Песнь убитой Мавки

– Мистер Велес, – подсказал он, словно прочитав её мысли, и в его глазах блеснул огонёк. Он сразу приметил эту девушку. Её горящие глаза, в которых отражался живой, неукротимый дух, такой необычный для той, кто познала смерть и вернулась в мир нечисти. Она показалась ему достаточно необычной. Отстранённой ото всех, но не так, словно она была белой вороной или изгоем. Скорее, так, будто она сама отгораживалась от них, будто эта девушка считала себя выше других, но не нарциссично, а с какой-то внутренней, глубокой уверенностью в своей особенности. Он почувствовал к ней необъяснимый интерес, словно она была головоломкой, которую ему захотелось разгадать. Ведь он помнил ее другой…

– Ах да, извините, мистер Велес. Вот, вы не забрали последний листок, – она протянула ему свёрнутый лист бумаги. – Он был совсем незаметен на белой плитке пола. Я случайно обратила внимание, когда собиралась уходить.

Велес принял рисунок. Он знал, что это, ещё до того, как его пальцы коснулись бумаги. Но, не выдав ни единой эмоции, просто забрал его из её рук. То, что было нарисовано на этом листке, никто не должен был увидеть. Это была его тайна, глубоко спрятанная от чужих глаз.

– Спасибо, Карна. Я бы даже не заметил его пропажи, – он мило ей улыбнулся. Его глаза, кажется, замерли на её лице чуть дольше, чем следовало. – Не против, если в знак благодарности я как-нибудь угощу тебя кофе?

По спине Карны пробежали мурашки, но это были не те мурашки, что возникают от приятного волнения, когда человек, который тебе симпатичен, нежно касается руки. Не такие, когда слушаешь любимую песню в тысячный раз, и каждый раз она звучит будто впервые, проникая в самую душу. Скорее, это были мурашки отвращения, когда лицезреешь нечто неприятное, отталкивающее. И вроде бы ничего такого: просто преподаватель решил отблагодарить студентку. Но что-то в ней, её древняя, инстинктивная часть, прямо нутром чувствовала: что-то с ним не так. В его глазах мелькнуло что-то холодное и пронзительное, что заставило её внутренне сжаться. Он был слишком любезен, слишком настойчив, слишком… подозрителен.

В ответ на его предложение она так же мило улыбнулась, стараясь скрыть за этой вежливой маской отвращение и нарастающую тревогу. – Спасибо, мистер Велес, но, пожалуй, нет. Я должна идти, меня ждут. – Её голос звучал ровно, без единой фальшивой нотки, что удивило даже её саму. Затем она быстро, но не слишком поспешно, вышла из кабинета.

Если бы Карна обернулась, то увидела бы, что Велес всё ещё смотрит ей вслед. Его взгляд был абсолютно нечитаемым, холодным, словно два кусочка льда. Новая волна мурашек пробежала бы по её коже, если бы она ощутила этот взгляд на себе.

Мужчина повернул голову к листку в своих руках. На нём был изображён камень, который ему хотелось стереть из мира. Его губы изогнулись в тонкой, едва заметной усмешке. Он скомкал этот листок, превращая его в плотный комок бумаги, и с силой отшвырнул в угол аудитории, где он скрылся в тени. Никаких улик, никаких следов, чтобы никто не узнал его тайну. Это изображение не должно было существовать.

Когда его пригласили сюда работать, он даже не думал, что столкнётся с ней. С ней. Он ждал этого сколько себя помнит, сколько длилась его долгая, вечная жизнь. И вот она, здесь. Его охота наконец-то подходила к концу.

***

Как только последние лучи закатного солнца начали пробиваться сквозь высокие окна коридоров, окрашивая стены в тёплые оранжевые тона, Карна наконец-то добралась до своей комнаты. День был полон странных событий и неожиданных встреч, и она мечтала просто упасть на кровать и забыться в мягкой тишине.

Она не задумываясь рухнула на мягкий матрас, и в ту же секунду её ноздри уловили тонкий, но обволакивающий запах. Запах Нота. Который остался на той самой кофте. Он был терпким и притягательным, словно дикие травы, согретые летним солнцем, с лёгкой примесью влажной земли и чего-то неуловимо опасного. Ей хотелось вдыхать этот аромат из раза в раз, он успокаивал её, словно древний бальзам для души. Каждая клеточка её тела откликалась на него, создавая ощущение тепла и странной безопасности.

Но рядом с этим приятным ощущением в голове почему-то возник чёткий образ его замкнутого, молчаливого брата – Борея. Интересно, чем пах он? Наверное, чем-то свежим, древесным, возможно, лесным, как после осеннего дождя. Может, это было веянием того, что их первая встреча произошла именно в лесу, в тот дождливый день, когда он появился так неожиданно, словно само воплощение дикой природы?

Мысли одолели её, словно осенние листья, кружащиеся в ветре. Она тут же вспомнила, как Борей сразу же узнал её. Ему даже не составило труда вспомнить её имя, произнесённое им так естественно, будто они были знакомы много лет. Но откуда такой нелюдимый парень, по словам Нерлит, мог знать её? Ведь для всех она появилась чуть больше четырёх месяцев назад, а на тот момент, когда они встретились, так и вовсе два месяца назад. Это было загадкой, которая не давала ей покоя. Борей… Что-то в нём необъяснимо притягивало её. Может быть, дело было в его холодной ауре отчуждённости, которая делала его недоступным и одновременно интригующим. Или же в его взгляде, когда тот смотрел, не мигая, прямо на неё, проникая словно сквозь время и пространство, видя что-то большее, чем просто обычную девушку. В его глазах читалась какая-то древняя мудрость, тяжёлая ноша, которую он нёс в себе.

Внезапно дверь распахнулась, и в комнату, словно вихрь, влетела Нерлит. Её изумрудные глаза горели нескрываемым возбуждением, волосы растрепались, а дыхание было прерывистым от спешки.

– Карна, ты не представляешь, что произошло! Там маленькая девочка! – Подруга подскочила к ней, схватила за руку и с невероятной силой потянула, словно Карна была лёгкой соломинкой. – Она в центральном холле! Тебе нужно это увидеть!

Пока они шли по коридорам, Карна, полусонная и ещё не до конца осознавшая происходящее, пыталась понять, что же стряслось. Рассказ Нерлит был сбивчивым, полным восклицаний и обрывков фраз: «маленькая», «одна», «вода», «невероятно». Ничего конкретного, лишь бурные эмоции. Но как только они попали в огромное, гулкое пространство центрального холла, всё мгновенно встало на свои места.

Посреди помещения, прямо в самом центре, освещённая мягким светом, льющимся сверху, стояла девочка. На вид ей было не больше двенадцати лет. Она была невероятно хрупкой, почти невесомой, низенькой, с тоненькими ручками и ножками. Светлые, почти белёсые волосики были завязаны в два крошечных бантика по бокам головы, обрамляя круглое, наивное личико. Её глаза были огромными, цвета свежескошенной травы, светло-зелёными, но не такими глубокими и насыщенными, как у Нерлит. Они были чистыми и распахнутыми, полными детской наивности и испуга. Девочка излучала энергию ангелочка, стояла она в нежно-голубом сарафане, с которого по полу стекала вода, образуя небольшую лужицу вокруг её ног.

Все присутствующие, студенты и преподаватели, мгновенно поняли, что происходит. Это был не обычный новичок. Это был новый мертвец, чья трансформация произошла совсем недавно.

Рядом с ней, как всегда, стояла миссис Маревна. Её строгая осанка и надменный взгляд не изменились ни на йоту. Её губы были плотно сжаты в тонкую нить, а глаза смотрели на студентов с нескрываемым недовольством, словно их присутствие уже было проблемой.

– Здравствуйте, учащиеся. Хотелось бы познакомить вас с новым студентом, – её голос был сухим и официальным, разносился по холлу, заставляя даже самых шумных студентов умолкнуть. – Мисс Глинисс.

После того как она назвала это имя, было видно, как девочка хотела спрятаться, буквально раствориться в воздухе. Игрушечный кролик, которого она крепко прижимала к себе обеими ручками, был так сильно сжат, что, будь он живым, непременно задохнулся бы. Было очевидно, что малютка ещё не привыкла к новому имени, к своей новой сущности. Ни для кого в этом мире не было секретом, что когда ты превращаешься в нечисть, твоё жизненное имя забирается, стирается из памяти, а тебе даётся новое. Все это решает совет, который отслеживает появление новых нечистых сил, распределяя их по школам и обителям.

Карна помнила, как сама удивилась, когда у неё спрашивали, помнит ли она что-нибудь о своей прошлой жизни. Она тогда замешкалась, ведь хотела назвать имя. Своё имя. Но это тайна так и осталась таковой, глубоко запечатанной в её сознании. Никто из них не знал, как друг друга звали в мире людей. Это было частью их новой жизни, своего рода обряд инициации. Только у божеств было одно имя навсегда, их сущность не менялась, лишь обретала новые формы.

– Так как это достаточно неожиданное решение для комиссии отправить её именно к нам, – продолжила миссис Маревна, её взгляд скользнул по лицам студентов, задерживаясь на тех, кто выглядел наиболее любопытным. – Я попрошу вас не обижать её. Помните, что каждый из вас прошёл через подобное.

Решение действительно было интересным. Карна была уверена, что никогда не видела здесь кого-то на вид младше шестнадцати лет. В академии учились в основном те, кто перешёл грань в подростковом возрасте или уже будучи взрослым. Глядя на эту девчушку, Карна не понимала, что же в ней такого, что её приставили сюда, в это место, где царили более взрослые, более сильные, иногда даже жестокие существа.

Одновременно с этим ей было до боли в душе жалко её. Сердце Карны сжалось от сочувствия. Если Глинисс находится здесь, значит, по догадкам Карны, её, скорее всего, утопили родители или кто-то из близких. Мавки ведь рождались именно так, из душ утопленниц. Что же пережила эта бедная девочка? Какое горе и предательство она познала в столь юном возрасте?

Неожиданно для Карны, которая была погружена в свои мысли, девчонка, Глинисс, подняла свои огромные, чистые глаза и посмотрела прямо на неё. И больше не отрывала взгляда. Её взгляд был прикован к Карне, словно к маяку в бушующем море. Даже когда директриса ушла, оставив девочку одну посреди холла, Глинисс не сводила с Карны глаз. Словно заворожённая, маленькая мавка медленно, неуверенными шажками направилась прямо в сторону Карны. В её взгляде не было страха, лишь странная, необъяснимая связь, словно Карна была для неё чем-то знакомым, спасительным якорем в этом новом, пугающем мире.

Глава 14

Когда зал опустел, и последние силуэты, словно призраки, растворились в сумерках бесконечных коридоров Академии, к Карне подбежала крошечная девчушка. Её маленькие, ещё детские ручки, с невероятной силой обхватили ладонь девушки, впиваясь в неё, словно цепляясь за единственный спасательный круг в бушующем море. Карна, вздрогнув от неожиданности, поначалу инстинктивно попыталась высвободить свою руку. В груди на мгновение вспыхнуло раздражение – она привыкла к личному пространству и нежным прикосновениям Нерлит, но не к такому напору от незнакомого ребёнка. Однако спустя долю секунды она осознала, что перед ней всего лишь испуганное дитя, потерянное и совершенно не виноватое в своём неожиданном появлении здесь, в этих стенах, где каждый камень, казалось, хранил свои собственные тайны и печали.

Подавив вздох, Карна мягко присела на корточки, опускаясь на уровень девочки. Её взгляд встретился с огромными, испуганными глазами, в которых плескался неподдельный детский страх, смешанный с абсолютной растерянностью. Эти глаза, казалось, отражали целую вселенную боли и недопонимания.

– Малышка, тебе уже сказали, какая твоя комната? – голос Карны, обычно такой сдержанный и уверенный, неожиданно для неё самой прозвучал невероятно мягко, почти ласково. Она осторожно высвободила свою ладонь и нежно погладила детскую щеку, пытаясь хоть немного успокоить её.

– Да… – голос девочки был едва слышен, тонкий, как дуновение ветра, или шелест осеннего листа. Она явно чего-то боялась, её плечики подрагивали, а взгляд беспокойно метался по сторонам, словно ища выход из невидимой ловушки.

Коридор, по которому они двинулись, казался бесконечным лабиринтом. Каменные стены, прохладные и шершавые на ощупь, были украшены древними, едва различимыми фресками, изображающими сцены из жизни нечистой силы: мавков, божеств, лесных духов и других существ. Тусклый свет магических огоньков, вмурованных в потолок, бросал длинные, танцующие тени, делая проход ещё более загадочным. Воздух здесь был насыщен запахом старого камня, пыли и едва уловимым ароматом колдовских трав, которые, должно быть, использовались где-то поблизости. Карна, держа за руку маленькую девочку, медленно вела её вперёд. Их шаги отдавались тихим эхом в этой древней тишине, нарушаемой лишь скрипом старых дверей или отдалёнными голосами.

Вскоре они достигли спальной зоны. Карна и Нерлит, показали девочке её новое жилище. По удивительному стечению обстоятельств, это оказалась комната, расположенная прямо по соседству с их собственной. Сейчас комната была совершенно пуста, её стены не несли на себе отпечатка чьейго-то существования, но Карна была почти уверена, что к малышке скоро кого-нибудь подселят. Ведь так всегда было в Академии – свободные места быстро заполнялись новыми лицами, приносимыми сюда потоками судеб.

Они стояли, осматривая голые, словно обнажённые стены и скромную кровать, задвинутую в угол этой маленькой, почти каморки. На миг Карна перенеслась в прошлое. Она вспомнила, как когда-то и их собственная комната, которую они делили с Нерлит, выглядела точно так же – пусто и безжизненно. Но со временем она наполнилась яркими красками, личными вещами, смехом и разговорами, обретая свою собственную душу. По большей части, именно Нерлит занималась этим преображением. Она с таким энтузиазмом подбирала яркие покрывала, развешивала рисунки, расставляла причудливые безделушки, найденные где-то на рынке или полученные от старших курсов. Для Карны же подобные вещи не имели большого значения. Она уже пережила этот этап – в первом воскрешении. Она помнила, как тяжело ей было в тот год, когда она только-только попала в Академию. Всё казалось чужим и враждебным. А потом, на втором курсе, их и вовсе разделили по разным комнатам. Это было невыносимо, ведь они с Нерлит уже так притёрлись друг к другу, знали все привычки и особенности характера каждой, дополняли одна другую. Карне тогда не повезло: её подселили к какой-то странной, вечно молчаливой девушке-водянице, от которой постоянно веяло сыростью и меланхолией. Та комната так и осталась пустой, холодной, будто сама её соседка впитывала всё тепло.

Сейчас, глядя на эти холодные, отчуждённые стены этой комнаты, Карна остро ощутила тоску по беззаботным временам. По тем дням, когда единственной её заботой было сдать очередной экзамен или придумать, как подшутить над занудным преподавателем. По тем дням, когда будущее казалось далёким и полным возможностей, а не клубок предопределённости. Вся её нынешняя жизнь была бесконечной, изматывающей борьбой за выживание. Каждый день она пыталась просчитать шаги Лорелей наперёд, предугадать её коварные замыслы, чтобы хоть как-то обезопасить себя и близких. Но это вечно не получалось, Лорелей всегда оказывалась на шаг впереди, её тень нависала над Карной, не давая покоя ни днём, ни ночью. Эта постоянная напряжённость выматывала.

Глинисс сидела на кровати, крепко прижимая к себе потрёпанного, некогда белого, но теперь серого от грязи и времени, плюшевого зайку. Его пуговицы-глазки смотрели на неё с вечной, неизменной преданностью, а мягкий мех был единственным знакомым и утешающим прикосновением в этом чужом, непонятном мире. Она совершенно не понимала, что происходит. Кто все эти люди? Почему она оказалась в какой-то академии, название которой ей ничего не говорило? Её маленькое сердечко колотилось в груди, как пойманная птичка. Страх и растерянность окутывали её, словно липкий туман, не давая вдохнуть полной грудью. Образы последних дней смешивались в хаотичный водоворот, словно осколки разбитого зеркала.

Ещё совсем недавно она была со своими любимыми мамой и папой. Всего несколько суток назад. В тот день они отправились на пикник – такой долгожданный, такой радостный! Они выбрали укромное местечко на берегу небольшой, чистой речки, где вода лениво переливалась в солнечных лучах. Воздух был напоен ароматом свежескошенной травы и диких цветов. Мягкое клетчатое одеяло расстелили прямо под раскидистым дубом, чьи мощные ветви дарили желанную тень. Мама разложила еду: свежие бутерброды, сладкие пирожки с ягодами, ароматный чай в термосе. Папа смеялся, бросая в воду камешки, а Глинисс, визжа от восторга, бегала по берегу, собирая красивые камушки и яркие цветы. Они весело проводили время, играя в разные игры, смех разносился по округе, отражаясь от деревьев, наполняя весь мир светом и счастьем. Это был один из тех идеальных дней, которые навсегда остаются в памяти, как яркий, сверкающий самоцвет.

Но потом всё словно оборвалось, резко и безжалостно, как обрывается киноплёнка. Маме что-то пришло на телефон. Звук сообщения нарушил безмятежную тишину. Женщина прочитала, и её лицо мгновенно изменилось, на нём появилась тревога, затем страх. Отец выхватил телефон из ее рук. Он прочитал. В тот же миг его лицо исказилось от ярости, которую Глинисс никогда прежде не видела. Глаза отца, обычно такие добрые и любящие, стали жёсткими, холодными. Их безмятежный пикник обернулся кошмаром, превратившись в череду трагических событий. Сначала отец, словно безумный, ударил маму. Звук удара эхом прокатился по тихой поляне, пронзая сердце девочки острым осколком. Мама вскрикнула, отшатнулась. Затем отец начал что-то кричать, его голос был полон отвращения и ненависти. Слова, как острые кинжалы, врезались в сознание Глинисс: "Шалава подзаборная! Она не моя дочь! Как ты могла изменять мне столько лет!?" После этого он дал ещё одну пощёчину матери и, не слушая её криков, мольб и всхлипов, просто исчез, растворившись в лесу откуда они пришли, словно дурной сон.

Не прошло и десяти минут, как девочка стояла, вся испуганная и дрожащая, под тем самым дубом, чьи ветви ещё недавно дарили ей тень и защиту. Её маленькое тело еле держалось на ногах, колени подкашивались, а из глаз, казалось, лились немые, бесконечные слёзы, оставляя на щеках мокрые дорожки. Мать, униженная и разбитая, сидела на клетчатом пледе, обхватив руками колени, её плечи дрожали от беззвучных рыданий. Подняв голову, её взгляд, полный отчаяния и внезапно вспыхнувшей злобы, упал на дочь.

– Это всё из-за тебя, мелкая паскуда, – прошипела мать с такой яростью в глазах, что Глинисс впервые увидела её такой. Голос матери был незнаком, он звучал чуждо, резко, как треск сухой ветки. – Ты всю жизнь мне испоганила!Лучше бы я тебя вообще не рожала!

Глинисс не успела отбежать, не успела даже вскрикнуть. Материнская рука, ещё недавно нежно гладившая её по волосам, схватила её за эти же волосы, дёрнув с такой силой, что мир вокруг поплыл. Мать стала избивать её нещадно, её удары сыпались градом, словно ливень. Маленькое тело девочки сжималось от боли, она пыталась прикрыть голову ручками, но это было бесполезно. Вокруг не было ни единой живой души.

Никого.

Никто не мог помочь, никто не услышал её тихих всхлипов и жалобных стонов. Лишь шум реки да шелест листвы. Когда девочка уже не могла стоять на ногах, когда каждый мускул её тела горел от боли, её родная мать – женщина, которая носила этого ребёнка под сердцем девять месяцев, которая пела ей колыбельные и рассказывала сказки – безжалостно повела её к реке. Её лицо было искажено гримасой безумия, глаза горели лихорадочным огнём.

Она просто хотела её проучить.

Просто… показать своё место.

Или же отомстить за свою разрушенную жизнь, в которой Глинисс, по её мнению, была виновата. Она не заметила, как ребёнок в её руках ослаб, не заметила, как маленькое тело обмякло, как потух взгляд, и дыхание остановилось.

Когда она пришла в себя стоя по колено в воде, когда лихорадочный туман рассеялся и осознание нахлынуло ледяной волной, она поняла весь ужас содеянного со своим собственным дитя. У неё случилась истерика. Горло сжимало, не давая издать ни звука, но из глаз лились горячие слёзы. Она понимала, что если обратиться в службу спасения, то её непременно посадят за решетку.

На ребёнке не было живого места – вся в крови, синяках, её личико опухло, а волосы были спутаны. Не придумав ничего умнее, охваченная паникой и ужасом, она отпустила бездыханное тело девочки в реку. Словно оно было просто ненужным мусором. А потом позвонила мужу. Пыталась судорожно, сбивчиво объяснить, что дочь пропала, что она не видела, куда та убежала после их ссоры. Делала вид, будто она не причастна ни к чему, разыгрывая спектакль для самой себя и для него. Отец девочки приехал. Были вызваны несколько поисковых служб, берег реки прочесали вдоль и поперёк, водолазы обследовали дно, но Глинисс так и не нашли. До сих пор она числится пропавшей без вести.

После своего убийства, после этой ужасной темноты и холода, Глинисс уже очнулась возле той же реки. Вода тихо плескалась, отражая бледное небо. Всё казалось нереальным, словно сон. Перед ней стояли мужчина и женщина, незнакомые для неё. Они были одеты в строгие, тёмные одежды, и от них исходила какая-то странная, но не пугающая сила. Испуганно уставившись на них, она не знала, что ей делать. Рядом лежал её зайка. Она сразу же подхватила его, прижимая к себе. Он был единственной вещью, которая связывала её с прошлой жизнью, с той, где ещё были мама и папа.

Это были люди из Министерства нечистой силы. Они говорили что-то, но Глинисс слышала их словно сквозь вату, слова не доходили до неё. Женщина, с добрыми, но серьёзными глазами, протянула ей руку. И Глинисс ухватилась за неё, как за единственный спасительный якорь в этом новом, непонятном мире. Рука женщины была тёплой и надёжной.

Уже попав в само здание Министерства, там, среди высоких сводов и приглушённого света, ей дали новое имя. Девочка никак не могла понять, почему не помнит своего старого имени, того, которое ей дал когда-то папа, когда она была ещё совсем маленькой. Словно его больше не было в её памяти, словно его вычеркнули. Кругом было много других существ – одни казались дружелюбными, другие – настороженными. Воздух здесь был совсем иным, нежели в лесу. Он пах пергаментом, старой магией и чем-то, похожим на дождь. В конце концов, после бесконечных коридоров и комнат, она оказалась здесь, в этой толпе новых лиц, среди таких же потерянных, как она сама. В какой-то момент она увидела прекрасную девушку, от которой исходило спокойствие и доброта. Чем-то она была похожа на её маму – на ту маму, которая пела колыбельные, а не ту, что била и кричала. И, не раздумывая, сразу же подбежала к ней, вцепившись в её руку, словно в единственную родную душу.

***

– Меня зовут Нерлит, а эту девушку, которая тебе так понравилась, зовут Карна, – перебила поток сумбурных воспоминаний Глинисс девушка с розоватыми волосами, её голос был звонким и полным любопытства. Но ответить ей она не могла. Глинисс не убирала взгляда от Карны, её глаза, казалось, впитывали каждый её жест, каждую черту лица. Она чувствовала к этой девушке необъяснимое, глубокое доверие, словно они знали друг друга целую вечность, словно Карна была тем самым защитником, о котором она мечтала.

– Ладно, если не хочешь говорить, мы тебя понимаем, – мягко произнесла Карна, видя, как этой малышке не по себе, как дрожат её губы. Она наклонилась, её голос стал тише. – Мы сами прошли через подобное. Ложись спать, завтра мы зайдём за тобой, и покажем всё, что есть в Академии.

Решив дать Глинисс время освоиться, переварить всё произошедшее, девушки попрощались. Карна нежно погладила девочку по голове, а Нерлит послала ей воздушный поцелуй. Затем они покинули её маленькую, пустую комнату и направились к себе, оставляя малышку наедине с её зайкой и ворохом новых, пугающих впечатлений.

– Ты видела её? Я никогда не видела детей-мавок! Она такая прекрасная, такая нежная, совсем как весенний цветок! – Нерлит без умолку щебетала, едва они вышли за дверь. Её глаза сияли от восторга. – Жаль, что у неё такая судьба, ей бы ещё жить да жить в своём мире. Интересно, что же произошло?

Карна же шла молча, погружённая в свои мысли. Её мозг, привыкший к анализу и просчёту, лихорадочно работал. В прошлом, в той временной линии, которую она проживала, такой девочки-мавки не было. Что могло произойти не так? Что изменило ход событий настолько, что в этот раз появились целых две новые переменные – эта малышка и новый препод мистер Велес? Эти переменные, словно камни, брошенные в спокойную воду, нешуточно влияли на её, Карны, судьбу. Они могли либо отодвинуть её предначертанную смерть, дав ей шанс изменить будущее, либо, наоборот, приблизить её, создав новые, непредвиденные опасности. Её обычные предсказания, основанные на знании прошлого, сейчас давали сбой. Каждая новая деталь, каждый новый персонаж в этой сложной игре мог перевернуть всё с ног на голову. Это было и тревожно, и в то же время давало ей новую цель: понять. Понять, почему этот ребёнок здесь, и как это изменит её собственную борьбу с Лорелей. Ночной коридор окутал их своей тишиной, а Карна чувствовала, как внутри неё пробуждается новая, незнакомая энергия, требующая ответов.