Деревня Тюмарково

– Этак будешь прокладывать дорогу до завтрашнего дня. – Улыбнулся Денис и врубился крепким тяжелым телом в зеленые заросли. Сережка, радостно хлопнув в ладоши, поскакал за ним. Почесав нос, укушенный не испугавшимся спрея комаром, я двинулась следом. Кто его знает, что там может их поджидать? Пауки, летучие мыши, змеи… Гнилые полы и перекрытия.

– Сережа! Не увлекайся! – Крикнула я сыну, помахавшему над своей головой пальцами. – В старых зданиях водятся привидения!

Эх, лучше бы я промолчала… Ведь мужчины, сколько бы им не стукнуло лет, в душе всегда остаются маленькими любопытными детьми, постоянно пробующими на вкус этот разнообразный, наполненный тайнами и приключениями мир. Ну, есть, конечно, исключения… Только, как мне кажется, у подобных тихонь родители еще в далеком детстве обрубили все хотелки, запрещая исследовать, пробовать на зуб и, ошибаясь, учиться.

Кстати легкий пример подобного отклонения живет в моем доме этажом выше: двенадцатилетний мальчик не имеет друзей. Он не ходит гулять на улицу, поскольку до отчаяния боится насекомых. Причем всех, начиная с крохотной луковой мухи. Его перемещения вне дома совершаются по одному и тому же маршруту: школа – квартира и наоборот. И все началось с того, что взрослым всегда было не до него: чтобы не мешал, малыша сажали перед телевизором или давали в руки гаджет.

Тряхнув головой и отбросив размышления о вывертах психики до лучших времен, я поторопилась за Денисом и Сережкой, чьи шаги и голоса пропали в глубине заросшего участка.

Да-а… Если крапиву вовремя не косить, то из ее стволов можно вырастить целый лес. Вроде бамбукового, но не настолько лояльного к пробирающемуся сквозь его заросли человеку. Раскидистые жгучие побеги, цепляясь друг за друга листьями, настырно лезли мне в лицо. С подпирающих небеса метелок сыпались на голову жучки и какая-то труха с сухими крыльями бабочек. А тропа, проложенная Денисом, заставила меня вспомнить песню Криса Ри «Дорога в ад». Посыл там, понятно, не совсем тот, но все же перекликался сразу со всеми моими мыслями: «Мама, я еду в город, чтобы продать себя подороже… Тут нет места радости… Это – дорога в ад».

Забытая земля, брошенные деревни… Усталые лица закредитованного населения, однажды пожелавшего всего и сразу… Толпы приезжих, жаждущих срубить деньжат, порезвиться на воле и свалить в родное отечество… За все эти годы мы привыкли к зависти, злобе и равнодушию. К тому, что в красивую сытую жизнь надо лезть по чужим головам и не жалеть ни о чем. Даже о родине.

«Чувство страха перед насилием стирает улыбку с каждого лица, и здравый смысл бьет тревогу… Оглянись, мир, смотри, что творится. Ты должен выучить этот урок. Это не автострада, что ведет в будущее, о нет, это дорога в ад…»

– Мама! – Услышала я Сережкин крик. – Ты где потерялась? Иди сюда, тут так интересно!

– Иду!

Смело растолкав нависшие надо мной зеленые стволы, я, наконец, выбралась на более-менее свободное от них место и увидела крепкие крашеные ступени, ведущие на крыльцо.

Заходить внутрь, даже вместе с Денисом, мне совершенно не хотелось. Поэтому я, ступая на сохранившуюся под слоем мха цементную опалубку, подошла к распахнутому настежь окну и заглянула в комнату.

Первое, что бросилось мне в глаза, это совершенно шикарный буфет, чьи дверцы были украшены тонкой резьбой. На его полочках стояла целая посуда, а на стене, между ним и белой печью, висела репродукция картины Пименова «Новая Москва». Та самая, где за рулем автомобиля девушка едет в будущее. Кажется, меня разобрал нервный смех. Пытаясь затолкать его обратно ладонью, прижатой ко рту, я посмотрела в другую сторону. Две металлические кровати (даже странно, что их не сдали в утиль), стол со стульями, раскрытый сундук и брошенная на пол пачка журналов «Наука и жизнь». Восторженно попискивающий сын их перелистывал, а заметивший мою голову Денис улыбнулся и развел руками.

– Когда я был тут в прошлом году, на полках стояли чугунки и сковородки. Специально зашел, чтобы взять парочку для хозяйства, но кто-то успел раньше.

Я кивнула и продолжила осмотр.

В красном углу, под полочкой с кружевной салфеткой, стоял телевизор. Неподалеку – магнитола. Технику не тронули, но икон на полке не было. На полу, под западным окном, валялся разбитый цветочный горшок. На одном из стульев висел ситцевый халат. Стену рядом с кроватью украшал большой, родом из семидесятых, узорчатый ковер. На затоптанном полу лежали половики. Приглядевшись, я заметила висевшие чуть поодаль фотографии в рамочках. Бабушки и дедушки, жених с невестой, цветные, размером с открытку, внуки… Складывалось впечатление, что из этого дома бежали впопыхах, прихватив только документы. Я видела похожие кадры, снятые в Чернобыле. Там был взрыв, радиация, беда и страх. А здесь? Человеческое равнодушие к собственным корням? Ладно, мебель, одежда и посуда. Это можно купить. Но фотографии?! В них – твой род, твоя личная история! Неужели живущие в городе дети настолько стеснялись своего происхождения, что постарались забыть, вычеркнуть из собственной памяти заботливые руки бабушки, ее румяные пироги с капустой, березку под окном и золотой закат над полем? Не понимаю…

– Мам, – Сережка подошел к окну, – а давай что-нибудь возьмем на память? Смотри! – он поднял руку, пальцы которой осторожно держали фарфоровую балерину без одной ноги. – Я сейчас отколотую часть поищу. Наверняка на полу валяется!

– Не нужно. – я улыбнулась. – Вдруг душа хозяйки, что тут когда-то жила, до сих пор присматривает за своим домом? Ей станет обидно, что ты без разрешения взял принадлежавшую ей вещь.

– И правда… – Сын ушел в комнату и осторожно поставил статуэтку на комод. – Пусть радуется.

Скрывшись где-то в кухне, он скоро оттуда вышел… с веником и совком в руках.

– Если я подмету грязь, ей будет приятно? – Без тени иронии спросил он, чистыми глазами глядя на старые снимки.

Денис пожал плечами и что-то сказал о безбожниках. Я проигнорировала его слова и кивнула.

– Уверена: ей будет очень приятно. Окна тоже прикрой.

Вытряхнув прямо у порога мусор, Сережка снова вошел в дом и сложил разбросанные журналы в сундук.

– Теперь – порядок! – Довольно сказал он и вернулся ко мне. – Мам… я хочу отсюда уйти.

– Денис! – Позвала я соседа. – Мы устали и хотим домой. Может, пойдем? С нас – чай и вкусные конфеты.

Мужчина вышел на улицу и приставил к косяку сорванную с петель дверь.

– Хотелось заглянуть в сараи… – Бросив по сторонам полный сожалений взор, он все же передумал. – Наверное, самое ценное оттуда тоже вынесли.

– Скорее всего. – Согласилась с ним я и улыбнулась. – А теперь скажи, Сусанин, в какую сторону нам идти!

***

Немного подождав Сережку, на прощание делавшего фотографии заброшенной деревни, огородами мы вышли к дубовой роще и постепенно углубились в лес, обсеявший местные поля сосновой порослью.

– Когда-то совхоз сажал тут овощи. А теперь – кругом трава. – Заметил сын, закидывая лямку фотоаппарата на плечо.

– Если какой-то из биологических видов вымирает, на его место приходит другой, более жизнеспособный. – Денис поднял голову и посмотрел на плывущие в небесах тучки. – Закон сохранения энергий.

– Получается, мы вымираем?

Сережка его догнал и пошел рядом. Но мужчина лишь улыбнулся.

– Я – о картошке. За многие века культивации это растение привыкло к тому, что за ним ухаживают. И совершенно разучилось сопротивляться внешним факторам без посторонней помощи. Не будет человека, не станет и ее. А диким животным хватает диких злаков.

Он провел ладонью в перчатке по высоким метелкам. И они закачались, выпустив из своих объятий стрекозу и пару паучков.

– Вот здесь, – он кивнул в сторону, – когда-то проходила дорога к реке. А еще – к мельнице и стеклянному заводу.

– Правда? – Восхитился Сережка. – Их можно посмотреть?

Денис покачал головой.

– В девяностые годы прошлого века они закрылись. А доски с кирпичом растащили местные. Так что ничего там, кроме старых гнилых свай, торчащих из воды, и раскрошенного фундамента, теперь нет. – Немного помолчав, он продолжил. – Но ходят слухи, что землю вдоль берега реки по другой ее стороне выкупил какой-то предприниматель под турбазу. Ведь в водах рыбы, а в лесах – зверья и птицы полно! Рай для охотников и рыболовов.

– Но дорога… Ее просто нет!

Сережка оглянулся и посмотрел на колосящийся ветками подлесок.

– Оттуда, – Денис кивнул куда-то вдаль, – есть. Она ведет к санаторию и пионерлагерю.

– Сейчас их тоже нет?

Денис покачал головой и осторожно, цепляясь за стволы, обошел образовавшуюся на тропе глубокую лужу. Мы последовали за ним.

– Они были на балансе выстроивших их предприятий. В те самые девяностые годы оказалось выгодней ввозить дешевый и некачественный китайский товар, получая удвоенную прибыль, нежели ремонтировать оборудование и платить рабочим зарплату, с трудом конкурируя с броским импортом. Поэтому… и предприятий, и баз отдыха больше не существует.

Он подержал нависшую над тропой еловую лапу, пропуская под ней нас.

– А почему наши фабрики оказались неконкурентоспособными? – Сережка с интересом посмотрел ему в лицо.

– О-о… – рассмеялся Денис и остановился. – Тут сошлось множество факторов. Вот смотри, – он присел и ткнул подобранным с земли сучком в землю. – На конце цепочки всегда находится потребитель. Ведь именно ради него производится любой товар. Так?

– Ну да. – Кивнул головой сын.

– Тогда задам вопрос. Что выберешь: яркую, с прикольным принтом, майку или унылое серое, пусть даже из хорошей, качественной ткани, изделие? На что вначале обратишь внимание?

– Ну… на принт.

– Согласен. – Улыбнулся Денис и зачеркнул одну из нарисованных на земле картинок. – Основополагающим решением любого выбора будет фасон, цветовое решение и, если ты не сын состоятельных родителей, цена. Братский Китай, распахнувший для россиян свои рынки, предложил модные расцветки, крой и очень привлекательную, с точки зрения экономической выгоды, стоимость. Что же на тот момент могла дать своему потребителю советская промышленность? Фасоны, не менявшиеся десятилетиями. А почему? Потому что любое изменение предполагает расходы на закупку нового оборудования и, как следствие, удорожание продукта. Неброские тона и простую фурнитуру… Пусть из качественного материала, но… совершенно не интересное покупателю. Чтобы все это изменить, создать какие-то конкурентоспособные вещи, нужно было хорошенько потратиться. Но разве о будущем думали те, кто, не приложив значительных усилий, мог набить карманы прямо сейчас? Глупцы, зарабатывая на извозе, радовались, а умные сразу поняли, что легкий путь ведет в никуда. Но решение, как всегда, принимали поимевшие самый большой куш. Вот, – Денис ткнул прутом в сторону деревни, – его результат.

Мужчина поднялся и отбросил сломанную пальцами палочку в кусты.

– Ну что, идем?

– Постойте! – Сын схватил его за рукав. – Что же тогда делать?

Денис улыбнулся и пожал плечами.

– Хотя бы начать думать.

– Я думаю! – Возмутился Сережка. – А над чем?

– Даже над тем, почему мама, а не ты, готовит завтрак. Ты же ешь? На улицу ходишь? Так почему бы заодно не сходить в магазин? Ведь свободного времени у тебя гораздо больше, чем у нее.

– Ну-у… Я не разбираюсь в продуктах.

– Всему можно научиться. Было бы желание. Вот скажи, почему старенькие бабушки, у которых мало сил, легко косят траву литовкой, а ты даже не попробовал взять в руки электрическую косу?

– Это претензия?

– Нет. – Денис изо всех сил давил улыбку. – Просто мои о тебе размышления.

– А о себе?

– О себе? – Денис, к моему удивлению, оказался самокритичным. – Еще не так давно я хотел уйти в монастырь. Но… испугался, что в силу характера не смогу выполнять некоторые послушания. Гордыня, знаешь ли… Смиряюсь, но до сих пор считаю, что достоин большего.

– Может, и правда, достоин? – Я вмешалась в их разговор.

– Все мы так думаем, пока вдруг не осознаем, что жизнь осталась позади, но в ней ничего, кроме страхов и самомнения, не было.

– Вроде ты не стар. Но осознание – первый шаг к победе. И каковы же, если не секрет, твои планы на будущее?

– Женитьба, дети, собственный бизнес… Хочу начать с пчеловодства. Мед дорого стоит и хорошо раскупается.

– И почему до сих пор не начал?

Следом за ними я перебралась через топкий и заросший осокой ручей. Затем вылезла на крутой бережок и остановилась.

– Слабые ноги? Надо заниматься спортом. – Заметил Денис. – Гулять по вечерам и ездить на общественном транспорте.

– Задыхаясь от жары и чьей-то вони?

– И почему женщины такие категоричные? – Неожиданно разозлился мужчина и зашагал к следующим зарослям.

– Наверно потому, что мы себя любим. – Я пожала плечами. – И оберегаем от негатива.

– Ты бы в церковь сходила. – Услышал и тут же отреагировал Денис. – Вас, дочерей Евы, бесы одолевают!

– Точно. – Не утерпела я. – Постоянно подзуживают то пол помыть, то руки… Майку потную постирать. Личико, чтобы казаться свежей и моложе, кремом вымазать.

– Мам, успокойся! – пихнул меня кулаком в бок Сережка. – Давай свою борьбу за права начнешь позднее! Вдруг он обидится и нас в лесу оставит!

Денис услышал и расхохотался:

– Твой сын, Катя, прав: сражаться тоже нужно с умом. Так что, милая дама, учись думать, и только потом – делать. А то никто замуж не возьмет.

– И не надо! – Радостно сказала я и вытянула руку. – Кстати: вот та здоровая береза растет неподалеку от деревни. Сережка! Ура! Мы дома!

***

И все-таки Денис не обиделся, поскольку уже вечером пришел менять нам розетки. То ли ему было скучно, то ли потянуло на острое… не знаю. Когда с чувством выполненного долга и уже затемно он собрал свои отвертки-пассатижи и вышел в трещавшую сверчками ночь, напоследок мне так хотелось спросить его про местную невесту… Но желание лечь в кровать оказалось сильней любопытства.

– Хороших снов! – Пожелала ему, медленно закрывая дверь.

Он обернулся и кивнул.

– Завтра не приду.

– Как хочешь. – Я улыбнулась и отмахнулась от севшего на лоб комара. – Но печеньки еще остались.

– Когда в город поедете? – Спросил он.

– Послезавтра. В понедельник мне на работу.

– И мне.

Он развернулся спиной и через траву пошел к дороге. А я, наконец, закрыла дверь. Похоже, после такого насыщенного дня мы все жутко устали…

И точно: сын с собакой, не дождавшись ухода нашего соседа, устроились на моем матрасе и заснули в обнимку. Я же выключила свет и подошла к распахнутому в ночь окну. Высоко в синем небе сияла серебряная луна. Ее лучи делили мир на два цвета: белый и черный. Серые оттенки казались столь малозаметными, что не хотелось обращать на них внимание. «Бытие для тьмы двуполярно. – внезапно подумалось мне. – Одобрение – отрицание. Все – или ничего. Сражение сильных – отчаяние слабых. Тьма – время отказа от индивидуального роста в пользу коллективной безопасности. Во тьме сложно отличить правду от лжи. Но сейчас – всего лишь ночь». – думала я. – «Совсем скоро Луна уйдет за горизонт, а на востоке проснется заря. Ее нежные краски рассеют тьму, и каждый увидит, насколько неоднозначно творение Божье, внутри которого мы живем…»

Где-то под речкой, разгоняя тишину и мои грустные мысли, перекрикивались с камышовками перепела. В саду охали и ухали совы. За сеткой тонко пищали комары. Прекрасный мир жил по своим законам, и мне, как его части, следовало им подчиниться. Зевнув, я задернула занавеску и на цыпочках прошла к кровати. А потом с облегченным вздохом упала на подушку. Да, трудностей и борьбы вокруг нас хватало. Но также хватало и радости. Разве не здорово, что здесь, в далекой глухой деревне без газа и нормальной связи живут интересные люди? Разве не прекрасно, что тут, в тупике, окруженном лесом, эти люди не озлобились, а наоборот, готовы поддержать совершенно чужого им человека?

Я улыбнулась и погладила ушки забравшейся ко мне Мани.

– Давай спать. – сказала ей. – Ночь скоро кончится, и наступит новый, очень хороший, день. Рядом с дверью, положив лохматую морду на лапы, твой сон стережет Казбек. А еще мы обязательно пойдем гулять в поля. Но только после того, как соберем в малиннике весь мусор. Ну, может, не весь…

Маня согласно вздохнула. Уткнувшись носом в собачью голову, я медленно вплывала в сон. Луна, напоследок посеребрив край занавески, скрылась за выступом террасы. Навевая приятные грезы, под окнами трещали кузнечики… И где-то за домами, возвращаясь от приехавшего в деревню на выходные брата, заковыристо матерился Семен.

***

Уже через день, заперев наш деревенский дом и поручив его надзору бдительных соседок, мы вернулись в город.

Маня сразу завалилась спать. Сын уселся смотреть фотографии в ноутбуке, а я, поставив стирку, улеглась в ванную. Какое же это блаженство: смыть с кожи пятидневную пыль и пошкрябать потемневшие пятки кусочком пемзы! В теплой воде с морской солью и пеной мое тело медленно расслаблялось, расслаблялось, расслаблялось… Только тогда я поняла, насколько же оно, бедное, устало! А с утра меня уже ждала работа и собравшаяся на дачу начальница.

– Мам! – Сын стукнул кулаком по двери ванной комнаты. – Хватит плавать! Вылезай!

– За-ачем? – Со вздохом спросила у него. – Если проголодался, сделай себе бутерброд. И вообще, учись готовить!

– Да мам же! – Мне вдруг показалось, что от нетерпения Сережка приплясывает на месте. – Слушай: тут на фотках… ты не поверишь! Скалли с Малдером отдыхают!

– О, Боже… – пробормотала я. – Очевидно, ты узрел нечто невероятное.

– Точно!

– Неужели тарелочку в рентгеновских лучах заката? – Я подхватила пальцами ноги цепочку и вытянула пробку слива.

– Не, тарелка – это фигня. Короче, мойся и приходи!

Уже через десять минут, в халате и с мокрыми волосами, я зашла в Сережкину комнату. Затем, через его плечо, посмотрела в экран.

– А зори там действительно красивые. – Экран ноутбука фирмы «Тошиба» прекрасно передавал насыщенную палитру деревенского заката.

– Не, не это. – Сережка промотал несколько фото. – Вот! Улица в заброшенной деревне.

– И что? – Не поняла я. – Трава выше головы, крыши домов, тропинка…

– Да вот же! – Он увеличил часть снимка. – Ничего не напоминает?

– Ого! – У меня вырвалось невольное восклицание. И действительно, как можно было не заметить выходившую из травы здоровущую собаку? Судя по ее морде и фигуре, она была московской сторожевой. Висячие уши, длинная шерсть, характерная расцветка и толстые, широко расставленные лапы… Большие глаза с опущенным нижним веком. Одно но: если исходить из размера росшей вокруг травы, ее высота в холке была где-то… по мое плечо.

– А вот фото целиком! – Сережка снова сжал фотографию. – Видишь, как на ее шерсть падает тень? А глаза! Они смотрят прямо на меня. Но когда я делал этот кадр, никакой собаки там не было!

– Ну да. – Согласилась я. – Тем более, такой огромной. Может, так причудливо переплелись травы?

– Ты сама-то в это веришь? – Хмыкнул сын и открыл другое фото. На вечернем снимке был Денис, стоявший под соседской ивой. – Посмотри-ка сюда. Видишь над его головой искорку, которой тут не должно быть?

Он увеличил фото. А я в замешательстве почесала мокрый затылок, поскольку прямо над макушкой соседа парила этакая фея Динь-динь. Крылышки, голова, ручки и ножки – все светилось собственным, а не отраженным светом.

– Может, не известный науке мотылек? – Как взрослый, рационально мыслящий человек, я опиралась на постулаты ньютоновской физики и теорию дарвиновского происхождения видов.

– Ну да, ну да. – Покивал Сережка. – А вот эти листики ивы осиял специально для такого случая выглянувший из-за горизонта и согнутый буквой зю солнечный луч.

– Ха-ха. – Мрачно сказала я, не зная, как назвать то, что поймал в объектив качественный японский фотоаппарат.

– А вот еще… Нет, ты не отворачивайся! – Сережка дернул пояс моего халата. – Глянь, какие красавцы!

И действительно: во тьме деревенской ночи, подобно праздничным детским шарикам, парили разных размеров белесые объекты.

– Капли тумана на линзе! – Моя улыбка наполнилась снисходительной мудростью.

– То вверху, то внизу… Прям стирать не успевал! – Возмутился Сережка. – И ко всему-то у тебя есть объяснение! Но почему ты не хочешь признать очевидное: есть то, о чем твоя наука либо не знает, либо молчит. И если первое говорит о тупости ученых, то второе – о тщательно скрываемых от народа тайнах мироздания!

Я погладила сына по голове.

– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…

– Вот-вот: Гамлет жил много лет назад, но умел, в отличие от некоторых, делать правильные выводы!

– Знаешь, Серень… – Я вздохнула. – Если попытаться упихнуть в строгие рамки научных теорий все то, что в них никоим образом не упихивается, может оказаться, что Махабхарата – не выдумка, а история реального противостояния. Что людских популяций на планете Земля было множество. И что они, несмотря на технологии и магические возможности, которые, подозреваю, тоже относились к технологиям, закончили весьма плачевно: кто – потопом, а кто – льющимся с небес огнем. А библейская сказка о человеке, как результате божеского эксперимента, является самой что ни на есть былью.

– М-м… А у нас Махабхарата есть?

– Угу. Вон, возьми в шкафу. Только она в очень урезанном виде. Кто-то, дабы не расстраивать впечатлительных читателей их собственной ущербностью, изъял самые интересные куски текста. Но ты все равно почитай. Для общего развития.

– Знаешь, мне бы хотелось заснять взлетающее над Чертовой горой НЛО! – Мечтательно произнес сын.

– Ага. – Я улыбнулась и, не разжимая рта, зевнула. – Поедем в следующий раз…

– А давай прямо через неделю!

– Посмотрим. – Я уже знала, что моя дорогая начальница оставила мне кучу работы с разъездами по фондам. – Если не очень устану…

– Ма-ам! – Серега горел энтузиазмом. – Ты утром спи подольше. Честное слово, я и без каши, одними бутербродами с яичницей обойдусь. И вообще, чего сложного в том, чтобы сварить себе яйцо?

Действительно, чего сложного? Но в понедельник, сразу после работы, мне пришлось оттирать плиту и отдирать от черных углей сковородку. Так что в последующие дни мы снова вернулись к каше. Правда, за лето мой сын научился делать варенье, жарить картошку, варить курицу… между походами за грибами, вылазками к речке на рыбалку и даже ночным бдением с охотниками на засидке. Но это – совсем другая история… Ведь деревенская жизнь, полная приключений и тайн, для нас только начиналась!