скачать книгу бесплатно
КАТЮХА: Ну, Наф…
НАФИК: Ну!!!
КАТЮХА: Ну, гадала. На тебя гадала.
НАФИК: Вот дура-баба!
КАТЮХА: И ничё не дура. А тебе крестовый король выпал. Ленка на тебя как пикового гадала, а выпал рядом ещё крестовый. Он жизнь твою изменит, представляешь?!
НАФИК: Вот дура, а!
КАТЮХА: Вот те крест! У Ленки карты правду говорят.
НАФИК: Ещё скажи, что на колоде нецелованный сидел перед гаданием.
КАТЮХА: Да, где ты у нас нецелованного найдёшь. Подростки, вон, с двенадцати лет сосутся. Но у Ленки-то колода не игральная! Специальная колода-то!
НАФИК: Херь!
КАТЮХА: Херь ни херь, а ты верь! Вот! Лишь бы войны не было. В Венесуэле тоже вон чё!
НАФИК: Чё?
КАТЮХА: Хуан Гуайдо вернулся!
НАФИК: Не знаю, кто это. Но хорошего человека Хуаном не назовут.
КАТЮХА: А Хулио?
НАФИК: Ты совсем?
КАТЮХА: Ну, а Хулио?
НАФИК: Катюха!
КАТЮХА: Иглесиас? Хулио Иглесиас.
НАФИК: А-а! Ну, и чё там с этим Хуаном в Венесуэле?
КАТЮХА: Прям, война гражданская. И опять америкосы эти!
НАФИК: Не бабского это ума дело.
КАТЮХА: А я о хозяйстве думаю. Война начнётся, это ж как продукты подорожают. Соль, сахар, гречка.
НАФИК: Бумага туалетная.
КАТЮХА: О жопе тоже надо думать.
НАФИК: Я о твоей часто вспоминаю.
КАТЮХА: Анькина-то не устраивает?
НАФИК: Да, иди ты!
КАТЮХА: Война начнётся, где я тебе чай с чабрецом искать буду. В Венесуэле, вон, даже воду питьевую солдаты развозят!
НАФИК: Ты телевизор смотри поменьше. Хуже нет, жить с умной бабой.
КАТЮХА: Купи мне попугайчика, я его говорить научу. В управе вон какие чудные попугайчики!
НАФИК: Баловство.
КАТЮХА: Хоть поговорить с кем будет.
НАФИК: Идти пора.
НАФИК встаёт, одевается.
КАТЮХА: Ты меня любишь?
НАФИК: На элеваторе кошка окотилась. Возьми котёнка, если не утопили ещё.
КАТЮХА: У меня аллергия.
НАФИК: Ты так и будешь валяться?
КАТЮХА: Да, мой господин.
НАФИК: Вставай, проводишь.
КАТЮХА: Как скажете, мой господин.
НАФИК: На следующей неделе приду, во вторник.
КАТЮХА: Во вторник?! Так долго?
НАФИК: Я перед тобой отчитываться должен?
КАТЮХА: Ну, Наф! Я буду скучать же…
НАФИК: Копи страсть!
КАТЮХА откидывает одеяло, встает на четвереньки и, как кошка, по кровати движется к НАФИКУ. Выгибается перед ним, пытаясь соблазнить.
КАТЮХА: Ты помнишь все мои трещинки? Ага-ага?
НАФИК: Всё на сегодня.
КАТЮХА: Ты помнишь, где у меня родинка? Ага-ага?
НАФИК: На сегодня – всё!
КАТЮХА: О, боже! Какой мужчина! Я хочу от тебя сына!
НАФИК: Катюха, перестань!
КАТЮХА: И я хочу от тебя дочку!
НАФИК: Мне пора!
КАТЮХА: И точка! И точка!
НАФИК(начинает раздеваться): Ах, ты ж гадина!
КАТЮХА: Гадюка! Я твоя гадюка! А ты мой великий питон!
НАФИК: Вот чё мне опять Аньке врать?
КАТЮХА: Скажешь, резьбу сорвало… Надо было срочно болт приладить…
НАФИК: И где только набралась этих гадостей.
КАТЮХА: А по телевизору не только новости показывают.
НАФИК: Восемнадцать плюс?
КАТЮХА: Да-да. Где там твои восемнадцать плюс… Мои восемнадцать плюс!
НАФИК: Что ты делаешь?!
Сцена 5-ая
На лавочке у подъезда сидит СЕМЁН. АННА стоит перед ним.
СЕМЁН: Первая моя выборная компания. Девяносто седьмой год. Северная слободка. Там дорога в городке одна – центральная. И кто-то собаку сбил. Прям по среди дороги так и осталась лежать. Приехал туда в феврале, а уезжал в апреле – её никто и не убрал. Только колеи вокруг наездили, объезжали.
АННА: А вы сами?
СЕМЁН: А что я?
АННА: Не убрали?
СЕМЁН: У меня тогда мобильная агит сеть была. Утром подгоняли автобус, девчонок молодых – там парикмахерское училище было – загружали, и на весь день. А то и на два: район большой! Матери только рады. Их детей куда-то увозят, а они рады. Тоже, как вы, пристроить хотели. И это в девяностые! Тогда жизнь ничего не стоила! Но люди смелее были. Потому что – голодные! А теперь? Ведь реальный же шанс даём! Но свою жизнь менять страшно. Всем страшно.
АННА: Я вот не смогла.
СЕМЁН: Была возможность?
АННА: Дважды.
СЕМЁН: Даже так? Первый – когда поступили. А второй?
АННА: Дедушка.
СЕМЁН: Широко известный в узких кругах Марк Исаакович?
АННА: Профессор, светило.
СЕМЁН: Опять Нафик не пустил или… (Смотрит на неё). Неужто сама?
АННА: Дура… Дед приезжал после свадьбы. Разведись, говорит. Квартиру оставлю, машину, деньги. В городе жить будешь, доучишься. А я – куда там, я уж Глафирку под сердцем носила. Никто не знал ещё, даже Нафик, а я чувствовала её… (Пауза). Ну, дед плюнул: отрезанный ломоть, говорит. Наследства лишил. Он тогда на молодухе уже женат был, лаборанточке своей. Ей всё и оставил.
СЕМЁН: Печалька.
АННА: Да, нет… Любила его. Такое вот еврейское счастье с татарином. Даже не еврейское, бабское.
СЕМЁН: Любила. А сейчас?
АННА: Уважаю.
СЕМЁН: Ибо натрий… Так помогите дочери, Анна. (Встаёт, подходит к АННЕ, берёт её за руку). Мотю есть за что уважать?
АННА: У Глафиры характер-то тот ещё. Она себя покажет.
СЕМЁН: И будет жить долго и счастливо!
АННА молчит долго. Мимо, по путям, успевает пройти товарняк.
АННА: Сейчас я её к вам пришлю.
Появляется в хлам пьяный МОТЯ.
МОТЯ: И снова – здравствуйте! Тётя Аня, вашей дочке зять не нужен?
АННА: Чего-о?!
СЕМЁН: Как быстро-то!
АННА: Долго ли умеючи?
СЕМЁН: Если умеючи, то долго.
АННА: Нафику такое не скажите!
МОТЯ: Аллё! Где она?!
АННА: Тебе утром в отдел кадров.
