Тернистые тропы

– Ну-с, что тут у нас? – поинтересовался директор цирка, осматривая помещение. – О! А ты говорил, не справятся. А оно вон как! Справились! Даже Таня Синицкая наша оценила! – сказал Семён Петрович, поглаживая кота, преданно спящего на его плече.

Руководитель цирка медленно обогнул помещение.

– Нам ещё пять минут – и всё, – отозвался Георгий.

– Ты смотри, и у мартышек убрали! – удивился Семён Петрович. – Прелестно! Прелестно! – он медленно подошёл к клетке, где обычно резвились мартышки, и заглянул в неё.

Старший из братьев улыбнулся и смущённо добавил:

– Зверушки тоже нам помогали.

– Чудо! – с пафосом произнёс директор и довольно рассмеялся.

Администратор зашевелился и подхватил смех начальника.

– Тогда я в милицию не звоню? – спросил он сквозь наигранный смех.

– Никакой милиции! – сказал Семён Петрович, отрицательно покачав головой. – И накорми ребят, они наверняка устали. Такую работу проделали!..

Обиженным и раздражённым тоном администратор сказал:

– У нас еда только для гимнастов. Они ещё не ели.

Такой ответ уважаемый директор не оценил.

– Не придумывай глупостей, балда. Я сказал накормить, значит надо накормить.

Администратор беспомощно принял – хоть и пришлось напрячься – указание начальника и удалился с обещанием накормить трудяг-беспризорников.

– Если у вас нет уборщика, мы бы с радостью его заменили, – Георгий несмело подошёл к руководителю цирка.

– Нет, молодой человек, уборщика у нас точно нет. Взял бы вас, но вы слишком юные. Если кто-то наверху узнает, что я эксплуатирую детей, мне несдобровать, – признался Семён Петрович.

– Мы прятаться будем, – не удержался Кирилл.

Георгий одёрнул Кирилла за его, казалось, дурацкую идею, но Семён Петрович слова мальца посчитал забавными.

– Нравитесь вы мне, ребята. Но с работой…

– Мы будем убирать по ночам, чтобы нас никто не видел. А спать можем на ящиках.

Кот на плече Семёна Петровича фыркнул носом и благовоспитанно замурлыкал.

– Такими чистыми клетки я ещё не видел. Ладно, давайте попробуем.

– Клянёмся, не подведём! – Георгий на радостях бросился пожать Семёну Петровичу руку.

Тот, цокая языком, остановил парня – тот был весь измазанный.

– Что же. Мы с вами договорились. Только вы же понимаете, что это останется между нами?

– Конечно-конечно, – заверил директора цирка Георгий.

– Честное слово. И мы будем стараться, – добавил Кирилл.

– Клетку домыть. Сейчас артиста приведут.

– Будет немедленно сделано!

Кажется, директор был добр к Онисиным несколько больше, чем можно было вообразить. Конечно же, он оценил старания ребят.

Глава четвёртая. Посылка

Много воды утекло, чтобы братьям стало веселее жить. За три года вынужденной борьбы с бедой они всё же не дали задний ход и сохранили здравый смысл, побороли трусость.

Время неслось им навстречу: Георгий угрожающе вырос до девятнадцатилетнего парня, а Кирилл превратился из маленького капризного мальчишки в толкового одиннадцатилетнего помощника старшему брату.

Жили они в комнате – с невысокими потолками, но довольно просторной и даже с окном.

В один из дней младший Онисин был в комнате один. Его рука поплыла к нотам, которые когда-то отдал ему директор музыкальной школы. Ещё три года назад толку от них не было, ведь желание и возможность играть у мальчишки исчезли.

Очень осторожно он снял ботинки и, держа в руках ноты, сел на кровать: теперь они спали на нормальной двухэтажной кровати, а не на деревянных ящиках. Кирилл с интересом перелистывал каждый лист, пока не отыскал нужный. Нырнув рукой под кровать, вытащил пианино – ненастоящее, муляж, вытесанный из обычной фанеры, с нарисованными клавишами. Закрыв глаза, он начал «играть» – пальцы барабанной дробью исполняли какую-то мелодию.

– Привет, Кирилл! – раздалось в комнате.

Георгий, входя в неё, так толкнул дверь, что выбил ею инструмент-муляж из рук брата. Самодельное пианино с шумом полетело на пол.

Кирилл испугался:

– Э! Ну ты чего?! – он открыл глаза и вздрогнул. Рука немедленно потянулась за муляжом. – Аккуратнее надо.

– Занимаешься? – бодро спросил старший брат.

– Только начал.

– Это хорошо. Пойдём со мной, потом порепетируешь.

– А что случилось?

– Зарплату нашу получил.

– Во как?!

Кирилл соскочил с кровати и со всей осторожностью скрыл под нею муляж пианино.

– Я готов. Куда идём? В парк?

– Нет. На рынок. Маме яблок купим.

– А потом в парк?

– Если успеем, то сходим и в парк. Не забывай, нас ещё работа ждёт.

– Не забыл, поэтому всё уже сделал за нас двоих.

Георгий улыбнулся:

– Ладно, посмотрим.

– Ура!

Младший брат выпорхнул из комнаты первым. Старший, выходя из комнаты, кое-что заметил: Кирилл был босым.

– Ничего не забыл?! – сдерживая хохот, спросил его Георгий.

– Нет-нет. Идём.

– А ботинки?

Секундой позже Кирилл взглянул на ноги, забавно стукнул себя по лбу и кивнул:

– Забыл!

Они отправились на рынок по знакомой извилистой улице. Кирилл не верил, что они идут за яблоками к нелюбимому продавцу.

– Почему мы снова идём к тому же самому? Он же обманет нас, как в прошлый раз!

– Тише. Больше не обманет.

В словах Георгия чувствовалось доброе предзнаменование. Он остановился у прилавка и обратился к мужчине, натирающему яблоки до неестественного блеска:

– Четыре килограмма яблок, пожалуйста.

Продавец встретил молодых людей ехидной улыбкой:

– Это самые дорогие яблоки. У вас деньги есть?

Георгий вытащил из кармана комок купюр и показал продавцу:

– Есть. Мы уже у вас покупали, не помните?

– Конечно, не помню. У меня таких, как вы, воз и маленькая тележка.

Недовольство на лице мужчины и не думало ослабевать. Исподлобья поглядывая на ребят, он набирал в авоську яблоки кое-как, планируя подсунуть им пару гнилых.

– Могли бы вы выбрать самые красивые? – Георгий наклонился ближе к продавцу.

– Да они все как на подбор! Лучшие яблоки в Краснодаре! – с гордостью сообщил продавец.

На самом деле он знатно преувеличивал и не намеревался ослаблять свою коммерсантскую хватку.

Кирилл протянул продавцу большое жёлтое яблоко с красным бочком:

– Положите ещё это, пожалуйста. Так и просится к остальным.

– Брать товар с прилавка не надо, молодой человек. Я сам наберу.

Не то чтобы мальчишке сделалось не по себе, но он сразу же отодвинулся от прилавка и, виновато опустив глаза, сказал:

– Извините.

– Веди себя прилично, – попросил его старший брат.

Большие весы словно отгораживали представителя торговли от народа. Мужчина, не задумываясь, бросил яблоки на одну сторону весов и гирю на другую.

Стрелка заворочалась.

– Ровно четыре килограмма, – с неким напряжением сказал мужчина.

Георгий немножко посмеялся, но радости в его смехе не было. Скорее это был смех торжествующей справедливости. Он схватил гирю с весов, совершая контрнаступление на обманщика: в гире красовались две дырки – продавец сделал их специально, чтобы дурить людей.

– Ровно четыре, говорите? Зачем обвешиваете?

Продавец скривился от внезапного раскрытия обмана и потянулся к Онисину:

– Слышь, щенок, гирю отдай. Не твоё – не трогай, – губы мужчины затряслись от злости.

– Вот сейчас я с этой гирей пойду в милицию – знаете, что тогда вам будет?

У Георгия было такое чувство, что он победил весь мир. Он посмотрел на продавца яблок, у которого на лбу, будто мелкие бисеринки, выступили капли пота. Тот молчал.

Онисин перевёл дух. Вздох его был усталым и долгим, а взгляд – торжествующим.

– Что?! – рявкнул торговец, заметив ещё и оценивающе-насмешливый взгляд Кирилла.

– На сколько вы нас обвесили в прошлый раз? – немного помедлив, спросил Георгий.

– Хм. А я откуда знаю?

– Не знаете? А я знаю. Мы сейчас забираем яблоки, гирю и уходим. Только попробуйте что-то взболтнуть. Плохо кончится. Ясно?

– Ясно.

Продавец почувствовал себя совершенно несчастным. Одной рукой он протянул Кириллу авоську с яблоками, а другой крепко держался за прилавок. Его живот судорожно дрожал под фартуком.

– В расчёте. Глупостей больше не делайте, – предупредил Георгий напоследок.

Торговец дёрнулся было, но сразу снова оцепенел.

Младший Онисин возмутился:

– Эх, дяденька-дяденька… Обманывать нехорошо! Вас что, в школе этому не учили?

Самоуверенность продавца куда-то улетучилась. Комом в горле отозвались обида и неровный стук сердца – в общем, все те симптомы, когда человека застукивают на обмане.

– Восемнадцать… Девятнадцать… Двадцать… – Кирилл зачем-то считал прилавки и между прочим поинтересовался у Георгия, почему тот ему ничего не сказал о плане мести.

– Я и сам не был уверен, что из этого что-то выйдет. Мне пацаны сказали, что пару раз так делали, но сам я не проверял, как это работает. Пришлось импровизировать, понимаешь?

– Понимаю. Ты очень смелый!

– Приходится. Ладно, идём на почту, вдруг он захочет нас разыскать или шум поднимет…

Они свернули с торгового ряда в нужную сторону и совершенно случайно оказались в ряду антиквариата. Кирилл обратил внимание на пианино – залитое солнечным светом, с блестящими чёрными и белыми клавишами. Настоящая мечта музыканта!

Старший брат пошёл дальше, но Кирилл его поймал за руку и развернул:

– Погоди! Можно я сыграю?

У Георгия не было охоты участвовать в сцене с игрой на пианино:

– Оно на продажу. Не выдумывай. К тому же продавца нет на месте. Хочешь от него по шее получить?

Кирилл не отступал:

– Позволь мне взять всего пару нот. Прошу тебя! Я так давно не играл на настоящем инструменте…

– Ладно, – осторожно проговорил Георгий. – Только быстро.

Подружиться с инструментом Кириллу не составило труда. Стоило ему нажать на клавиши – и чарующие звуки, оживая, разлетелись из-под них.

Время поджимало, и Георгий превратился в комок нервов. Чего ходить вокруг да около: сейчас кто-то прилетит скандалить… И действительно, люди начали подходить к пианино «на концерт», но скандалить никому из них не хотелось. Хотелось послушать красивую музыку.

Все затаили дыхание. Кроме возмущённого донельзя продавца, который откуда ни возьмись наконец-то появился. Озлобленный, он подскочил к юному музыканту и начал стягивать его со стула, вцепившись мёртвой хваткой в рукав. Георгий подлетел к брату быстрее порыва ветра и, по-родительски его защищая, схватил Кирилла за другую руку. Тот оказался словно между двух огней.

– Едрёна вошь! Вы что делаете?! – захлёбывался возмущением продавец антиквариата.

– Товарищ, отпустите мальчишку. Мы хотели спросить разрешения сыграть, но никого рядом не было, – объяснял Георгий, притягивая к себе Кирилла.

– Ну вот и шли бы себе дальше! Ишь, устроили тут, понимаете ли, концерт! Кто вам разрешил хулиганить?

– Потапыч, ты совсем того? Отпусти мальчика! – одна из продавщиц вступила в словесную перепалку.

– Отпусти! – послышалось из толпы. На сей раз крикнул мужчина.

– Вам не понравилось? – спросил Кирилл сорвавшегося с цепи продавца.

– А ты вообще молчи! Тебе какая разница?

У него, низкорослого человека с клочком рыжих волос на голове, начали сдавать нервы. Продавец замахнулся на Кирилла, но его тут же остановил Георгий – в его руке пальцы мужчины аж щёлкнули.

Купленные яблоки рассыпались из авоськи и уже катились по земле – под ноги зрителям этой отвратительной сцены. Один из слушателей музыки Кирилла, человек, который пару минут назад пытался словами остановить рассерженного торговца антиквариатом, вышел из толпы и встал около Георгия.

– Что вы себе позволяете, уважаемый? – строго обратился он к продавцу.

– Идите своей дорогой, гражданин!

– Не имеете права поднимать руку на чужого ребёнка!

Георгий и Кирилл в защитнике внезапно узнали давнего друга семьи – Владимира Глебовича Василевского.

– Здрасьте, дядя Володя, – смущённо сказал Кирилл.

– Здравствуй, Кирилл. Отпустите, – обратился он к торгашу. – Я его знаю – это примерный мальчишка.

– Да я вижу, какой он примерный… – прогудел тот, но Кирилла всё же отпустил.

Одному богу известно, что случилось бы с яблоками, если бы Владимир Глебович не помог ребятам их собрать. При мысли о том, как малодушно и жестоко поступил когда-то с ними друг их отца, Георгию сделалось тошно. Но времени с тех пор прошло достаточно много, а с ним ушла и жажда требовать объяснений его поступка…

– Слушайте, ребята, а давайте я куплю вам это пианино, – сказал мужчина.

– Спасибо, но не надо нам ничего покупать, – твёрдо ответил Георгий.

Но невозмутимый Владимир Глебович всё же зашагал к продавцу пианино. В бумажнике бывший друг семьи нащупал купюры и протянул торговцу:

– Отдашь за пятнадцать?

Но тот на деньги даже не взглянул:

– За пятнадцать не могу. Его цена – пятьдесят рублей.

– По-моему, Кирилл, нам пора идти, – сказал Георгий шёпотом, увлекая брата в сторону выхода.

– Чего ты? Он же нам сейчас пианино купит…

– Нам от этого человека ничего не нужно – это раз. Дальше: он прекрасно знает, что из квартиры нас выгнали, что нам даже спать нормально негде. Это два. Идём, говорю. Ничего он покупать не собирается. Разыгрывает комедию, да и только.

Георгий пошёл вперёд. Кирилл с лёгким недоумением поплёлся за старшим братом.

Шли они в сторону почтамта.

Там, выбрав отдельный стол, ребята осторожно положили на него авоську с яблоками, купили для будущей посылки ящик по размеру, взяли бланк отправки.

Кирилл, слегка повысив голос, взялся пересчитывать каждое яблоко прежде, чем отправить его в ящик:

– Двадцать два, двадцать три…

– Помолчи минутку. Ты меня сбиваешь, – велел Георгий.

– Двадцать четыре, двадцать пять, двадцать шесть… – шёпотом считал Кирилл. Со счёту он сбиваться не хотел, иначе пришлось бы начинать заново.

Старший Онисин к тому времени уже закончил заполнять бланк и теперь нагнулся к брату поближе.

– Сколько всего? – спросил он.

– Тридцать! Ровно! – улыбаясь, ответил Кирилл.

Георгий удовлетворённо кивнул, медленно приклеил бланк на верх ящика, не забыв также прикрепить на внутреннюю сторону его крышки трёхрублёвую банкноту. Кирилл припал взглядом к деньгам. С опаской он спросил:

– Спятил? Стащат же!

– На это и расчёт, – твёрдо ответил Георгий.

– Да ты просто сошёл с ума! Отдай мне деньги!

Кирилл неуклюже потянулся к ящику, но рука брата его задержала:

– Успокойся. Нельзя себя так вести на людях.

Из глубины глаз Георгия поднималось холодное раздражение: младший брат, эта маленькая беспокойная козявка, ничего не понимал и лишь негодовал.

– К маме посылка не дойдёт, если в неё не положить деньги. Я специально сунул трёшку, чтобы её кто нужно забрал, а маме отдал яблоки.

– А если заберут и трёшку, и яблоки? – Кирилл не смог стерпеть, чтобы не задать очередной вопрос.

– Не спорь. Во всяком случае, я лучше знаю, что делаю. А то получится как с курткой.

Конечно, Георгий Онисин был неглупым парнем и наверняка знал, что делал, но над вопросом брата о том, что у них могут украсть и деньги, и яблоки, всё же задумался.

– С какой курткой? – спросил Кирилл чуть погодя, широко распахнув глаза. Ему казалось, что брат нарочно говорил загадками.

– С такой курткой, – ответ Георгия оборвался у стойки отправления посылок.

Кирилла ждала очередная загадка, разгадку которой Георгий не поведал ему.

– Это же наши последние деньги… – ныл Кирилл.

– Довольно! – голос Георгия выдавал волнение. – У нас нет проблем с едой, у нас есть крыша над головой. А что же наши родители? В каких условиях они живут? Мы ведь не знаем. И уже три года от них не было писем.

Кирилл медленно и согласно кивнул.

Жара стояла не по сезону. Солнечный свет озарял всё пространство почтамта. Онисины отдали посылку и вышли на улицу. Им стало легче.

Глава пятая. Лагерь в Акмолинске

Невзрачный человечек с исступлённым выражением лица рылся в коробке – посылке, предназначенной, конечно же, не ему.

Он позволил своим хитрым и ушлым пальчикам вытащить из коробки зимние рейтузы, свитер, шапку, варежки и носки. Письмо контролёр лагерной почты оставил и даже попытался, движимый остатками совести, вернуть на место носки. Но не вернул. Забрал себе. Зло ведь поступает как: оно сжирает всё содержимое посылки и изрыгает это в отдельную коробку – для себя и для руководства.

Перед ним оказалась следующая передача. Работник так же, как и до этого, небрежно вскрыл коробку. Его жадные глаза пробежались по красивейшим яблокам, одно из них так и манило: «Откуси чуток». Схватив яблоко, мужчина заметил деньги – трёхрублёвую банкноту: она была новенькая и чистая – как говорится, внушающая радость. Мужчина осторожно оглянулся по сторонам, бросил яблоко к остальным, открепил от картонки деньги и сунул себе в карман.

Таким образом, посылка прошла контроль и благополучно дожидалась получателя. Через несколько минут кто-то постучал в дверь ногтем – так, как обычно скребётся мышь.

– Войдите! – рыкнул работник лагеря.

В дверях появилась Светлана Матвеевна. Она вела себя как обычно – спокойно и слегка несмело, будто новоприбывшая. Бледная и неподвижная, как статуя.

– Онисина Светлана Матвеевна? – спросил работник, похлопывая по коробке.

– Так точно, – отозвалась женщина. Голос её был звонким и чуть встревоженным. Она произнесла каждое слово чётко и вежливо. От неё по-прежнему веяло не лагерными манерами, а образованностью и интеллигентностью.

– Забирай посылку, – велели ей.

Передача от небрежного толчка подлетела прямо в руки женщины. С радостным вздохом она открыла коробку и увидела яблоки – небольшие, но душистые и спелые.

Работник лагеря не ожидал, что заключённая протянет ему яблоко – да ещё и то самое, что несколькими минутами ранее он хотел съесть. Мужчина не понял, издёвка это или шутка.

– Угоститесь, товарищ начальник. Смотрите, какая красота!

– Сама свои яблоки ешь. Свободна!

Онисина не удивилась и даже была готова к грубому ответу. По-другому с заключёнными здесь не разговаривали: в лагере о людях и обо всём человеческом давно забыли.

– Разрешите письмо детям написать? Они вон как стараются… – объяснила она.

– Не положено. Следующая!

– Что же… И на том спасибо, – сказала она, чуть смущённо улыбаясь.

Работник лагеря уставился на неё и вдруг почувствовал странную жалость. Но длилась она всего мгновение и ни каплей больше. Светлана Матвеевна взяла посылку, развернулась и с облегчением покинула помещение. В длинном коридоре лампочки в железных сетчатых плафонах потрескивали, напоминая маленьких светлячков в закрытых банках.

Она возвращалась в цех – находился он в дальней части лагеря и был оборудован швейными машинами. Кроме Светланы Матвеевны, в цеху трудилось множество женщин: тощие, полноватые, юные, зрелые, с тёмными волосами и белокурые – заключённые с тяжёлыми судьбами, связанными в основном с их мужьями.

Стук десятков швейных машин и духота внутри цеха донимали донельзя. Но вскоре все швеи вдруг позабыли и про жару, и про бьющие ткань иглы, когда на их столах появились яблоки.

– Угощайтесь, девочки, – объявляла Онисина, разрешая сомнения женщин.

Не прошло и пяти минут, как швеи встали из-за своих рабочих столов и бодро направились к Светлане Матвеевне, понимая, что она одна – добрая и светлая – не утратила красоту сердца и не потеряла человеческое лицо даже перед страхом смерти.

Женщины образовали около неё полукруг.

– Сейчас самые витамины… – Светлана Матвеевна раздавала яблоки всем без исключения. – Девчата, всем досталось? – заботливо спрашивала она и слышала в ответ:

– Светик, спасибо! Яблоки – сказка!

При малейшем несоблюдении особых правил лагеря заключённых наказывали. Поэтому все поняли, по какому поводу в дверях появилась надзирательница. Во всяком случае, она поспешила пробежать глазами по цеху, усадить женщин по отведённым местам и «усмирить» Светлану Матвеевну:

– Онисина! Что творишь? В карцер снова захотела?

Светлана Матвеевна попыталась начать разговор с надзирательницей: быть может, пара вежливых реплик в адрес блюстительницы порядка придала бы замершему цеху жизни и покоя.

– Посылка мне пришла… – начала Светлана Матвеевна. Ещё никогда начать разговор со старшей, которую, по всей видимости, все заключённые ненавидели, не было для неё таким трудным.

– Для этого есть свободное время. За работу, живо! – распорядилась та.

– Слушаюсь.

Всего раз за минуту разговора глаза Светланы Матвеевны и Надежды Ивановны – сотрудницы лагеря – встретились. Казалось, надзирательница без слов поняла и радость, и боль заключённой, но в её приказах чувствовалось лишь приобретённое хладнокровие.

– Показываем работу! – потребовала надзирательница, подойдя к одной из заключённых.

Мария – кажется, так звали девчонку – протянула готовое изделие Надежде Ивановне. Та осмотрела его и сказала:

– Годится.

Никто не услышал, как Надежда Ивановна добавила тихонько: «Маруся», и никто не заметил, как тонкие губы надзирательницы сложились в секундную улыбку.

Светлана Матвеевна «поддалась проверке» следующей. Надежду Ивановну, собственно, интересовала работа заключённой, и только.

– Ну-с, посмотрим, – контролирующая стала пробегать глазами по каждому стежку. – От кого посылка, Онисина? – словно бы между делом спросила Надежда Ивановна.

– От сыновей.

Похоже, Светлана Матвеевна – эта маленькая мышка – совсем не боялась старшую.

– Это хорошо. Не забывают, значит, помнят.

– Да, это правда. Мне бы ещё узнать, что с мужем… Вестей от него нет, да и предчувствие плохое душит меня с самого утра, – слегка нервно добавила Светлана Матвеевна.

– Работаем дальше, Онисина!

Надежда Ивановна ещё немного постояла возле Светланы Матвеевны, а затем пошла по рядам цеха.

– Не отвлекаемся! – крикнула она шушукающимся женщинам.

Тёмные бусинки глаз надзирательницы поблёскивали и уже не казались такими злыми, как обычно. Глубоко в душе Надежда Ивановна была любопытным и добросердечным человеком. Она обошла цех с важным видом, а на втором кругу обхода снова приблизилась к Светлане Матвеевне, еле видневшейся из-за стола:

– Постараюсь поспрашивать у начальства о вашем муже. Только заранее не радуйтесь.

Машинка Светланы Матвеевны не переставала строчить, но она всё же сумела смело взглянуть вверх и произнести:

– Спасибо. Спасибо вам большое.

– Будет вам. Работайте, Света.

И надзирательница чуть коснулась кисти руки Светланы Матвеевны. Ей было не всё равно.

Глава шестая. Решение идти в армию

Когда Кирилл мыл пол в очередной клетке, швабра в его руках хрипела и скрипела так, будто это старая собака, сбитая грузовиком. Мальчишку настолько раздражали эти звуки, что ему пришлось насвистывать песенку, дабы их заглушить. Георгий только что подошёл к решётке и теперь стоял, расправив широкие и окрепшие плечи. Ещё три года назад его лицо было хоть и серьёзным, но очень юным, а теперь – строгим и возмужавшим.

– Ты где ходишь? – спросил у брата Кирилл. – У нас полно работы, забыл?

Ответа от Георгия долго ожидать не пришлось:

– Не забыл. Давай помогу.

Старший Онисин долго смотрел на брата, будто старался запомнить его лицо. Осторожно сняв верхнюю одежду и повесив её на крючок, поспешно взял инвентарь для уборки и вошёл в клетку, где трудился Кирилл.

– Видишь, я всё сделал уже. Один, – добавил младший брат, улыбаясь.

– Вижу. Давай помогу домыть.

– Не-а, не надо. В следующий раз будешь мыть за меня, когда буду репетировать.

– Не будет следующего раза… – отрешённо произнёс Георгий.

– Ещё как будет! Что ты собрался делать, скажи мне на милость? Лодырничать?

– Я в армию ухожу.

– Ты с ума сошёл, – фыркнул Кирилл, откладывая швабру в сторону.

– Два года незаметно пролетят, не волнуйся, – продолжал Георгий.

– Но я тебя не отпущу. Ты же мне обещал, что не бросишь меня, – напряжённо сказал Кирилл. До того, как произнести эти слова, он долго думал, видимо вспоминая обещания брата. – Вот как? Обещания не сдержал? Теперь ты меня оставляешь?

Георгий замялся, нахмурился и начал усердно объяснять брату:

– Я не бросаю тебя и не предаю. Но с соседней Финляндией война. И я так не могу… И потом мне уже девятнадцать. Я должен…

– Нет, нет и нет! Ещё чего! – сказал Кирилл, обиженно и сердито взглянув на брата.

В помещении Онисины уже были не одни. У входа топтались мужчины, одетые в замызганную рабочую одежду. Георгий, увидев их, кивнул:

– Заносите.

Нет нужды говорить о том, каким забавным было выражение лица Кирилла, когда он увидел перед собой новое пианино.