Деревня Тюмарково

– Эх, Маня! – Коснулась я ладонью бархатных ушей. – И почему пути к удовольствию настолько трудны и непредсказуемы?

Спрыгнув со ступеней в покачивающий головками клевер, я направилась к машине. Помнится, в багажнике без дела ржавела монтировка… Зато теперь настал ее звездный час! Вытащив инструмент из-под сумок на свет божий, я хищно посмотрела на дверь: рычаг был в моих руках. Осталось найти точку приложения. Желательно не гнилую и… пусть не перевернуть мир, но хотя бы в него попасть!

Расковыряв с помощью отвертки косяк, я подсунула туда лом, с усилием отталкивая его от себя. Ну надо же! Оказывается, если к встречающейся на жизненном пути проблеме подойти с умом… ну ладно, с ломом… она сразу сдается. При этом пытаясь стукнуть напоследок упавшим сверху наличником.

Отпрыгнув в сторону, я с удовольствием посмотрела на коричневые ступени, ведущие внутрь.

– Маня! Вперед!

Ну что я могу сказать… Внутри дом выглядел почти также, как я помнила. Ого! Добрые хозяева оставили не только кровать, но и стол со стульями. Еще грязные кухонные тумбочки и замызганную ржавую плиту, рядом с которой стоял газовый баллон. Когда я его покачала, внутри что-то булькнуло.

– Маня… – Я восторженно потерла ладони. – Сухомятка нам не грозит! Осталось только понять, как все это работает. В том числе, печка.

Распахнув окна и двери, поскольку в доме стоял запах сырости, я потихоньку начала перетаскивать вещи. Возбужденно обнюхивая черным влажным носом незнакомые запахи, по дому, то и дело выбегая в прилегающий к избе сарай, носилась Маня. Через час, выпив воду в пластиковой бутылке до дна, я в изнеможении упала на кровать. Оказывается, природа – это не только теплый ветер, собирающий пыльцу в ромашковых полях, но еще путающаяся в ногах мокрая трава, вода, болотом стоящая в глубоком подполье, печка, не желающая ни под каким видом растапливаться, а также стаи комаров, совершенно равнодушных к дыму.

– Ма-ань… – Я повернула голову и посмотрела на забравшуюся ко мне на высокую кровать собаку. – И как тебе все это?

Скосив на меня глаза, она лениво плюхнула хвостом. Похоже, живописные виды ей уже надоели. Петух, орущий за углом об опасности для своих жен – откровенно наскучил. Нам даже не хотелось есть. Только спать. И, желательно, в тепле, которого не было. Я подтянула ноги и прикрыла глаза. Бесы с ними, сумками… Сейчас чуточку полежу…

Чуток, действительно, оказался коротким. Услышав едва слышный скрип ступеней, Маня напряглась и резво спрыгнула на пол. Ее заливистый лай раздался одновременно с женским криком.

– Блин горелый! – Выругалась я и тоже свалилась вниз. – Твою ж растудыть налево! Нельзя!

Лай замолк, а женские оханья – нет.

«Скверно! Дружба начинается с улыбки, а не с оскаленной пасти!» – Пронеслось в голове, пока я огромными прыжками преодолевала три метра комнаты и четыре сеней.

– Тетя Надя… – Мне пришлось рухнуть на колени перед маленькой отважной старушкой, молитвенно складывая руки. – Простите, Бога ради! Она просто поздоровалась…

– Ох, а у меня душа упала в пятки! – Покачала головой женщина. – Уж с жизнью попрощалась!

Отлепившись от стены, к которой ее прижала Маня, она погрозила собаке пальцем и бодро направилась в избу.

– О… – Протянула она. – Коршуновы все вывезли… А мы с хозяйкой-то, с Кланей Коршуновой, дружили. Хорошая она, Кланя-то! А чего дымом пахнет?

– Печку хотела растопить. – Вздохнула я. – Только дымит прямо в комнату и не разжигается…

– Разожжем! – Решительно ответила тетя Надя. – Смотри… – Я встала рядом с ней лицом к печи. – Вот так открывается труба подтопка. – Подставив скамейку под ноги, она лихо выдернула до конца две заслонки, уже приоткрытые мной. – Вот так… – Открылись еще две маленькие дверки. – Русская печь.

– А-а… – Глубокомысленно кивнула я. – Получается, заслонки надо вытаскивать до конца?

– Необязательно. – Тетя Надя нагнулась и выгребла из подтопка все мои дрова. – Кланя-то съехала еще тем летом, и печь никто не топил. Сначала дадим ей подышать…

Скрутив бумажку, она зажгла ее и сунула внутрь. Сначала огонек горел будто бы нехотя, то и дело норовя погаснуть. Но потом ярко вспыхнул. Да так, что моей соседке пришлось отдернуть руку.

– Видишь? Пошла тяга. Теперь положим кору…

Через десять минут дрова дружно трещали за дверцей, и огонь, видимый через щель, озарял наши довольные лица.

– Спасибо, теть Надь! – Искренне поблагодарила я старушку. Уже отправившись восвояси, она вдруг обернулась и прищурилась.

– Ну и как тебе у нас? Нравится?

– Еще не поняла. – Мой ответ был максимально честным. – Устала. Перенервничала. Дорога… да и дом необустроен. Участок зарос малиной. Кажется… – Я почесала испачканной в золе рукой лоб. – Прямо напротив крыльца ваши бывшие соседи сделали помойку. Вон сколько бутылок! Какие-то банки и куча всякого хлама. Даже не представляю, как все это разгрести.

– Ну… – Голубые глаза женщины внимательно заглянули в мои карие. – Если ты понравишься этому месту, а место – тебе, обязательно найдутся те, кто поможет. А лицо-то умой. Испачкалась.

– Ага. – Я прислонилась к дверному косяку, глядя на еще высокое солнце. – Только тут нет колодца. И ведер. Если честно, о них я забыла. Да и машина моя – не автобус.

Тетя Надя улыбнулась.

– Пойдем. Ведро я дам, а колодец у нас – общий. Один на пять домов.

Дернув усталыми плечами, я поспешила за соседкой. А за нами – Маня.

– Побежишь к курам – убью! – Предупредила я свою хитрую дочку.

Та отвернула морду. Как любимая мама могла подумать о ней настолько плохо! Возмущение моими словами выражалось даже в осанке.

– Простите, Ваша Светлость! – Мои губы расплылись в улыбке.

Но едва мы вышли за угол дома Серафимы Александровны, как завидевший Маню петух поднял форменную истерику. Куриное семейство дружно его поддержало.

Тут же головы бабушки Серафимы и ее сына показались в окне. Я развела руками и пожала плечами, поскольку Маня, как воспитанная собака, шла четко у моей ноги. Однако дурной пример оказался заразительным: тети Надины куры тоже заорали и, теряя перья, понеслись в сарай.

«Проблемы все-таки будут!» – Уныло подумала я, принимая из рук соседки слегка помятое ведро.

– Спасибо, теть Надь! Пойду за водой.

Втянув голову в плечи, я постыдно бежала с поля боевых действий.

***

Закат, тихо таявший над далекими лесными макушками, был великолепен. Усевшись вместе с Маней на крылечке, мы бездумно любовались золотисто-розовой феерией солнечных лучей, медленно погружавшихся в серебристо-фиолетовые оттенки вечерних облаков. И только звон комаров, становившихся все наглее, заставил нас зайти в дом. Прикрыв дверь таким образом, чтобы поутру не пришлось пугать ее ломом, я поднялась по ступенькам и облегченно вздохнула. Пусть обстановка была скудной, а полы – грязными с позапрошлого года, печка все же грела, плита – работала, а просохшая кровать уже раскрывала свои объятия… кстати, на одеяло нужно положить покрывало: привыкшая спать вместе со мной Маня уже посматривала вверх, рассчитывая устроиться поудобнее. Еще раз полюбовавшись из окна кухни закатом, я повесила на стул уже замызганные черными, зелеными и белыми разводами рабочие штаны, сверху – носочки… И с воплем скакнула на кровать. Маня, не ожидавшая от меня такой прыти, прыгнула следом и блаженно опустила свою тушку на мои ноги: места было мало даже для одной из нас. Интересно, кто кого в итоге сбросит вниз первым?

Улыбнувшись, я повернулась набок и достала из-под подушки телефон. Экран выглядел на редкость скучно: ни одного моргающего полученным сообщением огонька. И дело было вовсе не в отсутствии стабильной связи… Похоже, Сережкины дни проходили настолько насыщенно и весело, что черкнуть пару строк потерявшейся среди лесов матери он просто забыл. Я понимаю человеческую природу: увлекаясь новыми ощущениями, мы порой забываем о тех, с кем еще недавно было тепло. Ведь огонь фейерверков настолько заманчив, что порой не замечаешь, как обжигаешь искрами не только тело, но и душу. Что ж, похоже, мой мальчик становится взрослым: в поисках себя материнские руки, пытающиеся удержать дитя в безопасной колыбели, только мешают. И все же… вопреки данному самой себе обещанию не лезть, я набрала всего одно слово «люблю». И отправила. Надеюсь, он не станет чувствовать себя виноватым, как сбежавший в поисках собственной свободы муж.

Снова запихнув телефон под подушку, я высвободила из собачьих объятий ноги и, вздохнув, закрыла глаза. Однако перевозбудившийся сегодняшними событиями мозг продолжал что-то анализировать, осуждать и каяться, ужасаясь не только бессмысленной трате средств, но также объему работы по расчистке участка и ремонту дома. Хотя… если представить личную свободу как бегство, самое время понять, что спасаясь от нерешенных проблем одновременно создаешь себе новые. Кто-то, стремясь к идеалу, меняет партнеров. Кто-то – работу, хобби, страны… Я же, сбежав от маминых огуречных грядок, купила в деревне дом. Круг снова замкнулся, а проблемы с психикой остались. «Бяда…» – Так еще пару часов назад говорили между собой местные бабушки, обсуждая наш с Маней приезд.

Неприятные мысли о местной скотине прогнали сон окончательно. Подоткнув подушку повыше и немного попинав заворчавшую собаку, я снова задумалась о том, насколько сложно человеку, даже взрослому и вроде бы сознательному, вылезти из пеленок родительских запретов. Мать смотрит на тебя, как на гадкого утенка, и ты, вопреки здравому смыслу, начинаешь вести себя так, что окружающие лишь подтверждают поставленное самым близким человеком клеймо. Некрасивая, выродок… Ты пытаешься доказать себе самой, что это не верно, меняя визуальный стиль и поведение, но спрятанные в подсознании поведенческие стереотипы снова вылезают наружу, едва ты ослабишь над собой контроль. Мой бывший муж не был помешанным на сексе маньяком. Но милые женские лица и фигурки никогда не оставлял без внимания, зачастую преследуя заинтересовавшую его даму буквально по пятам. «Почему достаточно тихий и замкнутый человек так странно себя ведет?» – Искренне изумлялась я, анализируя, в-общем, особенно не скрываемые пристрастия. И однажды спросила о том, что им движет. «Любовь. – Ответил он и продолжил. – Она приходит, словно вдохновение художника. Я чувствую, насколько сильно мне хочется работать над новым шедевром. Осознавать каждое движение, взгляд, загадочную улыбку. Восхищаться каждым правильно нанесенным мазком… А когда в твоих руках оказывается законченная картина, тебя охватывает немыслимый восторг и блаженство. Ну а потом… Приходится начинать сначала». Чего же не хватало в детстве ему? Волшебных сказок, рассказанных на ночь матерью, или, быть может, семейных вечеров, где отец вслух читал жене и детям интересную книгу? Нет, я понимаю, что физиология в жизни мужчин значит гораздо больше, чем в жизни женщин. Но ему не доставало именно любви. Он никогда не мог ей насытиться… И в то же время, умел с женщинами дружить, не переступая тонкой грани, разделяющей приязнь и отношения. Хотя я посмеивалась над его нынешней, могу сказать, что именно она дала ему ту близость и тепло, о которых, в силу воспитания, не подозревала я. Теперь, зная, что в каждом человеке скрыта его собственная вселенная, пытаюсь ловить эти оттенки чужих чувств… Но все равно не понимаю, как ответить, к примеру, на такой вопрос: почему моя подруга Света, выросшая в хорошей и благополучной семье, бросается за любым мужчиной, который останавливает на ней взгляд чуть дольше половины секунды? Кому она так отчаянно хотела быть нужной, кого хотела удержать? Быть может, отца, который не уделял ей времени? Не знаю. Мне мужское внимание, кроме как в профессиональном плане, было неважно. А для нее в нем заключена вселенная. Выходит, мы все больны. Причем, каждый по-своему. И поэтому нам так трудно понять и принять беды людей, волей случая оказывающихся рядом. Проще, не заморачиваясь, равнодушно пройти мимо чужой печали в поисках того, кто бы в силу душевной широты помог тебе самой. Но даже если чудо свершится, и такой человек найдется, он все равно не сможет разрубить навязанные еще в детстве узлы. Поскольку, как только сознание теряет контроль, все возвращается на круги своя. И лишь серьезное потрясение может сломать эти нерушимые границы… Но к чему это приведет: к еще большему падению или старту в небеса? Вот в чем вопрос. А ответ на него кроется в готовности личности взять на себя ответственность за свою жизнь. М-да… В такой ситуации только и остается философствовать. И действительно: с какой целью я купила дом? Что-то доказать кому-то или только себе?

За окном уже висел месяц, когда я немного успокоилась. Да, пусть тут все запущено. Пусть у меня нет сил и средств сделать все сразу. Но зато рядом сопит носом моя Маня – искреннее и любящее сердце, которому я подарила эту траву, деревья, лес и поле. Да по сравнению с ее счастьем трудности поездки, мнение бабушек и их кур кажутся сущей ерундой! Поэтому завтра, не обращая внимания на замызганный пол и перекошенную дверь, мы пойдем гулять. Кажется, неподалеку от деревни я видела поворот к лесу. Оттуда мы начнем наслаждаться свежим воздухом, пением птиц и живой природой, ради которой мы бежали из города…

Вздохнув, я снова закрыла глаза и заснула крепким сном пусть уставшего физически, но абсолютно спокойного и уверенного в правильности своих поступков человека.

***

Рассказ третий. Соседи

***

Занавесок на окнах, глядящих в сторону востока, не было, поэтому утреннее солнце красило своими оранжевыми лучами не только белую печь вместе со свисавшей с потолка паутинной бахромой, но также нас с Маней, старательно отворачивающих носы от его бессовестного взгляда. Потянувшись, я достала из-под подушки телефон.

– Бли-ин… Пять утра…

Перекинув через собачью тушку ноги, я отвернулась от светила, чтобы продолжить сон, но… едва мои глаза закрылись, в уши врезался яростный крик петуха, выгуливающего кур прямо под окнами.

– Природа, мать наша… – Простонала я и поднялась, задумав посетить уединенный уголок, находящийся на стыке избы и сарая. Маня, узрев, что я встаю, решила, что пришло и ее время удобрить травку…

– Иди. – Ухмыльнулась я. Прошлепав в майке и кроссовках на босу ногу к входной двери, я толкнула створку наружу. Ненавижу, когда кто-то мешает мне спать!

Маня была на редкость умной собакой. Обозрев копошащихся в траве и забывших о вчерашнем испуге кур, она сделала длинный и молчаливый прыжок в сторону гордо глядевшего на жен петуха. Лишь в последний момент заметив летящую к нему черную тень, тот неловко подскочил вверх и, плеснув крыльями по воздуху, огласил окрестности истерическим воплем. Куры, видя поспешное бегство предводителя, дружно рванули за ним. Маня, посмотрев на меня шкодливым глазом, сделала по двору круг и присела в покрытую росой траву. После чего, сделав дела, сразу вернулась в дом.

– Умница! – Похвалила я ее, закрыв дверь. Надеюсь, мои милые соседи до сих пор спят…

Вытерев тряпкой собачьи лапы, я похлопала ладонью по кровати.

– Думаю, мы вполне можем еще полежать…

Второй раз мы проснулись, когда телефон показывал девять часов, а также уведомление о том, что пришло письмо. Нажав на конвертик, я открыла текст и улыбнулась: мне писал Сережка.

«Привет, мама! Надеюсь, что вас до сих пор не съели комары, а смысл сельской жизни заключен не только в навозе. У меня все нормально. Живем в двухкомнатном гостиничном номере почти на побережье: всего-то два часа на такси через пробки. Зато с седьмого этажа открывается чудесный вид на ночной клуб и три бассейна, подсвеченных ночью прожекторами. Жаль, что у меня с собой нет бинокля! Вчера вечером мы ходили в ресторан. Папа заказал суши и еще какой-то живой деликатес. Он был скользким и все время шевелился. Мне стало его жаль. Рядом с нашим столом стоял аквариум, и я его туда выпустил. Печально, но спасенный, похоже, оказался сухопутным. Мир его праху! Зато как рыбий корм он оказался весьма хорош. После случившейся на моих глазах кровавой расправы есть уже не хотелось, поэтому пришлось лечь голодным. Сегодня встал пораньше, чтобы быстрей насладиться завтраком, но папина любовь объявила, что садится на диету. Папа проникся к ней состраданием, а я подумал, что она слегка переела и теперь мучается запором. Поэтому первую половину дня мы решили провести в номере, а вторую – на прогулке по местному дешевому базару, где, как сказал гид, продаются фирменные изделия высоких модных домов. Так что не переживай, мамочка. Отдых – просто класс!»

Кажется, при чтении этого письма на моем лице появилось нечто нехорошее… Смотревшая в мою сторону Маня тихо спрыгнула с кровати. Втянув голову в плечи и на цыпочках, стараясь не стучать когтями, она удалилась в сторону кухни, где еще со вчерашнего вечера в миске лежал корм. И хруст его на собачьих зубах был почти неслышен. Возможно, его заглушали мои кровожадные мысли, в которых я рыбой-пилой расчленяла бывшего и его пассию на мелкие… очень мелкие части и скармливала их акулам Адриатического моря.

Тут телефон пикнул новым сообщением, и я, крупно вздрогнув, нажала на конвертик. Сообщение было написано Серенькиным отцом.

«КАТЯ! Прошу, не принимай черный юмор своего сына близко к сердцу! Учти, если с тобой случится инфаркт, спасать тебя некому! Не верь глазам своим: у нас все в полном порядке! Отель находится на побережье, живем мы на втором этаже, бассейн, да, прямо под нами, но без ночного клуба. Мы поужинали, позавтракали и сейчас едем в парк водных аттракционов. Все здоровы, чего от всей души и тебе желаем. P.S. Не пей сырую воду и молоко. Если вдруг козленочком станешь, местные сделают из тебя шашлык, а Маню пустят на шапку. Обнимаем!»

Я шумно выдохнула. Ну что можно сказать? Иногда отец с сыном друг друга стоили.

Переведя взгляд в окно, я увидела зеленую листву, зеленую травку и зеленую птичку, прицепившуюся коготками за подоконник. А еще – солнечных зайчиков, скачущих в этой самой листве. Несомненно, наш новый день будет прекрасным!

***

Позавтракав, я замочила в чистой колодезной воде испачканную кашей миску и решительно взяла в руки поводок. Маня тут же начала подпрыгивать и бить мои ноги хвостом.

– Не возражаешь, если в деревне пойдешь пристегнутой? – Рука привычно защелкнула карабин на кольце ошейника. – Не хочется вот так сразу портить мир во всем мире… Аборигены должны привыкнуть и смириться с новым суверенным государством на когда-то захваченной ими ничейной территории. Но их много, а нас – всего двое. Кстати, запомни: здороваться буду только я. А твоей задачей будет показать свое королевское воспитание. Поняла?

Маня показала в улыбке зубы и подбежала к двери. Я распахнула створку…

Кажется, у нас обеих вытянулись морды-лица: ровно напротив моего крыльца к колышку была привязана круторогая коза. Интересно, именно под моими окнами растет самая сочная травка, или это акт политического давления?

Переглянувшись, мы спустились со ступеней вниз. Заперев дверь новым замком, мы обошли козу по стеночке и через высокую некошеную траву направились к дороге. С соседями я здороваться передумала, однако их любопытные взгляды сквозь оконные занавески сверлили мою спину до тех пор, пока нас не скрыли кусты.

– Негоже начинать ассимиляцию с военных действий. – Сказала я Мане, снимая поводок. – Однако если мы не сойдемся характерами, придется ставить забор. А еще, вставая босыми ногами в траву, хочется думать о ее чистоте, а не дарах в виде удобрения!

Не знаю, насколько моя собака задумывалась над подобными вопросами, но, похоже, тут ей нравилось все: звуки, запахи, свежий ветер и яркие природные краски. А любая живность, чирикающая на обочине или летающая по воздуху, пробуждала в ней охотничьи инстинкты.

Асфальтированная дорога, по которой мы въехали в деревню, начинала свой плавный подъем на холм, но мы, отложив восхождение до лучших времен, сразу свернули в сторону. Ведь там, среди молодых берез и кустарника, уходила в незнакомые нам края хорошо укатанная грунтовка.

Посмотрев на белый мелкий песок с отпечатанными в нем следами автомобильных шин, я сняла кроссовки и с наслаждением погрузила ступню в его мягкое тепло. Последний раз я ходила без обуви в далеком детстве… Кажется, это было в деревне, куда на последний месяц каникул забирала меня бабушка, гостившая летом у сестры. Помню, как мы поднимались за водой на колодец, кем-то выкопанный на вершине холма и узкую к нему тропинку, покрытую тонким слоем коричневой пыли. Это было здорово: чувствовать босыми ногами жар нагретой земли. Вот и сейчас, подхватив пальцами кроссовки, я медленно шла по следам собачьих лап, с теплом вспоминая прошлое и радуясь настоящему. А над головой шумели зеленые листья, прячущие за собой бездонную глубину синего неба.

Пока я глазела вверх и по сторонам, бегущая неспешной рысью собака остановилась и, напрягая все четыре лапы, уставилась в одну точку. А потом, привлекая мое внимание, негромко тявкнула. На всякий случай крикнув «нельзя», я поспешила к ней: мало ли, вдруг там еж или какой другой лесной зверек? Не хотелось бы незапланированных и неприятных последствий. Но подойдя ближе и разглядев «добычу», я от страха чуть не сошла с ума: опершись о дорогу свернувшимся хвостом, перед собачьей мордой покачивала головой змея с печально известным серо-черным узором на коже.

– Быстро ко мне! – Скомандовала я напряженным голосом. – Это – нельзя!

Собака недоверчиво скосила на меня глаз: как так, птичек гонять можно, а вот эту раскоряку даже тронуть не моги? Где справедливость?

– Иди сюда! – Не приближаясь, снова позвала я. Маня, нехотя повинуясь, отступила назад и, оглядываясь, медленно пошла ко мне с безутешным выражением морды. Ей всего-то хотелось поиграть, а жестокая хозяйка почему-то не разрешила!

Выдохнув, одной рукой я крепко схватила ее ошейник, а второй подобрала лежавший на обочине кусок засохшей земли. Размахнувшись, швырнула его прямо в змею, но… не попала. Подпрыгнув в воздух, гадюка исчезла в траве.

– Вот это, – показала я пальцем на то место, где в песке осталась извилистая дорожка, – нельзя! Понимаешь?

Погладив собачьи уши, я выждала время и отпустила ошейник. Пока мои ноги снова ныряли в кроссовки, Маня медленно подошла к следу и, снова на меня посмотрев, уткнулась в него носом.

– Нельзя! – Погрозила ей пальцем и, подобрав на всякий случай длинную палку, снова пошла по дороге. А в голове бродили не совсем приятные мысли, в которых мелькали соседи, змеи, куриный и козий помет… Может, вовсе не стоило сюда приезжать?

Но подлесок закончился, и мы с Маней вышли в поле. Наверно, в прежние времена колхозники тут сеяли зерно или сажали картошку. Но сейчас оно полностью заросло цветущими луговыми травами. Тут были синие колокольчики, ярко-розовые крапинки дикой гвоздики, васильки, ромашки, колоски тимофеевки и клевер, куда ж без него… В небе, раскинувшемся надо мной синей чашей, щебетали невидимые жаворонки, и быстрыми росчерками носились ласточки. Вместе с ними летал теплый ветер, иногда поднимающий с дороги песчаные вихри. На противоположном конце поля темные щетки елок топорщил лес. Слева поднимался холм, у подножия которого, по рассказам местных жителей, били родники, сливавшиеся в речку, а справа виднелись крыши деревни, спрятанные в ветвях яблонь и груш. Это было… прекрасно. Но не только для глаз. Кругом чувствовалась мощная энергия живой природы, не придавленной человеком до состояния отрицания. Именно она тут была главной силой, позволяющей людям на своей территории жить. Или… умирать, если кто-то ей не слишком нравился. О некоторых ее секретах я узнала намного позднее, в своих прогулках познакомившись с этим краем ближе. А пока мы с Маней просто шли через поле, удивляясь и радуясь всему, что замечали в пути.

Где-то через километр дорога нырнула в сосновый лес. Он был чистым, почти без подлеска, и так пах разогретой на солнце смолой, что хотелось сесть на ближайший бугор и вдыхать этот прозрачный воздух полной грудью.

Понадеявшись на то, что гадюки временно поменяли место жительства, мы с собакой направились туда, где бор, раздавшись в стороны, топтался вдоль узкой ленты извилистой реки. Вода, сквозь которую были видны мелкие камушки дна, текла между крутых берегов, в осыпях которых жили ласточки. Они то и дело ныряли в свои норки и с писком вылетали обратно. Заинтересовавшаяся ими Маня поскакала вниз и скоро со счастливым лаем бегала по намытой водой песчаной косе. А я, отыскав крепкий сук поваленного дерева, уселась в тени. Легкие белые облака скользили по голубому небу. В сосновых лапах шумел ветер. Под моими ногами цвела и зрела отдельными ягодками земляника. Ее было так много… Целая поляна. А по краю леса и в его глубине прятались черничные кусты. Боже мой, да за всю свою жизнь я не видела такого изобилия! Торжественно пообещав себе сходить сюда еще раз, когда поспеет урожай, я прикрыла глаза, всеми чувствами возвращаясь в детство, в те счастливые времена, когда ни за что не отвечаешь и никому ничего не должна. И вот среди солнечных пятен мне почудились добрые глаза бабушки, ее мягкие руки, протягивающие мне, маленькой девочке, кружку с козьим молоком. «Что ж ты такая худенькая?» – Послышался в шуме ветра почти забытый голос. – «Пей и расти скорее!»