Деревня Тюмарково

Из каких глубин памяти вынырнули эти воспоминания? Не знаю. Но мне было так тепло и уютно! Хотелось любить весь мир… Хотелось. Ровно до того момента, как Манька, оставив птичек в покое, выскочила на берег и, обдав меня брызгами, летящими во все стороны с ее шерсти, унеслась куда-то в лес и тут же начала лаять. Кажется, в этом бору мы были не одни.

Вскочив на ноги, я бросилась на голос, вопя сиреной на весь лес:

– Нельзя! Фу! Где же ты, паразитка?!

Довольная паразитка и замерший за молодыми сосенками мужчина посмотрели на меня с неописуемым облегчением. Причем Манина морда прямо-таки сияла от гордости: «Хвали меня! Я бандита поймала!»

– Простите! – Мое лицо выразило искреннее сожаление, а рука крепко схватила ошейник. – Не думала, что тут кто-то есть. Вообще-то она девочка мирная…

Мужчина выдохнул и ответно улыбнулся.

– Я думал, она тут одна бегает… А теперь понял, что Вас сторожит.

– Точно! – Меня тоже немного отпустило. Поскольку за его спиной висел охотничий карабин, кто знает, к каким последствиям могла привести наша встреча, не успей я вовремя. – Простите еще раз!

Мужчина, которому на вид было лет шестьдесят, кокетливо заправил за ухо длинную прядь светлых волос и прищурил глаза.

– А Вы, похоже, не местная?

– Абсолютно не местная! – Рассмеялась я. – Вот… неожиданно для себя купила в деревне дом. И теперь приехала.

– В Тюмарково? – Догадался он. – Сима говорила, что у нее появилась соседка.

– Слухи распространяются быстро. – Согласилась я.

– И как? – Мужчина, никуда не торопясь, опустил к ногам висевший на плече рюкзак.

– Ничего. – Я пожала плечами. – Хожу, осматриваю окрестности. Думаю.

– А я в соседней деревне живу. В Мироново. – Сообщил он и представился: – Николай.

– Катерина.

Манька дернулась и удивленно посмотрела на меня: мол, чего держишь?

– Простите… – Я посмотрела на охотника. – Можно собаку спустить? Не бойтесь, она не укусит. Ее бросаться не учили.

Тот кивнул, и Манька, словно пущенная из лука стрела, снова побежала к реке.

– Вы бы в лес сапоги надевали. – Николай посмотрел на мои ноги. – У реки змеи живут.

– Уже поняла. – Хмыкнула я. – И кто еще тут, кроме них, водится?

– Кабаны. – Мужчина посмотрел на плечо, за которым висело ружье. – Волки, лоси, зайцы, лисы, рыси… Зимой видели медвежьи следы.

– Ужас какой! – Непроизвольно вылетело у меня.

Тот засмеялся.

– Здесь людей меньше, чем зверья. Вот только лес рубят. Если так продолжат, лет через пять ничего и никого не останется.

– Значит, дороги разбиты лесовозами, непонятно кто варварски использует природные ресурсы, а местное начальство, радуясь брошенной от барских щедрот подачке, скромно смотрит в другую сторону? – Спросила я.

– Как и везде. – Согласился он. – Совхоз умер, а вместе с ним умирает край: люди разъехались, деревни брошены. Когда-то тут были поля с рожью и картошкой, льном и цикорием. Сколько было скотины! А теперь лес да травы.

Я снова пожала плечами. Ну что тут скажешь, если дешевле завозить не пойми что неизвестно откуда, чем выращивать свое.

– Ну, гуляйте, а я пошел. – Николай снова улыбнулся и подхватил рюкзак. – Надеюсь, увидимся.

– До свидания. – Вежливо сказала я ему вслед и направилась к реке, надеясь отыскать среди ее песчаных перекатов мою загулявшую собаку.

***

А в деревне, пока мы бродили по лесу, собрался целый совет. Это я поняла, как только вышла из-за кустов, скрывающих наши дома.

– Смотри-ка, Маня, – я подозвала собаку и застегнула на ее ошейнике карабин, – похоже наше с тобой появление возмутило спокойный местный быт до глубины души. Похоже, как только подойдем, нам выдвинут жесткий ультиматум.

Маня тряхнула ушами и посмотрела вперед. Туда, где на лавочке и вокруг нее, под соседской ивой, кучковались местные жители.

– Надеюсь, нас не побьют. – Поежилась я, жалея, что кроме подобранной в лесу хворостины, в руках ничего нет. – В-общем, если что, беги.

Собака заглянула в мои глаза и как-то напряглась.

– Не-не! – постаралась ее утешить. – Драться буду только я. А ты… можешь нырнуть под ближайший кустик. Честное слово, считать тебя зайцем не стану, поскольку на рожон лезут только глупцы. А этих рожнов у них… – я быстренько пересчитала все палки и орудия труда в руках населения, – аж семь штук. Если что, будем строить баррикады и отбиваться подручными средствами. Как считаешь, если я выкину в окно ржавое ведро, их это впечатлит?

Болтая всякую чушь лишь для того, чтобы слишком сильно не бояться, я прихватила собаку покрепче и свернула с дороги в сторону дома. Бубнившее о чем-то несомненно важном собрание тут же заоглядывалось, а голоса сделались чуть тише.

– Добрый всем день! – Изобразив радушнейшую улыбку, я помахала свободной рукой. – Всем знакомым и незнакомым – мое почтение!

– А вот и моя соседка! – Серафима, сидевшая на лавочке бок о бок с тетей Надей, улыбнулась мне в ответ. Ну, раз улыбаются, значит, сразу бить не будут. И то – радость.

– Иди-ка сюда! – тем временем продолжила она. – Посиди с нами в тенечке!

Если честно, я бы полежала… на кровати со стаканом воды. Но от приглашений, подкрепленных средствами активного наступления в виде грабель и вил, не отказываются.

– Это моя новая соседка. – Довольно сообщила глазевшим на меня односельчанам бабушка Серафима. – Как тебя… Катя?

– Точно. – Я кивнула. – А это – Маня. Не кусается. Но мнение свое выражает громко.

– Хорошая овчарка. – Переступил с ноги на ногу худенький и низенький мужичок неопределенных лет с печатью хронического употребления на лице. – Значит, Маня?

Бесстрашно подойдя к собаке, он положил на ее голову большую, дотемна загорелую ладонь с узловатыми пальцами. Манюня прифигела от столь вольного обращения и даже прижала уши. Но возмущаться не стала. И тут, откуда-то из-под лавки прямо нам под ноги вышел пес. Раза в два меньше моей красотки. Судя по его шерсти и длинной морде, в его предках были терьеры. Возможно, даже черные, поскольку окрасом и кудлатостью он напомнил мне одну гадостную соседскую собаку и ее не менее гадостного хозяина, водившего свою агрессивную скотину по улице без всякого поводка. Не сомневаюсь, последний считал, что ему все сойдет с рук, поскольку работал в районной управе. И почему такие пакостные, мелочные и злобные люди все время лезут во власть? Мне кажется, они получают патологическое удовольствие, видя чужое унижение. Ибо чем кормить собственную гордыню, как не слезами тех, кому сделал больно?

Подобные мысли, промелькнув в голове с бешеной скоростью, сменились страхом: Маня собак не любила. И если те приближались к ней ближе, чем на пару метров, тут же бросалась, норовя укусить. И что сейчас будет? Необъявленная война вспыхнет с новой силой?

– Казбек! – Строго сказал мужичок, все еще поглаживая Манюнины уши. – Это – девочка!

Маня напряглась… Моя рука судорожно стиснула поводок у самого карабина… А Казбек, с совершенно непробиваемой физиономией, деловито приблизился к Мане и коснулся своим влажным носом ее опущенной морды. И тут же завертел хвостом. Маня, немного подумав, расслабилась и… завертела своим.

– Ты бы, Кать, ее отпустила. – Сказал сосед. – Пусть побегают в травке.

Ну-у… как скажете. Однако вопрос о курах оставался открытым, поскольку пернатые хоть и жались к дому, почуяв нового хищника, но все равно гуляли во дворе.

– Куры – нельзя! – строго сказала я, отщелкивая карабин. Почуяв свободу, Маня прыгнула в сторону и припала на лапы. Казбек, удивленно приподняв лохматые брови, переступил короткими ножками и неуверенно тявкнул. А потом побежал за моей собакой. Та снова прыгнула… И тут до мужчины с чувством собственного достоинства вдруг дошло, что дама приглашает его поиграть. Что тогда началось! Они прыгали, скакали…

Неожиданно откуда-то из зарослей другого посада на дорогу выбрался еще один лохматый пес. Повыше и помощней. Обнюхавшись с Манькой и Казбеком, он с огромным удовольствием включился в их игру. Причем кавалеры были настолько предупредительными с дамой, что даже не обижались на порыкивания овчарки, обалдевшей от столь неожиданной дружбы.

– Это Шарик. – Любезно пояснил хозяин Казбека.

– А как звать Вас? – Вежливо поинтересовалась я.

– Давай на «ты». – Поморщился он. – Ваши городские штучки не для деревни. А вообще я – Семен. Твой сосед с другого бока. Это – моя жена Наташа.

– Рада познакомиться. – Я улыбнулась несомненно пьющей семейной паре. И если по лицу Семена можно было сказать, что красавцем он не был никогда, то Наташа в юности была очень хороша. Большие серые глаза с густыми ресницами, небольшой носик, пухлые губки и роскошная коса… Боже мой, что же такое могло заставить русскую красавицу стать алкоголичкой с трясущимися руками?

– Марина. – Представилась мне крепкая женщина с короткой стрижкой и ясными цепкими глазами. «Не деревенская». – Подумала я и оказалась права. – Приезжаю летом на дачу. – Ее улыбка была доброй и располагающей. – Во-он… – Она ткнула пальцем куда-то за яблони. – Мой дом – следующий после Семена. А на выходных ко мне приезжает сын. Надеюсь, вы познакомитесь и подружитесь.

Я улыбнулась.

– Конечно.

Кажется, от сердца наконец отлегло. Стоявшие рядом со мной люди улыбались мне искренне и с радостью.

– Траву ворошите? – Спросила я курившего Анатолия, сына бабушки Серафимы.

– А, – махнул он рукой, – так… Козе да курам на зиму. Им много не надо. Не то, как коровам…

Услышав знакомые слова, бабушки хором вспомнили былое.

– Я ведь одна двух коров, телят и поросей держала! – С гордостью поведала еще одна соседка из дома наискосок – бабушка Галя. – А теперича одни куры остались. Держу для себя. Мои-то все по городам разъехались…

Мы разговаривали. Вернее, я слушала, а местные говорили до тех пор, пока с языками на плечах не вернулись убегавшиеся собаки, сразу упавшие в тень.

– Надо Маню напоить. – Извинившись, перебила я чьи-то воспоминания.

– Конечно, ступай. – Разрешила Серафима. – А вечером, часиков в шесть, приходи. Ужинать будем.

– Так это… – я захлопала глазами, – у меня ничего к столу нет. А где здесь магазин?

Толик махнул рукой и вытащил откуда-то из-под лавки банку пива.

– В шести километрах отсюда. Но сейчас он закрыт.

– У нас все есть. – Поддержала его мать. – Огород, чай, свой. – Она посмотрела на соседок. – И вы приходите. Стол в проулке поставим.

– Музыку включим. – Усмехнулся Толик. – Чай скипятим. Водочку остудим.

– А говорил, что выпили! – Укорил его Семен. – Брата угостить не хочешь?

– Вы братья? – Я посмотрела сначала на одного, потом – на другого. – А не скажешь.

– Двоюродные. – Успокоил меня Анатолий. – Короче, вечером приходи.

Пришлось согласиться. Когда мы с Маней направились домой, за нами, как само собой разумеющееся, пошел Казбек. На робкую попытку Шарика пристроиться в компанию четвертым, мелкий пес оскалился и грозно рыкнул. И не только мне стало понятно, что прекрасная дама уже занята: расходившиеся по своим делам деревенские дружно грохнули смехом.

– Правильно! – Одобрил Семен. – Знай наших! Ибо нефиг!

Запустив Маню в дом к мискам, я насыпала сухого корма в старую дырявую кастрюлю, найденную в сарае, и вынесла ее Казбеку.

– Спасибо, дружище! – Сказала ему, ставя еду перед собачьим носом. – Благодаря тебе моя Маня счастлива.

Пес внимательно посмотрел на меня, поднялся с земли и деликатно начал есть. Удивительно, откуда у него, обычного деревенского барбоса, манеры настоящего принца? Хотя, о чем это я? Уверена, большинство принцев крови не идут с Казбеком ни в какое сравнение!

***

Солнце медленно опускалось за дальний лес, утыкаясь жаркими лучами уже не столько в землю, сколько в подсвеченные золотом его сияния облака. Из сада, растопырившего ветки позади заросшего сорной травой огорода, тянуло свежестью и стаями голодных комаров. А из-за Серафиминой крыши – вкусным запахом жарящегося в мангале мяса. Если честно, мне было жутко неудобно: чем я могу отблагодарить малознакомых пока людей, пригласивших меня за свой стол? Ну не собачьими же сухариками или консервами, сиротливо лежавшими на тумбочке!

Повздыхав и немного покомплексовав, я все же успокоилась: в следующий мой приезд обязательно захвачу с собой пару батонов колбасы и бутылку водки.

И каково же было мое чувство, когда точно в шесть я пришла к их крыльцу и увидела на длинном столе сразу бутылок шесть или восемь отнюдь не ликера или вина.

– Самогон! – Довольно щелкнул по бутылочному стеклу Толик. – Садись, куда хочешь.

Я кивнула и пристроилась рядом с Мариной, раскладывавшей по тарелкам какой-то салат.

А потом, кроме тех, кого я знаю, к столу подходили какие-то незнакомые люди. Женщины несли закуску, а выпивки было столько, что если наполнить ей небольшой детский бассейн, то его объема могло бы не хватить.

Когда все, наконец, расселись, Толик с Семеном подняли рюмки и посмотрели на меня.

– Что? – Спросила их с улыбкой.

– За нового члена нашей маленькой общины! – Сказал Семен и первым опрокинул в рот самогон. Я посмотрела на его заросший колючками подбородок, на его жену, лихо отправившую немаленькую дозу внутрь, и смочила в прозрачной жидкости губы. Нет, конечно, я тоже иногда что-то пила… Немного и совсем не сорокоградусное. Кочевряжиться, изображая из себя фифу, не хотелось. Но пить эту бяку я тоже не могла. Пока все наслаждались процессом, я взяла стакан, специально для меня наполненный водой, поднесла его к губам и осторожно слила туда то, что было во рту. А потом дернула плечами.

– Какая крепкая! – Стакан встал рядом с тарелкой.

– Закуси! – Бабушка Серафима, не глядя махнувшая стопку вместе со всеми, протянула мне малосольный огурец. – Свой. – Похвасталась. – Парниковый.

Я восхищенно закатила глаза: огурец, пахнувший укропом, был удивительно вкусным.

За первой последовала вторая рюмка. За второй – третья… Народный контроль ослаб, и я могла больше не притворяться, что пью. Люди, сидевшие вокруг меня, разговаривали о чем-то своем. Толик с Семеном и еще каким-то мужичком взяли отдельную бутылку, сигареты и устроились рядом с гремевшей музыкой машиной.

– И снова с вами в пути радио «Шансон»! – Объявила ведущая вечернего эфира. За проникновенным голосом певца, ведущего рассказ о нелегкой жизни очередного заблудшего в тенях собственного прошлого неудачника, я совершенно не слышала, о чем громко, иногда срываясь на крик, говорили местные мужчины. Зато женщины, обсудив огороды, своих детей и внуков, как-то задумчиво подперли головы руками.

– Давай, Надя, – сказала Серафима своей соседке, – споем нашу…

Боже… Шансон сдался без боя сильному и красивому голосу маленькой старушки.

Выключившие радио мужчины опять подсели к нам и начали подпевать вторыми голосами. Если честно, такого прекрасного исполнения я не слышала никогда. Народный хор из удивительных голосов, которому не требовался дирижер… Это было волшебно!

– Мама пела в церковном хоре. – Ответила на мой удивленный взгляд бабушка Надя. – И я вместе с ней. Но у меня-то совсем плохо получается…

Она смущенно улыбнулась, а у меня просто не было от восторга слов!

– Эх, поздно ты тут появилась. – Подхватила нить разговора бабушка Серафима. – Когда мы были молодыми, совхоз наш считался миллионером. Сколько же работало в нем народу! Своя больница, школа-семилетка, роддом… К нам из райцентра рожениц везли! А клуб! Надя, ты помнишь нашу самодеятельность? И спортивную команду по волейболу? Мы играли в Москве на первенство Союза! А с концертами и вовсе пять областей объехали! Помнишь, – она засмеялась, – как автобус в грязи застрял, а нам уже через полчаса выступать?

– Когда мы босыми, да без юбок его толкали? – Спросила бабушка Надя. – Было дело…

– Почему без юбок? – Сразу спросила я. Ох и благодарного же слушателя они нашли!

Оказывается, совхозная самодеятельность отправилась к началу спектакля прямо в сценических костюмах. А на улице – сентябрь. Темно и холодно. Дождь и огромные лужи. С ними не мог справиться старенький автобус, но справилась веселая молодежь.

– Мне мой Сорокин после этого предложение сделал… – еще больше раскраснелась Серафима. – Аккурат в декабре свадьбу сыграли.

– Может, еще споете? – Попросила я. И они пели… Как же я жалею, что не догадалась записать их голоса хотя бы на кнопочный телефон!

Разошлись мы только тогда, когда в небесах вовсю сияли яркие, очень яркие звезды. Как самый трезвый в компании человек, я убрала и перемыла посуду, сложила разбросанные вокруг бутылки в мусорный пакет, проводила покачивающуюся бабушку Надю домой и поставила перед сидевшим за столом Толиком лампу. Его брат Семен, обнимая верную Наташу, ушел к себе, а Казбек, почти не огорчившийся из-за того, что Маня отправилась спать, догрызал сброшенные под стол кости.

– По домам? – Спросила Марина, прижимая к груди свою салатницу.

– Пойдем, провожу. – Я накинула на плечи кофту. – Хочу проветриться.

– Как тебе деревня? – Задала она вопрос, когда мы вышли на дорогу.

– Сказать, что я в шоке – не сказать ничего. – Улыбнулась ей. – Вот так запросто пригласить в гости незнакомого человека…

– Старая гвардия. – Марина улыбнулась мне в ответ. – Хорошие они. Правда, пьют много.

Я промолчала.

Вокруг, наполняя теплую ночь музыкой, трещали кузнечики. Над головами, иногда скрывая звезды, носились летучие мыши. На востоке, подсвечивая розовым заревом облака, всходила огромная луна. Нос чувствовал запахи болотных цветов, а уши слышали журчание текущего в стороне ручейка.

– За земляникой завтра пойдешь? – Вдруг спросила Марина.

– А… далеко?

После посиделок куда-то к черту на рога идти совершенно не хотелось.

– Да здесь, – Марина махнула рукой куда-то вперед, – за деревней. Там вырубка. Семен ходил и сказал, что можно брать.

– Ладно. – Подумав, я согласилась. В конце концов, Мане надо гулять. Ведь именно за этим мы с ней ехали. А на диване могу и в городе поваляться. – Да, Марин, спасибо. Когда мне за тобой зайти?

***

Рассказ четвертый. Отъезд

***

Надев на ноги резиновые сапоги, а на плечи – привезенную с собой старенькую куртку, я схватила оставленный прежними хозяевами эмалированный со сколами бидон, пристегнула Мане поводок и, радуясь солнечным, еще не жарким, лучам, а также отсутствию у моего дома козы, вышла на улицу. Пока собака в травке делала свои дела, я накинула на дверь навесной замок, побрызгалась от комаров репеллентом и медленно, любуясь восходом, пошла к дороге. К моему удивлению, бабушка Серафима и бабушка Надя уже были на ногах. Как ни в чем не бывало, они косили свои проулки. Подивившись крепости их организмов, я помахала им рукой.

А потом мы с Мариной отправились в лес. По пути к нам присоединились еще две крепкие и моложавые женщины-пенсионерки. Похоже, они знали друг о друге все, поэтому им не терпелось поделиться подробностями своего быта с тем, кто ничего о них не знал. То есть, со мной. Как оказалось, у одной из них дочка скоро станет бабушкой…

– Сколько же Вам лет? – Вытаращила я глаза.

Женщина сложила губки бантиком, повела бровками и лукаво взглянула мне в глаза.

– Немного… Семьдесят пять.

М-да… Мне казалось, что в этом возрасте ходят исключительно с палочкой и согнувшись. А на лице морщин должно быть столько, сколько складок на морде у шарпея. Это сейчас я знаю, что и в восемьдесят с лишним можно писать необыкновенные картины, устраивать выставки, одеваться элегантно и заниматься йогой. Тогда же я считала, что после семидесяти жизнь кончается. Но вот эти женщины с яркими задорными глазами, с гладкой упругой кожей, легкой походкой и звонким смехом рушили мои стереотипы, как весна старый лед: окончательно и бесповоротно.

– Выглядите – супер! – Искренне восхитилась я.

– Да у нас тут такие места. – Махнула рукой тетя Света. – Пятерым баушкам в нашей деревне – за девяносто. Скотину, конечно, уже не держат, а курей с индюшками еще обиходить в силе. Ну и огород.

– Прямо-таки волшебство!

– Возможно. – На полном серьезе согласилась та, которую звали Гела. Как потом я выяснила, ее полное имя было Ангелина. И вообще в тех краях девочек чаще всего называли тремя именами: Светлана, Ангелина и Надежда. Если вдруг при знакомстве кто-то из дам называл другое имя, почти всегда оказывалось, что она родилась в другом месте. А любимыми мужскими именами здесь были Семен, Петр и Александр.

– Что, – рассмеялась я, – колдуны в новолуние создают эликсир молодости и раздают его всем страждущим, в виде гуманитарной помощи, бесплатно?

Женщины загадочно улыбнулись.

– Ой, неужели угадала? – Я продолжила веселиться.

– Ну-у… – протянула та, что Света. – Светку, что от тебя через дом, видела?

– Такую худенькую, черноволосую и маленькую? – напрягла я свою память, припоминая имена вчерашних гостей Серафимы.

– Угу. – Согласилась Света. – Так ее мать, тетя Надя, ведьма.

– Чё, серьезно? Или смеетесь?

– Серьезно. – Вздохнула та. – Порчи наводила только так. Теперь-то дома сидит. Что-то у нее с ногами.

– А Светка с Сашкой не от мира сего. – Наябедничала Гела. – Мозгов нет, а пьют, как не в себя.

– Это бабке в наказанье за то, что Сеньку, первого Светкиного парня, со света сжила!

– Да Вы что… А как? Неужели отравила?

– В лесу повесился. – Тихо ответила Гела и посмотрела в сторону избы, мимо которой мы проходили. – Здесь он жил. Мать потом дом продала, да в райцентре квартиру купила. Больше здесь ни разу не была.

И пока мы шли от деревни к лесу, я услышала то, над чем стоило задуматься… Оказывается, в этой деревне постоянно мерли мужики. Раньше как-то незаметно, поскольку жилых домов было около сотни. А теперь, когда на три окрестных села их осталось всего ничего, это бросалось в глаза.

– По двое за год убираются. – Пожаловалась Света. – А ежели нет, то калеками, вот как твой сосед Семен, становятся.

– Да ну, – вступила в разговор Марина, – он сам рассказывал, что замерз по пьяни. Да и вообще тут все мужики пьют так, словно в колодцах не вода, а самогон! Светкин парень – тоже из любителей. Тетка Фаина рассказывала: напьется и с топором по деревне бегает. Никакого сладу с ним не было

Местные дамы поджали губы: напугать приезжую «молодуху» не удалось. Но сердиться в такой чудесный день было глупо. И вот Света, перескочив через незаметный в траве ручей, снова вернулась к заинтересовавшей меня теме.

– Капище, – она кивнула головой в сторону холма, – когда-то тут было. Языческое.

– А по всему лесу каменные круги стоят. – Дополнила Гела. – В начале лета подношения лесным духам туда носили. Мы с мамой тоже ходили. Давно это было…

– Правда? Никогда не видела! – Тут же заинтересовалась я.

– Увидишь. – Все-таки закончила скользкий разговор Марина. – Сейчас лучше смотри вниз.

И она показала на поросшую подлеском вырубку.

– Выбирай: направо или налево. Хочешь, иди прямо. Здесь везде ягод полно.

Я посмотрела себе по ноги…

Здесь, среди старых сосен, пряталось настоящее сокровище. Кучерявые кустики черники, растущие в тени, менялись коврами брусничника, раскинувшимися по кочкам вокруг замшелых пней. А между ними, на припеке, топырила широкие мягкие листья земляника с несколькими уже спелыми, но все еще крепкими ягодками на высокой веточке. Их было так много… Я опустилась на корточки и протянула к ним руку. Как же они пахли!

Пока я ползала между соснами, уставшая Маня ушла в тенек и легла на взгорок так, чтобы видеть нас всех. Похоже, в ней проснулись гены далеких предков – пастушьих собак: как только кто-то из нас пропадал из ее поля зрения, она сбегала вниз и звонким лаем гнала непослушную овцу, то бишь, женщину, обратно к остальным. Помучившись, дамы все же прониклись ее заботой и больше не разбредались. Несмотря на то, что сидели мы кучно, часам к двум дня я набрала полный бидон. А мои спутницы – по пятилитровому лукошку.

К тому времени, как мы засобирались домой, небушко, ясное с рассвета, как-то затянулось белой кисеей, меняющейся на юге блеклыми кучевыми облаками.

– Поспешим. – Со знанием дела сказала Света. – Будет гроза.

И мы, подхватив добычу покрепче, снова нырнули в луговую траву.

Ушли мы, как оказалось, вовремя. Едва я, пропустив Маню вперед, зашла на крыльцо, по деревьям пронесся сильный порыв ветра. Серафимин рыжий петух, проорав что-то невнятное своим женам, ринулся в сторону сарая. Подняв голову вверх, заблеяла коза. А потом грянул гром…

Усевшись у закрытого окна, я смотрела на прозрачные струи, заливавшие стекло, и чесала подставившую спину собаку. Конечно, еще дома я обработала ее от клещей. Но все равно парочку подселенцев в ее густом подшерстке я нашла. А еще парочку – на подкладке своей куртки.

– Вот так, – я раздавила насекомых выпавшей из недр кровати деревянной шайбой, – мы боремся с собственными страхами. И даже не знаю, кто победил. Но ягоды, – мы с Маней дружно посмотрели на бидон, – просто великолепны!