Песнь убитой Мавки

– Кто с тобой это сделал? – прошептала она, больше себе, чем ему. – За что?

Её пальцы дрожали, когда она провела рукой по его шерсти – там, где не было крови. Где ещё можно было притвориться, что всё в порядке. Он дёрнулся – едва заметно, словно в полусне. Может, от боли, а может, он почувствовал её. Может, услышал её голос даже в этом молчании. Снежинки медленно падали, укрывая землю и зверя тонким, пушистым покрывалом, словно сама зима пыталась защитить его от неминуемого конца. Лес вокруг казался окаменевшим – ни треска веток, ни пения птиц, только шёпот падающего снега, плавно затихающий.

– Ты не должен был умирать вот так, – говорила она тихо, стараясь не потревожить его последние мгновения. – Не один. Не здесь.

В её душе скребло чувство глубокой связи, непостижимой родственной связи с этим зверем. В его мутных глазах отражалась усталость, голод, страх, а главное – молчаливая просьба не оставить его. Не сейчас. Она наклонилась ближе, щекой почти касаясь его морды. Закрыла глаза, чувствуя, как холодный воздух смешивается с теплом его тела, как дыхание сливается с тишиной.

– Прости, что пришла слишком поздно. Прости, что не умею лечить. Только петь. Только усыплять. Только провожать.

Её губы едва шевелились, произнося древнюю молитву – не богам, не людям, а лесу, ветру и теням между мирами. Песнь, в которой слышался плач зимы и шёпот забвения, просьба о покое для этого разбитого духа. Снег усилился. Хлопья, как будто оплакивая боль, ложились на раны, медленно таяли, смешиваясь с кровью, впитываясь в землю. Ветер снова задул, но уже не с яростью – скорее с сожалением и нежностью, словно обнимая Карну, утешая и напоминая, что жизнь продолжается. Она поднялась, тяжело дыша, чувствуя, как грудь сжимается болью и тоской. Последний раз взглянула на него – на это хрупкое создание, которое напоминало ей саму себя. И, не оборачиваясь, пошла прочь, в глубокую тишину леса.

Волк остался лежать, словно вечная тень, вмерзшая в снег, а лес – древний и мудрый – замолчал в знак прощания.