Ароматерапия

Жена -хорошенькая брюнетка с железным характером, стойкая и воспитанная женщина, но иногда она забывалась, её чересчур приветливый нрав путался с легкомыслием. Иногда она могла позволить себе маленькую глупость, словно человек, который выкуривал тайком.

– А вы оставайтесь, доктор! Вижу, вам приятна компания моей сестры. Я за вас поговорю. И мы непременно сыграем с вами партию, – проговорил Роман второпях, не сводя глаз с жены, по-приятельски похлопал Вершилова по плечу, так что он даже слегка пошатнулся.

– Ты дочь майора Горченко? – сразу, без промедлений, поинтересовался доктор.

–Что тебя так удивляет? – мы отошли от стола, словно оттолкнулись от берега и пустились в самостоятельное плавание, шагая по мягкой траве к тому самому дубу.

– Ваша семья на хорошем счету, – он делал небольшие глотки из бокала, казалось, общение пошло на лад.

–Только не я! Не надумывайте себе лишнего!

–Могла бы сказать! – Вершилов грустно улыбнулся.

–Ну, героизм не в моих интересах!

Мимо нас промчался бармен с коктейлями, Вершилов отклонился, избежав столкновения, уступив загруженности наглеца. Между нами создалось мимолётное сближение, что послужило внутренней встряске. Я ощутила тонкий, ненавязчивый запах его парфюма и во мне произошло мимолетное щемление в груди, словно я порезала палец о край бумаги, такие царапины незначительны, но напоминают о себе очень долго.

–Боже, сюда идёт мой отец. Ну, неужели нельзя хоть немного взбодриться едой и оставить меня в покое?! – я крайне была возмущена. Закрутилась по сторонам, выискивая убежище. Не придумав ничего лучшего, юркнула под стол. Я не могла упустить шанс позлить майора Горченко. Всё равно, любое моё действие приводило к одному и тому же результату, так зачем стараться делать правильно, если результат всегда один – неодобрение.

–Ты что делаешь? -Вершилов остался стоять, недоумевая.

– Давай- давай, торопись, – я замахала призывно Вершилову.

–Нет!

–Скорее! – я дернула его за рукав.

Мы оказались под подолом стола вместе.

–Дороти, что за ребячество! – он говорил в полголоса.

– Знаешь, когда мой отец отшлепает тебя своими афоризмами и жизненным опытом, тебе это не покажется детской забавой. К тому же тебе не помешает немного уединения, а то смотреть на тебя больно, словно на похороны пришёл, – я прошептала следом.

Под столом было тесно. Мы вели фехтование движениями, путаясь вдруг друге, перебирая на ощупь, тормошили живые отростки тел. Вскоре к нам просунулись два пронырливых, лакированных носа ботинок, подобно ловким ищейкам. Я резко дёрнулась от испуга, зажимая Вершилову рот, который в этот момент готовился мне дать словесный отпор на мои изречения. Его глаза округлились. Я пожала плечами, мол, страх безысходности.

–Я полагаю, сидеть в грязи под столом приятней, чем общаться со своим собственным отцом?– голос Горченко звучал вкрадчиво.

Нам пришлось вылезти.

–Господин Вершилов, вас-то как угораздило? Потакать женщине в безумстве похвально! Несомненно, это вас расположит к ней, но репутация наше всё! – и он скрепил данные доводы крепким рукопожатием.

Я еле сдерживала смех, поджимая губы, видя, как отец отчитывал Вершилова, словно нашкодившего школьника. Было бы забавно, если он при этом еще и погрозил ему устрашающе пальцем, тряся перед ним своими полномочиями.

–Господин,– перебил их разбирательства служащий. – Ваш номер 415 -послышался тихий голос администратора, который сунул бирку с ключом от номера в руки Вершилову и торопливо удалился прочь.

–Спа-си-бо, – произнёс доктор отрывисто, стеснительно взглянув в ладонь.

В триумфальное торжество вваливалась новая компания запоздалых гостей, расхватывая золотистые бокалы шампанского, что только что были разлиты, и поэтому шипели, как свора змей. Горченко тут же откланялся, исчезнув в толпе перспективных связей. Вершилов подошел ко мне немного порозовевшим, своспрянутым настроением, и с улыбкой произнёс:

–Надо же, как нелепо, а мне совсем не стыдно, скорее забавно.

–Да, мой отец умеет вызывать смех своим гневом, но быть в долгу у майора пагубно для гордыни. Жизнь развеет все неясности рано или поздно, но иногда так, что твои колени покажутся тебе самым разумным способом передвижения, -выдала я с унынием и удалилась следом за отцом.

Глава 13

После фейерверка все переместились в зал. Распивая алкогольные напитки, будто вино – это единственное средство связи. Вершилов играл в покер, цедя медленно из бокала, в этом я чувствовала и свою заслугу. Будь моя откровенность поубавлена пылом, он бы давно мирно спал в своём номере, но я высказалась резко в его адрес, тем самым оскорбив. На его месте я бы даже сбежала от позора, а он сидел и отыгрывался. Покинув жалкое зрелище, я накинула кашемировый палантин, прикрывая оголенные плечи, спустилась к озеру. Вид вызывал равнодушие ко всему. Низко свисающая луна орошала воду мутноватым светом, подсвечивая поверхности водной глади, по которой плыли блестящие пятна,мерцая, переливались игриво от качающейся лёгкой волны. Меня окутывал всё тот же ненавистный холод своим умертвляющим кровом. Он начинал с рук, с ног, с открытой кожи, захватывая все целиком, укладывая на своё ледяное ложе. Уловки ветра настырно забирались мне под одежду, будоража мою грудь. Я дрожала в его объятиях, а он только усиливал свои порывистые желания, и вот уже тонкая змейка искушения вилась по моим бёдрам под подолом платья. Я судорожно сводила ноги, сопротивляясь стуже. Он брал меня грубо, властно, пытая мысли в податливости, тормоша моё замершее тело в уступках. Так владели телами донжуаны, в азарте страсти ломая струны невинности. Я думала о чем-то далеком, неизвестном мне, словно моя душа казалась мне неизведанной галактикой и хранила множество секретов. В этом странствии я пыталась отыскать свой курс, следовать по направлению звёзд, что горели внутри ярче других. Пусть сейчас всё кажется нелепым и бессмысленным. Я живу не для того, чтобы моя история выглядела правдивой и впечатляла других, я живу по обычаям вселенской динамики, узнать смысл своего бытия, от этого и дрейфую в своих глубинах души в ожидании предвестников, которые подкидывает мне судьба, и сейчас Аркадий – единственное, что интересовало меня.

–Погода выдалась хорошая, на удивление, после такого-то снега, – послышалась за спиной.– А Дороти опять сбежала от всех.

Доктор поравнялся рядом, сделал глубокую свежую затяжку воздуха, в которой слышался упадок сил.

–Боже, Вершилов, опять вы!?

– Я тебе не нравлюсь? – он повернулся ко мне и стал теребить край моей накидки.

–Что ты делаешь? – я взглянула на его нервные вмешательства в паутину нитей шарфа.

–Синхронизирую слова с действием, манипуляцией, – он был изрядно пьян и поэтому отпускал неуместные шуточки.

–Ну, так что? – я поморщилась на его невнятные высказывания. -Ты меня обескуражил, – я вскользь глянула на Вершилова, не признавая в нем наличия хорошего собеседника. Выглядел он помято.

–Перестань себя так вести! Делая вид, будто между нами ничего не происходит.

Я немного оторопела.

–Эмоциональное напряжение, пару взглядов – не повод устраивать пепелище, – я пыталась уклониться от серьезного разговора, который намечался.

– Ну, не будь уж совсем дурой! – он говорил разозлено.

Я смягчилась из-за уязвимого его состояния спиртным и замолчала, покорно опустив скованные холодом плечи. Посмотрев на доктора, увидела его разъярённого нежностью, освирепевшего трепетом, будто из него вырывалась буря наружу. Неожиданно я стала ранимой, боясь его намеренных прикосновений. Создалась пауза, возникло временное затруднение. Какое-то инстинктивное влечение поманило наши губы живой несдержанной энергией. Я стала тревожной под его усердием, упираясь ладошками в его грудь, которая отзывалась волнением на мои прикосновения. Мы увлеченно наслаждались исходом.

– Я люблю тебя, – прошептал Вершилов, и его рука обвила мою талию.

Вот и всё, подумалось мне, кончено! Больше незачем жить, будто цель рождения была оправдана, и для меня уже готовили обряд перерождения, где я снова начну свой путь в иной оболочки, и Боже! Мне придется всё сначала узнавать себя, искать свое место в жизни, пока подобные слова "я люблю тебя" не выстрелят мне прямо в упор. Я приглушённо сомкнула глаза, готовясь к следующей судьбе. Мне бы сейчас не помешала помощь яростной толпы с факелами, разгоняющей всё смутное внутри меня. Я даже с течением прошедшего этого, готова на родных, пытающихся вернуть меня к жизни, чертя ориентиры в кромешной тьме, но только не признания! Не эти слова, что ранят мой живот, образовывая нестерпимую боль, способную убить во мне всё живое. Пусть сейчас заиграет неподходящая песня, несвоевременная икота, дождь, сигнал бедствия, призывающий всех бежать в укрытие, обрывая наш разговор, пусть случится внезапная болезнь, переутомление, освобождая меня от ответа, но вместе с нами стояла затаившаяся тишина. От такой жди беды!

Мои сухие, склеенные губы от молчания разомкнулись, и я в решительности стала атаковать.

– Разве всех, кого мы встречаем, не похожи на любовь? Все эти мужчины и женщины. Они всё время учат нас тому, что говорить о таком в суматохе не стоит.

Я делала аккуратные попытки телодвижения, пытаясь высвободиться от него руки, дабы не показаться уж совсем грубой.

–Пойми! Я не могу сейчас выбраться из своего состояния… нет! – я вдруг оборвала голос, оттолкнув его. -Любовь сложная штука. Её слишком много в юности и мало к ее осознанию. Уже к тридцати люди постоянно о ней говорят. Так нельзя! Заставлять делать выбор человека, который, можно сказать, стоит перед алтарём безысходности. Я теряю дни. Эта тайная любовь запаха сводит меня с ума, и моё прошлое не даёт мне покоя, – мой голос судорожно дрогнул в отчаянье.

–Даже стоя здесь, сейчас, мы движемся с тобой по разным сторонам. Все твои порывы пьяны и ударяют в голову скоротечностью решений. Ты мог бы выбрать другое время, место, другую меня, но ты предпочёл удостовериться в моём статусе годности!?

Снова повисло молчание. Создалось впечатление, будто кто-то рядом опустошал стакан затяжным глотком, добираясь до самого дна. Ещё немного и стакан станет пуст, а человек, который так жадно пил, проговорит лишь одну фразу на поражение, и с окончательным уходом вовсе перестанет существовать.

–О чем ты говоришь всегда?! Мне не понять, ты держишь в себе некую правду, которой следуешь, но выдаешь какие-то лишь обрывки ее, и хочешь, чтобы я тебя понял и твой статус совершенно не причём, – доктор дёрнул плечом в неудобной ситуации.

– Что именно тебе опять непонятно?– упрямо продолжала я.

– Не доводи до греха! -раздражённо предостерёг он меня.

– А я буду! – я настойчиво повысила голос. – Такие, как ты, не умеют любить! – твёрдо заявила я. -Сначала ты смотришь на женщину, как на свою любимую. Она красивая и единственная. Во второй раз ты смотришь на неё, как на жену. Она внимательна и вкусно готовит, а в третий раз, как на любовницу, чтобы она была хороша в постели.

– Выходит, дальше я вообще перестаю видеть? – он вдруг обрел встревоженный вид, его лицо покрылось противоречием, а глаза округлились от возмущения, словно перед ним открывались ворота преисподней, и он не знал, как спастись от яростного пламени, что обрушивался на его голову разгневанной женщиной.

–А дальше, господин Вершилов, вы и вовсе не замечаете женщин, пока они сами не заметят вас!– я сбавила темп и с ироничной заботой пригладила ему уголки пиджака.

–Вам бы проспаться. Видок, скажу я вам, у вас неподобающий.

–Я вижу, в любви ты полный ноль! – махнула я на него гневно рукой, и хотела было идти, ступила, но вернула свой шаг назад. Меня задел тот факт, что он настолько небрежно, вот так, посмел изъявить желание в признании.

–Любовь, она ведь абстрактна, ее не существует, ее не взять, и не ощутить враз со словами, словно прийти с повинной. Она всё объясняет, многому учит, все, что казалось зыбким,встает на твёрдую почву. Любовь – интуитивное чувство, это самоотдача от другого человека, который всё помогает прояснить, как это бывает у горизонта, будто ты был закрыт от всего, и твои ладони у лица медленно открываются, видят всё шире, явнее, очевиднее, и ты поражаешься ясностью. Не выразить словами, а все отражается, вся эта любящая энергия, словно биополе, которое ощущается внутри её воздействием. Любовь – это культура нашего духовного мира, она заменяет женщине всё, даже то, что однажды от неё ушло. Ну, что еще? Ну, как я могу еще тебе объяснить?

Я выдохну протяжно, будто до этого я проглотила целую милю и теперь так долго её испускала, опустошая себя.

И я ушла в никуда, растворилась, замолчала, исчезла в лабиринте ночи, та, что затмевала путь вернуться. В темноте ещё мелькали глубокие строки в три слова «я тебя люблю», и будто аниматор снова и снова прокручивал их у меня в голове. Я уверена, он найдет своё место с новой эстафетой день-ночь для кропотливого вытачивания досады, ранящей его в минуты спокойствия. Я сгинула прочь, готовясь к новой решительной дистанции, принимая вид скитальца, приготовившегося совершить паломничество по реке своей души. Внутри было такое чувство, будто я впервые взяла в руки плуг и, наконец-то узнав его применение, стала вздымать внутри себя ту гладь, что утаптывали так беспощадно с детства, давя малейшие клочки моей жизни.

Я не стала дожидаться утра, вызвав такси, поспешила покинуть гиблое место. Идя по неровному гравию, что шуршал под ногами, подобно мишуре, и казался мокрым от освещения луны. Я блестела в узкой линии света, что падала с неба от жёлтого проектора. Ноги не слушались, запинались, как будто я несла тяжёлое бремя. Я прошла сквозь жестяные ворота, села в машину и простоулизнула по городским жилам в неоновых огнях. В радиоприёмнике играла музыка. Мне думалось, что именно эта ненавязчивая мелодия вдохновляюще нарисует в мыслях возможность. Меня оправдывала цель моего существования во всем, к чему я стремилась.

Глава 14

Началось какое-то затяжное время. После того, как я стремительно покинула вечер, меня мучила совесть. Я томилась в неведении о Вершилове. Мне хотелось занять себя чем угодно, лишь бы избавиться от этого навязчивого состояния. Сначала я намеревалась пойти и попросить прощения, потом проследить и постоять в сторонке, убедиться в порядке ли он. День за днём я убеждала себя, что слежка это не слежка, и вполне здоровая мысль. Я, конечно, понимала, что рано или поздно от этой нервной блажи и следа не останется, и внутри всё успокоится. Я ждала этого, словно какого-то праздника, когда уже смогу воскреснуть и воскликнуть" ну, вот, то, что нужно!", срывая красный бант со своей совести, желанного самочувствия, как долгожданный подарок. Но чем дальше текло время, тем непонятнее становилось ощущение, нет! Уже ничего не жгло душу, никакой вины не было, но чувство какой-то остаточной тревоги, что вот-вот может заболеть вновь, не отпускало меня, выливаясь в апатию.

Я взяла даже полную рабочую неделю в университете, все возможные дополнительные лекции и те, что предполагали выезд в ботанический сад, чтобы окончательно очиститься от угнетения. К концу месяца мне удалось сбавить темп. После очередной лекции я стояла на первом этаже возле будки с кофе и уже ни о чем не думала, кроме как о здоровом сне. В этот день мне поставили занятия в ужасной аудитории с отвратным запахом старых портянок, и он буквально напитал всё пространство. Из-за этого бьющегося запаха в нос я не могла сосредоточиться, часто запиналась и сбивалась с темы. Вскоре из дальних рядов послышались предположения о том, что я заболела, девочки на передних рядах хихикали и шептались о моей "интересном" положении. Я не обращала внимания и, решительно прошагав к выходу, приоткрыла дверь аудитории, но и это не помогло, сквозняк, ринувшись на подмогу зловонию, лишь окатил меня новой порцией.

По пришествию домой, первое, что я сделала, так это устремилась в душ. Выходя из ванны, обтирая тщательно волосы полотенцем, в дверь постучались. Это был Аким, с явно хорошими новостями. Он выдерживал момент и ходил вокруг да около, петляя кругами, словно лис. После рассказал все новости, и предположения, изложив все детали поиска. И как ему вновь пришлось убегать от полиции, и как он ловко и быстро со всем справился, ведь у него опыта и сноровки побольше, чем у самых выдающихся бандитов. Он все рассказывал и рассказывал, кроша всю ненужную шелуху, и когда сам окончательно утомился, перешёл к сути. Ему, действительно, удалось узнать место нахождения Аркадия и это он озвучил безрадостно, потупив глаза в пол, предполагая, что ничего у меня не выйдет, и что вся затея, да и вообще любая другая, основанная лишь на убеждениях вторым лицом, доказывающая первому,самый, что ни наесть спор, и проигрывает тот, кто убеждает.

Глава 15

Через время информационных скитаний, я ехала на встречу к Аркадию уже вся в бреду, измученная представлениями о разговоре. И вот, я стою на дороге через заповедную часть. Над головой раскованно раскинулись небесные джунгли, затянутые тонкими ветвями клёна, сквозь которые падали широкие полосы света. Лёгкая изморозь, витающая в воздухе, заковала и обездвижила всё вокруг. Атмосфера нагоняла мистический настрой, неуловимая виденью, но податливая острому слуху. Всюду мерещилось тормошение в чаще, рычание, хруст, охота на малых зверей, наскоки диких, резвых лап в одержимости голода, с зажатой добычей в зубах, и прочими радостями ужаса. Звуки прятались в воздухе, казались иногда слишком близко, а иногда и вовсе далеко. Рыхлая тропа вперемешку с талым снегом и жухлой листвой не оставляла в покое мои туфли, я проваливалась, пронзая слой грязи, и утопала по самые щиколотки. Мне приходилось по несколько раз топтаться на месте от непроходимости. Я с трудом тащила багаж на плече.

–Вот, глухомань!

Я переложила сумку в руку с плеча. Через полчаса ходу я уже волокла её на колёсиках, которые до этого берегла от грязи. Еще немного и колёсики отвалились, терпение кончилось. Я плюхнулась от усталости на багаж, переводя дух.

–И зачем мне это всё? – я готова была разрыдаться от своей участи бродяжки, проклиная своё рвение докопаться до своих глубин возможного. Из чащи раздалось завывание и тут же разошлось эхом по верхушкам деревьев. Я резко вскочила.

–Волки?! Только этого мне не хватало. Я лучше сама обглодаю свой бедный мозг очередной глупостью, нежели позволю сожрать себя хищникам!

Я вцепилась обеими руками в ручку сумки и поволоклась дальше. Ещё рывок, и дорога кончилась.

–Добралась! – я разогнула свою заезженную спину.

Передо мной лежала груда, только что освежеванных деревьев, рядом пень, на нем брезентовые рукавицы с канистрой, словнособирались разводить огромный костёр, подавая сигнал бедствия. Напротив потрошеных брёвен стояла хижина, из трубы шёл дым. Я мялась в ожидании, переминаясь с ноги на ногу, которые онемели от холода.

В дверях показался крепкий мужчинасо щетинистым подбородком, растрёпанной копной на голове тёмных волос, неопрятный на вид. Закутанный в тёплую кофту до горла, в ватных штанах и грубых ботинках. Рукава кофты были закатаны до локтей.

Его лицо, и в прям, было похоже на лицо Вершилова. Те же треугольные скулы, глубокие глаза, а во взгляде пряталась непреодолимая тоска.

–Здравствуйте! Вы Вершилов Аркадий? – он стоял подальше, и мне приходилось громко выкрикивать. – Я решила убедиться сразу, поэтому и спрашиваю, – я пыталась привести себя в порядок, смахивая остатки надоевшей мне грязи.

–Да! С кем имею честь говорить? – он спустился с недостроенного деревянного настила, без крыши, крепления, а всего лишь один пласт сколоченных досок вместе. Вместо порога лежало большое бревно, покрытое коркой снега.

–Я Дороти! – яприложила к груди руки, как бы показывая свою значимость. И почувствовала, как в груди бешено стучит моё сердце.

– Чемобязан вам? -лицо незнакомца выражало замешательство.

–Вашего внимания, если позволите!

Мужчина взвёл на меня свой внимательный взгляд, с долей иронии к моему внешнему виду, оглядев меня всю целиком. От смущения я сконфузилась.

–Проходите в дом!

Я нерешительно сделала первый шаг, обернулась на него выжидающе. Он встретил меня приветливо, с легкой улыбкой на лице. Мне сразу стало теплее, но свои ноги я почти не чувствовала от холода, от этого они не слушались меня, и я неуклюже пыталась преодолеть скользкий выступ бревна. Он наблюдал за тем, как я это делаю, и держал наготове свою пару рук, подстраховывая моё тело от нежелательного падения.

Я поднялась, вступила на свежий настил пустого короба, и мои шаги стали звонче, следом и загромыхали шаги Аркадия. Я зашла в дом. Запах, словно музыкальное произведение, вдруг мелодично отозвался своими аккордами. Было так приятно, что я закрыла глаза и расщепила его на сотни мелких кусочков. Пахло мазутом, сырыми дровами, мокрым войлоком, душистым мылом, дымом, трещали поленья в печном барабане, моё тело прониклось теплом. Прошныряв и тут, и там глазами, я стянула с себя грязное пальто, повесив его вместе с остальными такими же грязными вещами на крючок.

– Вы чем-то обеспокоены? Больно, вид у вас загнанный, -Аркадий зашёл следом, пригнувшись в дверном проёме.

–Ну, а как иначе, если до тебя не добраться!

Сам дом был в беспорядке, словно выпотрошенный огромным гневом, скопившемся внутри мирного человека за годы ожиданий. Мятеж между добром и злом. Я высматривала орудие пыток, в то время как шагом не вступить бы в разбросанный погром. Всюду валялись разные инструменты, точно на блошином рынке, где толком ничего и не разглядеть. Главное знать,зачем пришёл. Я попыталась протиснуться дальше и наступила на одну из железяк, которая звякнула. Я замерла в нерешительности, боясь чего не сломать. Аркадий видел, куда упал мой взгляд, и добродушно добавил:

– Ну, а что вы ожидали? Смелее, они не представляют опасности, – и кивнул в доброжелательном приглашении следовать за ним.

– Куда проходить-то, у вас тут…-он уставился на меня, и по выражению лица я заметила, будто он насмехается надо мной. Я резко дернулась и смело вышагнула, бросив на Аркадия торжествующую гримасу. -И зачем вам столько ненужных вещей?!– проговорила я равнодушно.

–Ну, почему это ненужных? Всё когда-то пригодится!

Я промолчала.

Я дошагала до стоящего кресла в углу и робко села, поджимая болезненные ноги от холода, теперь они точно болели, и я чувствовала их жгучее онемение. Надо мной возвышался включённый тусклый абажур на длинном стебле, а рядом растрепанная тумба в дряхлости. На ней я увидела стопку журналов и газет, рядом с ними лежал неразгаданный кроссворд. Из-под стопки торчал край книги «Гордость и предубеждение»,это так неожиданно, как увидеть давнего приятеля совсем не в том месте. Я взяла ее в руки и невольно улыбнулась. От сырости, что меня тормошила, я шевельнула ногами и толкнула что-то ещё, тугое снизу, что тут же рухнуло под креслом. Я наклонилась. На полу лежали ещё книги с тяжёлым прошлым. Все они были задавленными требовательным тоном не встревать своими силами в личную жизнь, пока их не призовут. Вскинув взгляд на Аркадия, что стоял напротив, я выпрямилась под его решительной позицией, после обратилась к тлеющей гордыне у себя в руках.

–Тебе знакомо?

–Что, прости?

–Книга!

–Ах, да, полагаю, она всеми изучена, – отвлеклась я от обложки, подняв голову на него.

– Я наведу тебе ванную. Ты вся дрожишь, даже щеки не розовеют, хотя довольно тепло.

–Не стоит.

Но мужчина уже мелькнул спиной. Я посмотрела ему вслед, а после на то место, где он стоял. На стене, напротив, над маленькой кроватью, висел старый ковер с изображением оленя в лесу, мне показалась, он был чем-то напуган, так как его уши были оттопырены назад, а глаза округлые, большие. Поразмышляв, в недоумении я обратилась к раскинувшейся стопке на полу. Одна сплошная философия. Открыв наугад страницу, я прочла выделенную строчку курсивом: «На пути к счастью дорога тянется вперёд, но речь идёт не о каком-то конкретном маршруте, где в точке прибытия вы обнаружите то же самое, что и прошлый предшественник, а о том, в какую сторону движется именно ваш состав, и прибудете вы туда, куда направлены ваши желания». Я захлопнула книгу. Не спорю, нам всем время от времени нужна волшебная таблетка для души. И мы готовы перевернуть все книжные магазины, чтобы найти подходящее питание, которое разложит все наши переживания, страхи по нужным полочкам в голове, и научит, как и чем справляться. Нам даже полегчает от утомительных цитат в точку увечий. Применять на практике стойкость – очень сложно. Да, можно себя чувствовать хорошо, счастливо, спокойно, в том случае если находиться в подобном моменте прямо сейчас, ведь нельзя пообещать себя, что завтра я точно буду бодр и счастлив. Нельзя, попав в неурядицу за переулком, применить закон философии, встать в позу «дерева», демонстрируя умиротворение, в то время как тебя бьют в смиренное тело собственные обиды. Почему людям нравятся научные пинки? Так любой гений наук рад попинать, при этом, обязательно, гладя по головке ладошкой убеждения. И ты дальше можешь штудировать библиотеки, магазины, натащив литературных антидепрессантов, принимая их натощак, ещё до рассвета. Ничего не выйдет! Ведь твое состояние начнет прогрессировать, словно вирус, и в скором времени понадобится другой допинг. Не каждый автор, написав, то или иное высказывание, придерживается своих собственных правил.