скачать книгу бесплатно
Сашкино лето, или Четыре неудачных операции доктора Снегирева
Антон Москатов
Перед вами психологический роман, через который нитью проходят экзистенциальные вопросы: жизнь и смерть, свобода и выбор, одиночество и смысл жизни.Основой сюжета служат романтические отношения крымчанина, врача экстренной хирургии Сашки Снегирёва с приезжей великосветской гостьей из Санкт-Петербурга – Алиной.Заурядный, как поначалу казалось обоим, курортный роман далёких друг от друга по образу жизни, но близких по искомым идеалам людей – перерастает в настоящую любовь и искреннюю привязанность, которые подводят черту под предыдущей жизнью героев, заставляя их искать новую точку опоры. Так Алина из пустоватой гламурной приживалки превращается в самостоятельную, реализующую собственные планы, личность. А доктор Снегирёв, наконец, приходит к внутренней гармонии и целостности, самопониманию и преодолению детских комплексов и противоречий, к примирению с выбранным призванием.
Антон Москатов
Сашкино лето, или Четыре неудачных операции доктора Снегирева
Книга первая.
Сестрица бессмысленность
или
операция первая.
Часть первая.
Ординатор.
Глава 1.
Вместо пролога.
Олег Чичурин жил умеренной жизнью хронического холостяка. Было ему за тридцать, но он не нашел сил и желания рвануть на вольные хлеба. В ухоженной, с картинки срисованной, квартире, с матерью и отцом было удобно и спокойно.
– Олеженька, ты знаешь учителя из соседнего подъезда? – спросила мама с порога.
Мама отдала жизнь врачебному делу, он, следуя ее стопам, подал документы в медицинский.
– Конечно.
Старый мужичок, учивший уму – разуму подрастающую молодежь, которой ум – разум казался излишеством.
– Дочка у него…
– Дочку не помню. Скажи, в чем дело?
– Ты бы сам сходил, переговорил, – в голосе слышалась тревога.
– Мам, устал, как собака. До утра не потерпит?
– Не потерпит, – спокойная и нетребовательная, она проявила напор. – Семен Александрович ждет с обеда. Несколько раз приходил. А ты трубку не брал.
– У меня был прием, – сухо ответил Олег. Что творилось в душе, не мог представить и предсказать самый близкий человек.
Не успел договорить, как в незакрытую дверь постучали, и ввалился сам учитель.
Одного взгляда хватило понять – дело серьезное. До крайности расстроенный, с ввалившимися от горя глазами.
Лето галдело за окном на все лады, обещая беззаботную жизнь, но, обмануло. Нина, так звали дочь, была поздним и единственным ребенком. Родители души в ней не чаяли, и было за что. Она окончила школу, получив золотую медаль, и собиралась поступать в институт. Да и красивой была – волосы темные, длинные, глаза на круглом, улыбчивом лице – светлые, бездонные, наивные.
– Семен Андреевич, – засуетился Олег, чувствуя его боль, – ты ж не стой на пороге, присаживайся, рассказывай, – усталость как рукой сняло, пробудив рабочее, несуетное напряжение.
– Да, ты прости меня, Олег, – опустил глаза отец, – не удобно как-то. Просто, так вышло…
– Брось, Семен Андреевич, рассказывай.
– Знаешь, ничего, вроде, и не произошло. На море ездили. Нине скоро в другой город ехать, ей бы отдохнуть. Выпускные экзамены, подготовительные. Сам понимаешь, устала… – он тяжело вздохнул. – Поскользнулась на камнях, упала. Ободрала коленку…
– Семен Андреевич, Нина где?
– Нина? – он был погружен в себя, и вопрос сразу не понял. Задумался. – Дома… Дома лежит. Врач участковый димексид[1 - Диметилсульфоксид – лекарственный препарат, противовоспалительное и анальгетическое средство.] прописала, компрессы ставить. Мы их ставим, – заверил учитель, словно от убежденности зависело исцеление.
– Пойдем?
– Да-да.
Олег не сомневался в серьезности произошедшего. Учитель был воспитанным человеком, боявшимся причинять беспокойство. Потому приход – явление неординарное.
Пока спускались – лифт не работал, Семен Андреевич, проглатывая окончания, торопливо рассказывал:
– Посмеялись и все. Разве от такого что-то страшное бывает? – спросил, заглядывая в глаза, ожидая поддержки, ждал, Олег будет убеждать в обратном. – Хотели смазать йодом, а потом побежала купаться – забылось. А к вечеру в колене боль появилась. Пришлось срочно уезжать, на ночевку не остались. Ночью Нина намучалась, ногу не знала, как положить. Несколько раз я вставал, проведывал, жене не сказали… Нина не любит маме ничего рассказывать, все больше мне. Утром, вроде, отпустило. Побежала гулять, пол дня на ногах провела… – Семен Андреевич лепетал, растеряв академическую уверенность, превратился в испуганного старика, – … а теперь у нее температура тридцать девять и нога сильно распухла. Шевелить не может. Стонет, бедненькая, – учитель всхлипнул, незаметно, будто носом шмыгнул.
Они вышли в пыльную духоту летнего вечера, разбавляемым редким дыханием моря. Учитель быстрым шагом засеменил к соседнему подъезду.
– Семен Андреевич, подождите, – окликнул Чичурин старого учителя, на мгновение замешкавшись.
Тот недоуменно посмотрел на врача.
– Я ведь – невропатолог, – оправдываясь, сказал Олег. – У меня друг неподалеку живет. Хирург. Семен Андреевич, если не возражаете.
– А это удобно?
– Профессия врача, как и милиционера, – философски резюмировал Чичурин, – неудобная. Хочешь – не хочешь, а всегда на работе… – и когда гудки прервались голосом, спросил, – Саша, а чем ты сейчас занимаешься?
– На море шашлыки жарю. Чего и тебе желаю. Присоединяйся.
Олег живо представил картину: море, медленно и величаво накатывающееся на берег. Костер у кромки воды, гитара… Компания отменная. Купание нагишом под визг и писк девушек, брызги фонтаном… Лепота…
– Саша, а ты бы не мог подъехать?
В трубке булькнуло. Будто Саша поперхнулся. Срывать человека в такой момент – не по-товарищески.
Учитель взял Олега за руку.
– Олег, Олег, не надо…
Чичурин отмахнулся.
– Через полчаса Саша приедет.
– Олег, а как фамилия доктора?
– Снегирев.
– Снегирев? – переспросил учитель и как-то странно отвел глаза.
А доктор Снегирев, печально обведя глазами горизонт, где блестели первые звезды, и отсвет города из-за холмов казался закатной зарей, заторопился в дорогу.
– Ребята, через час – полтора приеду, – соврал он. Дорога должна занять столько.
– Саша, ты куда? – его спутница отделилась от щебенящей стайки девушек.
Он неопределенно махнул рукой.
– Скоро буду.
Наскоро собрался, закинул в багажник «автобусика» пустой акваланг. Осветил на мгновение пляж, шаря ярким светом фар разворачивающейся машины…
Снегирев любил дорогу. Она была частой собеседницей в тяжелые раздумья. И любил дивный полевой край, в котором вырос, прикипая душой. Любая поездка вызывала щемящее чувство радости и светлой грусти. И прерывая отдых, он был отчасти благодарен Чичурину за возможность почувствовать радость дороги и наслаждения скоростью.
Чичурин терпеливо дожидался Сашку во дворе. И когда свет фар ворвался в обойденный вниманием фонарей, закоулок, поднялся на встречу.
Снегирев бодрой походкой спортсмена – перебродившая годами хмельная кровь с молоком – рванул по длинной тропинке через двор к лавочке.
Олег знал Сашку с первого курса академии, где они познакомились, хоть до этого прожили в одном городе. Это был худой полуголодный юнец с умными глазами и мечтами о великой врачебной карьере. Но, реальность оказалась сильнее мечты, а десять лет размеренной, скомканной в суточные дежурства, жизни из крепко скроенного юноши сделали сбитого, ленивого мужика, напрочь забывшего о таланте и довольствующегося регалиями второго сорта. Что-то наляписто – надменное, гусарское подмечалось в его облике, если, разумеется, эпитет годен к особенной профессии хирурга. Он был упорным с изрядной долей упрямства, мешавшему в жизни, но смелым, бесстрашным и самоуверенным в работе. И самоуверенность его не подводила.
Олег не мог представить его без шумных компаний с веселым застольем, на сумасшедшей скорости гонявшего на машине, в любую погоду цепляющего на плечи акваланг и уходящего самостоятельно на глубину, напрочь отринув элементарные правила безопасности. Сашка превосходно танцевал, горланил под гитару и, что прискорбно, мог позволить себе выпить когда угодно – был бы повод! А частенько, особенно в одиночку, набирался под завязку от скуки, и тогда от гитарного звона рыдал не сумевший уснуть, целый подъезд. И утихомирить никто не брался. Все-таки – врач, и на консультацию к нему бегали не только соседи.
– Если б ты знал, откуда сорвал меня, – без тени горечи и обиды сказал Снегирев.
– Пил? – чувствительный нос уловил запах перегара.
– А! – легкомысленно отмахнулся друг, – чуть-чуть, – и пальцами показал сколько. – Завидно?
Олег не ответил.
Девушка лежала на диване, укрывшись несмотря на духоту, одеялом. Озноб колотил ее, лоб – покрыт испариной.
Саша беглым взором резанул по комнате. На стене – видавший виды красный ковер, обойки, просившиеся на покой. Ремонт запоздал на двадцать лет. Учительская работа – святая, а зарплата – нищенская. А когда семейная чета – учительская, все что можно сделать – навести порядок и поддерживать чистоту, стирая с огромных книжных полок, пыль.
Видно, отразилось это в глазах Снегирева: глядевший на него Семен Андреевич, под колючим взором сник, и еще раз убедился в правильности его оценки участковым врачом.
– Сколько дней температура?
– Три… – жалобно и приниженно проскулил учитель. Будто пойманный за непотребщиной.
– Олежек, – обернулся к стоящему за спиной другу, и неопределенно указал пальцем в сторону, – скорую.
– Но, – попробовала тихонечко возмутиться жена Семена Андреевича.
– Никаких «но», – отрезал Снегирев.
– Участковая сказала…
– Участковой здесь нет. Да и я, наверное, пойду, – Саша развернулся и шагнул к выходу.
Он был обидчив и человеческое горе не оценивал, а мерил индивидуальным, особенным мерилом. Олег это знал. И, несмотря на дружбу, от этой сцены стало противно. Хирургом Снегирев был отменным, но и скотиной порядочной. Особенно в поведении. Казалось, ничто его не могло задеть.
– Саша, – веско, словно толкнул в грудь, остановил его Чичурин.
– С госпитализацией вы опоздали ровно на три дня! – без интонации произнес он, поднятые пальцы трусились перед лицами испуганных родителей. – Олег, на пару слов!? – Едва вышли в коридор, наклонился к уху, горячо и гневно зашептал, – Олег, срочно – это не просто срочно. Это – сейчас же. В гнойную и – прокалывать сустав. Дренаж… Капельницы! Не знаю, что там за участковая, но удавить ее можно! Как гниду! – он обернулся и заметил, как чета учителей застыла в дверном проеме. С недоверием, надеждой и испугом глядели пожилые люди на молодых врачей. Одного из них Семен Андреевич учил физике и математике в школе. Жаль, не пригодились знания. Олег прекрасно разбирался в предметах, даже выигрывал школьные олимпиады.
Снегирев замолчал, выжидающе поглядывая на хозяев.
– Доктор, мы все слышали. Это правда?
Саша поиграл желваками.
– Олег, я подожду в коридоре. Заодно «скорую» вызову. Подготовь девочку, – добавил, стараясь сдержать гневное, неожиданно взявшееся, раздражение.
Саша, как и все опытные врачи, знал, куда звонить, чтоб машина приехала быстрее. И пренебрегать знаниями не стал. Ситуация требовала.
В рану на ноге у Нины попала инфекция, и, безошибочно определил Снегирев, развилось гнойное воспаление сустава. Заполненный гноем, он стал причиной боли. И сильнейшим источником заражения. Предупредить болезнь было проще, чем расхлебывать последствия. А последствия могли быть не просто серьезными… Бороться с воспалением в суставе сложно. И дело не в специализации и квалификации.
На дворе распустила волосы ночь. Спустила косы с темных домов, пока тяжелые космы не упали на землю, ослепляя мраком. Снегирев взглянул на мобильник. Час. Час, как он вошел в квартиру. А казалось – минуты.
«Наверно, уже и шашлыки подошли… – не к месту, с тоской подумал он. Закрывая глаза. Возник желанный образ: косой разрез палатки, сложенные друг на друга баллоны акваланга. – Странно, почему не звонят? Забыли?» И снова переключился на насущные проблемы. Врач в Снегиреве был сильнее, чем, как говорил Есенин: «Московский озорной гуляка».
Спустился Олег. «Скорая» в пути. Мгновения, когда делать нечего. Нечего, и висит неловкое молчание. Каждый думал об одном, каждый – по-разному. Олег размышлял о грубости, Саша – о глупости.
– Чего ты завелся? Нагрубил хорошим людям.
– Я? Хорошие люди сами себе нагрубили. Точнее, наср…ли! И по башке размазали! Вонь стоит! – вскипел Сашка, таким жаром повеяло от него, что Олег не ожидал… – Чего нагрубил? Да они были у меня! – добавил спокойно. Совладав с собой. – Когда в плановой дежурил! Аккурат, дней шесть назад! Уже тогда воспаление началось. Направление выписал, список лекарств! Ложитесь, гости дорогие, колено прокалывать будем.
– И что?
– Да, ничего! Покивали головой, а сами – бочком – бочком… И поминай, как звали. Ты видел, какой сепсис у девочки? – спросил Саша, перескочив на насущное.
– Видел.
– И что?
– И ничего! От того, что ты гавкал, а не говорил, ничего не изменится.
– Да я б волком завыл, если б у них после этого глаза открылись! Олег, ты что, бл..дь, не понимаешь? – воскликнул Снегирев и вплотную подошел к другу. Его руки подрагивали в немом крике, обращенном в небо. – Да она на тот свет – через пять дней! – Снегирев сквернословил страшно. Чичурин же давно исключил даже простые ругательства из лексикона. Потому и скривился. И от слов, сказанных сгоряча, тоже.
– Типун тебе на язык.
