. Тем более, здесь, в сарае, стояли здоровые, деревянные, подбитые железной полосой, сани, которым годков было больше, чем моему отцу, поскольку они еще в детстве с братом возили на них воду с речки. Колодец-то сделали только в семидесятых…

– Да, сынок. Если хочешь, пойдем. – Улыбнулась я. – А вы горку раскатали?

– Целый день трамбовали: Ник, Дэн и мы с Вероникой!

– Тогда, конечно!

Мама все-таки выпила свои две капли и начала уговаривать Бориса остаться погостить до девятого.

– Все равно в этой вашей Москве отдохнуть совершенно невозможно! Гарь, машины, реагент. А у нас – река, снег, воздух!

– И с утра до вечера очистка снега! – Ввернул папа. – Мать, у них – дворники, а у нас – лопата и полтора землекопа!

– Да какой из тебя чистильщик! – Махнула рукой мама. – Картошечки? Горяченькая!

– Вот и я о том же. За единицу у нас теперь Сережка.

Папа встал и подложил в печь дрова. Батареи были огненными, и в доме царило умиротворяющее тепло. Меня потянуло в сон и, откинувшись на спинку дивана, я начала клевать носом, краем уха слушая доносящийся, как сквозь вату, разговор.

– Я бы с удовольствием принял ваше любезное приглашение, – говорил Борис, – но…

– Вы не волнуйтесь, у нас есть отдельная комнатка! Там тепло, батареи! Отец, – мама кивнула на моего папу, – когда пять лет назад перекрывал крышу, сломал мост и светелку. А потом сделал дом короче, но пристроил к избе комнатку. Вы, наверное, когда заходили, внимания не обратили? Теперь у нас вместо большого и неудобного сарая – маленькая терраска и комнатка для Леночки. Но сейчас там больше Сережка обитает. Ведь им вдвоем с Вероникой удобнее без посторонних! И окошко прямо в сад. А Леночке, когда она приезжает, тоже очень нравится там жить!

– Спасибо! – Наконец, смог вставить свое слово Борис. – Но мне надо закончить дело, ради которого я приехал. Думаю, если завтра мы уедем пораньше, то возможно, уложимся за один день. И я, наконец, отпущу вашу дочь отдыхать.

– Ну а сами? – Мама никак не хотела выпускать из своих рук «приличного» мужчину.

– А у самого десять дней отпуска в начале февраля. Хотел слетать на неделю в Альпы.

– У нас горки лучше! – Авторитетно заявила мама. – Даже Сережка подтвердил. А они с Леночкой где только не бывали!

– Мать, давай чайку попьем. Ребята нам тортик привезли. – Перебил отец упертую мамину настойчивость.

– Ой, конечно!

И она ушла на кухню ставить чайник и доставать чашки.

– Извините, Борис. Просто мать очень любит нашу деревню и считает, что на земле красивей места не существует. – Неловко попытался нейтрализовать ее напористость отец.

– Я понял. – Усмехнулся Борис и предложил: – Может, еще по одной? Пока одна из женщин на кухне, а вторая спит?

– Точно, спит? – Отец не переносил моих укоризненных взглядов.

– Точнее не бывает.

Я не стала их разочаровывать, поскольку никак не могла открыть глаза, постепенно проваливаясь в сон все глубже. Но тут в избу ворвался мой сын и с разбегу обнял меня за шею. Сон слетел, словно его и не бывало.

– Ма-ам! Ну ты скоро?

Похлопав глазами, я улыбнулась ему и потянулась.

– Да хоть сейчас. Скажи бабушке, что чай мы будем пить позже.

– Мама устала… – Начал было дед…