скачать книгу бесплатно
«К черту все, пусть все плохое катится к чертям, а хорошее остается на усмотрения Богу, пусть сам решает, меж кем разделить благодать», – подумал Сашка. Судьей он не уродился, и судить не собирался, веря – каждый получит по заслугам, куда б ни прятался от грехов.
– На волю глядишь? – услышал сзади голос. Олег ввалился в ординаторскую и, узрев позу задумчивого, тоскующего мыслителя, сухо прокомментировал ее.
– А что делать? – устало спросил Снегирев. – Скучно.
Олег, скрупулезный и дотошный, как нельзя лучше подходящий к специализации, сухо улыбнулся.
– Скучай… – добро протянул он. – Хорошо, когда никто не болеет.
– Хорошо, – согласился тот, – но, скучно, – повторил свою мысль. – Сейчас бы на море… – добавил мечтательно.
– Ай, – Олег отмахнулся, – знаю я твое на море: приедешь домой, нырнешь в душ, завалишься под кондиционер, и телевизор смотреть будешь.
– Какой, на хрен, телевизор? – давая волю праведному гневу, изумился доктор.
– Ой, прости, прости, – поднял руки Олег, – забыл. Ты его три года назад Вовке отдал. Теперь пользуешься ноутбуком, чтоб рекламой и политикой мозги не забивать… – повторил он заученную наизусть от частого повторения, фразу.
– Вот теперь верно… – Сашка отошел от окна, развалился в видавшем виды и Советский Союз, старом дерматиновом кресле, вытягивая ноги.
Вроде и день обычный, а тянется, будто кто уцепился ему в хвост и всеми правдами – не правдами удержать пытается. У Снегирева по этому поводу теория имелась. Казалось ему, все счастливые мира берутся мысленно желать, чтоб день никогда не оканчивался, усилием воли удерживают его, солнце тогда замедляется, или, учитывая массу небесных тел, то, скорее, Земля, и день тянется бесконечно. Только, пребывая в философской задумчивости, Сашка не решил, что происходит на другой, ночной стороне планеты, ведь там тоже счастливые имеются… Или, они ночь за луну придерживают?
– Может, в шахматишки? – спросил Олег.
Играл он страстно, долго продумывая стратегию, разыгрывая сложные комбинации, задумчиво покусывая губы, нависая над доской, и сосредоточенно с высоты своего роста наблюдая за застывшими в молчаливом трепете фигурами, ожидавшими судьбоносного решения. Иногда казалось, слышится, как в голове его жирными, ленивыми червяками, шевелятся мысли, ворочаются, чтоб создать шедевр, ибо на другие мелочи, вроде талантливых комбинаций, он не соглашался. Чичурин и в жизни бывал таким же кажущимся заторможенным, неторопливым и туповатым…
В эти моменты торжества его гения Снегирев тихо закипал. Глядя на застывший перед собой затылок, Сашка начинал исходиться раздражением от медлительности, с которой за годы знакомства смириться не мог. И когда, наконец, Олег делал ход, он, уже растеряв остатки и так невеликого терпения, начинал делать непродуманные, нелепые ходы. Чичурин поправлял, давая возможность переходить, но, так не могло продолжаться вечно, и, в конце концов Сашка продувал вчистую…
Картина живо вспыхнула в голове яркими красками, рисуя развитие событий, ставших традицией.
Покачал головой.
– Не-а… Может лучше водки? – спросил, ожидая привычного отказа. И последующего возмущения.
Олег только мрачно взглянул на друга.
– Совсем скучно…
– Ты не представляешь, насколько…
– Ну, а к археологам когда? – спросил Олег, прекрасно осведомленный о летних планах.
Взгляд Сашки потерял осмысленность, глаза пошли в сторону, бестолково блуждая по стенам ординаторской, иногда упираясь в потолок… Волшебное слово. Археология…
Снегирев предался грезам…
Побережье рассыпается ценностями прошлых веков, опрятно упрятанными природой под воду и землю. Тяжело найти благосклонный тенек и укрыться от палящего крымского солнца. Палит, прожигая насквозь, высушивая поднявшуюся до пояса стройную сочную траву в считанные дни, вычеркивая из списка надежду на прохладу и летний добрый дождь.
Он увидел раскопки много раньше людей, открывающих этот мир. Театр, приоткрывающий завесу для актеров прошлого, уже не существующих, но, способных показать спектакль о своей жизни, создавая образы событий, кипевших много веков назад, раскрыть души и то, что тревожило их тогда. В детском представлении маленького мальчика, археологи, работники кайла и лопаты, казались людьми другими, не такими, как окружавшие… Людьми – невидимками, которых и не увидеть просто так, а только результаты работы – выбравшийся из-под земли город, отряхнувшийся от налета прошлых веков, раскинувшийся улицами, расправив их крыльями. Небольшой, сложенный из грубого, необработанного камня, колодец, куда ходили жители за водой и молодые, стройные девушки носили кувшины от него к домам родителей, чтоб утолить жажду…
Отголоски той, испытанной местными жителями в те, прошлые века, жажды, что мучает летом в палящий зной, достались и Сашке, чтоб он с неуемным старанием, принялся за археологические изыскания, выносив, взрастив небольшой росток любопытства в давно затаившуюся в душе страсть. И страсть должна раскрыться и расцвести буйным цветом именно сегодня, сейчас, на последующий месяц вперед, ибо еще на год откладывать несбыточную мечту детства он не собирался…
С трудом отрываясь от мыслей, поднявших настроение, и не желавших возвращать бренное тело в убогую обстановку государственного бюджетного финансирования, Сашка краем уха прислушивался к бормотанию друга.
– Может, со мной? – с надеждой в голосе спросил Снегирев. Давно собираясь вытащить липшего приятеля в люди, отрывая от усталого трудоголизма закоренелого холостяка. Он тоже был одинок, лишь с разницей, что Сашкиной дочке уже стукнуло шесть, и она уверенно собиралась в сентябре топать в первый класс, а пока набивала по два раза на день загодя купленный портфель детскими книжками, которые ей, уже, к сожалению, никогда не понадобятся.
– Ну… не знаю… – протянул Олег, словно слова давались с трудом, он их пережевывал, смакуя буквы. И резво добавил, теряя расхлябанную вальяжность. – И тебе, Александр Борисович, строго настрого… – запрещать он не мог, а вот по дружбе… – не рекомендую… Ты свое давление видел? Тебе б обследоваться, а не компрессией мозги пытать. Сам же просил…
– Ну, как знаешь… – оставил без внимания предупреждение Снегирев. Хотя… симптомы были еще те: за здоровьем Сашка катастрофически не следил, а теперь надеялся, что солнечно-морская диета вылечит лучше врача-невропатолога в статусе лучшего друга.
– Смотри, добром не кончится, – начал было… точнее, продолжил Олег монотонно-нудную песню, которую ввиду приближающегося ожидания счастья, Сашка слушать не хотел, и на удачу Снегирева…
– Олег Вячеславович, – в дверь юрко заскочила медсестра, – там женщину привезли.
Олег исподлобья глянул на девчушку. Немой вопрос прозвучал в тишине скрипом шестеренок в мозгу.
– И?
– Так это… В приемном покое…
– Дашенька, поверь мне на слово, я тебя не обманываю, я не работаю в приемном отделении, – назидательным тоном пробубнил Чичурин. – Я здесь с другом дружу. Захожу поболтать, когда скучно… Здесь дежурный врач имеется… В приемном отделении отбывает наказание доктор Снегирев… Вот с ним я и дружу, по странному стечению обстоятельств. Да, кстати, познакомься, доктор Снегирев, дежурный врач. Не ошибайся больше.
Сестра была новенькая. Ни к врачам, ни к шуткам привыкнуть не успела. И к больничным порядкам с расписанием дежурств. Не поняла сразу, шутит он или издевается. Но, на всякий случай, от природной скромности или для виду покраснела.
Олег отошел в сторону, чтоб не закрывать окна, на фоне которого застыл Сашка, копируя сфинкса и пародируя Ленина. Путь в светлое будущее Снегирев не показывал, как дедушка всей Советской молодежи, потому как по правую руку, которую вождь мирового пролетариата использовал для целеуказания точного направления, находился морг. Аккурат по азимуту, в траверсе окна. А в его понимании светлое будущее с моргом не ассоциировалось.
– Александр Борисович, ой, я вас не заметила.
– Ну, – обернулся тот, – чай не за разливом водки в застолье… Вот тогда б я и обидеться мог. Чего там?
– Женщину привезли.
– Понятно. А чего хотела?
Олег неопределенно хмыкнул.
– Подальше от нас убраться.
– Жалуется на колики желудочные.
– А чего сюда? Пусть в инфекционку везут, у них кондиционеры есть, там болеть приятней.
Летом желудочных привозили с отравлениями, их заворачивали в инфекционное, что находилось двумя кварталами дальше, вверх по дороге, в гору, на сеанс промываний и клистиров. Настолько часто, что удивляться перестали, работая конвейером. И Снегирев не знал, что скучнее: скучать от безделья или заводить историю болезни на такого пациента.
– Не знаю, Александр Борисович. Скорая говорит, в инфекционной были. Их сюда направили, сказали, она не их.
– «Она не их», – прокомментировал эхом, просмаковал Олег и многозначительно поднял палец, – Во!
Друзья многозначительно переглянулись, Чичурин театрально пожал плечами, разведя руки.
– Доктор Снегирев, раз скорая говорит, значит… Накаркал – расхлебывай.
Сашка достал мобильник и, выслушав привычные гудки, пока они не оборвались женским старушечьим голосом, загрустил. Зоя Филипповна, врач старой, Советской закалки, с трудом разбиралась с мобильным телефоном, не знала, как отправить смс, но диагностировала пантеон инфекционных заболеваний быстрее консилиума сводного отряда молодых специалистов.
– Зоя Филипповна, здрасьте…
– Ой, кто это? – ее пискляво-въедливый голос старушки Шапокляк и соответствующая внешность никак не вязалась с ее душевными качествами огромного, необъятного человека. Но, к своему стыду, слыша ее, Сашка всегда рисовал образ мультяшного героя и ждал, что из трубы мобильного вылезет настырная крыска – Лариска.
– Зоя Филипповна, это Снегирев. Саша Снегирев. Экстренная хирургия, – в тщедушной старушке поражало умение запоминать специалистов и пациентов исключительно по заслугам и диагнозам. Едва он назвал специализацию, голос доктора сразу потерял недоверчивые нотки и потеплел.
– Здравствуй Саша. Чего звонишь?
– Зоя Филипповна, мне тут женщину привезли…
– Да, да, молоденькую… Сашенька, прими ее… – заявила она тоном, не терпящим возражений. И в голосе появились сварливые нотки. – У девочки животик болит… Но… не наша она, не наша… Поверь уж мне, старухе.
Снегирев досадливо поморщился. Среди врачей ходила байка, что едва Филипповна ошибется в экспресс – диагностике, то на землю ступят четыре всадника Апокалипсиса, чтоб возвестить мир о его последних днях. И Сашка ставил на старуху, уверенный, что раньше она уйдет на заслуженный отдых, с которым затянула на добрых десять лет, чем ошибется. И, не сомневался, что выиграет пари. Руку на отсечение готов был ставить, но кому нужна отрезанная рука хирурга?
Олег покачал головой.
– Помочь осмотреть?
– У нее же не голова болит, – ответил Сашка.
– Всему свое время, – глубокомысленно заверил Чичурин. – Да я так, из вежливости предложил, – поправился, поняв, что и ему работенка отыскаться может.
– Спасибо, друг, – съязвил Снегирев, без указания адресата.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
