скачать книгу бесплатно
– Да хоть два, перетерплю, если буду не прав.
Во двор, поскрипывая сочленения и работяще тарахтя мотором, вкатился УАЗик. Из открытой двери выглянула русая голова водителя.
– Ребята, вы «скорую» вызывали?
– Мы.
– Случилось-то что?
– Бери носилки, пошли, – распорядился Снегирев и застыл в недоумении, когда водитель и усом не повел. – Ты чего замер? – нагловато спросил он.
– Я врача слушать привык.
– Так я врач! Давай бегом!
Из машины появился фельдшер и сестра.
– Снегирев, ты что ли? Ты же не здесь живешь! Чего бузишь?
– Ребята, не до разговоров…
Чичурин так и не перекусил. Поехал вместе с бригадой в больницу. Снегирев потянулся сзади на крепко сбитом «автобусике». Домчали быстро, на резвых конях. Девушку подняли в отделение. Минуя приемный покой. Оставляя родителей заполнять бумаги. Шелест бумаг, разбавленный приглушенными голосами, мягким призраком потек по пустынному коридору.
Длинный полутемный переход напоминал картину из американского триллера. Не было лишь мерцающей, готовой погаснуть, лампы в дальнем конце. Выкатили носилки из грузового лифта. Олег взял девушку, растрясенную в машине, за руку. Кожа была горячая и сухая. После слов Снегирева, Чичурин оценивал происходящее серьезнее. Нина очнулась от забытья, непонимающе озиралась по сторонам. Когда с губ сорвался стон, он легонько сжал ладонь.
– Потерпи, – было страшно жаль красивую, донельзя истощенную скоротечной болезнью, девушку. И ни с того, ни с сего разболелась душа за Семена Андреевича и его супругу. А тут еще Снегирев со злыми пророчествами. И больно кольнул в груди страх – Саша прекрасный диагностом. Ошибаться не умеет. Если не знал, воздерживался от предположений. А если говорил, то под каждым словом готов был подписаться.
– Чичурин! – вдруг окликнули сзади. – Ты ж только ушел?! – из процедурной на звук высунулся дежурный врач. Хоть это и запрещалось, он, грешным делом, покуривал там.
Огромное, во всю стену, окно распахивалось настежь, открывая вид на широкую, освещенную улицу, отдаленную прибольничным парком. Вид – красивейший. Раскидистые старые клены подхватывали руками – ветками небо, не давая ему рухнуть, а гирлянды фонарей разбивались калейдоскопом красок на мохнатых лапах. Усевшись на широченный подоконник, можно сидеть с сигареткой и попивать кофе.
– Тебя Снегирев ищет, – вместо ответа, сказал Олег.
– О! – удивился тот. – И он здесь? Ему же до смены еще два дня бухать! – что Сашка закладывает за воротник, секретом не было. – Привезли кого-то? – наконец, задался нужный вопрос. – Укладывай в шестую. Свободная.
Из темноты коридора забубнил голос и следом появился Снегирев.
– Какая палата? – он приподнял одеяло, обнажил согнутую, распухшую ногу. Сустав раздулся, вырос вдвое от нормального, контуры сгладились, и в полумраке коридора виделась краснота кожи, опасно перебравшаяся на голень и бедро.
– Ни хрена себе! – присвистнул дежурный, и спросил тихо, чтоб никто не слышал, – Вы на какой помойке ее нашли? Саша, опять ты отличился?
– Нет, сегодня – Чичурин.
– Так он, вроде, по помойкам не лазает.
– А я, значит, лажу?
– Выходит, так.
– Соседка моя, – пояснил Олег, прерывая бесполезный спор.
– Сейчас займемся.
Когда посеревшие от переживания родители поднялись, Олег и Саша уже вышли из отделения и дежурили у широченной металлической двери, перекрывающей вход. Чичурин в задумчивости застыл у окна, поглядывая на спокойно спящий город, а Снегирев развалился в неудобном кресле для посетителей. Вытянул длинные ноги, и, втянув голову в плечи, делал вид, что спит.
– Олежек, Олежек, – взмолилась мать, – расскажи, как там Нина.
Семен Андреевич замер. Он постарел лет на двадцать. Раньше выглядел подтянуто, моложаво, с озорным блеском в глазах. Теперь превратился в разбитого старика.
Чичурин виновато отвел глаза, бросая взгляд на оживившегося Снегирева, который облокотившись на подлокотники, чуть привстал.
– Плохо! – подал голос хирург. – Если повезет, то сустав вскрывать не придется, ограничимся дренажем колена. Дней десять полежит под капельницами, а там – смотреть будем.
Женщина ахнула, отступила на шаг, будто получила пощечину. Семен Андреевич подхватил ее под руки и гневно взглянул на врача. Словно говорил: «Молодой человек, не надо быть настолько жестоким!»
«А что я должен сказать? – зло подумал в ответ Снегирев – Сказать, нужна ампутация выше колена? Девочке, которая еще и жить не начала? Которая собралась поступать в институт, вкусить прекрасные студенческие годы? … Нет, не успеет Кирилл. В такую жару инфекция распространяется быстрее, чем ее успеваешь локализовать. Я ведь просил их, умолял госпитализироваться. Торопил. Разве что на коленях не ползал. Не убедил! И, что?! Все – напрасно!…»
Саша, прикрывая глаза, как в живую представлял операцию. Конечность у Нины согнута. Сустав занимает положение, увеличивая собственную емкость. Наполнился жидкостью. Гнойным экссудатом[2 - Экссудат – жидкость, выделяющаяся в ткани или полости организма из мелких кровеносных сосудов при воспалении.] с примесью фибрина[3 - Нерастворимый волокнистый белок, необходимый для КОАГУЛЯЦИИ (сворачивания) крови. Вырабатывается и поступает в кровь при помощи растворимого белка, ФИБРИНОГЕНА. Фибрин образует на месте раны нечто вроде сети, которая впоследствии засыхает и отвердевает для того, чтобы кровотечение прекратилось.] и бактерий. Местная анестезия, и тонкая игла прокалывает колено. Вставляется дренаж. Промывается сустав. Рекомендации времен царя Гороха. Через какое-то время пойдет жидкость с хлопьями. Будет ли адекватное дренирование? Если синовиальная оболочка[4 - внутренний слой суставной сумки или костно-фиброзного канала. Синовиальная оболочка выстилает всю поверхность суставной полости и связки, расположенные в суставе (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%83%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%B2), за исключением хрящевых участков. Она богата нервами и сосудами, которые обеспечивают обмен веществ в полости сустава, питание суставного хряща.] нарушилась, а ведь вполне могла, нога ведь несколько дней неподвижна, дело плохо – трубка дренирует сама себя. Поможет ли дренирование сустава и введение антисептических жидкостей? Вряд ли. Скорее, воспаление захватило сумку сустава и околосуставные мягкие ткани. Там развиваются флегмона[5 - Разлитое гнойное воспаление клетчатки, соединительной ткани.] и абсцессы[6 - Нарыв, гнойник, скопление гноя в органах или тканях в результате воспалительного процесса.]. Необходима срочная артротомия[7 - Вскрытие сустава.]. Иссекается сустав широкими разрезами, вскрывается… А если уже пошло омертвение связочного аппарата? Хрящей? Кости? Резекция[8 - Операция удаления органа или части органа.] сустава? А ведь пошло! Пошло! Ведь налицо грозные симптомы: околосуставные изменения в мягких тканях, боковые движения в колене…
Снегирев до боли стиснул челюсть, сдерживая стон. Захотелось вскочить, подлететь к этой псевдо – интеллигентной пары, открыть глотку и залить матом. Гневным, пролетарским. А еще и от души врезать! Что же вы натворили?
… Люди рассыпались по-маленькому, выстеленному плитами из мраморной крошки, пяточку, отстраняясь друг от друга. Пожилая пара отошла в дальний темный угол, где учитель пытался успокоить супругу. Снегирев вскочил и медленно расхаживал взад-вперед, на четко очерченном куске, шагами вымеряя размеры каждого квадрата, на которые смотрел, внимательно изучая. Олег созерцал город. Только теперь в его выражении появилась грусть, такая же, как и он, несмотря на молодость, седая.
Глава 2.
Главный врач, заведующий и ординатор.
Игорь Маратович, ведущий хирург отделения, быстрой, но неторопливой походкой шел по опустевшему коридору. Время позднее. За окнами смеркалось, хотя летние дни тянутся бесконечно. Пришлось задержаться, запутавшись в паутине рутинных дел. Но, настроение было приподнятое. Не произошло ничего хорошего. И ничего плохого. А в его работе – это несомненный плюс.
Через дверной проем соседнего кабинета просачивался рассеянный пучок света. Странно. Заведующий, врач старой, Советской закалки, Кирилл Афанасьевич, владелец редкого сейчас имени, задержался на работе. Такое случалось редко. Он предпочитал прийти раньше, если необходимо, но уйти, как и все – вовремя. Тщательно придерживался режима, потому и сохранил по сей день отменное здоровье.
Постучал.
– Заходи, Игорь, – услышал через дверь.
За столом, с аккуратно разложенными папками, бумажками с нацарапанными каракулями, и прочей бюрократической мелочью, сидел, забаррикадировавшись, хозяин. Сдвинув очки на лоб, которые использовал для чтения, жестом пригласил присаживаться.
– Хорошо, что зашел, Игорь. Я собирался тебя позвать.
– Что-то случилось, Кирилл Афанасьевич?
Врач задумчиво поглядел на подчиненного.
– Устал я, Игорь, – нехотя согласился заведующий. И тут же добавил. – Не сегодня. Вообще, устал. Больные меня не раздражают, не волнуют. Постарел я, что ли? А? … Игорь, посмотри моего больного?! – попросил неожиданно он.
Игорь сильно удивился. Такого не случалось. Но виду не показал.
– Посмотрю, конечно…
– Вот, спасибо… У меня шарики не работают. Вроде оперировать надо, а вроде – и нет.
– Конечно, надо…
– Холодный я стал, – сказал Кирилл Афанасьевич, говоря, скорее, для себя. – Нельзя подходить к столу холодным. Понимаешь? Что-то кончилось во мне, Игорь… – он грустно закивал головой, и смотрел на хирурга с извиняющейся улыбкой. – Но, я без этого не могу… Без нашей нервотрепки, выздоровлений, огорчений…
– Темните вы, Кирилл Афанасьевич… – улыбнулся Маратович, чувствуя подоплеку. – Что придумали?
– Ну, придумал. Главврачом мне предлагают. Тебе отделение отдам!
– А не пожалеете? – спросил Игорь, зная – жалеть не придется. – Бумажки-то засасывают.
– Ну, так надумал. Уж лучше я буду честным чиновником. Игорь, я себя прежним помню… Как по деревням мотался. Орловская область… Не объять! А роды я принимал черт знает в каких условиях. Знаешь, лучше я буду честным чиновником. Дураков, как ты, от еще больших оберегать, – он тихо рассмеялся. И надолго замолчал, покусывая дужку очков. – Одно беспокоит… Кого ты вместо себя оставишь? По наследству не только плановую хирургию принимать придется, но и экстренную. А быть заведующим – ой, не сахар. И операции тянуть… Нет, не потянешь…
– Снегирева можно.
Кирилл Афанасьевич фыркнул.
– Ты не подумай, что я к нему плохо отношусь. Нет-нет. Но, ведущим хирургом отделения?!
– Кирилл Афанасьевич, Снегирев – талантливый хирург.
– Увы, да! – вздохнул заведующий.
– Почему, увы?
– У него, следует признать, огромный потенциал. Мозги – профессорские, руки – кандидатские. Должность – врачебная. Умению диагностировать можно завидовать и белой, и черной завистью. И ведь, не пользуется даром, стервец. Потому и не хочу брать ведущим хирургом. При всех плюсах есть огромный минус – амбиции у твоего Снегирева как у академика. А это никогда до добра не доводило. Тем более, поговаривают, выпить он не дурак, – видя, как Игорь Маратович опускает глаза, добавил, – вот-вот. И хватается за операции, которые еще осилить не умеет. Потому и процент смертности…
– Так ведь, неоперабельных берет, от которых другие отказались. Прежде чем взяться, литературы вагон перелистает. Проконсультируется. На ходу обучается.
– Это его единственное оправдание… Хорошо, Игорь. Я подумаю… Думаешь, справится с двумя отделениями?
– Ну, Кирилл Афанасьевич. В экстренной я только числюсь ведущим, сами знаете. А заправляет он. А в плановой – поддержу.
– Хорошо, Игорь, я серьезно подумаю. Только… Думаешь, он это ради науки, ради больного делает? Или чтоб себя потешить, миру всему что-то доказать?
– Не знаю, – пожал плечами Игорь Маратович.
– Вот и я не знаю… Потому и сомневаюсь.
– Древние говорили: «Сомнение предательству подобно».
– Правы были древние. Только они вот что еще говорили: «Есть сомнения – сомнений нет!»
– Ну, – развел руками хирург, – в таком случае, вам решать. Раз вы творчество древних лучше меня знаете.
– Заговорил я тебя, Игорь? Заговорил. Иди, иди.
– Стой! – неожиданно воскликнул он, и Маратович замер.
Обернулся.
– Что ты думаешь на счет Курицина?
Хирург живо представил тезку Снегирева. Живой, торопливый, активный… Но, очень молодой. И, грамотный врач. Жадный до обучения.
– А не слишком молод?
– В том-то и дело. Но, краснодипломник, что не спросишь – на зубок.
– Это и пугает.
– Отчего же?
– Когда все знаешь, думать не получается. Случись что в учебнике не прописано, вот тебе и паника.
– Верно… Но, из хорошей семьи, – перехватывая недоуменный взгляд, продолжил, – я, Игорь, вот что думаю: для хирурга воспитание большую роль играет. Если родители, а дай Бог – бабка с дедом – интеллигенты, так они и людей любить научат. А в профессии хирурга любовь к людям не последнюю роль играет. Снегирев – без роду, без племени. Одинок. А одиночество человека озлобляет. Кто одинок, только о себе думает. А Курицин – педант. Выдержан. Голос на пациента не повысит. Бранного слова от него не услышишь. Не опаздывает, ко всем мероприятиям заранее готовится. Надежный, что ли? – подбирая нужное слово, задумался заведующий.
– А как ассистирует?
– Для его возраста – хорошо. Сравниваю с твоим любимцем, Снегиревым, земля и небо. Я когда оперирую, все на Снегирева ненароком поглядываю. А в глазах того – всегда усмешка. Будто не ассистирует, а экзамен принимает. Хотя, признаюсь честно, нареканий нет. Но, и надежности в нем не чувствуешь. Кажется, позови с операции на море убежать, еще халат на пол не упадет, а он уже по лестнице скакать будет, – пошутил пожилой врач. Доля правды в словах была. – Будто школяр на перемене.
– Что верно, то верно, – согласился Игорь Маратович. – Только вот это в нем мне и нравится. Живой он, но… очень умный. Справится, Кирилл Афанасьевич… Интуиция, что ли? Не по учебникам, по разумению живет. А Курицин бумажную истину в жизнь тянет. И знаете, Курицин в медицину влюблен по молодости лет, а у Снегирева любовь до самой старости продлится. Единственно настоящая.
– Ладно, – подвел итог заведующий. – Раз единого мнения нет, ты, Игорь, к обоим присмотрись. И я присмотрюсь.
Игорь Маратович, задумчиво покручивая ключи на пальце, застыл в коридоре, мыслями разбегаясь и, прыгая в будущее, пронзая его. И думал он не о новом назначении, а осилит ли свое молодой и амбициозный Снегирев. Или, поднявшись на высокий пьедестал, рухнет, сильно расшибившись. Власть ничтожных делает ничтожнее, а великих – величественнее. Игорь Маратович так и не понял за десять лет совместной работы, каков Сашка Снегирев.
«Дела рутинные подождут, – подумал заведующий, принимая решение. – Сколько не разгребай, насыпаются новые. В экстренную загляну. Снегирев дежурит, посмотрю. Не зря ли рекомендовал… Сомнения предательству равны… – процитировал сам себя».
Спустился двумя этажами ниже по темной лестнице. Привычка. Каждая ступенька знакома. Каждая выщерблина чувствуется ногой, как родная.
В ординаторской свет не горел.
– Вот, негодники, – беззлобно возмутился Игорь Маратович. – Ведь вчера только разнос от главврача получили, что спят на дежурстве.
Открыл дверь. Шагнул.
– Снегирев, ну сколько раз просить не шуметь, – услышал он сонный голос операционной сестры.
– Та-а-а-ак…
– Ой! – испуганно послышалось со стороны кушетки. – Это вы, Игорь Маратович?
– Нет, тень отца Гамлета.
– Простите, я…
– А Саша где?
