Мой персональный ад

Пауза.

Ублюдок развязно ухмыляется.

– Мой цветочек уже сорван. В отличие от твоего, – нагло подмигивает.

Что?!

Господи.

Откуда этот кретин, черт побери, узнал, что я девственница?!

Без шуток, я готова взорваться на месте!

Лицо горит от ярости и смущения, а руки сжимаются в кулаки.

– Ты… Ты… – я не нахожу слов, просто задыхаюсь от эмоций. – Ты ничего обо мне не знаешь!

Макс хмыкает, снисходительно скользя по мне взглядом, словно читает открытую книгу.

– Серьезно? – лениво бросает. – Да у тебя все на лице написано, девочка-припевочка.

Он склоняет голову, а губы кривятся в насмешке.

– Нецелованная. Нетраханная.

Мне кажется, я закипаю, точно чайник. Мне хочется исчезнуть, раствориться на атомы от унижения.

– Поэтому такая и колючая, – продолжает издеваться этот сукин сын. – Смотри, Серебрянская, не успеешь до двадцати пяти, потом будешь с кошками жить, как старая дева.

Презрительно фыркаю, едва держась, чтобы не вмазать ему по роже.

– Да лучше с кошками жить, чем быть с таким, как ты!

– Не бросайся такими громкими заявлениями, блондиночка. Потом сама еще ко мне приползешь, проситься будешь.

– Ага, когда рак на горе свистнет! – рявкаю в ответ, сверкая глазами.

– Многие, между прочим, сами за мной бегают.

– У твоих поклонниц IQ, как у инфузории-туфельки. Спорный повод для гордости, Чернов, – фыркаю, раздраженно закатывая глаза.

На секунду он замирает, а затем его губы расползаются в дьявольской ухмылке.

– Оу, ты что, ревнуешь?

– Тебя? – я делаю возмущенный вдох. – Ха-ха, очень смешно!

Чернов резко еще больше сокращает дистанцию, нагло нависая надо мной.

Мне некуда деться. Просто, блин, некуда! Я уже упираюсь лопатками в книжный стеллаж!

Его рука скользит к моей щеке, но прежде чем он успевает сделать что-то еще, сбоку раздается сердитый голос:

– Молодые люди, вы что здесь устроили?!

Я вздрагиваю, а Макс раздраженно щелкает языком.

– Это библиотека, а не притон!

Испуганно оборачиваюсь – перед нами стоит библиотекарша, суровая женщина с тонкими губами, прищуренными глазами и выражением крайнего негодования на лице.

Макс медленно отходит от меня, но не спеша, с ленивым взглядом, будто его вообще не напрягает вся эта ситуация.

– Извините… – бормочу, чувствуя, как мое лицо заливает краска.

– Устроили тут разврат! – библиотекарша возмущенно вздымает руки к потолку. – Ни стыда, ни совести! Да в наши годы за такое… Тьфу ты!

Я торопливо кланяюсь, еще раз бормоча извинения, а затем разворачиваюсь и пулей вылетаю из библиотеки. Сердце колотится в груди, точно я только что бежала марафон.

Этот ублюдок. Этот…

Но я не успеваю даже отдышаться, как чьи-то пальцы сжимают мой локоть. Меня резко дергают назад, и я встречаюсь с холодным, пронзительным взглядом Макса.

– Лучше держи рот закрытым, Серебрянская, – голос низкий, жесткий, от него веет угрозой. – А то я найду ему применение. Ты. Ничего. Не. Видела.

Я гневно сверкаю глазами.

– Мы, кажется, договорились, Чернов! – выдергиваю руку из его хватки, пылая от ярости. – Ты пытаешься вести себя адекватно, а я оставляю твои грязные делишки в секрете!

– Ой, да брось, блондиночка.

Чернов делает шаг назад, засовывает руки в карманы и лениво качает головой.

– Зря ты отказываешься. Нам было бы хорошо вместе. Такая дикая кошка… – его губы растягиваются в дьявольской ухмылке. – Я бы тебя отодрал, а потом приласкал.

Этот парень полный идиот. У него проблемы со слухом? У меня уже просто нервно дергается глаз.

– А что, перец не остудил твоего желания, Чернов? – едко цежу. – К слову, чтобы ты себе там не думал… – наклоняю голову вбок, злобно улыбаясь. – Но из того, что я тогда мельком увидела, меня не особо впечатлило.

Его нахальная бесячая ухмылка исчезает.

Я же разворачиваюсь и ухожу, чувствуя на спине пронзительный взгляд.

Но прежде чем скрыться за углом, слышу его насмешливый голос:

– Ври себе дальше, Серебрянская, если тебе так легче.

Боги, да он сам на себя молится! Король нарциссов, вот кто он!

Глава 9

Макс

Я подъезжаю к дому и глушу мотор. Казалось бы, должен чувствовать облегчение. Дом – это, типа, крепость, оплот стабильности и уюта. Но каждый раз, когда оказываюсь здесь, желание одно – удавиться нахрен.

Оставляю тачку во дворе и захожу в особняк. Все, как всегда, идеально: именитые картины на стенах, вазы с цветами, ни пылинки. Если не знать, что за этими стенами происходит, можно подумать, что здесь живет идеальная семья.

О, да. Ебанутая семейка Адамсов. Только без приколов и смеха.

Проходя мимо кухни, замечаю мать. Она сидит за столом с бокалом вина.

В очередной раз.

Презрительно морщусь.

– А сегодня что за праздник? – бросаю ядовито, прислоняясь к дверному косяку.

Мама закатывает глаза и раздраженно фыркает:

– Не начинай, Макс, – делает глоток и шумно выдыхает. На лице недовольство, а в глазах – усталость. – Твой папаша вытрепал мне все нервы! Видеть его не хочу! Передай ему…

И вот оно. Мое «любимое» шоу.

Я даже не успел зайти в дом, как начинается игра в ебучий испорченный микрофон.

Каждый день одно и то же. Мама не разговаривает с отцом. Отец не разговаривает с матерью. Но зато оба отлично разговаривают со мной. Через меня. Будто я посередине между двумя фронтами, где постоянный огонь.

– …Ничего его не волнует, кроме карьеры и его блядей! – заключает с драматическим пафосом.

Резко залпом добивает вино, а затем тянется за бутылкой, чтобы налить еще.

Я устало провожу рукой по лицу.

– Мам, прекращай. Тебе уже хватит.

Ее пальцы сжимают горлышко бутылки, но я оказываюсь быстрее. Подхожу, забираю, и прежде чем она успевает возмутиться, подхожу к раковине и выливаю содержимое.

Не то чтобы в этом есть смысл. В доме столько бухла, что на целую роту хватит.

Мама дергается, хмурится. Глаза злые, пьяные.

– Ты такой же, как твой отец! – агрессивно рявкает. – Яблоко от яблони, как говорится.

Классика.

Каждый раз, когда что-то идет не так, когда она злится, когда мир рушится – я тут же становлюсь копией отца.

– Мам, успокойся.

– Так выбросьте меня уже на помойку!

Блять…

Как же все это говно заебало. Хоть стреляйся.

Снаружи мы – образцово-показательная семья. Папаня делает все, чтобы поддерживать этот образ. Идеальный муж. Идеальный отец. Но я-то знаю, какая это хуйня из-под коня.

Отвращение подкатывает к горлу.

Блевать охота от всего этого театра.

Как будто мне гребаных проблем не хватает.

Еще эта заучка свалилась на голову.

У Серебрянской прямо чуйка появляться в «нужный» момент. А если еще и попробует открыть свой рот… Что ж, да поможет ей Бог!

– Как дела в университете? – спрашивает мать нейтрально. Готов поставить свою эрекцию на то, что ей насрать, как там моя учеба.

– Все нормально, – ровным голосом отвечаю. – Я пойду.

Мама и ухом не ведет, когда я выхожу из кухни. Должно быть, думает из какого бара ей достать очередную бутылку.

Я поднимаюсь в комнату. Наконец-то можно просто расслабиться.

Падаю на кровать, вытаскиваю смарт из кармана и листаю сообщения.

Хм. Надо разобраться с одним незавершенным делом.

Пальцы быстро набирают текст:

«Когда встретимся снова?»

Ждать долго не приходится. Через несколько секунд смарт вибрирует.

«Чернов, прекратите меня, пожалуйста, беспокоить. Наши внеурочные занятия окончены!»

О-б-л-о-м.

Облом Обломович, мать его!

А мне, между прочим, нравилось трахаться с Леной. Умная, опытная, не питает иллюзий. Что еще надо для счастья?

Хмыкаю.

И тут, как назло, в голове всплывает блондиночка.

Ее яростные глаза, полные огня. Сочные губы. Упругая попка.

Твою ж… дивизию!

Ерзаю на кровати, чувствуя, как начинает конкретно так жать в штанах. Кошусь на свою руку и брезгливо морщусь.

Вот еще, дрочить я точно не намерен!

Лучше найду, с кем можно снять напряжение.

Открываю чат и начинаю листать контакты. Кто у нас тут доступен? Лерка? Нет, задушит потом своим «а ты мне обещал…». Марина? Не, бревно.

И тут взгляд падает на переписку с Серебрянской.

Коварно ухмыляюсь.

Ну что, блондиночка, проверим, как ты справишься с этим?

Делаю фото бугра на штанах, прикрепляю к сообщению и отправляю:

«По твоей милости, Серебрянская. Скинь сиськи хоть, если не собираешься исправлять ситуацию»

Смотрю, как сообщение доставляется. Через секунду вижу, что она читает.

Начинает печатать.

Очень долго печатает.

А потом… перестает.

Игнор?

Маленькая вредная сучка.

Ждет принца, который ее вишенку сорвет?

Ну-ну, Серебрянская.

И все же через минуту сообщение приходит.

«Прекрати мне ЭТО слать. Или я заблокирую тебя!»

Угрозы?

Какая она забавная. Действительно думает, что может меня напугать? Сказочная наивность!

Ухмыляюсь и быстро строчу ответ:

«Расслабься, Серебрянская. Реагируешь так, будто никогда мужского члена не видела. А, точно, ты ж не видела. Могу прислать для ознакомления, так сказать»

Читаю отправленное и ржу. Ответ прилетает через минуту:

«Не интересует. Если ты по делу, то говори. Нет, тогда я отключаюсь»

Вредина. Вся такая правильная.

Не то чтобы у меня стоит на девственниц. Скорее, я их всегда обходил десятой дорогой.

Смысл? Ничего не умеют, потом привязываются, слезы, сопли и все прочее дерьмо.

Нахер оно мне упало, скажите на милость?

Быстро набираю сообщение:

«Я нашел ребят для субботника. Завтра собрание – меня не будет. Отчитаешься потом»

«Слушаю и повинуюсь»

От слова «повинуюсь» мой нижний друг еще больше напрягается.

Блять.

Скриплю зубами.

Что за нахер?

Нет, нужно точно написать какой-нибудь телке. Иначе у меня мозги задымятся.

Снова открываю контакты.

Марина? Нет, опять будет выносить мозг своими разговорами про отношения.

Лера? Скучная, как жизнь Серебрянской.

Алина?

Может, Алина.

Пишу: «Чем занимаешься?»

Жду.

Минуту. Две.

Ответ: «Скучаю»

Прочитав, довольно ухмыляюсь.

Рыбка попалась на крючок.

«Исправим»

Откинув телефон, встаю и топаю в душ.

Может, хоть на время выбью из головы вредную Серебрянскую. Пусть ищет принца, который будет молится на ее вишенку.

Глава 10

Элла

Суббота.

Что может быть лучше, чем ковыряться в земле по уши в грязи и листве? Да вообще ничего! Просто мечта.

Я раздраженно фыркаю, сдувая прядь с лица, и снова бросаю взгляд на «команду мечты», которую мне подогнал Чернов.

Десять человек. Десять. Качки, точно под копирку. Мозгов в совокупности – на одного, и то не факт. Плечи шире, чем двери в актовый зал, лбы натерты до блеска, а глаза блуждают исключительно по формам девчонок с соседнего участка.

Стероиды, видимо, давно заменили им серое вещество.

– Эй! – рявкаю, подходя ближе. – Вы почему стоите?

Один из них, особо самоуверенный, с усмешкой оборачивается ко мне:

– Перекур, пару минут, красотка.

Перекур? Они что, блин, издеваются?

– Вы же спортсмены! Какие еще перекуры?

Он пожимает плечами, будто это все объясняет, и продолжает облокачиваться на грабли, лениво разглядывая очередную девушку, проходящую мимо.

Я уже открываю рот, чтобы выдать возмущенн тираду, но вдруг замечаю, как у соседнего участка начинается какая-то суматоха.

Мигалки.

Камеры.

Мужики в черных костюмах, серьезные, как у прокурора на приеме.

– Что за… – шепчу себе под нос, двигаясь ближе.

Среди толпы журналистов с микрофонами и операторов с камерами, словно из ниоткуда, появляется… ректор. С граблями. В костюме. Широко улыбается на камеру, делает вид, что усердно сгребает листья.

– Да ладно?! – ошеломленно выдыхаю. – Пять минут назад его тут не было!

Это что вообще за цирк на выезде? Какого черта тут творится?

Секунду назад казалось, что сюрпризом дня стали мужики в костюмах и наш ректор с граблями. Но, как оказалось… жизнь готова подкинуть сюрприз покруче.

Из одной из черных машин – такая, знаете, председательского класса, с блестящей эмблемой и тонировкой под «денег-куры-не-клюют» – выходит он.

Чернов старший.

Следом – Макс.

Клянусь богом, мои глаза чуть не выпадают из орбит.

Это что сейчас было?! Галлюцинации? У меня перегрев от солнца?

Журналисты, до этого облепившие ректора, как пчелы банку с медом, резко разворачиваются и несутся в сторону Черновых.

Охрана тут же встает живой стеной – четко, слаженно, точно они репетировали это с утра. Пока они отсекают журналистов, Чернов старший направляется к ректору с крайне важной миной.

– Надо же, какая важная процессия, – бормочу себе под нос.

И вдруг – резкий рывок за плечо.

– СЕРЕБРЯНСКАЯ!!! – визжит истеричный голос над ухом.

Проклятье! Я вздрагиваю так, точно меня током шандарахнуло.

Поворачиваюсь – передо мной стоит Ваня из студсовета. Белый как стена. Серьезно, у бедолаги даже уши побелели.

– Это же сам Чернов! – тараторит он, будто мне это неизвестно. – Он же в мэры баллотируется!

– Спасибо, Ваня, а я и не знала, – язвительно хмыкаю, вырывая плечо из его цепких пальцев. Вцепился клещом!

– Не до сарказма! – он чуть ли не шипит. – Сейчас сюда камеры подтянутся, ты понимаешь?! Ректор! Чернов! Мы! Нам… Нам же от ректора по шапке прилетит!

– А я-то тут при че?! – взвиваюсь. – Я что, режиссер этой показухи?

– СЕРЕБРЯНСКАЯ! – теперь он делает жалостливое лицо, буквально умоляя. – Передай им грабли! Ну пожалуйста!

Я шумно выдыхаю.

– Вань, может ты сам?

Только по лицу парня видно, что он скорее коньки отбросит, чем туда дойдет.

– Ладно, ладно… – мрачно бросаю. – Грабли им, значит? Будет вам, блин, красная дорожка и грабли.

Ваня тем временем начинает метаться, точно раненая курица, подгоняя студентов. Его голос взвивается над площадкой:

– Давайте, активнее!

Я хватаю грабли и направляюсь к камерам, точно посыльный с царским оружием.

И вот стою я посреди этого балагана – одна с граблями в руках, будто вручать сейчас буду не садовый инвентарь, а ключ от города.

На меня моментально устремляются камеры. Сделав вид, что я просто в восторге от своей миссии, подхожу к Чернову старшему и его сынку.

– Пожалуйста, – вручаю грабли.

Макс вскидывает бровь и смотрит на меня так, точно задумал очередную гадость.

– О, – протягивает с кривой ухмылкой. – Серебрянская.

Молча отдаю инвентарь, ловя при этом на себе не один взгляд со стороны прессы, и быстро отхожу назад. С меня хватит этой сцены показного патриотизма.

И начинается шоу: мэр города и его сыночек усердно, в поте лица, сгребают листву. Как будто от этого завтра исчезнут ямы на дорогах, поднимут стипендию и пенсию.

Аплодисменты. Камеры. Труд на благо народа. Вау.

Макса я, к слову, не видела со времен той чертовой библиотеки.

И, о чудо, он перестал терроризировать меня своими похабными смсками. Можно сказать, что у меня было пару дней передышки.

Я возвращаюсь к Ване. Он, кажется, до сих пор на нервах.

– Элла, ты просто спасла нас!

– Пустяки, – отмахиваюсь.

В конце концов, мне действительно не сложно. Да и ребятам помочь… Они вроде неплохие. Если бы я умела заводить друзей, то может и подружилась… Проблема только в том, что я одиночка. Не умею общаться, не душа компании, да и шучу не особо хорошо.

Наклоняюсь и начинаю собирать листву, стараясь не думать о том, насколько скучно проходит моя жизнь. Минут через пять, может чуть больше, в поле моего зрения появляются кроссовки.

Поднимаю голову – и, ну конечно же.

Кривая, до тошноты знакомая ухмылка.

– Не знала, что ты участвуешь в показухах, – иронично бросаю, выпрямляясь и отряхивая руки от пыли.

– Почему сразу показуха? – выгибает бровь Макс.

– Брось, Чернов, – фыркаю. – Все все понимают. Лицом посветить перед выборами, покрасоваться – и домой. А потом – как обычно. От мэра к мэру ничего не меняется.

Он улыбается шире, словно мои слова его не задели, а только позабавили.

– Какая ты недоверчивая, колючка, – протягивает, делая шаг ближе. – Кстати, сегодня твоя мама снова у нас будет готовить. А ты? М-м-м? Будешь?

Черт…

Сердце замирает на пару секунд.

Потому что я буду. Должна быть. Мама просила помочь.

И все-таки я ровным голосом отвечаю:

– Нет. Сегодня я подрабатываю в другом месте. У маминой подруги.

Лицо Макса меняется. Он не показывает эмоций, но в глазах что-то темнеет. Похоже, его фантазии об «ужине с бонусом» обломились.

– Жаль, – хмыкает, медленно обводя меня

А мне ни капли. Главное, вечером не спалится.

Чернов хочет еще что-то сказать, но его окликают. Похоже, мажорчику пора. Выработался, бедолага.

– Ладно, Серебрянская, увидимся.

Чернов разворачивается и уходит. Через минуту садится в Мерседес и уносится прочь.

Вечером я буду прислугой для их семьи. Как, черт побери, мне не пересечься с Черновым?

Глава 11

Элла

Вечер.

Прятаться от человека в его же доме… Скажем так, это непросто. И все же мне удалось прошмыгнуть на кухню незамеченной.

Я спокойно помогаю маме, нарезаю зелень, проверяю температуру в духовке и мысленно умоляю всех богов, чтобы Чернов сюда не сунулся.

Справедливости ради, надо сказать, Макс никогда не появляется на кухне. Ни утром, ни вечером. Это место ниже его царского достоинства. А значит – здесь я в относительной безопасности.

– Элла, принеси, пожалуйста, с кладовки итальянскую муку, – говорит мама, роясь в шкафчике. – Этой не хватит.

Я замираю. Кажется, даже нож в моей руке дрогнул.

– Мамуль, может, ты? А я тут посмотрю, чтобы ничего не сбежало, – нервно выдыхаю и надеюсь, что это прозвучало просто как забота.

Мама поднимает на меня глаза и озадаченно хмурится:

– Элла, ты чего? Что-то случилось?

Случилось… Чернов случился. Та еще ходячая катастрофа с синдромом бога.

Однако я натягиваю на лицо улыбку и как можно беззаботнее выдаю:

– Да нет, все нормально. Просто день сумасшедший был. Сейчас схожу.

Мама уже переключается на соус. А я вытираю руки о полотенце, чувствуя, как мокреют ладони.

Выдыхаю. Иду. Прислушиваюсь к каждому шороху, точно за мной охотятся.

Уже почти дохожу до кладовой, как вдруг за поворотом слышу голоса.

– Макс, постарайся в ближайшие недели не вляпаться во всякое дерьмо. Выборы на носу.

Это голос Чернова-старшего. Уверенный, жесткий, как всегда.

И второй – ленивый, но с ноткой раздражения:

– А дышать можно? Или через раз?

Вот черт!

В панике оглядываюсь по сторонам.

Лестница! В одну секунду – и я уже на ней, бегу вверх, как спринтер на финише.

Но за спиной слышу шаги. Они тоже поднимаются! Сволочи!

Пульс бьется в ушах, когда я подбегаю к первой двери, хватаюсь за ручку и толкаю.

Кабинет. Огромный стол, книжные полки, полумрак. Шторка дергается от сквозняка.

– Быстрее, быстрее, быстрее… – шепчу себе и бросаюсь к шкафу.

Рывок.

Дверца поддается.

Я юркаю внутрь, прижимаю колени к груди и прикрываю дверь. Лишь узкая полоска света остается щелкой. Господи, лишь бы не скрипнуло!

В этот момент в комнату входят Черновы. Голоса гулко отражаются от стен, будто усиленные микрофоном.

– Макс, я серьезно. Ты знаешь, как это важно. Для меня, для нашей семьи.

– Серьезно? – злым голосом выпаливает Макс. – Это все, что тебя интересует?

Прижимаю ладонь к губам, чтобы не выдать себя дыханием. Сердце колотится, как бешеное.

Если они откроют этот шкаф – все.

Стыд. Увольнение мамы. Унижение на всю жизнь.

Подслушивать депутата, кандидаты в мэры, в шкафу. Какое позорище.

– А мать тебя не интересует?! – резко произносит Макс.

Гулкое эхо разносится по кабинету. Его отец отвечает быстро, будто заранее заученная фраза:

– Конечно, меня волнует ее состояние. Она ходит к психологу.

Макс раздраженно цокает, и даже отсюда я слышу, с каким усилием он сдерживает себя от взрыва.

– Какой нахрен психолог? – его голос становится резче, колючее. – Она ходит к чертовым шарлатанам, которые только бабки вытягивают! Стоять на гвоздях, проходить «кармические уроки»… Что это вообще за херня?! Ей не помогут эти духовные сеансы. Ей нужен врач. Нарколог. А лучше – рехаб!

Ого! Вот, это новости! Воистину, у каждого свои скелеты в шкафу.

Молчание. Давящее. Тяжелое.

А потом – глухо, резко, будто выстрел:

– У тебя мозги на месте?! – отец почти рычит. – Какой к чертям собачьим рехаб? Если это просочится в прессу, меня порвут на части! Жена алкоголичка! Ты понимаешь, что после этого я не стану мэром?!

Макс не пасует. Его голос – словно удар молота по камню:

– Тогда сделай так, чтобы не просочилось.

– Не будет никакого рехаба, – произносит отец холодно, отстраненно. – По крайней мере, сейчас. После выборов посмотрим на ее состояние. Может… само пройдет.

Макс коротко фыркает, с горечью и отвращением:

– Такое само не проходит.

– Разговор закончен, – твердо отрезает его отец. – Не создавай мне проблем.

Собственно, на этом семейная перепалка заканчивается. До меня доносится звук шагов – тяжелых и решительных. А затем хлопает дверь.

Я знаю, что Чернов не уходит. Такое тяжелое дыхание, точно у загнанного зверя, только у него. Знаю, он тут. В кабинете. Чувствую это кожей.

Сижу в шкафу, точно мышь. Не дышу. Даже глаза не моргают.

Пожалуйста, пусть уйдет. Пусть уйдет.

Но шаги приближаются.

Становятся все отчетливее. Проклятье!

А потом – легкий стук пальцев по дверце. Умеренно раздражающий. Уверенный. И такой… знакомый.

– Трусишка зайка серенький… – насмешливо протягивает знакомый голос. – Выходи, маленькая врунья.

Черт! Я зажмуриваюсь. Мысленно бьюсь головой об стенку шкафа.

Отличный план, Серебрянская. Просто блестящий!

В следующий момент дверца резко распахивается, и передо мной – Макс Чернов собственной персоной.

Стоит. Ухмыляется. Гад такой.

Уголок его губ приподнят, а бровь лукаво выгнута.

– Подглядываешь? Шпионишь?

Резко поднимаю голову и судорожно выдыхаю:

– Я-я… Не подглядывала! И не шпионила!

– Ну да, конечно, – фыркает. – Знаешь, Серебрянская, – добавляет, склонившись ближе, – у тебя талант. Появляться в самых ненужных местах в самые неподходящие моменты. Ты смелая или просто дурная?

Сам он дурной!

Я опускаю взгляд, спрыгиваю вниз и суетливо вылезаю из шкафа, краем глаза замечая, как Чернов все еще ухмыляется.

– Как ты узнал, что я тут? – выдыхаю, злясь на себя за дрожь в голосе.

Макс не отвечает сразу. Подходит ближе, очень близко, и вдруг хватает меня за край фартука. Дергает резко, и я едва не врезаюсь в него.

– Кусочек фартука, – хрипло выдыхает, – торчал из дверцы. Палево, блондиночка.

Я закатываю глаза, отворачиваюсь и пытаюсь отступить, но он не отпускает.

– Итак, Элла Серебрянская, ты два раза проштрафилась. Первое: соврала. Нагло соврала. А второе: услышала то, что не должна. Что скажешь в свое оправдание?

Но я молчу. Потому что Чернов выглядит крайне серьезным. Надел маску наглеца, но и дураку ясно, что я действительно не должна была находится в этом злосчастном кабинете. И если первое – это глупость, всего лишь повод, то второе…

Чернов не спустит на тормоза!

Глава 12

Элла

Чернов нависает надо мной – близко, слишком близко. Вся поза – угроза, взгляд – контрольный выстрел в лоб. Как будто я уже виновата. Как будто он ловит кайф от того, что я в его власти.

Сердце колотится, но я все-таки нахожу в себе силы прошептать:

– Я… я ничего никому не скажу.

Макс приподнимает бровь и хмыкает. Смотрит сверху вниз, точно я пушистый зверек, который только что дал клятву молчания перед электрическим стулом.

– А с чего мне тебе верить, а? – лениво протягивает, но голос у него слишком колючий, слишком тихий. От этого еще страшнее.

Я поджимаю губы и стараюсь говорить твердо:

– Пока у тебя не было поводов сомневаться.

Макс усмехается. Горько, язвительно. Этот смех, как бритва – холодный, без капли доверия.

– Откуда мне знать, что ты не следишь? М-м-м?

– Чего? – глаза у меня округляются. – Ты совсем с ума сошел?! Серьезно?

Он слегка склоняет голову набок, не сводя с меня взгляда. И почему-то я понимаю – Чернов не просто провоцирует. Он реально допускает эту мысль.