
Полная версия:
Лихоборы
– Интересный кадр, – резюмировала Соня, возвращаясь на своё место. Она ещё не поняла, хотела бы она познакомиться с великим и ужасным Крапивиным или не очень.
Вернулся Дмитрий Александрович минут через пятнадцать, потирая покрасневшее ухо. Очевидно, он дозвонился до Крапивина, и разговор был бурным и напряжённым.
– В общем, если опустить всю нецензурщину, ситуация такая, – кисло сообщил он. – Соня, ты молнию из чего сотворила?
– В смысле – из чего? Это я была молния.
По тому, как начальник изменился в лице, она поняла, что забыла сказать самое главное.
– Это второй этап моей последовательной трансформации, – запоздало пояснила она. – Я в дипломе описывала… Сначала плотная материя, потом тонкая. Но я подумала, плотная морок не остановит, а вот тонкая…
– Тонкая тоже не должна была остановить. – Дмитрий Александрович рухнул на стул и прикрыл глаза ладонью. – Морок – это… ну… Более тонкая, что ли, материя. По крайней мере, тот, что задержанный собирался сплести…
Начальник замолчал.
– Так что случилось? – осторожно поторопила его Стеша, когда пауза начала затягиваться.
Дмитрий Александрович тяжело вздохнул.
– Если бы ты просто в него молнию метнула, скорее всего, ничего не произошло бы… Не стоял бы щит, так морок его прикрыл бы… Или он просто уклонился бы…
– Я помножила молнию на себя? – Соня тоже не вынесла очередной паузы. – Он не успел ни отреагировать, ни понять, что произошло. Даже если бы понял… Я была, как самонаводящаяся ракета, да? А я сильнее, чем этот… недолеший, поэтому я и морок пробила, и его вырубила?
– Никого ты не вырубила, вас обоих просто закоротило, – медленно процедил начальник, и Стеша почему-то начала отползать подальше. – Но в целом, да…
В следующий момент Соня поняла, почему секретарь так перепугалась. Очевидно, подобный тон Стеша слышала не единожды и знала, что последует за ним.
Дмитрий Александрович резко побледнел, потом покраснел, вскочил со стула и кинулся к Соне.
– Ты сумасшедшая! – заорал он так, что единственное окно в конторе жалобно звякнуло стёклами. – Идиотка! Тебя могло спалить заживо! Вместе с задержанным! И со всем лесом! Если бы он оказался хоть немного сильнее! Если бы морок доплёл! Тебя могло вообще рассыпать на атомы! Тонкая, блин, материя… Дура!
Он ещё много что орал, а Соня, пылая щеками, думала о том, что хорошо, что Никита и Арина за эти пятнадцать минут успели свинтить домой и не присутствовали при этом позоре. Наконец Дмитрий Александрович умолк, чтобы перевести дух. Соня сверкнула глазами.
– Степанида! – рявкнул начальник, вылетая в приёмную. – Рабочий день окончен!
Секретаря как ветром сдуло. Вернувшись в общий кабинет, Дмитрий Александрович нашёл Соню, быстро-быстро что-то строчащую. Пробежав глазами протянутый ему через пару секунд листок, начальник пошёл на новый виток истерики:
– Какое – уволить? В связи с каким несоответствием?!
– Служебным, – холодно парировала Соня. – Если вас настолько не устраивают мои методы работы, я не хочу больше вас мучить…
Начальник смял листок и швырнул его в урну.
– Соня, заканчивай, – с досадой попросил он, неожиданно успокоившись. – Ты без конца будешь увольняться, чуть что?
– А вы без конца собираетесь так со мной разговаривать в присутствии других инспекторов? Вы, конечно, начальник, вам всё можно, но я не обязана это терпеть. Подпишите.
Заявление выскочило из урны, расправилось и дисциплинированно легло на стол перед Дмитрием Александровичем. Начальник, глядя Соне в глаза, разорвал его на четыре части и отправил обратно в мусорник. После он неожиданно сгрёб Ларину в охапку и крепко прижал к себе. Так крепко, что Соня, не успевшая вздохнуть, поперхнулась воздухом.
– Прости, – пробубнил Дмитрий Александрович куда-то Соне в висок. – Я действительно погорячился… Ты, правда, особенная, у меня в подчинении таких ещё не было, таких сильных и сумасшедших… Я просто за тебя испугался… Ещё и этот… Крапивин накрутил… Прости… Просто не делай так больше.
– Вы меня задушите сейчас…
Нехотя отпустив Соню, начальник зачем-то погладил её по плечу.
– Меня сто раз просили больше чего-то не делать, – мрачно сообщила Соня. – Ничего не могу обещать. Я не знаю, как жизнь повернётся и как мне придётся поступить в какой-то ситуации. Тем более у нас такая работа…
– Да, я понимаю, – печально поддакнул Дмитрий Александрович. – Но всё-таки… Ладно… Мир?
Он вдруг улыбнулся и по-детски протянул Соне мизинец, который та ошарашенно подцепила своим.
«И это дитя – мой начальник, – с ужасом подумала она. – Да ещё и эмпирик…»
– Беги домой, – тепло велел начальник, – ты сегодня натерпелась. – и скрылся в кабинете.
Уговаривать Соню не пришлось.
***
Утро следующего дня началось более, чем оригинально. Как обычно без пяти минут девять Соня завернула в знакомый дворик… и наткнулась на Стешу, растерянно глазевшую на будку «Ремонт зонтов». Рядом уже тёрся Никита и зачем-то не то фотографировал их сторожку, не то снимал видео на смартфон.
– Утречко, – буркнула Соня, приблизившись к коллегам, и только тут осознала масштаб бедствия.
В задний угол будки, ровно туда, где располагался кабинет-закуток Дмитрия Александровича, всей своей многотонной мощью въехал непонятно, как, здоровенный бульдозер. Что он забыл в тихих лихоборских, точнее, бескудниковских двориках, было непонятно. Зато было яснее ясного, что половина конторы, по крайней мере, снаружи, была смята в гармошку. У Сони пересохло во рту.
– Ой, а чё это?.. – В отличие от коллег, незаметно подоспевшая запыхавшаяся Аришка дара речи не лишилась. – А Дим… Дмир… Дим… Сам… Тьфу!
– Нет, Дим-Самыча ещё нет, – хохотнул Никита, убирая смартфон в карман.
Соня перевела дух. Она только сейчас поняла, чего испугалась: что начальник был внутри и его смяло вместе с половиной будки.
– Это что? – просипела она, прочищая горло.
– Ой, ты половину пропустила, – грустно затрещала Стеша. – Я полчаса назад пришла – тётя Паша и Лада здесь стояли, а из бульдозера двое рабочих третьего достают, пьяного просто… ну я не знаю, как что! Обещали и это отогнать, – Она ткнула в машину наманикюренным пальчиком, – только не сказали, когда… Надо Дим-Самыча дождаться… Ой! Дмитрия Александровича! Ну вот что вы натворили?
Соня нервно захихикала. Похоже, «пельменное» прозвище приклеится к начальнику намертво…
Сам Дим-Самыч нарисовался во дворе уже через пять минут. Выпучил глаза, буркнул в трубку: «Я перезвоню», почти подбежал к сотрудникам и, окинув руины сторожки и бульдозер быстрым взглядом, выпалил:
– Все целы? Целы, вижу. Это хорошо…
Следующие полчаса прошли бурно и плодотворно. Начальник вызвонил кого-то, появились уже знакомые Стеше рабочие, ещё какие-то люди, подошла и ушла Лада и зачем-то – один из программистов. Бульдозер споро отогнали, и теперь все глубокомысленно ходили вокруг будки. Соня плюнула на всё и всех, отошла и закурила. К ней неожиданно присоединился Дмитрий Александрович. Начальник не курил, зато жадно пил воду из пластиковой бутылки.
– Сейчас все разойдутся, – бодро сообщил он, – и можно будет зайти. Испугалась?
– С чего вы взяли? – кисло спросила Софья, которой стало досадно.
– Не знаю, – беспечно отмахнулся Дмитрий Александрович, – просто показалось. Всё, пойдём?
Стеша, Никита и Арина боязливо топтались у входа в сторожку, поглядывая на них.
В контору входили гуськом: впереди начальник, далее по мере уменьшения рабочего стажа. Изнутри ситуация удручала не меньше. Пострадала, по сути, вся боковая стена: не только каморка Дмитрия Александровича, от которой почти ничего не осталось, кроме стола, но и общий кабинет, причём покоцало только Сонин стол, стоявший почти впритык к двери, ведущей к начальнику, рабочие места Никиты и Арины у окна не пострадали. Ресепшн разнесло вместе с дверью в общий офис. Но была и хорошая новость: оргтехника практически не пострадала. Однако изнутри контора требовала ремонта, причём срочного.
– Так, ребятки, – преувеличенно бодро хлопнул в ладоши Дмитрий Александрович, – кто в трансформации плотной материи силён?
– Я могу попробовать, – подала голос Соня.
Начальник удовлетворённо кивнул и посмотрел на Никиту. Тот снисходительно улыбнулся.
– Одна из моих специализаций, – высокомерно пояснил он.
– Вот и славно. – Начальник засуетился и оттеснил всех от пострадавшей стены. – Степашка, Ариша, уберите технику к окну, компьютеры, принтеры, что там ещё? Аккуратно только. Инженеры! Смотрите, что предлагаю…
Ремонт конторы, тщательный и осторожный, продолжался больше двух часов. Раз пять Дмитрий Александрович хватал телефон и либо орал в него, что он занят и просил перезвонить, либо, чертыхаясь, выбегал на улицу. Восстанавливать стены было тяжело, по крайней мере, Софье, которая отродясь подобным не занималась, но знала в теории, как это делается. У Никиты всё получалось куда проще, видно было, что в магической инженерии парень поднаторел в институте, хотя и специализировался преимущественно на другом. Стёпа и Арина носились на подхвате, хотя последняя больше мешала. В итоге совместным волевым решением с подачи Дмитрия Александровича была осуществлена некоторая перепланировка. Обусловило её главным образом то, что часть стены вообще восстановлению не подлежала, имело смысл несколько ужать помещение изнутри. Поэтому начальник мужественно отказался от личного кабинета, тем более что последний больше напоминал кладовую, и переехал в общую, теперь чуть расширенную контору, расположившись у свежевосстановленной стены, рядом с Соней. Степанида со своей приёмной тоже практически въехала кабинет, сохранив только стойку чуть выше половины человеческого роста, едва отгораживающую её от коллег. Теперь контора превратилась в один здоровый – по сравнению с тем, что было раньше – общий кабинет.
– Ну! – сиял начальник. – Так же гораздо лучше?
Кому как, подумала Соня. Ей не то чтобы сильно нравилась идея сидеть на одной территории с Дим-Самычем, вечно трещавшим по телефону, раздающим всем уменьшительно-ласкательные имена и то и дело нарушавшим личное пространство. Один раз, подойдя к Сониному столу и склонившись вместе с ней над картой, где были отмечены точки проявления засвета, начальник так увлёкся изучением Пресненского района, что минуту спустя Ларина обалдело обнаружила, что Дмитрий Александрович рассеянно наматывает на палец локон её, Сониных, волос, непредусмотрительно оставленных с утра распущенными. Софья настолько офигела, что даже не сразу среагировала. Наконец, когда со скошенными глазами сидеть стало больно, она негромко, но веско спросила:
– Что вы делаете?
Начальник не сразу понял, что не так, а когда понял, слегка смутился, выпростал палец из Сониной причёски, извинился и как ни в чём не бывало задал очередной вопрос по карте.
– Он ничего такого в виду не имеет, – уверяла Соню чуть позже Стеша. – Он просто такой… тактильный и… ну, бесхитростный, что ли. Понимаешь?
Соня не понимала, но зачем-то покивала. И вот теперь Ларина опасалась, что подобная фигня будет происходить всё чаще.
Рабочий день как-то не задался, и Дмитрий Александрович очередным волевым решением отпустил всех на час раньше. Соня решила не спешить домой и немного пройтись. Разжившись банкой лимонада, она присела на лавочку в одной из дворов и закурила. Настроение было… меланхоличное. Да, пожалуй, именно это слово подходило. На душе было муторно, но не критично, а усталость не была настолько велика, чтобы притупить желание что-либо делать, в том числе и думать. И Соня думала. Думала о том, что ей казалось, что за эту пару месяцев она начала меняться… Меняться или изменять себе? Разница невелика, такая тонкая грань, но она была. Звучит ужасно, но так ли это плохо на самом деле? И плохо ли?.. Соня не собиралась меняться, но, во-первых, она понимала, что это невозможно, а во-вторых, Ларина отдавала себе отчёт в том, что, мягко говоря, не идеальна. Но, как оказалось, ни к каким переменам она не готова… Если к странной работе Соня ещё кое-как привыкла, то регулярные встряски то и дело выбивали её из колеи. Битва на грани с псевдолешим, странное поведение начальника, очевидно, не менее нестабильного психически, чем Софья, комментарии, видимо, компетентного Крапивина по поводу тонкой материи и морока, разрушенный офис… Всё это помаленьку расшатывало психику Сони, которая и так не отличалась стабильной и крепкой нервной системой. Сигарета не успокаивала (а когда она кого успокаивала?), но была отличным поводом посидеть в одиночестве на лавке. Впрочем, этот кайф скоро был обломан пацаном лет восьми. Мальчишка, походив с полминуты вокруг лавки, осмелел и приблизился к Соне почти вплотную.
– Дай закурить, – потребовал он трогательным детским дискантом.
Соня так удивилась, что не сразу нашлась, что ответить.
– Нет, – отрезала она, стряхнув оцепенение, – рано тебе ещё. Вырастешь – сам купишь.
– Ну дай! – Мальчик слегка напрягся, видно, рассчитывал на какую-то другую реакцию.
– Не тыкай мне, – вяло огрызнулась Соня. – Не учили, как со старшими разговаривать надо? Уйди.
Последнее слово прозвучало неожиданно свирепо, хотя голос Софья не повышала. Мальчик отпрыгнул от лавки, а потом, отбежав ещё на пару шагов, обернулся и весело покрыл Соню примитивной нецензурной бранью. При этом было очевидно, что ситуация доставляет маленькому негоднику огромное удовольствие. Какое наслаждение – выговаривать «взрослые» слова, требовать закурить (как большой!), обругать пусть молодую, младше мамы, но взрослую тётю, конечно, с приличного расстояния, он же не самоубийца. Адреналин в тщедушном тельце зашкаливал! И пацаны, трущиеся на площадке поодаль, наверняка, слышали! А если не слышали, он им расскажет, и пусть только попробуют не поверить! Но лучше бы они слышали. Вот сейчас тётя за ним погонится, а он ка-ак убежит! Он быстрый! И ловкий. Она ни за что не догонит!
Тётя его разочаровала. Она никуда не побежала, даже не дёрнулась, чтобы шугануть мелкого негодника. Просто посмотрела на него и снова отвернулась. Может быть, если бы мальчик не был так возбуждён своей выходкой и упоённым чувством своего превосходства, он бы испугался тяжёлого взгляда почти чёрных тётиных глаз, но среди детей, особенно среди мальчиков, чуткость в последнее время снизилась. В некоторых аспектах это было даже хорошо, хотя, конечно, не всегда.
«Паршивец мелкий, – подумала Соня, отводя взгляд от кривляющегося мальчишки. – Ну погоди, я тебе покажу, как хамить…»
Мальчик, повторив пару бранных эпитетов в адрес Сони, вприпрыжку подлетел к площадке, горя желанием поделиться своим подвигом, даже почёсывался от нетерпения. Почти сразу выяснилось, что не от нетерпения.
– У тя чё, блохи? – очень громко (он всегда разговаривал криком) спросил ещё более мелкий смуглый мальчишка, оторвавшись от швыряния камней в упоительно звенящую железную перекладину.
– У тебя блохи! – обиделся первый пацан, с ужасом понимая, что зуд охватил уже всё тело.
– Чем воняет?! – заорал третий ребёнок.
Источник запаха был найден моментально.
– Вонючка! Блохастый! У него чесотка! Он заразный! – верещали дети наперебой, впрочем, не спеша покидать площадку.
Чешущийся мальчик с рёвом убежал домой. Зуд был устранён меньше, чем за неделю, правда, пришлось сбрить волосы (подозревали вшей и гнид) и несколько дней мазаться ещё более вонючей, чем он сам, мазью. Прозвища, напоминающие о событии, приклеились на долгие годы.
***
Вечером Соня и Мотя за изумительной картошкой с селёдкой досмотрели финальный выпуск передачи про ведьм и колдунов. Победила, ожидаемо, Альбина, второе место занял дядька-медиум, и Соня за него искренне порадовалась: мужик, хоть и не был магом, оказался неплохим специалистом и приятным положительным человеком.
– Что, уже сделала гадость? – прочавкал прозорливый Мотя. – И когда только успела?..
– Это не гадость, – парировала Соня. – Это справедливость.
– Конечно, у нас ты одна знаешь, что справедливо, а что нет.
– А справедливо, что я тебя кормлю, а ты меня нет?
Домовой картинно схватился за сердце.
– Куском хлеба попрекает! Уйду от тебя, довыкобениваешься!
– Куда? Ты даже не мой домовой, – фыркнула ведьма. – Уйдёт он… А там всё по-честному: сделал гадость – получи гадость.
– Тогда не ной, когда тебе так мстить начнут.
– Пожалуйста. – Соня пожала плечами, а на экране начали награждать Альбину, нарядившуюся в строгое чёрное платье в пол. – Только я первая не гажу.
– Это тебе так кажется, – не унимался Мотя, – а вдруг кто иначе решит? И понеслась…
– Ну и пусть, – легкомысленно отмахнулась Софья. – Да, это честно! Доволен?
Мотя был недоволен.
– Ох нарвёшься ты, ведьминская душонка, – сокрушённо покачал он головой.
– Моть, не душни. Всё равно я больше не буду терпилой. Я раньше всё дерьмо, которым меня поливали, глотала. Всё, баста! Жрите сами.
Домовой промолчал и вскоре засобирался домой.
Ночь Соня спала плохо.
Утро, как и несколько предыдущих, начались с сообщения Руслана. Целитель сильно тревожился за здоровье подруги после инцидента с «лешим» и считал необходимым ежедневно донимать Соню расспросами о её самочувствии. В очередной раз с досадой заверив друга, что всё нормально, Софья лишний раз поставила себе галочку найти Русику девушку. Жаль, Стеша занята… Хотя Кирилл тоже классный парень, к тому же чернокнижник… Вокруг этого вилась какая-то важная мысль, который день вилась, но Соня никак не могла сформулировать, почему так важно, что парень Степашки специализируется на тёмных ритуалах.
Расширенный (на самом деле просто перепланированный) кабинет был всё ещё непривычным. Соня и не замечала раньше, насколько Стеша шумная. То принтер заведёт, то у неё факс – динозавр из конца девяностых – шуршит, то трезвонят на стационарный, то заорёт Стешин мобильный… Раньше секретарь хоть иногда отгораживалась дверью, сейчас же от недостойки толку было мало. Ещё сильнее бесил Дим-Самыч. Этот не то забывал ставить мало-мальский блок, не то вовсе не умел, не то принципиально им не пользовался, но начальник не выпускал из рук трубку, и все инспекторы становились невольными свидетелями его бесед. И ладно звонил Сысоев или ещё кто-то по делу. Постоянно то писала, то звонила таинственная блондинка, и Соня к обеду волевым решением просто изъяла её образ из своего поля. Несложная, но действенная манипуляция: просто выдёргиваешь один из проводков в восприятии, как в коммутаторе, и звонки с одного номера, то есть информация от одного конкретного человека перестаёт восприниматься. Чик – и всё. Без блондинки стало как-то веселее, хотя Софья понимала, что та никуда не делась, продолжила и написывать, и названивать, просто она, Соня, больше этого не ощущала.
Судя по звукам, кто-то заявился в контору, спустился по лестнице и что-то говорил Стеше, но лично Соне с её места было видно только белокурую головку Стеши, Арине с Никитой – вовсе ничего, кроме противоположной стены, а начальник снова углубился в переписку и не замечал ничего вокруг.
– Дмитрий Александрович, к вам гномы! – торжественно провозгласила Степанида и чинно посторонилась. Соня вскинула глаза. В контору чинно, почти строевым шагом прошагали трое кавказцев. Довольно молодых, коренастых, ростом около метра шестидесяти каждый, с длинными бородами и собранными в хвост или пучок волосами.
– Кто старший? – сурово протрубил один из них с сильным акцентом.
– Я старший, – вежливо и серьёзно отозвался Дмитрий Александрович тоном, будто только и ждал этих гномов, и поднялся со стула, – добрый день, уважаемые. Присаживайтесь.
Бородачи дисциплинированно потопали в угол начальника под взглядами всего отдела: ни Соня, ни Арина, ни Никита до этого не встречали гномов вживую, хотя все знали, что в Москве их довольно много. В горном институте существовала даже отдельная закрытая кафедра, где гномы преподавали, а маги-геологи и литологи стажировались.
Внезапно взгляд одного из посетителей упал на Соню, и гном резко остановился.
– Вах… Что за женщина! – выдохнул он с ещё более сильным акцентом, чем их старший.
Даже сидящие боком к Соне Ариша и Никита, у которых челюсти отвисли аж до столешниц, казалось, заметили, как загорелись его глаза. Стеша, скрывшаяся было за стойкой, выглянула обратно. Гном решительно изменил траекторию и наклонился, нет, навис над Сониным столом. Ларина от неожиданности отпрянула, но гнома это не смутило. Продолжая пожирать Соню глазами, он заявил:
– Я б забрался на самую высокую гору, спустился бы в самую глубь, добыл бы оттуда самый огромный изумруд (это слово гном особенно просмаковал, произнеся как “изюмрюд”), принёс бы тебе, кинул бы к твоим ногам (на слове “кинул” он так темпераментно всплеснул руками, что чуть не смахнул со стола монитор компьютера), и всё это только для того, чтоб сказать, что он тебя недостоин!
После тирады, по тональности похожей ни больше ни меньше – на свадебный тост, в офисе повисла густая тишина.
Арина сидела, разинув рот так широко, что казалось, её лицо вот-вот треснет пополам. Никита с громким бульканьем скрылся под столом. Стеша, потеряв равновесие, ойкнула и схватилась за стойку. Лицо Дмитрия Александровича пошло неровными красными пятнами. Соня, чувствуя, что её щёки горят, вжалась в спинку кресла и опустила глаза. Гном, очевидно, довольный произведённым впечатлением, с чувством выполненного долга чинно пересел к столу Дим-Самыча, всё ещё хватающего воздух ртом.
– Бумага, вот, принесли, – спокойно сообщил главный гном, даже не обративший внимания на выходку товарища.
Помимо бумаг гномы принесли какую-то проблему, связанную с трудоустройством и несговорчивостью нового распределителя работ в Московском метрополитене.
– Я и не знала, что гномы и в метро работают! – брякнула Арина громким шёпотом, который услышали все.
Соня, ещё не отошедшая от истории с «изюмрюдом», была не в настроении растолковывать практикантке, что ни одна сфера жизни и деятельности в городе не обходится без сотрудничества специальных служб с магическими.
Проблема гномов оказалась столь велика и неудобна, что Дмитрий Александрович немного нехотя принял решение направиться вместе с ними по месту их службы и лично переговорить с распределителем работ. На прощание гном с «изюмрюдом» метнул на Соню ещё один огненно-страстный взгляд.
Едва за начальником и визитёрами закрылась дверь, Соня встала и под предлогом «перекурить» выскочила из конторы. Едва она вышла, Никита разразился до сих пор сдерживаемым истерическим смехом.
– Не, вы слыхали?! Изюмрюд, блин! Недостоин, блин! – стонал он, вытирая выступившие на глазах слёзы, одновременно плетясь к кулеру, торчащему прямо у входной двери. – Нет, эти гномы, конечно, извращенцы…
– Почему извращенцы? – Арина тоже высунулась в бывшую приёмную.
Соне тоже было очень интересно, тем более что она не успела подняться по ступеням и слышала каждое слово коллег.
– А то нет? – отозвался Никита, нацеживая полный стаканчик прохладной воды. – Такое ляпнуть, и кому? Соньке!
– А что такого? – настороженно, с явным неудовольствием осведомилась Стеша.
Золотов фыркнул прямо в стакан.
– Сонька страшная, как атомная война, – отрезал он. – Поэтому не замужем до сих пор. Кому такая нужна? Даже не красится… На такую никто не позарится. Поэтому об Дим-Самыча и трётся постоянно.
Судя по звуку, Степашка что-то уронила.
– В смысле – трётся? – Голос администратора звенел.
– В прямом. То на колени к нему запрыгнет, то ещё что…
Соня хрюкнула и осела на ступеньку. В самом деле, один раз в очередном приступе тактильности Дмитрий Александрович, забывшись, рассеянно притянул к себе стоящую рядом Софью и, не прерывая разглагольствований на бог знает, какую тему, усадил себе на колени. Очнулся он только после её уже традиционного: «Что вы делаете?» И вот теперь, оказывается, это она «трётся». Ну-ну…
– Неправда! – ожила Арина. – Соня красивая. И молодая. Да?
Золотов заржал.
– Да ей лет сорок. Чисто бухгалтерша на корпоративе! Ещё и злая, как чёрт…
– Хватит! – резко оборвала его Стеша. – Соне ещё и тридцати пяти нет…
– Какая разница? Один фиг…
– И у неё есть друг!
– Ага, которого никто не видел, а ещё она с домовым тусуется. Я ж говорю, на такую чуму только нечисть клюнуть может. Потому что извращенцы. Нормальный мужик с такой никогда никуда не пойдёт…
Он говорил что-то ещё, но Соня почему-то не слышала. В ушах эхом отдавалось давно забытым голосом: «С такой, как ты… никогда никуда не пойду…»
Никита, сам того не зная, кольнул её в самое больное место. Соня думала, что будет плакать, но слёз не было. Было жжение где-то в районе солнечного сплетения, которое потом перебралось куда-то к сердцу, потом в горло… Соня закусила губу. Старая, некрасивая, злая. Ну да, это она. Никите, конечно, легко и приятно об этом говорить, смазливый парень гордится своим хорошеньким личиком и популярностью у девушек. А она, Соня, нравится только нечисти – домовым и гномам. Ну и пусть, это не так важно! Ей плевать, она самодостаточна и умна… Горло перехватило ещё сильнее. Ох зря Золотов вообще начал этот разговор, зря решил за глаза облить её грязью. Совершенно случайно Никита задел то, что задевать было опасно для жизни. Знал ли он это? Конечно, нет. Заплатит ли теперь за это? О, да…